| 5.000 р. »-» в) в свидетельствах Государственной 4% ренты, вып. 1894 г. 24.000 р. «-» г) в облигации третьего 4% Внутреннего займа 1891 г. 100 р. »-» д) в 4% закладных листах Госуд. Двор. зем. банка 2.000 р. «-» е) в 3½ % закладных листах того же банка 2.000 р. »-» ж) наличными деньгами 810 р. «79» Расходного капитала, наличными деньгами 3.763 р. »74» Итого: а) процентными бумагами 54.100 р. «-» б) наличными деньгами 4.374 р. »53» А всего: 58.674 р. 53 к. —8— Отчет приходе, расходе и движении сумм фонда помощи бывшим воспитанникам Академии А. По кассе Московской Сергиево-Братской Комиссии: Приход: К 1898 году оставалось от предшествующего года: а) процентными бумагами (в том числе запасного капитала 2.606 р.) 19.000 р. – к. б) наличными 89 р. «40» В течение 1898 года поступило: а) процентными бумагами, при обмене одних бумаг на другие, с доплатою наличными 1.300 р. »-» б) наличными деньгами: аа) из Совета Братства поступило – непосредственно переданных председателю Комиссии 220 р. 17 к. и перечисленных из остатка суммы в 500 р., ассигнуемой ежегодно на основания постановления общего собрания 10 мая 1887 года, за 1897 г., 112 р. 25 к., итого 332 р. «42» бб) по подписным листам и независимо от них получено членских взносов и пожертвований 535 р. »50» вв) от книгопродавца Супина, за переиздание брошюры прот. А.М. Иванцова-Платонова «О христианской любви» 160 р. «-» гг) из Правления Рославльского дух. училища (Смол. епархии), в уплату ссуды вдове бывшего смотрителя сего училища Ек. Ал. Павловой 100 р. »-» дд) по купонам от процентных бумаг 760 р. «64» ее) переходящих сумм (при конверсии и обмене одних бумаг на другие). Примечание. Наиболее крупными пожертвованиями были: собранные по подписным листам Членом Комиссии священником В.А. Быстрицким в количестве 319 р. и поступившие от протоиерея Сергиевской, в Рогожской, церкви И. Гр. Виноградова по случаю 50-летия его священства 100 р. 6.348 р. »95» Итого: а) процентными бумагами 1.300 р. «-» б) наличными деньгами 8.237 р. »51» |
| Пасха. Воскресение Христово. Осталось 4 дня КОНЕЦ ИМЕРЕТИНСКОГО ЦАРСТВА И БЕГСТВО ЦАРЯ СОЛОМОНА КОНЕЦ ИМЕРЕТИНСКОГО ЦАРСТВА И БЕГСТВО ЦАРЯ СОЛОМОНА После того, как в 1801 году Грузинское царство было присоединено к Российской Империи по просьбе царя Георгия XIII, русское правительство начало свои письменные сношения с Имеретинским царем о присоединении его царства к России. Царь Соломон II-й созвал совет из главных вельмож страны и положили так: так как царь не имеет наследника престола, то Имеретия до его смерти да сохраняет свою независимость, находясь с Россией в братских отношениях двух единоверных держав. Русские войска могут свободно проходить по территории Имеретии к Турецкой границе и войска Имеретии должны им оказывать помощь. Да будут отношения двух стран утверждены на таких священных условиях, которые свойственны помазанникам Божиим и народам христианским, соединенными неразрывным союзом душ - вечно и непоколебимо; а по смерти царя, в Имеретии должны быть введены законодательства Российской Империи. Протокол этого совещания был послан в Тифлис наместнику Кавказа для препровождения его Императору Александру I. Хотя эти решения были одобрены всеми подданными царя Соломона, но в уме одного вельможи - князя Зураба Церетели - зрел другой план. Князь Зураб, будучи в Петербурге при царе Соломоне I-м и получив от Императрицы Екатерины II-й чин генерал-майора, впал в страшное самомнение; богатство и слава его в глазах народа вскружили ему голову. Двор его в Сачхери отличался пышностью, превосходящей царскую. Жил он в окружении дворян, многие из которых, изменив своему законному государю, перешли к нему на службу. В Имеретии, Грузии, Мингрелии и Гурии везде он имел родственные связи со всеми знатными родами. Жизнь он вел, как древний феодальный рыцарь, пользуясь полной свободой и неограниченной властью. Лицемерно выказывая свою преданность России, он пользовался доверием царя и его приближенных. На совете вельмож он подписался вторым под общим решением о конечном присоединении к России. На деле же он вынашивал замыслы, как бы свергнуть царя Соломона с престола и самому воссесть на него. Всякими путями он пытался расстроить дружеские отношения царя с императором. Противника царя Соломона II-ro, Григория Дадиани, он вдохновлял на клеветнические письма против царя к Императору Александру I-мy, а самому царю советовал не пропускать русские войска из Мингрелии в Грузию через Имеретию, ибо, говорил он, русские могут захватить царство прежде его смерти. Царь же, будучи человеком простосердечным и миролюбивым, не внимал его лукавым советам, так как он любил русских, считая их едино-верными братьями. |
| Тот пожал плечами и махнул рукой, потому что имение небольшое да и в руках такой хозяйки, как бабушка, лучше сбережется. К ней-то приехал Райский, вступив в университет, — побывать и проститься, может быть, надолго. Какой эдем распахнулся ему в этом уголке, откуда его увезли в детстве и где потом он гостил мальчиком иногда, в летние каникулы. Какие виды кругом — каждое окно в доме было рамой своей особенной картины! С одной стороны Волга с крутыми берегами и Заволжьем; с другой — широкие поля, обработанные и пустые, овраги, и всё это замыкалось далью синевших гор. С третьей стороны видны села, деревни и часть города. Воздух свежий, прохладный, от которого, как от летнего купанья, пробегает по телу дрожь бодрости. Дом весь был окружен этими видами, этим воздухом, да полями, да садом. Сад обширный около обоих домов, содержавшийся в порядке, с темными аллеями, беседкой и скамьями. Чем далее от домов, тем сад был запущеннее. Подле огромного развесистого вяза, с сгнившей скамьей, толпились вишни и яблони; там рябина; там шла кучка лип, хотела было образовать аллею, да вдруг ушла в лес и братски перепуталась с ельником, березняком. И вдруг всё кончалось обрывом, поросшим кустами, идущими почти на полверсты берегом до Волги. Подле сада, ближе к дому, лежали огороды. Там капуста, репа, морковь, петрушка, огурцы, потом громадные тыквы, а в парнике арбузы и дыни. Подсолнечники и мак, в этой массе зелени, делали яркие, бросавшиеся в глаза пятна; около тычинок вились турецкие бобы. Перед окнами маленького домика пестрел на солнце большой цветник, из которого вела дверь во двор, а другая, стеклянная дверь, с большим балконом, вроде веранды, в деревянный жилой дом. Татьяна Марковна любила видеть открытое место перед глазами, чтоб не походило на трущобу, чтоб было солнышко да пахло цветами. С другой стороны дома, обращенной к дворам, ей было видно всё, что делается на большом дворе, в людской, в кухне, на сеновале, в конюшне, в погребах. Всё это было у ней перед глазами, как на ладони. |
| Крышка упала, и, прижимая к груди АКС, из первого ящика выбрался потный человек. Это был Сарвари. Плетнев вспомнил расстрелянных мятежников. Ему было неприятно видеть министра. Он отвернулся. Судьба писателя Большие окна веранды, выходившей во внутренний двор, были распахнуты. Сад золотился. Оранжевые плоды хурмы ярко светились на голых деревьях, первыми сбросивших листву. — Какие ароматы! — сказал посол, выходя на веранду к накрытому чайному столу. — Да, осень в Кабуле — что-то особенное, — согласился Джеймс. — А если выбраться за город и не чувствовать этого неистребимого запаха нечистот!.. Посол вздохнул, сел за стол и позвонил в колокольчик, давая тем самым сигнал, что можно нести напитки. — Рассказывайте. Джеймс бросил на стол пачку сигарет, вынул одну, щелкнул зажигалкой. — А чего вы не знаете? — усмехнулся он. Роджер Тэйт ответно улыбнулся. — Мой отец, когда старость все-таки подкралась к нему, однажды пожаловался: «Сынок, самое ужасное не то, что я все на свете забываю. Хуже всего, что я забываю даже, что именно я забыл!» Вот и я так же: не знаю, чего именно не знаю. Так что вы должны угадать… Как думаете, основные части в Кабуле остались верны премьер-министру? Джеймс хмыкнул. — Да. Они все стерпели. Даже преследование четверки министров. Кстати, говорят, что Маздурьяра уже нет в живых. — Если он попал к Амину в руки, то очень может быть… Советские военные специалисты остаются на своих местах — вы в курсе? — Конечно… А что Советы могут предпринять? Сейчас у них нет иного выхода, как поддержать нового лидера. Теперь Амин — это все, что им осталось. Хорош он или плох, но им ведь нужно защищать «братскую партию» и сохранять «прогрессивную революцию»! Короче говоря, проглотили… — Возможно, не проглотили, а просто на время положили за щеку, — заметил посол. — Тараки так гордился своей дружбой с Брежневым! Не исключено, что под этим и в самом деле есть какая-то основа. И если так, Москва Амина не простит. — Возможно, — согласился Джеймс. — Но они должны понимать, что Тараки уже не вернуть. Он политический труп… Если не труп в физическом смысле этого слова. |
| Не забыть мне этой ночи! Все три колонны шли по одной дороге: артиллерия, зарядные ящики, патронные двуколки, лазаретные линейки, вьючный транспорт, казаки, драгуны. Слабо светит луна сквозь тучи пыли; сзади зарево пожара — горит Инкоу; стреляют пушки, кричат транспортные солдаты на своих мулов и монголов, завывают неистово мулы, ржут лошади; и ко всему этому вдруг начинает все нестись рысью. Впереди буквально ничего не видно; скачешь, как будто увлекает какая-то стихия. По дороге попадаются догорающие транспортные японские фуры с вьюками разного товара. Наконец «Стой, слезай!» Деревня, ночлег, 12.30 ночи. Фанзу, фанзу скорей, кан! Сил не хватило ни умыться, ни жажду утолить. Перешагнул порог и, как был в пыли, грязи, прямо на кан повалился. А тут донесение, что в Инкоу спешно прибыли семь тысяч японцев с артиллерией и, вероятно, пойдут за нами, но я уже ничего не слышу и сплю. Тревожно спал: представлялось, будто я забыл где-то Святые Дары. С ужасом просыпаюсь. Слава Богу, это сон: Святые Дары на мне. Завтра утром поеду к раненым. 31 декабря Выступать приказано в 11 часов. Нужно перевязать раненых. В 7.30 утра я и Михаил поехали на перевязочный пункт, версты две от нашей деревни. Что за зрелище открылось пред моими глазами?! Большой двор и две фанзы наполнены ранеными, и по дороге еще несут. Нужно спешить, ведь из Инкоу могут прийти японцы, а новый бой нежелателен. На правой стороне двора лежат убитые; между ними наш офицер Романов и солдат, а также убитые Нежинского и казачьих полков; понемножку еще приносят и кладут в ряд; недалеко казаки роют братскую могилу. Романов покрыт своим окровавленным полушубком. Я приоткрыл его мертвенно бледное лицо: глаза открыты, смотрят на небо, выражение удивительно покойное. «Царство Небесное», — шептал я и полковник Ванновский, который приехал со мною сюда искать своего двоюродного брата, полковника Нежинского полка, серьезно раненного в руку и ключицу. Я отслужил краткое отпевание по убитым. Понятно, слезы душили нас. Рядом с убитыми лежат раненые на носилках, на гаоляне; в фанзе полны все каны, лежат и на полу. |
| В Савватьевском политскиту, осужденные расселились по фракциям: в большом братском корпусе – меньшевики и эсеры, в деревянном, напротив, – анархисты и левые эсеры. Территория скита была обнесена двухрядным ограждением из колючей проволоки с двумя сторожевыми вышками. За зоной находились баня и караульное помещение. Продукты получали сухим лагерным пайком, также, в общий котел шли посылки от родственников и продукты от Красного Креста. В скиту были организованы клуб, библиотека из книг, присланных родственниками и международными организациями, проводились лекции, занятая по истории, политологии, экономике, велись дискуссии. Здесь издавался рукописный общественно-политический журнал «Сполохи». Более-менее была налажена связь с внешним миром – через родных, приезжавших на свидания, получали даже некоторые номера «Соцвестника» и отправляли сведения о себе (но в период закрытая навигации, Соловки оказывались отрезанными от всего мира). Богданов пользовался бесспорным авторитетом в коллективе не только среди меньшевиков. В эти годы он все время в своих размышлениях обращался к анализу причин поражения Февральской революции. Молодые эсдеки – и Бацер, и Сапир, и Рубинштейн – вспоминают о дискуссиях, которые он проводил в Савватьеве о Февральской революции и о будущих перспективах социал-демократических идей. Борьба за политрежим на Соловках не прекращалась все время, пока там находились политики, и Богданов в ней играл важную роль, не только, как посредник в переговорах с администрацией, но и как внутренний авторитет и лидер. Поздней осенью 1923 г. (после закрытия навигации) ужесточение режима началось с ограничения времени свободного передвижения по внутренней зоне Савватьевского политскита с 9 утра до 6 вечера. Старосты заявили протест против посягательства на самоуправление внутри скита, но 19 декабря они получили приказ об ограничении времени прогулок для того, чтобы присутствовать на вечерней поверке. Однако, уже к 6 часам вечера по периметру скита были расставлены стрелки. Вечернюю поверку проводили после 7 часов вечера, поэтому эсеры и анархисты вышли на прогулку, как прежде, а меньшевики оставались в это время в жилом корпусе. Сразу после 6 началась стрельба. Погибли шесть человек. Бывшие соловчане, в своих воспоминаниях, описывают, как Борис Осипович, во время начавшейся стрельбы, не выпустил во двор молодых эсдеков и, что, именно, благодаря его действиям, события 19 декабря не привели к массовому убийству заключенных. |
| Я в одиннадцать утра Встал не с той ноги вчера. Дернул я за хвост котёнка, Запищал, бедняга, звонко. Выгулять щенка забыл, Он в углу скулил и выл. Не пошёл во двор гулять, С братиком не стал играть. А сегодня все в порядке: В восемь – встал я на зарядку, В девять – погулял с щенком, В десять – поиграл с котом. И в одиннадцать часов Был я полностью готов Брату книжку почитать. Детям вредно долго спать. Вопросы и задания: • Какое у тебя настроение, когда ты долго спишь или когда встаешь рано? • Почему детям вредно долго спать? Чтение под одеялом Восьмилетний мой братишка По ночам читает книжки. С фонарем, под одеялом, Чтобы мама не ругала. В восемь братику вставать, Срочно нужно засыпать. Цифра 8 на часах Вся в расстройстве и в слезах. Вопросы и задания: • Читал ли ты когда-нибудь книжку с фонарем, и почему ты это делал? • Нарисуй, как цифра 8 плачет на часах. Я жду гостей Завтра я ровно в четыре Жду гостей, вы не забыли? День рожденья у меня – Нет на свете лучше дня. На часы в упор смотрю, Стрелку взглядом тороплю. Но она свое «тик-так» Не ускорит, жаль, никак. Мой братишка мне помог – Время он ускорить смог. Снял часы он со стены – Все проблемы решены! Стрелку он поторопил – Винтик задний подкрутил. На часах теперь четыре, Двери мы гостям открыли. Вопросы и задания: • Как ты думаешь, можно ли ускорить время? • Расскажи, как ты ждешь свой день рождения. Часть 6. Математические сказки В истории мы черпаем мудрость; в поэзии–остроумие; в математике – проницательность… Френсис Бэкон Скорость полета Карлсона (скорость и расстояние) Однажды Карлсон исчез. Малыш так тосковал без Карлсона, что даже заболел. Доктор прописывал Малышу разные лекарства, но они не помогали. Только его верный песик знал, каше «лекарство» вылечит мальчика от тоски. Он выскользнул за дверь и отправился на поиски Карлсона. Целый день песик бегал по городу, но Карлсона нигде не было. Вдруг песик почувствовал вкусный запах и увидел на тротуаре сосиску. Он бросился к сосиске, но с другой стороны в сосиску вцепился бродячий котёнок. Песик был очень голоден, но все же разделил сосиску по-братски. |
| Брат огрызнулся довольно резко, указав, что все-таки провел тут три месяца, да еще дали насмотреться на избитых стариков. Всеволод присел на стул рядом со мной. Нам дали поговорить с час. Степунин делал вид, что занят бумагами, и не мешал. Потом вызвал моего конвоира. Мы обнялись с братом крепко и с отчаянностью. Словно понимали, что это одна из чрезвычайных милостей судьбы. Мы виделись с ним в предпоследний раз… Продержали меня в архиерейском подворье еще десять дней, причем кормили отменно — я получал обеды и ужины из комсоставской столовой: тогда, по отсталости своей, еще сентиментальничали! И сочтя, что я достаточно окреп после голодовки, отправили в тюрьму. Никаких допросов больше не было следствие закончилось. Тульская губернская тюрьма высилась на выезде из города рядом с кладбищем и огромным корпусом водочного завода. Это дало повод — так гласит легенда — Толстому, ездившему мимо по пути в Ясную Поляну, произнести несколько обличительных слов в адрес царских порядков: народ спаивают, прячут за решетку, и единственное избавление — в сырой земле. Это было сказано, когда тюрьма на три четверти пустовала, крестьяне берегли копейку и шкалики водки позволяли себе лишь в самые большие праздники, а на кладбище обходились без братских могил и глубоких ям, куда сбрасывали трупы расстрелянных. А что бы нашел сказать Лев Николаевич, проведи его современный Вергилий по тем же местам спустя неполную четверть века после его смерти? Если бы, взяв старого графа под руку, он предложил ему переступить высокий порог калитки в тюремных воротах и под лязг отпираемых и запираемых бесчисленных запоров повел по гулким коридорам и лестницам, распахивая перед ним одну за другой двери камер, набитых под завязку? Вглядитесь пристальнее, граф! Среди этих сотен и сотен грязных, истерзанных и забитых существ — ручаюсь! многочисленные ваши знакомые, мужички вашего Крапивенского и соседних уездов, их дети, сколько раз окружавшие вас, чтобы поговорить, а то и поглазеть попросту на диковинного барина-мужика, изъездившего и исходившего все их пути-дорожки… Они не только наверняка пожалуются вам, что вот, мол, дожили до такого срама, сделались острожниками, но робко попросят объяснения: «За что это нас так, ваше сиятельство? Ведь и вы нам говорили, что труд наш святой и мир кормит… Вот мы и старались, пахали землю…» А далее ваш проводник повел бы вас, задохнувшегося от духоты, смрада, устрашенного видением бесчисленных потухших, яростных, отчаянных, безумных, скорбных глаз, — на задний двор и через неприметный проем с железной дверью вывел вас на «волю» — безлюдный, заросший бурьяном пустырь, и показал бы на свеженары-тую землю. |
| — Слюной не брызгай! — поморщился турок. — Интересно, много вас там, таких? А во мне ты своего, что-ли, увидел? Напрасно. Мне чужая смерть — просто верная рабыня: она хорошо меня кормит. Сколько платишь за американца? — Как за полковника… — Нет! Этот Дэвидсон может оказаться из американской разведки! За него — вдвое больше! — Но Акбар… — Ты чего чужие деньги бережешь? На мне экономишь, чтобы себя не обидеть? Ай, не советую! — Хорошо, — тихо сказал коммунист. — Когда ты его убьешь? — Потом узнаешь! Но ладно: отсюда я через Аргентину поеду в Боливию, и через чакский фронт доберусь до твоего американца! Так дольше, зато без следов, и на боливийской стороне у меня все надежно. Когда я там, в Чако, буду поблизости, то дам тебе знать, понял?! — Хорошо… — согласился офицер. — А я прямо сейчас отправляюсь обратно. Я… Не дослушав, турок поднялся и неторопливо ушел. — Азиатчина черномазая! — прошипел ему вслед офицер, хотя похожий на шведа Акбар был светлее его самого. — Грязный унтерменш! Потом ушел и он; вскоре послышался звук отъезжающего автомобиля. Примерно через час Алиса, уже в походном мужском костюме, с тяжелым «кольтом» на ремне, заперла свой дом и вывела из сарая коня. От всей ее депрессии не осталось и следа. Предупредив соседку, молодую бретонку Жаклин, что надолго уезжает, она повернула коня к дому Даниловых. Вызвав Веру во двор, Алиса спросила ее, куда поехал с офицерами мистер Дэвидсон — не в тот ли новый форт, о котором как-то рассказывал майор Данилов? Удивленная Вера ответила утвердительно. — Скажите, пожалуйста, у вас есть какая-нибудь связь с этим фортом? — спросила Алиса. — Нет, никакой… Да и письма плохо доходят. Форт они назвали «Дроздовский» — в честь командира моего мужа там, в России… Но почему вы… — Вера, а как зовут вашего знакомого, русского офицера со светло-русыми волосами «ежиком» и нагловатой улыбкой? — А, это капитан Лайда! Но к чему все это? Тогда Алиса кратко передала ей содержание услышанного разговора и попросила любыми путями связаться с мужем и сообщить ему о заговоре. Сама же она, Алиса, едет в форт, чтобы предупредить мистера Дэвидсона об опасности. Времени у нее достаточно: убийца будет добираться очень сложным путем. |
| Счастливцы, после долгих мытарств, попадали в отдаленные командировки: в Савватиевский скит – главную стоянку рыболовов, на Муксольму, где помещался скотный двор и было огородное хозяйство, и в разбросанные по островам малые скиты. Там, вдали от начальства, жилось вольнее. Женщины помещались отдельно в " женбараке " , вне кремля, а на маленьком Заячьем острове, в полуверсте от пристани, был штрафной женский изолятор. Традиция затейливо протянулась через оборванный век: но с Заячьего острова молились Соловецким святыням женщины-паломницы, не допускавшиеся на самый остров. В каторжные времена на " Зайчиках " был только один мужчина – семидесятилетний еврей-бухгалтер из ЧК Моргулис. Любовь была строжайше запрещена на Соловках, и преступления против этого запрета жестоко карались; Ромео шел на Секирку, Джульетта – на Зайчики. Кормили беспрерывно и неизменно похлебкой из голов трески. Хлеба, очень плохого – полкило. Жиров не было совсем. Цинга и туберкулез развивались быстро, и с необычайной силой. Заболевший редко задерживался в лазарете более месяца перед последней путевкой в " шестнадцатую роту " . Там его ждала всегда разверстая братская могила. Особенно страдали от этих болезней шпана, уголовники, здоровье большинства которых было уже расшатано водкой и кокаином. В эти первые годы первой советской каторги ГПУ еще не уяснило себе экономических выгод широкого применения рабского труда. Система концлагерей зародилась здесь же, на Соловках, но несколько позже. Тогда же Соловки были просто каторгой с жесточайшим режимом, царством полного произвола, бойней, в которой добивались последние явные и многие возможные враги советизма, а также свалкой для нетерпимого в столицах уголовного элемента. Непосильный для большинства двенадцатичасовый тяжелый труд был лишь методом массового убийства, но не служил еще целям эксплоатации и коммерческой выгоды. Все вновь прибывшие проходили сначала общие работы: лесозаготовки, торф, вязку плотов. Норма выработки: срубить, очистить от сучьев и вытащить на дорогу 10 деревьев в день выполнялась немногими, сильнейшими. Невыполнение урока иногда сходило с рук, но чаще влекло за собой задержку в лесу на морозе на несколько часов, а то и на всю ночь. Многие замерзали. Замерзали и в старой монастырской дощатой голубятне, куда за отказ от работы запирали в мороз в одном белье. Летом за то же преступление ставили " на комарики " : привязывали голыми на ночь в лесу, где комаров, " гнуса " , носились тучи. За преступления против дисциплины и лагерных правил полагались " Секирка " или " Аввакумова щель " , о них – особый рассказ. На работах, особенно ночных, пристреливали часто. Но били очень редко. Случаев избиения каэра я не помню. Шпане попадало. |
|
|
