Д. разрабатывал специфические проблемы «восточного», «псалтикийного» (Хрисанфова) церковного пения, затрагивал разнообразные темы: отношение между церковным пением и народной музыкой, методика преподавания церковного пения и дирижирование церковным хором. Впервые в истории болг. музыки Д. описал деятельность композиторов и издателей церковнопевч. сборников XIX в.- архим. Неофита Рильского, Н. Триандафилова , хаджи А. И. Севлиевца, А. Пана, Т. Икономова, архим. Амвросия, Иоанна Хармосина Охридского (наст. имя Иван Генадиев) и др.; касался проблематики болг. церковнопевч. исполнительских школ этого периода - великотырновской, еленской, солунской, сливенской, одринской; исследовал роль церковного пения в развитии хорового дела в Болгарии, дал оценку самым известным болг. авторам хоровых композиций для богослужения (А. Бадев , Д. Христов ) и совр. ему деятелям церковной музыки - П. Сарафову, свящ. Манасии Тодорову; пытался проследить многовековое историческое развитие церковной музыки в Болгарии (IX-XX вв.), придерживаясь характерных для того времени романтических национальных представлений. Д. изучал наследие прп. Иоанна Кукузеля , считавшегося наиболее известным болг. мелургом, а также т. н. болгарский распев, пытаясь показать, с одной стороны, его самобытность и, с другой - влияние его репертуара на рус. муз. рукописную традицию. Исследованием «Рильская церковно-певческая школа в нач. XIX в. и ее представители» (1957) Д. ввел в болг. историческое музыкознание проблему приспособления новогреч. одноголосной музыки к церковнослав. языку в опытах певч. «перевода» и в собственном творчестве, показав хорошее владение новогреч. псалтикийной стилистикой. Он также опубликовал записи народного церковного пения, собранные во время полевых экспедиций и рассматривавшиеся им в качестве реликтов наиболее ранней болг. церковнопевческой практики (см. работу «Народнопесенни елементи»). Д. был знатоком новогреч. Хрисанфовой невменной системы, систематизированные сведения о к-рой включены в его «Руководство по современной византийской невменной нотации» (1964). Он первым из болг. музыковедов перевел полностью греч. одноголосный репертуар с невменной на совр. 5-линейную нотацию: в 1938 г. он издал сб. «Духовные музыкальные произведения св. Иоанна Кукузеля», позднее - «Церковнопевческий сборник» (1947-1958; из задуманных 6 частей опубликовано только 5). Подробные библиография, нотография и дискография Д., составленные к 100-летию со дня его рождения, опубликованы А. Атанасовым в 1990 г.

http://pravenc.ru/text/178263.html

Певч. школа, утвердившая практику исполнения Б. р. в XVIII-XIX вв., существовала в 1612-1785 гг. в восточнокарпатском Манявском скиту , основанном мон. Иовом (Княгиницким) . Основоположником местной певч. практики был иеродиак. Феодосий из Путны (см. ст. Путнянская певческая школа ). Из Манявского скита происходят 3 Ирмолога «напелу болгарского» (ЦГББ. 10846, 1675 г.; 10845, 1684 г.; Б-ка Румын. АН в Бухаресте. 525, 1731-1733 гг.) (см. Ирмологион ). Эти рукописи являются славяногреч. (главные песнопения литургии написаны по-гречески кириллицей). Репертуар составлен из образцов, определенных как «пение болгарское стародавное» 525), что свидетельствует о прочной болг. традиции в этом мон-ре. Скитские Ирмологи характеризуются структурой и составом, сближающими их с балканскими певч. книгами типа Аколуфии - Анфологии . Центры, в к-рых Б. р. был особенно популярен, находились под Киевом, Львовом, Лежайском (совр. Польша), в Межигорском и Жировицком мон-рях; «Ирмолой напелу болгарского» - название рукописи, выполненной в 1677 г. Иосифом Крейницким, иером. из Лавровского Онуфриева мон-ря Галицкой епархии, а позднее принадлежавшей, судя по отметке А. А. Титова на форзаце, свт. Димитрию (Туптало) (РНБ. Тит. 1902). В Болгарии Б. р. стал известен в кон. XIX - нач. XX в. по рус. церковному пению, вошедшему в церковно-певч. практику Болгарской Церкви. Продолжается научная дискуссия о том, что является истинным болг. пением: Б. р. или греко-слав. монодийная певч. традиция (в редакции митр. Хрисанфа из Мадита, XIX в.). В качестве «защитников» Б. р. как древнего народного самобытного церковного пения выступили такие видные музыканты, как Добри Христов , Христо Шалдев, Димитр Тюлев, Алексей Шулговский, Георги Байданов и др. Появились издания с репертуаром Б. р., составленные муз. деятелем А. Николовым, специально отправленным от Болгарской Православной Церкви в Россию для разыскания распевов. Б. р. был представлен в многоголосной обработке в творчестве первого поколения болг. композиторов; особо значимыми были творения Д. Христова. Б. р. активно исследовался в болг. музыкознании (Христов, Петр Динев, Венелин Крыстев, Стоян Петров, Елена Тончева и др.). В наст. время Б. р. занимает прочное место в репертуаре болг. хоров.

http://pravenc.ru/text/149677.html

По наблюдениям прот. Д. В. Разумовского болгарский распев „построен по началам древне-эллинского пения, несомненно принадлежит к многовидному составу церковных распевов и управляется законами осмогласия, в своем ритме следует указаниям текста священных песнопений“ 4 . Но вообще должно сказать, что распев этот в своем построении и мелодическом характере резко отличается от всех прочих известных в русской Церкви распевов и к византийскому церковному осмогласию стоит довольно в отдаленном отношении. Этот распев построен непосредственно на гласовых формулах известного нам византийского осмогласия, но только на основании его, свободно и независимо от непосредственного влияния древнего и нового греческого пения. Напротив, он носит на себе явные следы славянского юго-западного происхождения и имеет некоторые свойства пения более позднего, чем древне-русский столповой или знаменный распев. Следы византийского осмогласия сохранились в болгарском распеве лишь в следующих его чертах: а) Болгарский распев, как и другие древние и на основании их вновь возникших церковных распевов, подчинен закону церковного осмогласия. б) Он строится по системе пентахорда и тетрахорда и тем ясно показывает, что он имеет в своем основами законы древне-эллинской музыки. в) Его гласовые приметы, т.е. звуки господствующие и конечные также напоминают византийское церковное осмогласие и частью распев знаменный, хотя интервальные отношения гласовых областей и численный порядок гласов не совпадает ни с византийской, ни с столповой теорией осмогласия. Господствующими звуками в болгарском распеве служат консонансы тоники, именно: терция в гласах 1 (малая), 3 и 8 (большая), кварта в гласе 7 и квинта в гласах 2, 4, 5 и 6; конечными же звуками в гласах 2, 4, 5, 7 и 8 служит начальный звук основного звука – ряда гласа (просламваномена), а в гласах 1, 3 и 6 второй снизу звук (гипата). Глас 2 болгарского распева имеет тот же основной пентахорд, тот же господствующий и конечный звук, какие и глас 3 знаменного распева; глас же 3 болгарского распева – ту же тонику, господствующие и конечные звуки, какие и глас 1 знаменного распева; глас 4 болгарского распева по своей области и гласовым приметам на кварту ниже гласа 8 знаменного распева.

http://azbyka.ru/otechnik/Ioann_Voznesen...

Вопрос о времени происхождения К. р. в научной лит-ре долгое время был предметом дискуссий. По мнению мн. исследователей, К. р. сформировался поздно. Так, Г. В. Келдыш отмечал, что К. р., подобно греческому и болгарскому распевам, возник, вероятно, «на Украине в начале или середине XVII века и своим названием обязан каким-нибудь побочным обстоятельствам» (История рус. музыки: В 10 т. М., 1983. Т. 1: Древняя Русь. XI-XVII вв. С. 219). Это и подобные мнения объясняются появлением в XVII в. названия «киевский роспев», а также тем, что в рус. рукописях он мог иметь сходство как со знаменным, так и с болгарским или греческим распевом. Однако мнение о происхождении К. р. в XVII в. не вполне справедливо, т. к. возникновение распева (системы пения в определенном стиле) и появление его названия могут относиться к разным историческим периодам. Так, знаменный распев сформировался в древнерус. эпоху, а получил название, зафиксированное в певч. рукописях, в кон. XVI - нач. XVII в. Истоки К. р., включающего песнопения различного времени формирования, также восходят к певч. культуре Др. Руси. На протяжении сложной и драматической истории юго-западнорус. земель развитие певч. искусства шло то угасая, то возрождаясь. Благодаря существенному обновлению восточнослав. певч. традиции в XV-XVI вв. в певч. практику вошли новые мелодические редакции песнопений Обихода, получившие в рукописях XVII в. различные местные названия. Песнопения псалмодического склада, по всей видимости, значительно не измененились, сохранив преемство с древнерус. знаменным пением. Украинско-белорус. монодия, позднее названная К. р., с наибольшей полнотой была зафиксирована в Ирмологионах с кон. XVI в. Прот. И. И. Вознесенский , выявив различия между певч. материалами из Ирмологионов и из российских певч. книг XVII-XVIII вв., сделал вывод о мелодическом своеобразии укр. редакции юго-западнорус. ветви знаменного распева и о ее формировании в XV-XVI вв. («Нотные юго-западные переводы представляют собою... лишь особую параллельную великорусской ветвь того же древнего знаменного пения, по крайней мере XV и XVI века, и следовательно, новый ключ к объяснению знаменных напевов того времени» - Вознесенский. 1898. С. 56-57). В украинской науке древнерусский распев домонг. эпохи называют старокиевским ( Антонович. 1997. С. 78, 82 и др.; Kophiй. 1996. С. 65, 71) и старознаменным (Biдryku минулого. 1954. С. 18-19; Маценко. 1968. С. 5 и др.); эти термины воспринимаются как синонимы, что позволяет отличить обозначаемые ими песнопения от поздних форм певч. искусства. В более широком значении термин «старокиевский» понимается как «староукраинский» ( Антонович. 1997. С. 91-92 и др.).

http://pravenc.ru/text/1684569.html

Открытия К. в области муз. языка оценили многие его современники, в т. ч. Н. А. Римский-Корсаков , которому принадлежит следующее высказывание о К.: «Пока жив Александр Дмитриевич - жива русская музыка. Он владеет русским голосоведением и доведет свое уменье до высшего мастерства» ( Асафьев Б. В. Из устных преданий и личных моих встреч-бесед//РДМДМ. Т. 5. C. 382). В наст. время выявлено 110 опубликованных композиций К., созданных в 1896-1926 гг. В это число входят и отдельные песнопения, и богослужебные циклы (см. списки в изд.: Там же. Т. 5. С. 959-966; Каталог духовно-музыкальных сочинений, изданных фирмой «П. Юргенсон» в Москве в 1874-1918 гг./Ред.: А. А. Наумов, вступ. ст.: А. А. Семенюк. М., 2011. С. 70-71, 113, 116, 118). Уже в первые годы творчества К. написал ряд выдающихся, основанных на старинных унисонных распевах произведений: Херувимскую песнь (знаменный распев), «Бог Господь» и тропари в Великую субботу (болгарский и знаменный распев), «Милосердия двери отверзи нам» (опыт обработки обиходных мелодий), икос «Сам Един еси безсмертный», «С нами Бог» и «Милость мира» 2 (знаменный распев). Если во 2-й пол. 90-х гг. XIX в. композитора чаще всего привлекали песнопения литургии, то в 1900-х гг. он стремился пополнить и репертуар всенощного бдения, панихиды, венчания и праздничных служб. К. также предпринял попытку реформы совр. осмогласия: образцы новой муз. обработки стихир с пояснениями автора были изданы в работе «Практическое руководство к выразительному пению стихир при помощи различных гармонизаций» (1909). Под редакцией К. был опубликован «Обиход», который отразил клиросный репертуар Синодального хора (М.: [В. Гроссе, 1912]. Ч. 1: Всенощное бдение; Ч. 2: Литургия, архиерейское служение, молебны, панихида, отпевание, праздничные прокимны и антифоны). В нач. XX в. К. создал хоровые сочинения исторического и патриотического характера: «Две русские песни» (изд.: М., ценз. 1902) и «Песни к Родине» (изд.: М.; Лпц.: П. Юргенсон, ценз. 1904). Увлечение муз. археологией, возникшее под влиянием С. В. Смоленского , выразилось в создании музыкально-археологических «реставраций». К. пытался найти в музыке прошлого доказательства богатства ее форм и красок. Первой работой такого рода стали «Образцы церковного пения на Руси в XV-XVII вв.» (соч. 1901, изд.: М.: П. Юргенсон, Распевы были заимствованы К. из рукописей древлехранилища Синодального уч-ща и самостоятельно расшифрованы.

http://pravenc.ru/text/1681301.html

В предисловии к «Обиходу» отмечено, что «напев валаамский есть соединение напевов: большого и малого знаменного, а также и других», а именно: греческого , киевского , болгарского и путевого . Указания на распевы во мн. случаях отсутствуют, их можно установить путем сравнения с обиходными песнопениями синодального издания: напр., песнопение «Достойно есть» (на возношение Панагии) греч. распева известно также под названием «Жуковская малая, 5-го гласа», предначинательный псалом - киевского распева и т. п. Основу «Обихода» составляют песнопения знаменного распева , к к-рому принадлежат «Блажен муж», запевы и 1-е стихиры на «Господи, воззвах», догматики, воскресные богородичны на стиховне, «Бог Господь», прокимны на утрене, «Свят Господь Бог наш», почти все песнопения литургии, кроме гимна «Единородный Сыне» (праздничного) болгарского распева. Характерной тенденцией рубежа XIX-XX вв. является сокращение мелодий, в песнопениях отсутствуют фиты (хотя в кон. XIX в. они еще использовались; так, Соловьёв упоминает о пении фиты «кудрявой» в литийной стихире «Подобаше самовидцем» на Успение). Соловьёв с тревогой писал о «заметном расположении к употреблению малых роспевов». В большинстве песнопений из «Обихода» Валаамского мон-ря попевочный фонд знаменного распева сохранен. В тех случаях когда попевки знаменного распева модифицируются, имеет место как их упрощение («редукция»), так и увеличение мелизматических оборотов, добавление опеваний, проходящих звуков, что делает мелодию более развитой, гибкой. Одной из древних традиций, сохранившихся в Валаамском мон-ре, Соловьёв считал стихологию, т. е. антифонное чтение и пение псалмов. Особенно близким древнему первообразу он находил исполнение гласовых напевов на «Господи, воззвах», когда головщик поет все 3 запева, а хор трижды повторяет «Услыши мя, Господи». Загребин отмечает сходство структуры стихир «на глас» в Валаамском «Обиходе» с совр. их исполнением в рижской Гребенщиковской и Невской старообрядческих общинах. Украшением валаамского пения были подобны . По словам Соловьёва, древнейшая традиция пения на подобен на Валааме сохранилась великолепно, но головщик правого клироса в беседе с ним сетовал, что «знание этого отдела у валаамских певцов ослабевает и количество употребляемых подобнов постепенно уменьшается», напр., не поются 12-строчные («на двенадцать колен») подобны ( Соловьёв. С. 26). В «Обиходе» Валаамского мон-ря 11 подобнов: «Прехвальнии мученицы», «Небесных чинов» 1-го гласа, «Доме Евфрафов», «Егда от древа» 2-го гласа, «Яко добля», «Дал еси знамение», «Хотех слезами» 4-го гласа, «Радуйся» 5-го гласа, «Все отложше», «Тридневен» 6-го гласа, «О преславного чудесе» 8-го гласа.

http://pravenc.ru/text/153891.html

Болгарский распев, в конце жизни патриарха Иосифа (16481650 г.), певцами юго-западных братств и другими переселенцами Юго-Западной России, принесен и в Великую Россию, где, при посредстве вышесказанных сборников и ирмологов, распространился и в первое время по местам имел широкое применение, особенно в хоровой клиросной практике 2 . Но совершенно отвергнутый великорусскими чтителями древнего знаменного пения, он, за некоторой искусственностью своего сложения, а, конечно, и протяженности мелодий, не имел обширного употребления у простых клиросных певцов, и, наконец, повсюду вытеснен распевом греческим, который в Великой, а затем и в Южной России с удобством применен не только к тропарям, кондакам и седальнам, но и к ирмологам и ко многим другим церковным песнопениям, за исключением стихир. В пространном нотном „Обиходе“ Синод, изд. с 1772 г. имеются лишь немногие образцы болгарского распева, именно: 1) „Бог Господь“ и седальны по 1-м стихословии всех восьми гласов; 2) Отдельные песнопения: во глас 1 „Достойно есть“; во глас 2 тропарь в Великую субботу „Благообразный Иосиф“; во глас 3 кондак на Рождество Христово „Дева днесь“; во глас 5 стихиры на целование плащаницы: „Тебе одеющагося“ и „Прийдите ублажим Иосифа“; во глас 8 тропарь „Повеленное тайно“ и „Единородный Сыне“ 3 . В прочих великорусских церковно-нотных книгах напевов болгарского распева вовсе не имеется. В современной же нам клиросной практике и это небольшое количество песнопений болгарского распева еще более сокращено, так что в ней не имеется полного осмогласия этого распева, и мы слышим из него лишь немногие отдельные образцы, известные и в гармонических переложениях; таковы: гласа 1 „Достойно есть“, гласа 2 „Дева днесь“, гласа 3 „Благообразный Иосиф“ и гласа 5 „Тебе одеющагося“. Но в „Обиходе“ Синод, изд. в изложении болгарского распева допущены некоторые неточности и отступления как в мелодиях, так в ритме и такте, которые ясны по сравнению этого Обихода с юго-западными ирмологами и подлежат исправлению. В гармонических переложениях этого распева также последовали некоторый изменения, состоящие в наибольшем применении к напевам симметричного ритма и в варьировании некоторых мелодических оборотов сообразно современным музыкальным вкусам и гармоническому толкованию напевов.

http://azbyka.ru/otechnik/Ioann_Voznesen...

Книги эти, кроме их близости ко времени заимствования нами киевского распева с юго-запада России, для нас имеют особую важность еще и потому: 1) что они содержат полное осмогласие киевского распева, притом в унисонно-мелодическом его виде. 2) Они списаны и издании не частными лицами, а православными юго-западными братствами, т. е. правильно организованными обществами, засвидетельствовавшими в истории свою многоплодную деятельность на пользу православия в юго-западном крае многочисленными фактами. 3) Они стоят вне зависимости от тех разнообразных чуждых влияний, которым подверглось в последствии, особенно во 2-й половине 18 века, русское церковное пение. 4) Напевы, в них записанные, освящены долговременным практическим употреблением на клиросах и в школах не только юго-западной, но и всей южной русской Церкви, так как юго-западные ирмологи в 17 и 18 веке были в употреблении и в Киеве, и в других городах южной России. 5) Напевы эти, принесенные в конце 17 и в начале 18 века в Великую Россию и распространившись в ней повсеместно, послужили основанием многих напевов, сохраняемых в устно-певческой её практике доныне, и частью вошли в состав нашего церковного Обихода. В ряду печатных нотных ирмологов (с содержанием нашего Октоиха, Ирмолога, Обихода и частью Праздников) юго-западного происхождения, по полноте изложения напевов, особенное внимание обращает на себя Ирмологион, печатанный во Львове в 1709 году 124 . Здесь, кроме разных напевов киевского, знаменного и болгарского распева, имеются и мелодии «Господи воззвах» киевского распева на все восемь гласов. Из сопоставления этих мелодии с такими же мелодиями позднейших великорусских издании оказывается: 1) что первоначальные напевы «на Господи воззвах» киевского распева излагались вдвое протяженнейшими нотами, чем ныне, именно белыми (полутактами) и целыми (тактами), и, таким образом, были чужды беглости при их исполнении. Четверти такта (чвартки) являются в них только в добавочных украшениях, не имеющих существенного значения в мелодии и изменяемых.

http://azbyka.ru/otechnik/Ioann_Voznesen...

распева//Там же. 1973. 9. С. 100–103; Древнейший памятник укр. нотолинейного письма — Супрасльский Ирмологион 1598–1601 гг.//ПКНО, 1974. М., 1975. С. 285–294; Структура Супрасльского Ирмологиона 1598–1601 гг.— древнейшего памятника укр. нотолинейного письма//MAAS. 1975. T. 4. S. 521–533; Об одном муз.-палеографическом признаке «царского» Ирмология 1680 г.//Ibid. 1978. T. 5. S. 531–541; О нек-рых принципах прочтения рус. нотолинейных рукописей XVI–XVII вв.//Теоретические наблюдения над историей музыки: Сб. ст./Сост.: Ю. К. Евдокимова и др. М., 1978. С. 200–226; Супрасльский Ирмологий 1638–1639 гг.//ПКНО, 1980. Л., 1981. С. 233–240; О «странных голосах» двоезнаменного муз.-теорет. руководства кон. XVII в.//Проблемы истории и теории древнерус. музыки: Сб. ст./Ред.: А. Н. Кручинина, А. С. Белоненко. Л., 1979. С. 160–172; Особенности атрибутации болг. и др. местных распевов в практике укр. певч. искусства XVI–XVII вв.//Бълг. музикознание. София, 1981. Год 6. Кн. 1. С. 92–105. (Докл./Първи междунар. конгр. по българистика); К проблеме происхождения и исполнительского воспроизведения строчного пения//MAAS. 1982. T. 6. S. 777–790; Реформа рус. церковнопевч. искусства и феномен «строчных» партитур (на мат-ле певч. рукописей XV — нач. XVIII в.)//Старинная музыка и современность: Межресп. конф., Шяуляй: Тез. докл. Вильнюс, 1983. С. 6–9; Строчное пение в контексте Чиновников Русской Церкви XVII в.//MAAS. 1985. T. 7. S. 667–678; Новый памятник рус. муз.-теоретической мысли XVIII в.//Musica antiqua. Folia musica. 1986. T. 4. N 2; Болгарский распев в невменных партитурах XVII в.//Втори междунар. конгрес по българистика, София, 1986: Докл. София, 1987. Т. 17: Театър и кино. Музика. С. 185–208; Вологодские певч. строки//ПКНО, 1985. М., 1987. С. 165–170; Особенности инверсирования гетерофонии народнопесенного склада в рус. церковном пении XVII в.//Старинная музыка и современность: III Межресп. конф., Шяуляй, 13–14 марта 1987: Тез. докл. Вильнюс. 1987. С. 4–6; «Мусикия» Коренева о звуковысотной орг-ции и стилевой ориентации строчного многоголосия XVII в.//Musica aniqua.

http://pravenc.ru/text/2596427.html

Хоры названы старейшими по праву: они возникли еще в средневековой Руси, когда назывались Хор государевых певчих дьяков и Хор патриарших певчих дьяков.Но вот парадокс: хотя оба хора представляют старейшую традицию хорового пения, средневековые песнопения не являются главной частью их репертуара. Зато на русском аутентизме специализируются более молодые коллективы — мужские хоры «Древнерусский распев» (5 апреля, Большой зал филармонии) и «Оптина пустынь» (26 апреля, Большой зал филармонии). Оба коллектива открывают для слушателей непривычный мир древнерусского храма. Мир, где не нужно никуда спешить, а само время будто останавливается, чтобы дать простор бесконечно длящимся мелодиям. Хоры исполняют песнопения, заимствованные из настоящих древнерусских рукописей, что придает их концертам еще и огромный исторический интерес.Однако и Средневековье бывает разным. Экспрессивное, с необычным восточным оттенком пение Греческого византийского хора под управлением Ликургоса Ангелопулоса (31 марта, Большой зал филармонии) отличается от пения «древнерусских» коллективов. Ликургос Ангелопулос — главный протопсалт Константинопольской архиепископии. Он не только концертирующий музыкант, но и ученый, много лет изучающий византийское пение, поэтому в подлинности происходящего сомневаться не приходится. Но кто знает, были ли отличия древнерусской и византийской традиций столь сильны в момент зарождения русского церковного искусства, которое, как известно, возникло под сильным влиянием византийского? Сравнить разные традиции можно, послушав хор Ангелопулоса и сербский византийский хор «Моисей Петрович» (20 марта, Большой зал филармонии).Строгое церковное искусство в цикле великопостных концертов «разбавлено» выступлениями фольклорных коллективов: хора «Мистерия болгарских голосов» (25 марта, Большой зал филармонии) и грузинского хора «Мздлевари» (25 апреля, Большой зал филармонии). По словам руководителя болгарского хора Доры Христовой, если человек не родился в Болгарии, он не сможет петь, как участники коллектива, ведь секрет их мастерства в старинных традициях исполнения.

http://old.aquaviva.ru/archive/2011/3/86...

   001    002    003   004     005    006    007    008    009    010