| Это был отец Савицкий, знаменитый богослов, модный духовник, человек светский; в то время он был настоятелем монастыря св. Варвары. Несомненно, он явился, чтобы говорить о перемене веры; Дмитрий не мог не знать этого. Но оба чувствовали себя стесненными, и разговор ограничился простыми учтивостями. При следующем свидании Савицкий заикнулся о разведении церквей. Только этого и нужно было царевичу. Его обуревали сомнения; душевный мир его был нарушен. Он желал выяснить для себя окончательно эти насущные вопросы; и с согласия краковского воеводы сговорились назначить для этого специальную конференцию. Она должна была остаться тайной, чтобы не возбудить подозрений москвичей, окружавших Дмитрия и неусыпно за ним следивших. Зебжидовскому устроить это было нетрудно. 7 апреля Дмитрий отправился к нему. По местному обычаю, он оставил своих спутников за дверью и один вошел в кабинет хозяина. Там уже ждали его два иезуита, Савицкий и Гродзицкий. Они проникли в дом потайным ходом. Воевода, верный до конца своей роли инициатора, обратился к «царевичу» с советами. Пусть он говорит смело и лучше взвешивает ответы собеседников. Никто не посягнет на свободу его мыслей. Лучше всего, если сомнения будут окончательно рассеяны. Дмитрий поблагодарил в кратких словах и немедленно приступил к делу. По-видимому, в Кракове он был экспансивнее, нежели в Самборе, и сумел лучше использовать свое положение. Его мысли не раз обращались к вопросам веры. Он обладал некоторыми догматическими познаниями. К удивлению иезуитов, он был осведомлен о заблуждениях ариан. Но в глубине души он оставался русским и православным, и его предрассудки носили отпечаток монастырского происхождения. Подобные взгляды могли быть только у грамотеев, а вне монастырей грамотеев на Руси не существовало. Впрочем, Дмитрий высказал редкую деликатность в выборе своих возражений. Обыкновенно, в чем только не упрекали поганых латинян! Им вменялись в преступление и бритье бороды, и пост по пятницам; каждое нарушение обычая считалось страшной ересью. |
| Сомнения о приведенных соч. М.Грека были уже у м. Макария (Ист. церк., VIII, 124, 139–140) и поддержаны Голубинским (К нашей полемике с старообрядц. Чт. в Общ. ист. 1905, III, 215–218); также И.Каптерев, Патр. Никон и его противники, М. 1887, Жмакин, М. Даниил, 063, 073, 442–444, ср. посл. епископа князю о пострижении брады и о пользе душевной, полов. XV в. (Архангельский, Нил Сорский , 232). Сочинения эти встречаются уже в Сборн., принадлеж. м. Иоасафу и в древних списках. См. также Опыт рус. историогр., II, 777–778; А.И.Соболевский, Двуперстие, сугубое аллилуиа и хождение посолонь с историч. точки зрения. Владим. 1908 (Труды III области Археол. съезда, Ист. Вестн. 1906, 8, с. 575–576). Вопрос о двуперстии (Синайский, Отношение рус. церкви к светской власти, 1896, сс. 94–96, 126, 159), Жмакин, 16 и прилож. О двойном аллилуиа (Оп. рус историогр., II, 777), Голубинский (Чтения, 1895, III, 215–218). В резком приговоре Максима о тафьях, как магометанской принадлежности, выразилось и чувство негодования его, как грека. О значении бороды в древнерусском быте см. у Буслаева (Очерки рус. народ. слов., II, 215–237), мотивы против брадобрития у И.В.Беляева (Сильвестр и его писания). У готов, как и у германцев, коротко остриженные волосы и бритая борода считались признаком неволи и бесчестия, но с конца XII в., под влиянием Франции, распространяется обычай брить бороду, в XIV-XV вв. бороды по большей части брили и только люди пожилые и высокопоставленные лица носили полную бороду, но ей стали придавать более заостренный вид, что удержалось и в XVI в., причем, ей давали разнообразные формы. Впрочем, и теперь многие брились гладко или носили только бороду, или только усы. Носившие только усы составляли пока меньшинство. Между тем, в Венгрии и Польше вошло в обычай голову брить совершенно, как делают татары и турки, оставляя лишь небольшую прядь волос на макушке; тогда как усы отращивали длинные, бороду брили или носили небольшую или остроконечно подстриженную бородку (см. Вейс, Внешний быт народов, т. II, ч. I, 51, и ч. II, 140, 415, т. III, ч. I, 51, ч. II, 67, 96, 106; III; Hüllmann, Stadtewesen, VI, 146). Тип головы запорожца – также бритый с длинной космой волос – чубом (так наз. оселедец). По словам Буссова, крестьяне называли поляков (в смутное время) глаголяли, потому что они ходили с бритыми головами, оставляя наверху хохол, хохлы в Белоруссии (Соловьев, X, 227, 253, 263; ср. Карамзин. XII, пр. 339). Мы видели, что М.Грек говорит о бритье голов и у москвитян. Византия оставалась верной преданиям Востока и даже в Италии в эпоху возрождения греки неохотно брили бороду, чем нередко вызывали насмешки. (Фойгт, II, 97, 103, 109). М.Грек, подобно Виссариону, мог похвалиться своей роскошной бородой. По вопросу о бороде, усах и одежде см. также у Жмакина (373–375). Любопытно, что новгор. еп. Никиту (XII в.) изображают совсем юным, без бороды (Калугин, 318). |
| Глава XL. О вещах, имеющих отношение и касательство к этому приключению и к приснопамятной этой истории Все охотники до таких историй, как эта, должны быть воистину и вправду благодарны Сиду Ахмету, первому ее автору, который по своей любознательности выведал наимельчайшие ее подробности и ярко их осветил, не пропустив даже самых незначительных частностей. Он воссоздает мысли, раскрывает мечтания, отвечает на тайные вопросы, разрешает сомнения, заранее предвидит возражения, одним словом, угадывает малейшие прихоти натуры самой любознательной. О достохвальный автор! О блаженный Дон Кихот! О славная Дульсинея! О забавный Санчо Панса! Много лет здравствовать вам всем и каждому из вас в отдельности — на радость и утешение живущим! Далее в истории говорится, что как скоро Санчо взглянул на лишившуюся чувств Горевану, то сказал: — Клянусь честью порядочного человека и спасением души всех покойных Панса, что я сроду ничего подобного не видывал и не слыхивал и мой господин никогда мне не говорил о таком приключении, да ему и в голову это прийти не могло. Сейчас мне не хочется ругаться, и я только скажу: ну тебя ко всем чертям, волшебник ты этакий и великан Злосмрад! Неужто ты не нашел для этих греховодниц иного наказания, кроме как обородатить их? Не лучше ль было бы и не больше ли бы это им шло, ежели б ты оттяпал у них верхнюю половину носа, — пусть бы себе гнусавили, чем отращивать им бороды? Бьюсь об заклад, что им нечем даже заплатить цирюльнику. — То правда, сеньор, — подтвердила одна из двенадцати дуэний, — у нас нет денег, чтобы заплатить за бритье, а потому некоторые из нас прибегают к такому дешевому средству: мы берем липкий пластырь или же какую-нибудь наклейку, прикладываем к лицу, а затем изо всех сил дергаем, и щеки у нас делаются чистые и гладкие, как донышко каменной ступки. Правда, в Кандайе есть такие женщины, которые ходят по домам и удаляют волосы, подравнивают брови, составляют разные притирания, в коих нуждаются дамы, но мы, дуэньи нашей госпожи, никогда к ним не обращаемся: ведь они нам вовсе не родные сестры и даже не сводные, — они просто-напросто сводни, так что если сеньор Дон Кихот за нас не вступится, то мы и в гроб сойдем бородатыми. — Я скорее позволю, чтобы мне мою собственную бороду вырвали мавры, нежели вашим бородам позволю расти, — объявил Дон Кихот. При этих словах Трифальди очнулась и произнесла: — Во время моего обморока до меня долетел отзвук вашего обещания, доблестный рыцарь, и это он пробудил меня и привел в чувство. Итак, я снова умоляю вас, славнейший из странствующих рыцарей и неукротимейший из сеньоров: претворите в жизнь милостивое ваше обещание. — За мной дело не станет, — молвил Дон Кихот, — вы только скажите, сеньора, что мне надлежит делать, а мужество мое всегда к вашим услугам. |
| 111 Apolog. с. 39. Сказав о том, что христиане имеют обыкновение собираться для совершения священнодействия и выслушания учения, Тертуллиан продолжает: ibidem etiam exhortationes, castigationes et censura divina. Nam et judicatnr magno oum pondere etc. (см. цитату на стр. 45). 113 Сюда принадлежит осуждение клятвы вообще, смертной казни, всякого взимания процентов. В особенности Тертуллиан и Киприан в отдельных своих трактатах: о покаянии, о идодослужении, о целомудрии, о военной службе, о зрелищах, о женском одеянии, об обязанности девиц носить покрывала, о посте, об одежде девиц, давших обет девства, о благотворении, о терпении, о ревности и зависти и проч. изложили почти исчерпывающим образом совокупность норм христианского поведения. Климент александрийский в своем „Педагоге“ говорит напр. о сне (не нужно спать на мягких постелях, не хорошо спать после обеда), о банях (мущины должны прибегать к ним иногда в видах здоровья, женщины в видах чистоты и здоровья, но не слишком часто, молодые люди должны совсем воздерживаться от бань, так как частое хождение в бани расслабляет человека и делает преждевременно старым; не нужно ходить в баню натощак, или с совершенно переполненным пищею желудком и т. п.). См. Staud1in, Gesch. d. SitteDlehre, I, 193, 312–350, 368–370; II, 437. Очень длинный ряд нравственных предписании излагается, как выше было замечено, в „Учении 12 апостолов“. В т. н. „дидискалии“, в IV в. переделанной в первые шесть (из восьми) книг „Апостольских постановлений“, вслед за исчислением общих христианских обязанностей, с сопоставлением их закону Моисееву, исчисляются особые обязанности мущин и женщин, причем воспрещается кокетство в нарядах, отращивание волос, бритье бород, с целью понравиться чужим мужьям и чужим женам, а для хождения в баню назначается даже определенный час дня. 114 Притом относительно некоторых моральных вопросов не существовало общеустановившегося взгляда и общеобязательного разрешения в церковном законодательстве. Так напр. второй брак рассматривается, как воспрещенный, не только Тертуллианом , но и Афинагором (Stäudlin, II, стр. 137), напротив Ерм (maml. IV, с. 4) и др. допускают второй брак, а апостольские постановления даже на третий брак смотрят только как на невоздержность и лишь четвертый брак называют явным блудом (lib. III, с. 3). Или напр. некоторые отцы церкви считают ложь безусловно воспрещенною во всех случаях, другие смотрят снисходительно на ложь из стыда или из необходимости (см. Stäudlin, II, 442). |
| Борода продержалась у Капитана не больше недели или двух. Однажды утром, спустившись к завтраку, я обнаружил, что он старательно сбривает ее. Одновременно насвистывал что-то и, наверное, потому дважды порезался. – Никогда не чувствовал себя уютно с этой штукой, – сообщил он мне. – Она всегда мне напоминает те черно-копотные дни в Пиренеях. Вот там и речи не могло быть о бритье. Так или иначе, Лайзе не нравится борода. Она говорит, что щетина колется. – С бритвой в руке он обернулся к Лайзе, готовившей чай. – А так тебе нравится, Лайза? – Мне вовсе не нравится видеть тебя в крови. – Небольшое кровопускание никому еще не вредило. Я уверен, что он именно так и сказал: эта фраза по непонятным причинам на многие годы застряла у меня в голове. К тому же это были последние слова, которые он произнес перед тем, как исчезнуть на несколько недель, а он в тот вечер не вернулся к ужину, и на другое утро за завтраком его тоже не было. – Где Капитан? – спросил я. – Откуда же мне знать? – сказала Лайза тоном, которым теперь кажется мне почти криком отчаяния. – Но он же сказал, что у нас будет еще один урок истории, – заскулил я со свойственным моему возрасту эгоистическим разочарованием, тем более что, как я и опасался, Лайза тут же заменила его уроком закона Божьего. Уроки закона Божьего пользовались у меня куда меньшим успехом. В школе я, конечно, посещал вместе с другими амаликитянами так называемые «Божественные» уроки, тем не менее события, описанные в Новом завете, я представлял себе весьма смутно – знал только, что Христос родился на постоялом дворе (не на таком, где подают джин с тоником, – в этом я не сомневался), был распят, а потом воскрес. Все это казалось мне сказочкой с неправдоподобно счастливым концом. (Я, к примеру, никогда не верил, что Золушка может выйти замуж за Принца.) Следуя указанию Капитана, Лайза купила мне Библию в магазине подержанных книг, и я время от времени в нее заглядывал, но старомодный язык был слишком для меня труден, а вся эта история рождения Христа у непорочной девы озадачивала меня. Однажды вечером, когда Лайза как раз собиралась гасить свет над моим диваном, я попросил ее объяснить это мне. |
| Пр. 1834; при статье о нем А.Терещенка, ответ собору 1537 г. и посл. к митр. 1541 г. в Москвит. 1842, 11, при статье о нем архиеп. Филарета. Собр. сочинений М.Грека издано было в 1859–62 гг. при Правосл. Собес. и отдельно в 3 чч. с изображ., по 4 спискам Казан. дух. акад. (с нек. статьями по спп. Троиц. лавры, II, 415; III, 226, 274 – 12 статей), к. XVI-XVII в., 552460296; 2-е изд., т. I и III, 1895, 1897, 435233 (всего 130 статей). В последнее время напеч. два посл. его к бояр. Ф.И.Карпову, Н.Никольским , в Христ. Чт. 1909 (т. II, 14–17) и четыре статьи: об архиерействе Иисуса, о посте в понедельник, о бритье бороды и об яйце, С.А.Щегловой (в Рус. Филол. Вестн. 1911 г. и отд.). В 1910 и 1911 гг. был сделан перевод соч. Максима Грека на русский язык (3 чч.), послушн. Моисеем и издан Троиц. Серг. лаврой (Серг. Посад), по казан. изданию, с изображ. снятым с гробницы М.Грека. Некоторые переводы печатались в XVII-XVIII стол. Одновременно с нашим исследованием были составлены монографии о Максиме Греке Н.П.Барсуковым, наход. в Имп. Публ. библ. (Рассужд. о М.Греке, folio, 200 лл., см. Отчет 1906, с. 88) и Д.А.Корсаковым, оставшиеся в рукописях. После 1865 г., не касаясь общих трудов (Ист. церкви м. Макария, тт. VI и VII и Е.Е.Голубинского , Чт. в Общ. ист. и древн. рос. 1901, кн. I и отд., Ист. рус. сл. И.Я.Порфирьева, т. I, 508–565, и Ист. рус. лит. А.Н.Пыпина, т. I), появились исслед. и статьи, посвящ. биографии и сочинениям М.Грека Ив.Преображенского, «Нравств. сост. русского общества в XVI веке по соч. М.Грека и современным ему памятникам», М. 1881, 249 стр. (сочин. его отдельно не рассматриваются), Ф.Нелидова « Максим Грек » (статья в сборн. «Десять чтений по литературе», М. 1895, 3-е изд. 1909, 25–64, с изображ. принадл. Император. ист. музею), св. А.Синайского, «Краткое опис. жизни преп. Максима Гр.»; СПБ 1898 и Крат. очерк церковно-общ. деятельности преп. М.Грека – по части обличения и исправления заблуждений, недостатков и пороков рус. общества, Спб. 1898 – брошюры популярного содержания; Н.К.Гудзия, Максим Гр. |
| 850 Сочинение Самуила было распространено в России во многих списках XVII и XVIII в., несколько раз издавалось и вышло в новом переводе иером. Варлаама, в 2 изд. (2-е, Спб. 1782; подробн. см. у А.И.Соболевского, Перев. литер.,89,191–193). Перевод XVII в. Симеона Полоцкого (Строев, Словарь, 256) 851 Сочин., I, 60. Вообще, М.Грек любил события Нового Завета подтверждать свидетельствами В. Завета (Сочин., I, 26, 29, 40, 43, 50, 94, 125, 504; III, 65, 69,70), к чему часто прибегали Иосиф Волоцкий и Зиновий Отенский , и в чем видят уже нередко злоупотребление (Калугин, 184–182; но это могло вызываться и отношением их к ереси жидовствующих 853 Сочин., I, 51. Рецензию богосл. соч. М.Грека см. в Опис. рукоп. Синод. библ. (II отд., ч. 2, 1017). Ср. в. стр. 196–197 854 Просветитель, 591, и Послание к Нифонту, в Чтен. Моск. Общ. ист., т. III, 1, с. 7. Ведение в позорном шествии на осле, как устроил Геннадий в Новгороде, было известно и в др. странах (см. Оп. иссл. о культ. знач. Византии, гл. VIII; Оп. рус. историогр. II, 667–68; де-Брок, Фр. революция, 446) 855 Акты Арх. экспед. I, 380 Рус. Историч. библ. VI, 175. Речь идет о восстановлении инквизиции кор. Фердинандом Католиком. Посол этот вероятно Делатур (фон-Турн), а не Николай Поппель (1486, 1488), как думает Голубинский (II, 571, прим.); Делатур приехал от Максимилиана, в июле 1490 г. (Памятн. дипломат. сношен., I, 25–26); послание Геннадия писано в окт. 1490 г., а Зосима возведен в сан митрополита в сентябре 1490 г. 859 Gregorovius Gesch. d. St. Rom (VI, 435); сожжение виклефитов при Генрихе V (Вебер, VIII, 69); во Франции в XVI в. (Гейсер, Ист. реформ., 53; В. Евр., 1878, II, 194; бритье головы и кнут, Тэн, I, 90); в Польше (В. Евр. 1885 , 9, с. 35) и др.; Н.Стороженко, Вольнодум. эпохи возрождения; Проповедник терпимости XVI в. И,В.Лучицкого (Рус. Бог., 1900, 1894, 7 и 8); Ист. Вестн. 1900, 11, 729 (о канцл. Лопитале); 12, 1114–115 (о сож. мертв. трупов еретиков); о сож. в 1530 г. за учение Лютера неск. крестьян в устьях Роны, по решению парлам. в Эксе (Буасье, Язычество, 564); о Монтэне (Ист. Вест. 1900, 9, с. 1114) |
| – Неужели все эти люди – близнецы? – спросил я. – Близнецы? – с видимым изумлением повторил старик. – С чего вам пришла в голову такая несуразная мысль? – Почему же «несуразная»? – немного обиженно возразил я. – Чем же иначе объяснить удивительное сходство всех встречных между собою и с вами? У всех одни лица, одинакового черного цвета волосы… – Что касается этого, то у нас установлено как ненарушимое правило иметь черные волосы, – пояснил мой спутник. – У кого же они от природы другого цвета, тот обязан выкрасить их в черный. – Для чего же это? – полюбопытствовал я. – Как для чего?! – вскинулся на меня старик. – Неужели вы и этого не понимаете? Я же вам говорил, что у нас теперь процветает полное равенство. А какое же это было бы равенство, если бы одним из нас, будь то мужчина или женщина, было разрешено чваниться белокурыми или, как вы в свое время называли их – «золотистыми» волосами, у другого голова горела бы, как в огне, от рыжей растительности, у третьего чернелась бы, как уголь, а у иных белелась бы, как снег? Нет, в наши счастливые дни люди равны не только по положению, но и по внешности. Установив для всех мужчин обязательное бритье лиц и для обоих полов одинаковый цвет волос и стрижку их в одинаковую длину, мы некоторым образом исправляем недочеты природы. – А почему вы предпочли всем цветам черный? – спросил я. – Не знаю, – ответил старик. – Мне достаточно знать, что этот цвет раз и навсегда установлен… – Кем? – поинтересовался я. – Разумеется, БОЛЬШИНСТВОМ, – с особенной торжественностью ответил мой спутник, благоговейно приподымая свою безобразную шляпу и смиренно опуская глаза, как делали прежние пуритане во время молитвы. Задумавшись, я машинально следовал за стариком. Потом, заметив, что нам навстречу попадаются одни мужчины, я спросил: – Разве в этом городе нет женщин? – Как это – «нет женщин»?! – вскричал старик. – Сколько угодно. Мы уже много встречали их. – Однако я не вижу их, – продолжал я. – Неужели выдумаете, что я не сумел бы сразу отличить женщину от мужчины? |
| Сеятелями Бориса и Глеба называли потому, что в этот день крестьяне занимались севом. Летнее празднование Бориса и Глеба было связано уже не с севом, а с уборкой урожая, с работой дотемна. День этот так и назывался – Борис и Глеб Бессонники. К святым обращались с просьбой помочь убрать хлебную ниву. Считалось, что с их помощью работа в поле лучше ладится. К святым братьям также обращались, если в семье случались разлады. Борис и Глеб считались не только покровителями всей Русской земли, но и каждой семьи. Вспомнят ссорящиеся о братьях Борисе и Глебе – поутихнут страсти, мир и покой в семье наступят. Борисов день см.: Борис и Глеб. Боровик Народное название различных растений, встречающихся в сосновых борах, напр. белого гриба, вереска, грушанки и др. Борода Волосяной покров на нижней части лица мужчины, считался неотъемлемой национальной чертой русского. Борода была предметом глубокого уважения и символом русской народности. В XI в. за повреждение бороды «Русская Правда» назначала вчетверо большую пеню, чем за физическое увечье. Брить бороды русские начали с XV в. Василий III, желая понравиться своей жене Елене Глинской, обрился, но пример его почти не встретил сочувствия. Иван Грозный упрекал Поссевина за «подсечение брады», как за преступление против религии. Одновременно с царем писало против бритья бороды и духовенство. Максим Грек в Послании «О еже не брити брады» для вящего убеждения приводит в пример козла, который, когда ему остригли бороду, бился головой до тех пор, пока не умер. Стоглав посвятил бороде целую главу (40-ю), запрещая хоронить и отпевать бреющих бороды. Несмотря на запрещения, бритье бороды продолжалось: и Борис Годунов, и Дмитрий Самозванец уже не носили бороды. При Алексее Михайловиче многие из бояр (Матвеев, Ордын-Нащокин) были бриты. Влияние Запада отразилось и в иконописи. На одной иконе живописец изобразил Каина и Авеля в польской одежде с усами и без бород. В к. XVII столетия патриарх Адриан издал окружное послание, в котором одну главу посвятил убеждению и угрозам стригущим бороды. |
| Младший кивает на старшего, а со старшего и спроса нет… Безумство храбрых Предполагал ли Александр Павлович в случае крайней необходимости «абдикировать» под моральным прикрытием неуклонно близящейся кончины Елизаветы или не рассчитывал, велась сколь-нибудь реальная подготовка к таганрогскому отречению или не велась, знал о ней Аракчеев или не знал (хотя, повторим еще раз: если велась — знал), но граф не мог не понимать, что по существу александровское правление к осени 1825 года завершилось, внутренне исчерпав себя. И он не мог не страшиться следствий, опасных и для России в целом, и для нелюбимого ею государева любимца — лично. Июльский донос Шервуда и особенно его последующие донесения были для Аракчеева, равно как для самого Александра, отнюдь не холостым выстрелом. То был настоящий залп, возвестивший о начале революции в России. И с переменой декораций, с передачей власти в незапятнанные руки царь опоздал. Год 1825. Ноябрь. 14. Бритье. Порез. Обморок. Более царь не встает. Отказ принять лекарство: «у меня свои причины так действовать». Ноябрь. 15. 5 с половиной утра. Соборный протоиерей Феодот Орлов, вызванный лейб-медиком Виллие для совершения таинства, а также для внушения царю мысли о необходимости пиявок, исповедовал и причастил Александра. Ноябрь. 17. Прекрасное утро. Улучшение. К вечеру резкое ухудшение. Ноябрь. 19. Пасмурно. Ехать Аракчееву в Таганрог было незачем (как незачем ему было ехать в Петербург по вызову Nabлa I в ночь с 11 на 12 марта 1801 года — в ночь переворота). Ехать в Таганрог было опасно. И напрасно Александр (столько же ради того, чтобы утешить друга, сколько и в расчете на его надежность в грозных обстоятельствах) взывал из Таганрога: «…Ты мне пишешь, что хочешь удалиться из Грузина, но не знаешь, куда ехать. Приезжай ко мне: у тебя нет друга, который тебя бы искреннее любил. Место здесь уединенное… но заклинаю тебя всем, что есть святого, вспомни отечество, сколь служба твоя ему полезна и, могу сказать, необходима, а с отечеством и я неразлучен…» |
|
|
