| Самым ранним списком ТП является пергаменная Александро-Невская П. новгородского происхождения (РНБ. Собр. СПбДА. A.I.119), к-рая датируется кон. XIV или нач. XV в. Первоначально она входила в единый кодекс с Сильвестровским сборником (РГАДА. Ф. 381. 53), к-рый начинается завершением ТП и кроме житий содержит старший список славянского перевода апокрифического «Откровения Авраама», впосл. включавшийся в ТП (наличие «Откровения Авраама» стало одним из признаков «промежуточной» редакции). Эталонным представителем ТП считается Коломенская П. 1406 г. (РГБ. Ф. 304.I. 38), взятая в качестве основы первого и единственного критического издания ТП учениками Н. С. Тихонравова (в издании приведены разночтения по 8 др. спискам). На основе издания учеников Тихонравова А. М. Камчатнов в 2002 г. подготовил «интегральный» текст ТП, представляющий свод лучших, по мнению составителя, чтений; публикация сопровождается переводом на рус. язык и обширными комментариями. Это издание является авторской интерпретацией, с которой мн. исследователи не согласны. Происхождение ТП является предметом полемики, в к-рой соперничают концепции переводного и оригинального характера памятника. Первой т. зр. придерживались, в частности, Тихонравов и В. М. Успенский, относительно недавно ее изложил В. Панайотов, настаивавший на великоморавском, т. е. кирилло-мефодиевском, происхождении предполагаемого перевода. ТП как оригинальная компиляция в свою очередь локализуется и датируется по-разному, в последнее время - в зависимости от национальной принадлежности исследователей. Российские ученые (Водолазкин и др.) настаивают на древнерус. происхождении ТП, болгарские (прежде всего Славова) - на болгарском. Сторонники концепции древнерус. происхождения ТП опираются на исследования Истрина и А. В. Михайлова; последний доказал, что цитаты из книг Бытие и Руфь в ТП восходят к русской четьей редакции Восьмикнижия, а эта редакция возникла не ранее XIII в. Наиболее весомыми выглядят аргументы в пользу древнерус. происхождения ТП как оригинальной компиляции, в к-рой использовались уже существовавшие переводы, дополненные в ТП комментариями. |
| Князья и пастыри Церкви не жалели средств и трудов, чтобы приобретать из Болгарии книги, оставленные бессмертными просветителями Славян и их достойными учениками. Но тогда не думали, что заменить в переводе одно слово другим, более ясным, болгарское русским, означает грех . «Святослав, державный владыка, – говорит дьяк Святослава, – возжелав сильным желанием открыть сокровенный смысл в глубине сих трудных книг, повелел моей немудрости сделат перемены в речах, с удержанием того же смысла». § 11. Перевод Библии и толкование ее Предметом особенного внимания новых христиан, без сомнения, было слово Божие. В предисловии к печатной Острожской Библии сказано, что издатели имеют в руках Библию , переведенную при Владимире В. 102 . Последнее сказано только по недостаточному знанию дела, как это бывало тогда и в других случаях. Если бы при Владимире была переводима Библия , то преп. Нестор, как недалекий от времени Владимира, мог знать о том, и как способный ценитель великих дел не умолчал бы о великом деле. Напротив, он говорит: «сим бы первая преложены книгы в Мораве, яже прозвася грамота славянская, еже грамота есть в Руси», и тем дает знать, что в Руси пользовались тем самым переводом, который совершен бессмертными просветителями Славян Кириллом и Мефодием 103 . И древние списки Св. Писания не представляют нового перевода Библии времен Владимира 104 . Говоря о Библии времен Владимира, как той же самой, которая переведена св. Кириллом и Мефодием, мы можем заметить только то, что a) св. Мефодий, после того как переведены были им и св. Кириллом избранные чтения из Н. и В. Завета для богослужения, перевел все канонические книги В. и Н. Завета, но не переводил книг апокрифических 105 ; б) те же самые книги были списываемы и в Русской Церкви в первый ее период, в чем несомненно уверяют нас и древние списки Библейских книг 106 , и сочинения русских Учителей того времени 107 . Тем не менее после благ. Владимира и до периода монгольского, благочестивые, просвещенные мужи занимались у нас исправлением перевода книг канонических. И мало того, что сличали славянские списки между собою, чтобы исправлять ошибки писцов, но поверяли прежний перевод по подлинному тексту. В сем последнем вполне удостоверяет сличение славянских списков с греческим текстом. Явление весьма важное для внимания последующих веков, когда стали думать, что с переменой буквы пропадают вера и спасение 108 . |
| Одно из этих апокрифических сочинений, именно «Беседа трех святителей», получило особенно важное значение в нашей древней литературе относительно развития и распространения в ней поэтических элементов, смешанного, полухристианского характера. «Беседа» эта по своему происхождению относится к отдаленной древности и первоначально занесена к нам, вероятно, из Болгарии вместе с заговорами на лихорадки, с зелейниками и другими отреченными книгами, потому что эта беседа встречается в рукописях болгарских, в которых не видно следов русского влияния. Но усвоенная русским народом, она получила у нас местный колорит и пустила глубокие корни в древнерусской поэзии. Состоя в теснейшей связи с народными суевериями, загадками, приметами и с различными мифологическими воззрениями, эта «Беседа» дала содержание многим народным песням, сказкам, изречениям и в свою очередь, вероятно, многое заимствовала из этих народных источников. Это обоюдное влияние всего лучше говорит в пользу присутствия поэтических элементов в нашей древней письменности. Для того чтобы познакомить вас с этою знаменитою «Беседою», приведу из нее несколько более любопытных мест в связи с фактами из истории нашей народной поэзии, как мифологической, так и смешанной с понятиями христианскими. С этой целью буду рассматривать эту «Беседу», во-первых, в отношении древнейших мифических преданий и, во-вторых, в связи с народными духовными стихами, с загадками и сказками; причем постараюсь объяснить вообще художественный стиль этой «Беседы». 1) Начну с языческих представлений характера космогонического. Сюда принадлежит миф глубокой древности о том, что земля, в символическом образе коровы, происходит от быка 11 . Этот миф не только вполне согласен с древнейшими представлениями индоевропейских языков, по которым понятия о земле и корове выражаются одним и тем же словом, но и глубоко входит в основы мифических и поэтических преданий родственных народов. По мифологии северной, два господствующих поколения мифических существ – великаны (турсы, йоты) и боги асы – ведут свое происхождение от двух космических начал: от чудовища Имира, тело которого пошло на построение всего мира, и от коровы Аудумблы. От Имира произошли великаны с карликами, а от Аудумблы – асы. |
| Паерк, сохраненный переписчиком 16 в. в слове между буквами г и л предполагает в древнейшем списке жития звук ъ. В таком случае возможно чтение «голубинные книги» 858 . Голубиной книги мы не знаем. Стих же «о голубиной книге» вряд ли был составлен, тем более записан в 13 в. Полагаем, что св. Авраамий обвинялся в чтении апокрифических книг, может быть гадательного содержания. §82. Индексы отреченных книг Древнейший перечень канонических книг Ветхого и Нового Завета под именем «Богословца от словес» заключается в Изборнике Святослава 1073 г. Вторая половина этой статьи Святославова Изборника, приписанная Исидору, содержит древнейших из известных в славянских переводах греческий указатель ветхозаветных и новозаветных апокрифов; эта статья – буквальный перевод Индекса, который встречается между «вопросами и ответами» антиохийского патриарха Анастасия Синаита (ум. 599) и потому ему часто приписывается Перечень апокрифов Анастасия лег в основу югославянских индексов отреченных книг и оттуда перешел в Россию 859 . От индекса Анастасия ведет свое начало статья в славянском Номоканоне, ркп. 14 в., озаглавленная «Лаодикийского собора правило 59»: она заключает в себе некоторые отреченные книги, неизвестные греческим индексам; упоминания о еретике Иеремии попе заставляют отнести возникновение этого индекса к 11 ст. 860 Статья юго-славянского, вероятно болгарского происхождения 861 . Митрополит Киприан, занимавший митрополию с перерывом в 1381–1406 гг., признал необходимым составить список книг как истинных, так и отреченных, из чего можно заключить, что в конце 14 и в начале 15 в. у нас сильно была развита апокрифическая литература. Митрополит Киприан, в молитвеннике которого заключался список отреченных и богоотметных книг, т.е. апокрифов и книг гадательного и суеверного характера, только пополнил индекс Номоканона. Индекс Киприана дошел до нас в двух видах. Более древний имеет заглавие «Сказание Изосимы митрополита русского о отреченных книгах», в рукописи Московской Синодальной б-ки 16 в. |
| Не считая разъяснение этих вопросов своею специальною задачею, мы будем по местам касаться их при изложении истории древних сект, насколько это будет иметь отношение к нашему главному предмету. При этом считаем не лишним указать еще на одно не лишенное значения обстоятельство. Из известных в настоящее время апокрифов наиболее представляют сродства с древними сектантскими воззрениями и следовательно наиболее имеют значения для истории древних ересей, не самые древние – не те, которые сохранились в старых редакциях V–IX вв. и вместе с другими значительными памятниками древней церковной письменности открыты в рукописях старых монастырей и известных европейских библиотек,– а позднейшие средневековые – случайно найденные у сектантов позднейшего времени, или даже записанные со слов устного народного предания книжниками последних веков и новейшими собирателями народных преданий. Так напр. известный отобранный средневековою инквизициею у альбигойцев апокриф – Liber S. Ioannis 46 и некоторые из открываемых в последнее время старо-славянских легенд, по всей вероятности переходивших к нам в Россию от болгарских и сербских богомилов 47 представляют гораздо более элементов древнего гностического воззрения, чем древние апокрифические евангелия Фомы, Иакова, Никодима, о которых думают, что они и самое происхождение свое получили от древних гностиков. Этот по-видимому странный факт, при указанных уже нами выше соображениях объясняется довольно просто: наиболее действительный сектантский характер и должны были удержать те именно из апокрифических произведений, которые представлялись наименее значительными, которые более далеки были от главных центров церковной жизни – от Константинополя и Рима, и менее могли подвергаться бдительному надзору греческой и латинской цензуры и переделкам разных церковных книжников, не пренебрегавших сохранением для потомства любопытных памятников хотя бы и сектантской древности, но не иначе как с очищением их от всего прямо еретического. Но конечно средневековые апокрифы западно-европейские и наши восточные славянские, хотя и представляющие в себе некоторое сродство с древними сектантскими воззрениями, могут быть только принимаемы во внимание при объяснении этих воззрений, но никак не могут быть прямыми источниками для истории древнего сектантства. |
| Никифор Каллист в своей церковной истории, излагая отдел об апостольской проповеди, допускал в самых широких размерах пользование апокрифическими хождениями. Пребывание апостола Матфея в Мирмине (Μυρμνη), городе антропофагов, рассказано 248 прямо по известному нам отреченному источнику, из которого мы привели выше начальные строки (о дереве, выросшем из жезла). Но и отличаемый от Матфея апостол Матфий, прибыв в Первую Эфиопию, очень много пострадал от зверства и ненависти тамошних неразумных народов (разумеются те же антропофаги), и т. д. 249 Наконец, прямо упомянута и область антропофагов, доставшаяся в удел апостолу Андрею и помещаемая на севере Черного моря: «Апостолу Андрею по жребию досталось идти к язычникам, именно в Каппадокию, Галатию и Вифинию; обошедшионые, он посетил также страну, которая называется страною Анфропофагов, и пустыни Скифские по обоим берегам Евксинского Понта – северному и южному» 250 IV Те из греческих писателей, которые, подобно Никите Пафлагонскому и Никифору Каллисту, помещали антропофагов, посещенных апостолами Андреем и Матфием (=Матфеем), в северной Скифии, разумели, конечно, ту Скифию, которая была наиболее известна в их времена, и если бы мы могли потребовать от них прямого объяснения, то, вероятно, они назвали бы Россию. Во всяком случае, не подлежит сомнению, что другое название для земли антропофагов, тоже очень древнее, было известно Византийцам X и XI веков и прилагалось прямо к земле Русской, хотя сначала служило для обозначения Болгар за то время, когда они обитали на востоке Азовского моря. Это любопытное название есть Мирмидоняне и Мирмидония. Уже много раз была приводимы слова болгарского переводника Малалы: «сии Ахиллеус имый воя своя, иже нарицахуся тогда Мурмидонес, ныне Болгаре», но только князь Π. П. Вяземский (Замечания на слово о Плку Игореве, стр. 121) заметил, что отожествление Мирмидонян и Болгар находится уже в греческом тексте Малалы, следовательно, древнее поселения Болгар во Фракии, где все-таки никогда и никем не предполагалось существования Мирмидонян греческих: настоящая родина последних – остров Эгина и Фессалия 251 . |
| После этого краткого обзора можно сделать несколько выводов. Сначала основная масса переводной литературы относилась к древнехристианским сочинениям IV и V столетий. Чисто богословская и мистическая византийская традиция была довольно слаба, а подавляющая часть литературы преследовала практические и нравственные цели или излагала аскетические учения. За пределами практической сферы религиозные потребности удовлетворялись больше апокрифическими сочинениями, чем трудами по догматическому богословию. Славянская душа жаждала мифов, а не догматов, и она находила мифологию под христианской маской. Следует добавить, что у переводчиков обнаруживалось сильное пристрастие к эсхатологическим проблемам, отчасти апокрифического толка. Большая часть подлинных трактатов и слов древних отцов о конце мира, пришествии Антихриста и Христа переводились с добавлением различных неверных названий и ошибочным указанием авторов. Это объясняет странную популярность в России некоторых доникейских отцов III столетия, которые оставили или которым приписываются сочинения об Антихристе: Ипполита и Мефодия Олимпийского или Патарского. Что касается принципов, которыми руководствовались славянские переводчики при выборе трудов, то нетрудно увидеть, что в основном они определялись потребностями болгарского народа, недавно обращенного в христианство. Но с другой стороны, изучая несколько средневековых перечней византийских монастырских библиотек, можно найти названия творений, по большей части совпадающие с перечнями древнеславянской литературы. Как известно, монастыри Византии не были общеобразовательными и богословскими школами. Византийские ученые за высшим знанием обращались к библиотекам императорского и патриаршего университетов Константинополя или в школы крупных городов, таких, как Салоники. Грамотные болгарские церковники не претендовали на высоты учености; они просто переводили для своей страны и на свой язык библиотеки средних греческих монастырей, добавляя к ним по своему вкусу апокрифические сочинения. |
| Подобные цензурного свойства предупредительные требования указывают на то, что и при отсутствии у нас на Руси оригинальных произведений сознавалась потребность охранительного начала в отношении к произведениям переводным, заимствованным, с целью предупредить возможность в них искажений и повреждений при переписке. Важность подобных требований ставилась так высоко, что небрежность отношения к переписке книг почиталась грехом и заносилась в чины исповеди 7 . Подобные воззрения до известной степени могут быть объяснены тем обстоятельством, что писцы и переписчики имели дело с книгами высокой важности, как напр. книги Св. Писания, творения св. Отцов и книги богослужебного характера и содержания. При всем том необходимо допустить, что если такой строгий взгляд существовал на искажение и повреждение текста в книгах, непротиворечащих основам веры и нравственности; то еще решительнее должны были высказываться голоса против появления и распространения на Руси книг, вредных по содержанию и несогласных с церковным учением. Книги подобного рода не могли являться на Руси при отсутствии самостоятельного творчества, но они заносились к нам со стороны вместе с другими письменными памятниками. Этих книг накопилось такое множество, что они образовали особый круг письменности под именем отреченной, апокрифической литературы. Профессор Тихонравов в «Памятниках отреченной литературы», на основании бывших у него под руками источников, таких книг насчитывает множество и высказывает об их происхождении мнение, что подлинники большей части апокрифических и отреченных книг, обращавшихся в древней Руси, греческие, – но они приходили в древнюю Русь в сербских и болгарских переводах. В течение долгой жизни на Руси, болгарские и сербские переводы греческих отреченных произведений значительно изменялись в своем содержании и форме; много появилось в них русских вставок, намеков и приспособлений, так что в своем позднейшем виде часто отреченные русские книги далеко отходили от своего сербского или болгарского прототипа. |
| В дошедших до нашего времени древних рукописях находится немало апокрифических сказаний с богомильским содержанием. Приведем некоторые из них 35 . В одной статье Соловецкого сборника, под заглавием: «Сказание о семи планетах», говорится, что в тот день, когда Бог сотворил солнце, луну и звезды, «испаде от славы сатана». Увидя небо и землю украшенными, Сатанаил задумал устроить и устроил себе престол на облаках, вознесся на небо и сделался воеводой ангельскому чину. Бог велел архангелу Михаилу свергнуть противника –– Сатанаила долу. Михаил, видя в нем печать великого Божества, сначала не осмелился было даже посмотреть на него; и только когда Господь снял с него Божество, Михаил свергнул Сатанаила, как уже простого человека, с неба со всеми его силами. С этого времени он начал называться сатаной или диаволом. Господь снял с него ил и дал его ангелам и архангелам; Мих стал именоваться Михаилом, и дал ему Господь старшинство над всем небесным воинством. Когда небеса утвердились, сатана прошел землю и поселился в аде под землей; другие же злые духи частью остались на земле, а частью обитают в воздухе и творят всякое зло людям. Связь этого сказания с учением богомилов очевидна и не требует подробного аналогического сближения. Как по богомильскому учению, архангел Михаил является победителем, низложителем Сатанаила и за то, по воле верховного Божества, отнимает от его имени священное окончание ил, так точно рассказывается и в приведенном апокрифе. В рукописном сборнике Пермской духовной семинарии, известном у томских старообрядцев, под названием «Христов дневник», сообщается одно космогоническое предание, в котором тоже находим довольно ясные следы богомильских воззрений. «Когда не было ни неба, ни земли, гласит это предание, было одно море Тивериадское. На этом море плавал гоголь (в образе птицы –– гоголя является здесь Сатанаил). Бог повелел гоголю достать со дна моря два камня. Гоголь достал, Бог начал бить камень о камень, и у Него явились ангелы. Гоголь также ударил камень о камень, и у него явились ангелы –– десятый чин, –– его собственный. Далее –– гоголь этот снес яйцо, на этом яйце отразился Бог –– второе Лицо. Бог велел гоголю принести пять земель, гоголь принес, и из них Бог сотворил человека. Сотворивши человека, Бог скрылся; диавол воспользовался этим случаем и создал людей уродливых. Бог прогневался на Сатанаила, отнял у него ил и отдал его вождю своих небесных сил Михе. Таким образом, стали враждебные силы –– сатана и Михаил». |
| е. апокрифическую книгу «глубина». В XIII и XIV веке эти книги оказали такое сильное влияние на народную мыслительность, что грамотники народные и сами сочиняли апокрифические статьи, с примесью мифологических элементов. В конце XIV века и начале XV апокрифы византийские, сербо-болгарские и славяно-русские уже до такой степени умножились, что митрополит Киприан, серб родом: признал необходимым составить список как истинных, признанных церковью книг, так и отреченных, и в нем подробно исчислил и византийские и сербо-болгарские и русские апокрифические сочинения или статьи. С этих пор, список отреченных книг, так как и истинных, в русской церкви получил как бы каноническое значение, потому, что вносился в церковные книги, напр., в молитвенники и уставы, с той целью, чтобы духовенство знало, что должно читать, и чего не должно читать, и предохраняло народ от чтения апокрифических книг 21 . Несмотря на то, не только народные, мирские грамотники, но и священнослужители с особенным сочувствием читали апокрифические книги и сочиняли новые отреченные статьи, предпочитая их византийским источникам знания. Курбский жаловался: «нынешнего века мнящиеся учители больше в болгарские басни, або паче в бабские бредни упражняются, прочитают и похваляют, неже в великих учителей разумех наслаждаются». Дьяки церковные: в роде Семейки Григорьева, держали у себя книги недобрые, ересные, да приговоры и рафли, тетради гадательные. Сборники XVI и XVII века наполнены апокрифическими статьями, рядом со статьями, принятыми церковью, только иногда под другими заглавиями. Напр., в сборнике соловецкой библиотеки есть апокрифическое евангелие Иакова 807), отрывок из апокрифического евангелия Никодима 889), апокрифические сказания об Адаме и Еве, сказание о камнях и о ефуде Аарона, указанные в кодексе апокрифов Фабриция, епистолия апостола Павла – отрывок из 10 апокрифических посланий апостола Павла ( πστολος) сказания о рахманех, разные апокрифические сказания об ангелах, о именах ангельских; «божественного Илии и Елисея действия в дусе: Илия убо седьм действ сотвори» и проч. |
|
|
