| В начале романа кажется, что мир почти победил. Церковь в романе Грина так мала и беспомощна! Она сократилась до одного человека — священника, у которого нет больше ни дома, ни прихода, ни права на жизнь, ни надежды на спасение. Ничего, кроме апостольского преемства, ставшего в новых условиях смертным приговором. Герой Грина остается один на один с ужасным, страдающим, обезбоженным миром. Его путешествие (или бегство) — это в буквальном смысле слова схождение во ад, где все проявления жизни томительны, бессмысленны и мучительны. Героев, населяющих страницы гриновского романа, мучает зубная боль или истощает лихорадка или какая-то другая, неявная хворь. Все, даже дети, чувствуют, как жизнь вытекает из них по капле. Даже природа в романе как будто больна, как будто она тоже мечется в постели в приступе жестокой лихорадки. Ощущение томительности бытия русскому читателю должно, видимо, напомнить прозу Платонова. И замечательный перевод Наталии Волжиной в чем-то неуловимом схож с прозой автора «Котлована», писателя, который, по мысли Иосифа Бродского, абсолютно непереводим. Но главное в романе — это не язык и не герой. Главное и самое необычное в нем — это образ Церкви, мысль о том, что ее суть и суть земного бытия составляют бесценные сокровища церковных Таинств — Причастия и Исповеди. Именно эти сокровища — главный дар Бога человеку. Только они могут исцелить корень той болезни, которая разлита в мире победивших «краснорубашечников» (революционеров латиноамериканского образца). Только через врата Церкви приходит к человеку Бог, и приходит не как некий образ и не как недостижимый идеал, но как самая реальная часть жизни. И только священник, облеченный властью отпускать грехи, может распахнуть перед человеком эти врата. Мексиканская революция была такой же страшной, как наша. И священников расстреливали так же, как у нас. Но на защиту Христа и Церкви встали простые крестьяне — кристерос. На их знамени было написано «Слава Царю Христу и нашей Госпоже Гуадалупской«Все эти мысли, конечно, не новы для сознания воцерковленного человека. Великая заслуга Грина заключается в том, что он нашел для них яркую и убедительную форму художественного выражения. Настолько яркую и необычную, что роман «Сила и слава» был внесен официальным Ватиканом в список книг, не рекомендуемых для прочтения. |
| Как мы видим, практика приносила доктору ежемесячно порядка 1600 рублей и он, судя по всему, имел среди своих пациентов репутацию весьма грамотного и квалифицированного специалиста. Далее из архивных документов следует, что Кострицкий, занимаясь оборудованием царского кабинета, счел необходимым закупить новый инструментарий – «боры на 200 руб. и инструменты на 400 руб». 12 сентября 1914 г. секретарь Императрицы сообщил С.С. Кострицкому, со ссылкой на лейб-медика Е.С. Боткина, что «по случаю приглашения Вас по повелению Их Императорских Величеств в Царское Село… за труды ваши по лечению и по оборудованию зубоврачебного кабинета… 1000 руб.». Обращались к С.С. Кострицкому достаточно часто. Из финансовых документов за 1914 год видно, «…что зубной врач Кострицкий пользовал Ея Величество 3 раза. Наследника Цесаревича 4 раза; Великую княжну Ольгу Николаевну 3 раза; Великую княжну Татьяну Николаевну 1 раз; Великую княжну Марию Николаевну 5 раз и Великую княжну Анастасию Николаевну 5 раз. 19 августа 1915 г.». За эту работу стоматолог получил из кассы Министерства двора 1300 руб., которые распределялись следующим образом: на путевые расходы (200 руб.); на приобретение инструментов (400 руб.) и «вознаграждение за 21 визит» (700 руб.). Архивная папка с фондами Придворной медицинской части (ЦГИА РФ) В декабре 1915 г. зубной врач С.С. Кострицкий получил еще 1000 руб. Тогда он проработал 4 дня – с 14 по 18 декабря 1915 г. Императрица Александра Федоровна писала супругу: «Завтра будет очень мало времени для писания, так как меня ожидает дантист… Я была целый час у дантиста… Сейчас я должна идти к дантисту… Он работает над моим зубом (фальшивым)… в 10.30. идти к дантисту… Дантист покончил со мной на этот раз, но зубная боль еще продолжается… я курю, потому, что болят зубы и – еще более лицевые нервы». В 1916 г. из «сумм Цесаревича Алексея Николаевича» было уплачено «Зубному врачу Кострицкому за лечение и возмещение путевых расходов 1/6 часть – 116 руб. 66 коп.» . Здесь необходимо сделать одно очень важное замечание: внимательный читатель наверняка обратил свое внимание на то, что выплачиваемые доктору суммы четко распределялись между членами Императорской Семьи. Иными словами, Министерство Двора распределяло гонорары врачу между каждым из пациентов, в зависимости от того, кому именно была оказана помощь и каков был ее объем. Так, 4-дневная работа над искусственным зубом Императницы была оценена в 1000 рублей, разовая помощь Наследнику Алексею Николаевичу в 116 руб. 66 коп. (включая возмещение путевых расходов), а 21 визит к доктору Императрицы, Наследника и Великих Княжен обошелся лишь в 700 рублей, то есть по 33 рубля 33 копейки. |
| - Джим, лучше уйдем. Спотыкаясь в полутьме о вытянутые ноги, я в панике вел ее вверх по наклонному проходу, не сомневаясь, что все будет кончено, прежде чем мы доберемся до капельдинерши, чей фонарик светился в глубине зала. Ах, с каким облегчением я вышел на улицу и увидел на расстоянии десятка шагов нашу маленькую машину! Мы тронулись, и я словно впервые заметил, как она трясется, подпрыгивает и гремит. В первый и в последний раз в жизни и пожалел, что езжу не на “роллс-ройсе”. Двадцать пять миль до Дарроуби мы преодолели не менее чем за столетие. Хелен сидела возле меня очень тихо, лишь изредка закрывая глаза и судорожно вздыхая, а мое сердце выбивало дробь о ребра. Когда мы въехали в наш городок, я повернул направо. Хелен удивленно на меня посмотрела. - Куда ты едешь? - К сестре Браун, а куда же? - Какой ты глупый! Еще рано. - Но… А ты откуда знаешь? - Знаю — и все! Хелен засмеялась. — Я ведь уже родила тебе сына, или ты забыл? Едем домой. Вне себя от дурных предчувствий, я повернул к СкелдейлХаусу и только поражался спокойствию Хелен, пока мы поднимались по лестнице. Так продолжалось и когда мы легли. Она несомненно испытывала боль, но стойко ее переносила и принимала неизбежное с такой безмятежной твердостью, какой я в себе не находил и в помине. Вероятно, я все-таки незаметно задремал, потому что было уже шесть утра, когда Хелен подергала меня за плечо. - Пора, Джим, — сказала она деловито. Я слетел с кровати, словно ее опрокинули, кое-как оделся и закричал через лестничную площадку тете Люси — тетке Хелен, которая гостила у нас в ожидании этого события: - Мы едем! Из за двери донесся ее голос: - Хорошо. За Джимми я послежу. Когда я вернулся в спальню, Хелен неторопливо одевалась. - Джим, достань из шкафа чемоданчик, — попросила она. Я открыл шкаф. - Чемоданчик? - Ну да. Вон тот. Там мои ночные рубашки, зубная щетка, распашонки и вообще все, что мне может понадобиться. Неси его в машину. Стиснув зубы, чтобы не застонать, я отнес чемоданчик в машину. В прошлый раз все это происходило в дни войны и без меня — к моему большому сожалению. Однако теперь я вдруг поймал себя на трусливой мыслишке, что, пожалуй, предпочел бы оказаться сейчас где-то совсем в другом месте. |
| Елена Юрьевна считала, что святитель Феофан Полтавский был как мученик за своё стояние за традиционное святоотеческое Православие. Она писала: «Значение архиепископа Феофана в истории Православной Церкви имеет глубочайший вес как защитника догмата искупления, на котором основано всё учение Православной Церкви. Он возвысил свой голос против лжеучения, представив свой доклад к предстоящему Собору в Белграде. Но доклад его был отвергнут и не подлежал рассмотрению и обсуждению. Самый приезд владыки Феофана на ближайший Собор был отклонён личным к нему письмом от самого Митрополита. Таким образом, архиепископ Феофан был фактически отстранён от церковного служения и был вынужден уйти в затвор, обратив таковой в негласный протест против вводимого в Церковь лжеучения. Это поймут и оценят грядущие историки Русской Церкви. При погребении архиепископ Феофан был лишён погребального чина, должного ему как епископу, и был погребён как простой монах, по приказанию митрополита Евлогия. Его хоронил иеромонах Варнава, запросивший митрополита Евлогия о чине погребения. После революции был созван Всероссийский Собор (1917–1918 гг.) На этом Соборе владыке Феофану было поручено исследование вопроса об имябожничестве . Пять лет перед этим, а именно в 1912 году, возникла на Афоне смута, связанная с этим вопросом. В 1917 году эта смута была далеко не изжита. Владыка Феофан собрал огромный материал касательно этого вопроса и готовил обстоятельный доклад. Что сталось с этим его трудом, удалось ли ему вывезти его за границу вместе со многими др. своими учёными статьями? В Париже к владыке Феофану просился приходить о. протоиерей Сергий Четвериков , чтобы беседовать на тему об Иисусовой Молитве. Но ему было поставлено условие прекратить всякое общение с YMCA, то есть «Христианским Союзом Молодых Людей». О. протоиерей не согласился». У Елены Юрьевны к концу жизни было какое-то видение архиепископа Феофана, после которого она написала ему тропарь. А когда он умер в 1940 году, у неё была страшная зубная боль, она помолилась ему и моментально боль исчезла. Были и другие случаи чудесной помощи по его молитвам. Вот тропарь, ею написанный: |
| Marie, верно ты делала шнурочек милой для креста? Никак не умею себе представить, что у вас делается; хотел бы к вам забраться в диванную нечаянно, и сия минута вознаградила бы меня за прошедшее и много укрепила вперед. Истинно говорю вам, вашими молитвами я, грешный, ведь и всегда пользуюсь пред другими разными выгодами. Я немного похудел от долгой жизни без движения – ходил на шести шагах, даже головная и зубная боль, которые меня часто прежде беспокоили, теперь совсем оставили. Я думаю, что это от доверенности, которую я перестал оказывать. Смейся, добрая Annette, и растолкуй всем, если не понимают этого. Варя и Лиза, конечно, не забывают меня, а при случае что-нибудь скажут мне о себе. Посылаю я вам доброго моего Привалова или Шувалова, расспросите его об нашем путешествии; он по-своему расскажет вам подробности, которых невозможно описывать. Егор, я думаю, теперь уже в знать попал, но я уверен, что это не заставит его забыть меня; наша связь выше всех переворотов жизни. Я надеюсь, что Михаила с вами в переписке. Как я рад, что он опять офицер; напишите, чтобы он ко мне послал грамотку, авось дойдет. Николя! Как часто я вспоминаю нашу переписку в Алексеевской равелине, – с нетерпением жду продолжения. Не знаю, как тебя вообразить теперь: в мундире или во фраке, и где? Уверен только, что где бы ты ни был, а будешь то, что я от тебя ожидаю; надеюсь также, что когда-нибудь все это узнаю. Бог велик, и с его помощию можно носить в себе те силы, коих прежде и не подозревал. Любезный друг, вот тебе поручение – прошу тебя со свойственною тебе осторожностию приложенную при сем записку вручить своеручно коллежскому асессору Казимиру Казимировичу Рачинскому, который живет у Каменного театра, в доме Гаевского, и служит в иностранкой коллегии. Ты с ним познакомься при этом случае. Он может быть вам полезен, ибо он очень знаком с Лавинским. Эта записка от Александра Поджио, который со мной едет. Прощайте до Тобольска – мы спешим. В знак, что вы получили эту тетрадку, прошу по получении оной в первом письме ко мне сделать крестик – х. Это будет ответом на это бестолковое, но от души набросанное маранье; я надеюсь, что Бог поможет ему дойти до вас. Я вам в заключение скажу все, что слышал о нашей будущности – adieu. |
| Иными словами, Господь Иисус Христо нас искупил от первородного греха, но для того, чтобы нам в полной мере быть причастниками этого искупления, чтобы это искупление сказалось на нашей жизни, мы должны постоянно работать над собой. Вопрос: Несмотря на то, что я многие годы регулярно хожу в церковь, усердно молюсь в храме, прикладываюсь к иконам, ставлю свечки и подаю записки, в Таинствах не участвую – не исповедуюсь и не причащаюсь. Правда ли, что такое поведение недостаточно для спасения моей души? Однако непреодолимой преградой передо мной стоят сложные правила подготовки: долгое вычитывание последования к причащению, канонов, сама исповедь, а также необходимость поститься. Как мне быть? Митрополит Иларион: Я думаю, что последование ко святому причащению не такое уж долгое. Его вполне можно прочитать за полчаса. Каноны Вам читать необязательно. А вот если Вы никогда не исповедовались, Вам следует преодолеть страх перед исповедью и исповедоваться. Это так же, как человек, у которого, например, возникает зубная боль и необходимо лечить зуб: хочешь ты или не хочешь, но к зубному врачу идти надо. И надо преодолеть страх перед зубным врачом, потому что, хотя сама процедура может оказаться неприятной, но последствия ее будут благотворными для организма. То же самое касается исповеди как духовного врачевания. А причастие ничем заменить невозможно, потому что через причастие Сам Господь Иисус Христос, Сам Воплотившийся Бог, входит в тело, в душу, в кровь человека. Его Кровь становится нашей кровью и Его Плоть становится нашей плотью. Это – залог нашего спасения и жизни вечной. Ничем другим это заменить невозможно: ни свечками, ни прикладыванием к иконам, ни записками. Вопрос: Подскажите, пожалуйста, нужно ли перекрестить наших детей в храме Русской Православной Церкви, если их крестили в Украинской Православной Церкви в 1996 и 2005 годах в Украине? Митрополит Иларион: Здесь очень простой ответ. Если это был храм Украинской Православной Церкви Московского Патриархата, то, естественно, их крестить заново не нужно. А если это был храм раскольнической структуры, тогда их нужно крестить заново, потому что мы не признаем «таинства» раскольников. |
| Много слез пролила Александра Сергеевна прощаясь со своею Августейшею благодетельницею и имела счастье слышать от Нее изустное обещание никогда не оставлять ее своим благоволением, приказание при всяком удобном случае являться к Ней и при надобности, прибегать прямо к Ее покровительству. По выходе из института, Александра Сергеевна опять жила y матери своей в сельце Трескове; но не долго наслаждалась счастьем под материнским кровом. В 1806 году, Домника Ивановна, по обыкновению своему говела и приобщалась Св. Таин в филипповом посту. Через неделю после этого, 26 ноября, она вдруг почувствовала стеснение в груди, которым часто страдала, и чрез час ее уже не стало. Домашние, родные и соседи, особенно же не богатые дворяне с их семействами, были сильно опечалены смертью этой благородной женщины, которая до последнего часа, всюду разливала свои благодеяния. Окрестные дворяне несли ее гроб до могилы и не смотря на страшную вьюгу и метель, все шли с обнаженными головами до Николаевской церкви села Лосева, где было семейное кладбище Щулепниковых. Глубоко опечалены были дети потерею матери и после ее кончины Александра Сергеевна, неразлучно с сестрою Анной Сергеевной, переехала жить в сельцо Белково, находящееся в одной версте от с. Трескова тоже Костромской губернии, в усадьбу своей старшей сестры Елисаветы Сергеевны Шиповой, которую она горячо любила и уважала. Но и тут она не на долго успокоилась: Елисавета Сергеевна вскоре скончалась, 10 февраля 1808 г., искренно оплакиваемая мужем, и девятью малолетними детьми 2 . Тогда обе сестры переселились в село Еремейцево, Костромской же губернии, чтобы быть поближе к родной тетке, Надежде Ивановне Бартеневой, жившей в своей усадьбе Боловино Чухломского уезда. В это время Александра Сергеевна сильно страдала зубною болью и долгое время никакие лекарства не давали ей облегчения. В минуты жесточайших страданий она дала обещание съездить в монастырь, где покоятся мощи преподобного Феодосия Тотемского Чудотворца и отслужить ему молебен. Зубная боль тотчас утихла и Александра Сергеевна после этого никогда уже не страдала зубами. По выздоровлении своем она немедленно исполнила обещание, и во всю жизнь сохраняла веру и признательность к заступничеству угодника Божия Феодосия, посылала на масло в лампаду, теплящуюся пред его мощами и никогда не забывала в день его памяти служить всенощную и молебен. |
| 6. Послушница Белевского женского монастыря, бывшая помещица Надежда Егоровна осенью 1861 года, бывши в Оптиной Пустыни и отправляясь на свою родину, по вере своей к покойному старцу Макарию взяла песочку с его могилы. Во время ее пребывания в своем имении в октябре месяце одна ее дворовая женщина около двух месяцев страдала сильною зубной болью, в особенности по ночам, и оттого все ночи проводила без сна. Лечилась она некоторыми домашними средствами, но ничто не помогало. Сострадая больной женщине, Надежда Егоровна, со своей стороны, придумывала, чем бы ей помочь. И вдруг пришло ей на мысль приложить к щеке болящей привезенного ею из Оптиной Пустыни песочку. Призвала она к себе в комнату больную, положила вместе с нею пред св. иконою Царицы Небесной три земных поклона, сначала намазала больную щеку елеем из лампады пред образом, а затем осыпала всю ее песком. Этого же песку дала она больной и выпить в воде. Немедленно после того больная заснула; а на другой день встала совершенно здоровою. Зубная боль к ней уже не возвращалась. 7. Когда вышеупомянутая дворовая женщина помощию Царицы Небесной по молитвам старца Макария исцелена была от жестокой зубной боли; тогда доложили Надежде Егоровне, что в ее имении еще есть девочка лет 15-ти, которая сильно страдает жабою в горле. Дали больной выпить в воде несколько песочку и приложили его же к горлу; в то же время девочка получила большое облегчение. 8. Бывшая помещица, а затем послушница Дивеевского женского монастыря Нижегородской губернии Мария Васильевна Ананьевская вскоре по кончине старца о. Макария рассказывала о себе следующее: «В первые дни после кончины батюшки о. Макария я, при великой грусти о лишении его, подверглась какой-то ужасной болезни, похожей на ту, которую в простонародье называют волосатиками. Боль была неослабная. Ни днем, ни ночью не было мне от нее покоя; и я уже несколько суток провела без сна. Рекомендованные средства не помогали. Бывши в это время в Оптиной Пустыни, иду я однажды из скита и думаю: дай схожу на могилку батюшки о. Макария и возьму с нее земельки для пальца – авось полегчает. Пришла, взяла сначала из горевшей над его могилой лампады маслица, обмазала им свой больной палец и затем, осыпав его землею с могилы, обвязала и ушла на гостиницу. Тут я и скоро заснула крепким сном; а поутру встала совершенно здоровая». |
| 7. На 5. Александр А.Б. Скажите пожалуйста, при всех описанных случаях заболеваний зубов есть ли зубная боль? Предложите врачам ответить в вероятностной форме, в виде гистограммы: прижизненные внешние проявления какой силы могут быть при подобных посмертных повреждениях? Формулировка в том виде, как Вами приведена, в судебном деле бесполезна. 6. На 5, Александру А.Б. Как-то в схожей теме давал ссылку на меню Царя, нет, не для человека с гнилыми зубами такие кушанья, котлет, помнится, в меню не было. Ячменный суп, одно из любимых первых блюд Государя, пища для зубастых. Языкастые противники Царя, имей он испорченный зубы, к прозвищу " кровавый " могли бы дать и другое, " стоматологическое " . 5. И всё же... Вновь цитата: «Челюсть и немногие уцелевшие зубы демонстрируют признаки серьезных пародонтальных заболеваний. На этих зубах нет никаких следов лечения или пломбирования; они буквально испещрены кариесными впадинами и съедены почти до самых десен. Подобное состояние челюсти, где налицо все признаки пародонтальных заболеваний, и состояние самих зубов свидетельствуют о том, что в таком виде они находились долгие годы при жизни Императора, который не получал никакого лечения» читать размышление о работе Агаджаняна и Оболенского, когда автор, будучи математиком, не понимает, как по своей форме делается современная судебная экспертиза. Она байесовская по своей сути от и до. Дизайн ее практически всегда такой, что берется набор априорных вероятностей тех или иных базовых событий (например, вероятность дентофобии, вероятность иметь при жизни зубы определенного состояния, вероятность их посмертного повреждения до такого-то состояния итп) и затем, используя эмпирические факты (состояние останков), выводится относительное правдоподобие исследуемого события (в данном случае - подлинности останков) по отношению к его отрицанию (неподлинности). У Агаджаняна и Оболенского нет ни малейшего следа знакомства с количественным подходом, там только художественные рассуждения, интересные, познавательные, но не судебные ни разу. |
| Лечение тогда заняло около двух недель, а каждый из сеансов лечения продолжался по 1,5-2 часа. За месяц до переворота февраля 1917 г. С.С. Кострицкий приехал из Ялты в Царское Село в последний раз. Николай II записал в своем дневнике о своих визитах к стоматологу с 3 по 7 января. Это – первое собственноручное упоминание о лечении зубов, сделанное Императором: «После завтрака просидел полтора часа наверху у зубного врача Кострицкого, приехавшего из Ялты… После завтрака был у Кострицкого долго… От 2 до 3.30 сидел у Кострицкого». Эти строки из Царского дневника дали повод и следователю В.Н. Соловьеву, и профессору В.Л. Попову и другим сторонникам гипотезы о дентофобии Государя, сделать вывод о том, что якобы Николай Александрович заходил к доктору не для лечения зубов, а исключительно — поговорить и «посидеть». В поддержку своего предположения они приводят строки из воспоминаний начальника Императорской дворцовой охраны генерал-майора А.И. Спиридовича: «Государь любил заходить побеседовать к зубному врачу С.С. Кострицкому… Простота, правдивость и искренность Сергея Сергеевича нравились Государю». Беседы шли «о литературе, о людях, о событиях. О многих приближенных говорил с ним Государь откровенно, зная, что собеседник сумеет сохранить в тайне, что следует. По часу, по два просиживал Государь у Кострицкого… и уходил морально отдохнувшим». Мы еще вернемся к «сидению» Царя у стоматологу, а пока рассмотрим как обстояли дела с оказанием зубоврачебной помощи Государю и его семье в дальнейшем. Начиная с августа 1917 года Императрицу Александру Федоровну вновь стали мучить зубные боли. В своем дневнике она писала: 30 августа: «Ежедневная зубная боль, днем и ночью». 15 сентября: «Лежала и отдыхала, голова и лицо продолжают [болеть]». 16 сентября: «37.1°, снова почти не спала, сильные приступы боли лица, зубов». 17 сентября: «В 10 [часов] я легла в постель, потому что чувствовала сильную слабость из-за всей этой боли лица и зубов и из-за многих почти бессонных ночей». Великая Княжна Татьяна Николаевна в письме своей крестной Великой Княгине Ксении Александровне от 18 сентября 1917 года: |
|
|
