| Совершенно так все оно и случилось по ее прорицанию, на что я и обратил его внимательность. Форов был прежалкий: он все время похорон даже нервно дрожал и сердился, кусал ногти и, не чувствуя слез, кои из глаз его выпрыгивали, до того представлялся грубым и неласковым, что даже не хотел подойти ко гробу и поцеловать жену, и отвечал: „Зачем я стану ее мертвую целовать, когда я ее вволю живую целовал“. Так религиозно храня свое грубое неверие и представляясь бесчувственным, он и не прощался с покойною: уверяя, что он с мертвыми никаких отношений не умеет соблюдать и все это считает за глупые церемонии. Но подивитесь же, какая с самим с ним произошла глупость: по погребении Катерины Астафьевны, он, не зная как с собой справиться и все-таки супротив самой натуры своей строптствуя, испил до дна тяжелую чашу испытания и, бродя там и сям, очутился ночью на кладбище, влекомый, разумеется, существующею силой самой любви к несуществующему уже субъекту, и здесь он соблаговолил присесть и, надо думать не противу своей воли, просидел целую ночь, припадая и плача (по его словам от того будто, что немножко лишнее на нутро принял), но как бы там ни было, творя сей седален на хвалитех, он получил там сильную простуду и в результате оной перекосило его самого, как и его покойницу Катерину Астафьевну, но только с сообразным отличием, так что его отец Кондратий щелкнул не с правой стороны на левую, а с левой на правую, дабы он, буде вздумает, мог бы еще правою рукой перекреститься, а левою ногой сатану отбрыкнуть. Не знаю, однако же, удосужится ли его высокоблагородие это сделать, ибо после сего, полученного им первого предостережения, весьма возможно вскоре и второе, а потом с третьим все издание его брения и вовсе может быть закрыто. До сих пор по крайней мере он не хочет еще мне доверять и даже на самое сие предостережение весьма злится, и как оный утонувший в пьяном виде в канаве бодростинский Сид изрыгает похвальбу, что, пожалуй, всех нас переживет и научит, как можно никаких предостережений не слушаться. |
| И о вышеозначенном Святейший Правительствующий Духовный Синод что повелит? . Святейший Правительствующий Синод, вышеозначенного Выборгской провинции доношения слушав, согласно приговорили: бригадиру и Выборгской провинции к обер-коменданту господину Шувалову Кексгольмского уезду Пигвоярского погосту старостою и всеми приходскими людьми исследовать самою сущею правдою, никому ни для чего не наровя, означенного Выборгского студента Андерса Стармана к той кирхе в товарищи к каплану Самойлу Вастину для вспоможения к отправлению в кирху пастором подлинно ль они желают, и буде желают, то у тех прихожан взять письменное обязательство с присяжною должностию по их вере и с рукоприложением велеть быть пастором. И о том к нему, обер-коменданту, послать указ. 248 (223). – 27 Сентября. О взимании окладных сборов с священно- и церковно служителей Тульской провинции лицам, определённым для того Монастырским Приказом. Тульской провинции воевода Иван Данилов и камерир Степан Кафтырев донесли Святейшему Правительствующему Синоду 19 Июля 1721 года следующее: По присланным Царского Величества указам из Санкт-Питербурха из государственной Камер-Коллегии за приписанием руки сенатора и Камер-Коллегии президента князя Дмитрий Михайловича Голицына с товарищи велено всякие положенные сборы как с купечества, так и с крестьянства окладные, табельные и сверх табеля положенные по указам из государственной Камер-Коллегии сбирать со всеусердным радением, неоплошно; а Тульской провинции в городах и уездах с церковников сбирались положенные на них окладные деньги. А по справке с присланным Царского Величества из Канцелярии Правительствующего Сената печатным указом патриаршие, и архиерейские, и монастырские вотчины сборами и правлением велено ведать в Святейшем Правительствующем Духовном Синоде, и с тех вотчин всякие положенные сборы чрез посланных из Духовного Синода собирая, отсылать в Камер и в Штатс-Контор Коллегии. И Тульской провинции городов и уездов церковные причетники, на которых по окладным книгам надлежит взять положенные окладные деньги как из доимки, так и по окладу сполна, не платят, для того что многих церквей дьячки, которые написаны по окладным книгам в окладе, посвящены в попы и во диаконы и отговариваются, якобы им платить не надлежит; да и по вышеписанному-де Царского Величества присланному из Канцелярии Правительствующего Сената указу окладных им денег в канцеляриях нашего правления платить будто не надлежит, а во оном присланном Царского Величества указе упомянуто только о патриарших, и архиерейских, и монастырских вотчинах, а о церковниках не напечатано. И о сборе с церковников и с новопоставленных попов и диаконов положенных на них окладных денег Святейший Правительствующий Духовный Синод Царского Величества указом что повелит? |
| Если бы, несмотря на все это, в Англии решили исключить взаимно войну турецкую и войну испанскую, то я должен настоять на уплату 500000 рублей за издержки, употребленные по первому моему предложению». На это Сандвич возразил, что если совет королевский не мог обещать участия в польских издержках прежде избрания короля, то после счастливого решения этого дела еще меньше на это согласится. В заключение Сандвич заметил, что осьмилетний срок договора им не нравится и что нации и парламенту странно показалось бы, если б в настоящем союзном договоре России предоставлены были большие выгоды, чем в прежнем. (Панин заметил на это: «Не меньше б и Российской империи дико показалось, если б при таком об общей пользе и славе попечительном царствовании российской двор не с лучшими и справедливейшими для нее выгодами свои союзы заключил. Заключительно сказать, англичане считают военный случай еще отдаленным и потому настоящее время в свою пользу хотят выиграть и нас своими затруднениями к тому привесть, к чему равновесие взаимства склонить не может. Напротив чего, надежнейший в нашу сторону успех должен зависеть от нашей собственной твердости и терпения, средством чего дождаться можно ближайшей англичанам нужды в нашем союзе».) Краткость срока для нового союзного договора не нравилась в Англии; но Панин в письме своем к Гроссу от 12 ноября изъясняет причины такого решения: «Известное дело, что генеральные дела не могут долго оставаться в одинаком положении и что случающиеся в той или другой части Европы хотя частые, но тем не меньше нечаянные и чрезвычайные происшествия причиняют, однако, в интересах, в правилах и мерах держав великие и наперед отнюдь не постигаемые перемены, кои обыкновенно всю их систему, буде не совершенно уничтожают, по крайней мере много развращают. Сея ради причины, полагая восемь лет таким сроком, в который по течению дел обыкновенно нечто переменное случается, изволила ее императорское величество не в рассуждении одного английского двора, но в рассуждении всех своих настоящих и будущих союзников положить за основание, чтоб не определять своих обязательств больше, как на восемь лет, не для того, чтоб тем избегать подаяния помочи, полагая, будто в толь короткое время не будет настоять случай союза, но для того, чтоб как при действительном оного настоянии тем охотнее и усерднее оную подавать, так и в случае перемены обстоятельств иметь всю свободу соображать и распространять по оным обязательства свои и таким образом сугубо быть союзникам своим полезною». |
| Он быстро приближался. Я думал, что это подходит гроза, но дед сказал: – Та то ж суховей! Пекло проклятое! Ветер из Бухары, с пустыни. Все попалит! От какое несчастье наближается, Костик. Не буде чем даже дыхаты. Зловещий вал несся по земле прямо на нас. Дед торопливо сматывал свою длинную удочку из орешины и говорил мне: – Тикай до хаты, а то забьет глаза пылью. А я поплетусь следом. Тикай! Я побежал к хате, но суховей настиг меня на пути. Вихри неслись, шурша песком и подымая к небу птичий пух и щепки. Тяжелая муть заволокла все вокруг. Солнце вдруг сделалось косматым и багровым, как Марс. Закачались и засвистели ракиты. Сзади дохнуло таким жаром, будто у меня на спине затлела рубашка. Пыль трещала на зубах и порошила глаза. На пороге хаты стояла моя тетушка Феодосия Максимовна и держала в руках икону, завернутую в шитый рушник. – Господи, спаси и помилуй! – испуганно бормотала она. – Пречистая богородица, пронеси краем! На хату налетел, кружась, смерч. Зазвенели плохо замазанные стекла. Солома на стрехе задралась. Из-под нее, как черные пули, залпом вылетели воробьи. Отца с нами в то время не было – он остался в Киеве. Мама была заметно встревожена. Я помню, что тяжелее всего был нарастающий жар. Я думал, что через час-два загорится солома на крыше, а потом и у нас затлеют волосы и платье. Поэтому я заплакал. К вечеру листья на густых ракитах завяли и висели, как серые тряпки. У всех плетней ветер намел сугробы мелкой, как мука, черноватой пыли. К утру листва пожухла и высохла. Сорванные листья можно было растереть пальцами в порошок. Ветер усилился. Он начал срывать эту мертвую, грязную листву, и многие деревья стояли уже обнаженные и черные, как поздней осенью. Дед ходил на поля и вернулся растерянный и жалкий. Он никак не мог развязать красную завязку у ворота своей посконной рубахи, руки у него тряслись, и он говорил: – Когда за ночь не утихомирится, то чисто попалит все жито. И садочки, и огороды. Но ветер не утихомирился. Он дул две недели, потом немного стих и задул с новой силой. |
| Генерала Квецинского Эверт держал за аккуратность и непротиворечивость. А вид у него был не военный – лысый, обрюзглый, обвислый, с чем-то восточным в наружности, казался как переодет в генеральское и с трудом выравнивается в мундире. И вот, не успел Эверт хорошо ощутить всё своё железное стояние под волей державного Верховного вождя, как принёс Квецинский длиннейшую осведомительную телеграмму из Ставки. Сообщалось там подробно обо всех телеграммах, пришедших из Петрограда за двое суток, и какие известия, безрадостные и неверные, они приносили, кое о чём в Минске знали и сами, – и вдруг посреди того малозначащей фразой сообщалось: «Государь император в ночь с 27 на 28 февраля изволил отбыть в Царское Село». Как?? Что такое?? Верховный вождь не стоял во главе своей несокрушимой армии? И даже прямо поехал в пасть мятежа?? Эверт перекрестился. Как будто перестала поддерживать спину главная опора. Как же Государь мог рискнуть поехать? Не наше, конечно, делю судить. Но теперь во главе Ставки остался всего лишь Алексеев, – и Эверт уже не мог быть таким уверенным и покойным. Опять потекли час за часом, по железнодорожным проводам из Петрограда катились ужасные известия, распоряжался какой-то неизвестный наглец Бубликов, – а Ставка молчала. Но теперь само молчание её было не доверительно-надёжно, а – тревожно. Только короткая пришла телеграмма с убедительным предположением, что весь петроградский мятеж возможно подготовлен противником – и теперь он может начать активные действия так же. Верно! Этого следовало ждать. Требовалось всем фронтом насторожиться. Но тем более беспокоило бездействие Ставки. Терпел Эверт, терпел – и наконец, уже после часа ночи на 1 марта, поручил Квецинскому поговорить со Ставкой, разведать: что же там предпринимается? Разговаривал по проводу Квецинский, а Эверт сидел рядом, но не объявлялся: не хотел своего ранга терять. С той стороны подошёл Лукомский. Квецинский пожаловался, что по всем станциям железных дорог поступают дерзкие телеграммы некоего Бубликова, потом и поручика Грекова (они задержаны в пределах фронта): что никакой воинский поезд, имеющий назначением Петроград, не может двигаться без разрешения революционных властей! Такое распоряжение, буде оно выполнится, остановит движение всех посланных на Петроград полков, о которых Западный фронт сообщает военному министру в Петроград, – и, кстати, правильно ли это? где там военный министр, во власти ли он? Главнокомандующий Западным фронтом интересуется знать, не признает ли Ставка необходимым изолировать боевые армии от проникновения таких бунтарских телеграмм? – это невозможно осуществить в пределах одного Западного фронта. Благоволите сообщить взгляд наштаверха. И штазап не имеет своевременных сведений – что может Ставка сообщить о нынешнем положении в Петрограде? |
| Но как вода может произвести все эти явления только тогда, когда на лицо находятся соответствующие причины того или другого явления, так и человек может делать только то, что он считает возможным решить по своей собственной воле при тех же самых условиях. 445 Пока нет на лицо причин, никакое решение для человека невозможно; но когда является та или другая причина, он должен совершить соответствующее действие. Таким образом, вышеупомянутый человек должен идти домой к своей жене, потому что мысль, что он может также хотеть и всего другого, т.е., идти в клуб и т.п., есть только воображаемая, означающая лишь то, что он мог бы хотеть этого, если бы он не хотел более чего-либо другого, именно идти домой, если бы эта мысль не была для него более сильным мотивом. На самом деле он может делать только одно, и это одно он должен делать. Впрочем, более сильный мотив, явившийся в сознание после состоявшегося решения воли, мог бы заставить нашу волю отказаться и от этого решения и принять новое, соответствующее новому более сильному мотиву. Таким образом, воля наша не только не свободна в своих решениях, но она, безусловно подчинена мотивам и всегда следует за ними с необходимостью; она как флюгер на хорошо смазанном крюке при непостоянном ветре, тотчас поворачивается в сторону того мотива, который ей представляется силою воображения и одобряется рассудком 446 . И человек жестоко обманывается, когда он воображает, будто бы он свободно хочет того, к чему он вынуждается необходимостью. На этом основании человек ошибался бы, когда держа в руке заряженный револьвер, думал бы, что он может им застрелиться, если только захочет. В этом случае самое Меньшее значение принадлежит механическому исполнительному орудию, а самое главное наиболее сильному и потому весьма редкому мотиву, имеющему ужасную силу – победить привязанность к жизни и страх смерти. Но раз этот мотив вступил в сознание и воздействовал на волю, человек действительно может застрелиться и даже должен застрелиться, если только, конечно, этому действию не воспрепятствует еще более сильный мотив, буде таковой вообще возможен 447 . |
| Синода, рассматривать выходящие в его ведомстве периодические издания. Далее по епархиям имеются свои местные цензоры для просмотра мелких произведений и по преимуществу для цензуры повременных в епархиях изданий; при этом в некоторых епархиях с инородческим населением существуют комиссии для целей цензуры, каковые комиссии имеются при некоторых миссионерских обществах и братствах. При действии поименованных органов, многое поступает в печать и выходит в свет непосредственно с дозволения и разрешения высшей духовной власти. При обозрении такого разнообразия цензурных органов, естественно затронуть общий вопрос о духовной цензуре в России, дабы уразуметь руководственные ее начала и видеть постепенное и последовательное развитие ее деятельности. При предположенном, историческом, основанном на документальных данных обозрении, возможно будет получить такое освещение предмета, которое отметит, буде он есть, неудовлетворительные стороны в современном состоянии нашей духовной цензуры. А эти стороны как будто просвечивают, прежде всего, в самом положении о наших духовных цензурных комитетах, которое не чуждо неопределенностей, далее – чувствуются в порядке избрания духовных цензоров, которое иной раз имеет характер случайного назначения, засим – ощущаются в разрозненной и разобщенной деятельности духовных цензоров, каковые разрозненность и разобщенность иногда мало говорят в пользу однообразного, твердого, словом согласного действования духовной цензуры, в видах желательного влияния на направление богословствующей мысли, и наконец – в тех случайных определениях цензуры, которые зависят от привходящих моментов. Все это требует устранения; но для этого необходимо предварительное, серьезное изучение предмета. Если духовная цензура нужна, а она, увидим, должна существовать, то органы ее должны отвечать своему назначению, а деятели стоять на высоте призвания и пользоваться авторитетным запрещением и разрешением печатаемых произведений. Без этих условий духовная цензура не может действовать внушительно для постороннего наблюдателя, не может быть самоуверенна в собственных ее распоряжениях, – и благоплодна по последствиям в деле охранения православной истины, и вообще действовать успешно в выполнении возложенной на цензуру миссии. |
| По описанному Вами стечению обстоятельств, Ваше положение Вас не утешает. Но ведь Вы находитесь на поприще духовной брани, и надобно выдерживать нападение душевных супостатов, чрез других наносимое, а Вас возмущающее; скорби неизбежны на пути нашем; ими достигаем в разум истинный и в смирение; св. Петр Дамаскин пишет (14 лист): «смиренномудрие бо есть порождение разума, разум же порождение искушений». Если же бы не было никакого искушения и скорбей, то мы не могли бы понести беспечальной, беззаботной жизни, не победивши еще страстей; многие от св. отцов предостерегают нас, что путь безмолвия очень опасен для непобедивших страстей. Что Вы и сами довольно знаете от писаний отеческих. Вот бедная...., принявшись за умную молитву, вместо истины, поверила ложным в себе действиям и впала в ужасную прелесть; мечтает, говорит и делает нелепости, на скорбь сестрам, ей преданным, и на соблазн другим; и вот уже более года продолжается, придет на несколько время в себя, но все не совсем, потом паки в то же впадает; все описать трудно; а от того, что полна быв страстей, не попеклась о сопротивлении им, а стремилась достигнуть в чистую сердечную молитву; и подобно вошедшему на брак царский в скверных ризах, пострадала. От чего да избавит Господь ее и всех, ищущих спасения. Смирение же не падает, всегда стоя на низком месте. Начал о Вас, а вмешал стороннюю материю, будто кстати, и надеясь, что примете участие в жалком ее положении. Потрясение, случившееся в ваших местах, может принести явственную пользу многим, как уже и на деле видно; да поможет Господь умиротвориться всем, буде есть кто на кого враждующий, и любовь да водворяется во обиталищах ваших. Война сатаны против креста 17 продолжается; и чем кончится – единому Господу известно; конечно, нам это наказание за грехи наши; однако с милостию и покровом Божиим, аще не бы была Его защита и покров, что бы могли они сделать с такою сильною армадою и полчищем католицизма, протестантства, исламизма, при таком нечаянном и неожиданном нападении? Право и истинно слово Господне. |
| Так ведь и преблагословенный наместник сначала со свойственным ему участием обошедшийся даже с этими еретичками, так что и дом, стоивший немало золота, подарил им для обитания, вместе с изобильным подношением необходимых вещей, а когда увидел, что они обезумели от заносчивого самомнения, отвратился от них. Ведь они немедленно начали собирать сборища, будто по приказанию, и совращать дочерей верных, прятать их и скрывать от родителей, которые их немалое время разыскивали, и не страшились искупать грехи (λασμος ποιεν) и крестить вне Церкви; и он, по многочисленным обращениям многократно у них побывав и узнав об этом, часто увещевал их оставить такие дела и соединиться со святой Церковью Божией, но ничего не достиг; наконец, увидав, что зло это стало уже весьма велико и неукротимо, а множество верных начинает роптать и убоявшись, как бы еретичкам не приключилось чего худого, так как против них кипит гневом большинство верных граждан, не выносящих даже и одного лишь наименования ереси, он решил, что дело законно требует совета и ведения императора, и вместе со святейшим архиепископом и знатнейшими здешними гражданами доложил обо всём письменно благочестивейшему нашему императору и святейшим патриархам Рима и Константинополя. А получив благовернейшего нашего императора августейшее и блаженнейших патриархов священное послание, приказывающее изгнать из провинции всех еретиков, коснеющих в своём зловерии, а упомянутым женщинам, ежели пожелают принять святое, непорочное и животворящее причащение кафолической Церкви, дозволить иметь свои общежития по-прежнему, буде же отвергнутой истины и не подчинятся императорскому указу, одну за другой распределить по монастырям правоверных; имущество же их, на которое прежде всего уповая они и кормили щедро тех, кто их совращал, по закону присоединить к общественной казне — наместник всё усердно исполнил, как было приказано. Убедив по милости Христовой всех еретиков из Сирии, Египта, Александрии и Ливии присоединиться к святой Церкви Божией, он тех из упомянутых женщин, что проживали в Священнической обители и по врождённому высокомерию безумно противились приказанию благочестивого владыки, распределил по благодатным монастырям благоверных ради исполнения благочестивого приказа, убедив одних — увещеваниями, других — коленопреклонениями, ради Бога становясь всем для всех, так что они хоть и поздно, а научились должному — присоединиться к кафолической Божией Церкви вместе со многими другими общежитиями; а тех, что были под началом матери Иоаннии, благоразумно и вполне заслуженно — так как они в свете истины церковных догматов с великой радостью присоединились — вернул всем, как мужчинам, так и женщинам, их монастыри, стяжав достойную награду своему благородству в божественных делах, ибо украсился благодатными дарами апостолов, и нарёкся истинными устами Господа, по слову божественного прорицателя: «Если изведёшь драгоценное из недостойного, будешь как бы устами Моими» (Иер.15:19). |
| Упражнение Попробуйте на улице найти какой-либо одушевлённый объ-ект, например, птицу на дереве. Остановитесь на минутку и понаблюдайте за нею. Только не отвлечённым, скользящим равнодушным взглядом, как мы это обычно делаем, а адрес-но, пристально, заинтересованно. Между вами установится незримый контакт. Птичка тоже вас, конечно, заметит. Ваше нестандартное поведение её заинтригует. Этот контакт, с од-ной стороны, продемонстрирует вам суть настоящего мгно-вения как приближения к Источнику Жизни, к Богу, который стоит за каждым своим творением, в том числе и за этой птич-кой, а с другой — научит искусству пребывания в настоящем. Пояснение На какое-то время вы почувствуете в своей душе покой, умиротворение, тишину и ясность ума. Чем чаще вы буде-те повторять это упражнение, фиксируя внимание на кон-кретном явлении или действии, избегая всего рассеяного, неопределённого, тем увереннее и сильнее вы будете себя ощущать себя в настоящем. Глава 5. Какой будет моя следующая мысль? Как достичь «тишины ума»? Издержки слабой умственной тренировки. О контроле «фабрики мыслей» в голове. Мысли-провокаторы Танки на боевой позиции Выберем свободную минуту и зададимся вопросом: «Какой будет моя следующая мысль?» Вообразите себя кошкой, которая сторожит мышку перед её норкой. Кошка расслаблена, но в то же время она предельно сосредоточена, она не знает, когда выско-чит мышка, но в любой момент готова совершить прыжок. Ожидая появление первой мысли-мышки, постарайтесь её не прозевать. Что вы почувствовали? Удалось ли кому-нибудь поймать свою «мышку»? Если нет, не расстраивайтесь. Возможно, вам помешала обстановка. Повторите ещё раз. В момент ожидания следующей мысли вы оказываетесь в состоянии, которое я бы назвал «тишиной ума». Хоровод мыслей, который обычно вертится в нашей голове, отражая происходящее внутри и вовне нас, — события, встречи, обрывки воспоминаний, образы, впечатления, — останавливается. Как будто вы своим вопросом дёрнули стопкран! И вновь, как в примере с птичкой, возникает чувство удивительного покоя и расслабления. Что же происходит? |
|
|
