| «Трансгуманизм» является продуктом секулярного гуманизма и Просвещения и утверждает не только возможность, но и целесообразность улучшения природы человека уже в ближайшем будущем в результате применения последних достижений научно-технического прогресса. По сути, он утверждает необходимость сознательной, научно-контролируемой эволюции человека как биологического вида с ближайшими целями: увеличить продолжительность здоровой жизни человека, расширить наши интеллектуальные и физические способности и предоставить нам всё возрастающий контроль над нашими собственными психическими состояниями. Для этого предлагается биоинженерия человека с использованием последних достижений в биомедицинских технологиях, генетике, нейронауке, нанотехнологиях, компьютерных технологиях и создании искусственного генома человека. В определенной комбинации вышеупомянутой биоинженерии человека трансгуманистам видится новый век, в котором люди будут освобождены от того, что христианская антропология называет следствиями первородного греха, — страстности, тленности и смертности человеческой природы, — и что является причиной физических и психических заболеваний, старения и скоротечности человеческой жизни. В трансгуманистической перспективе её адептам видится не только возможность контролировать душевно-эмоциональные состояния и продолжительность своей жизни, но и произвольно выбирать свою «природу» и «природу» своих детей. На первый взгляд всё это похоже на фантастику, но известный американский футуролог Фрэнсис Фукуяма называет такое трансгуманистическое видение будущего «самой опасной идеей в мире» . Если темп научно-технологических преобразований в нашей жизни сохранится или, тем более, ускорится, то очень скоро мы можем оказаться био-нано-технологически изменённым видом в заметно изменённой биосфере нашей планеты и её ближайшего окружения. Идея неизменной человеческой природы, человеческой сущности, из которой мы получаем представления о человеческих достоинствах и о важнейших правах человека, будет больше неприменима в этом «дивном новом мире» свободной рыночной эволюции. |
| — Думаю, что «массовому» зрителю, воспитанному нашим сегодняшним телевидением, ничего такого не нужно. Постановка подобных вопросов важна, во-первых, для государства, которое на основе Православия пытается склеить Россию. Во-вторых, для людей, понимающих, что дальше падать некуда, что за последние двадцать лет произошла нравственная и культурная деградация нашей страны. Россия потеряла свою культурную идентичность, духовный код, который связан с постановкой духовно-нравственных проблем внутри искусства. Это то, что начинается от Лермонтова, Гоголя и Достоевского, идет через Толстого и Серебряный век и составляет фундамент нашего мировосприятия. А что сейчас? Есть множество «Россий», абсолютно не склеенных, не скрепленных друг с другом. Например, Россия правящего класса. Она вполне комфортная и даже, я бы сказал, демократическая. Эти люди обладают экономическими и социальными ресурсами, социальной защитой, политическими правами. Существует вторая Россия: сельских учителей, врачей, которые из года в год прозябают, с трудом сводят концы с концами. Есть Россия художественной богемы, которая абсолютно не связана ни с какой из вышеперечисленных Россий. Можно назвать еще много примеров. Становится страшно от осознания того, что еще немного — и эта духовная раздробленность может превратиться в раздробленность материальную, что мы будем дробить собственную территорию. Чтобы этого не произошло, как раз и нужно культурное движение, возвращение русской культуры к самой себе. А что такое русская культура? Это, прежде всего, постановка «проклятых» неразрешимых вопросов. И чем резче они поставлены, тем лучше. Вопросы: «Что есть истина?» и «Есть ли Бог?» — факты культуры. Ответ: «Не морочьте нам голову своей заумью» — факт антикультуры, с которой как раз и начинается идеология потребления и тотальный масскульт. — То есть кино может говорить о вере напрямую? — Я считаю, если даже наше искусство будет просто гуманистическим — это уже очень много для того, чтобы мы в какой-то отдаленной перспективе могли бы собрать самих себя. Мы задохнулись в мегатоннах крови, которая хлещет отовсюду, и прежде всего — с телевизионных экранов. И даже секулярный гуманизм может сыграть в противостоянии этому свою положительную роль. Ну а двигаться дальше и глубже — это, разумеется, желаемо. Но, говоря о вере, не нужно забывать, что кино — искусство, а не пропаганда, и важно, как картина сделана, насколько художественно. Если фильм, говорящий о Боге, художественно несостоятельный, это картина может быть даже вредной. А талантливо сделанная лента, рассказывающая о бандитах, всегда перекроет и победит бездарную картину, говорящую о Боге. |
| поиск: разделы рассылка Протоиерей Всеволод Чаплин Лоскутки Источник: Православная Москва Нужно ли нам, православным, одобрять политическую борьбу, экономическую конкуренцию, другие человеческие " ристалища " ? Нам, между прочим, говорят: смотрите, все это развивает человека и общество, устраняет монополизм, препятствует застою! Да, развивает, устраняет, препятствует. Монополизм в экономике и застой в политике – вещи нехорошие, и обществу нужно их избегать. Между прочим, мудрые цари и элиту меняли, и монополистов обуздывали. А теперь давайте задумаемся: чем хуже конкуренции, например, война? Она еще лучше развивает экономику, двигает вперед науку и технику, стимулирует мысль и культуру. И вот здесь секулярные гуманисты споткнутся и скажут нам: нет-нет, войны не надо. Однако война – лишь наиболее грубое проявление гордыни, жажды власти и денег. Более тонкое проявление того же самого – современный политический и экономический процесс. И он в корне противоречит евангельскому идеалу любви, общности, единства, жизни ради веры и ради ближнего. Да, в политической и экономической конкуренции есть позитивные стороны. При ее помощи можно уйти от большего зла – от тирании, от рабства, от той же войны. Но и добром она не является. А потому вряд ли может быть " включена " в христианский общественный идеал. " Да будут все едино " (Ин. 17. 21) – этими словами Господа Иисуса вдохновлялись многие энтузиасты движения за единство тех, кто именует себя христианами. Движение получило название " экуменического " , хотя более неудачного термина нельзя было придумать. " Экуменизм " – буквально, " вселенскость " – есть нечто совершенно размытое, и кто-то под этим термином может понимать всеправославное единство, а кто-то – чуть ли не учение о " равноистинности " всех мировых религий. На самом деле на Западе, где этот термин и родился, под словом " экуменизм " понимаются именно межхристианские отношения, и тот же Всемирный совет церквей как главная институция экуменического движения не является ни " сверхцерковью " , ни средством " объединения разных религий " – утверждающие это в наш век доступности официальной информации не могут не понимать, что говорят неправду. |
| Таким образом, отчуждение права от традиционных духовно-нравственных норм становится основой для трансформации современных демократий в новые тоталитарные системы, существо которых составляет диктатура идеологически одержимых меньшинств, исповедующих секулярную квазирелигию. 3.9. Воинствующий секуляризм, бурно расцветший в XXI столетии, имеет свои истоки в предыстории Западной цивилизации. Именно после разделений, произошедших в Христианской Церкви, религиозное мировоззрение в Западной Европе стало приобретать тоталитарный характер обязательной государственной идеологии, поддерживаемой всеми средствами закона. Протест против такой абсолютизации бурно проявился в эпоху Просвещения, однако острие этого протеста было направлено не против примата тоталитарного права над нравственными заповедями (иначе выражаясь, примата закона над благодатью), а против церковной традиции. Эпоха Просвещения носила ярко выраженную квазирелигиозную окрашенность и породила целый ряд мистических движений и сект, претендующих на роль " истинной религии " и " истинного просвещения " . В созданных ими проектах образцового государственного устройства " золотой век " связывался с упразднением традиционных религий и заменой их воспитательной роли тотальным государственным контролем. Залогом общественной нравственности объявлялось не духовное преображение человеческой личности, а неукоснительное соблюдение " идеальных законов " , обеспечиваемое государственными чиновниками – по существу священниками нового учения. Отсюда вытекает квазирелигиозный и антитрадиционалистский характер европейского секуляризма, ставящего искусственно созданные, злободневные правовые нормы выше вечного нравственного закона. 3.10. Другой источник принудительной секуляризации – в распространении экономизма как особого мироощущения и мировоззрения, превращающего хозяйство из средства для достойной жизни в главную цель человеческой жизни. Роль квазирелигиозного идеала в таком случае выполняет не идеальная правовая система, а максимально эффективная система экономики, стремящаяся к максимальной норме прибыли. С утратой понимания служебной роли экономики по отношению к человеку, обществу и государству, возник " сокращённый облик человека " – лишенного духовных потребностей эгоиста-потребителя, homo economicus. |
| В Экуменическом Иерусалимском институте , где я часто сослужу, в Вифлееме, некатолические преподаватели скромно и скорбно отходят от Престола, когда наступает время причащения. По поводу Института скажу, что православные преподаватели вовсе не участвуют, не только по распоряжению греческого Патриарха, но стараниями каких–то греческих и румынских преподавателей. Отец К. немало пострадал от них. Надеюсь, вас заинтересует эта картина конфронтаций вероисповеданий на Западе. Такими путями совершается священная история. Я в это верю. Сердечно ваш, свящ. Всеволод 22 июля 1974 г. Дорогой о. Всеволод! Простите, что долго не имел возможности написать Вам. Ваше письмо от 5 мая дает очень четкую и интересную для нас классификацию отношений к проблеме единства Церкви. В ответ я хотел бы тоже набросать Вам схему, отражающую состояние этой проблемы у нас. Предварительно должен подчеркнуть, что для православия экуменизм в строгом смысле слова касается лишь отношений с католиками. В подлинно церковном смысле нас с вами соединяет много больше, чем разделяет. Как я уже говорил (в прошлом письме), причины раскола лежат вне чисто духовной сферы. То, что внешние вещи оказываются сильнее, — лишнее доказательство незрелости мирового христианства. Подобно тому как, будучи насаждено некогда у варваров, оно невольно (и тактически оправданно) вступило в компромисс с их традициями, так и теперь — Дух Божий продолжает «светить во тьме» секулярности. Закваска лишь начала свое действие. «Будьте совершенны, как Отец…» — призыв абсолютный, реализация его не имеет границ и превосходит все космические масштабы. Конечно, никакой прямой эволюции в истории Церкви нет, но есть История, есть борьба и становление. Во многих отношениях наш век имеет то, чего минувшие не имели. Если даже такие люди, как св. Бернард, могли говорить, будто мучения грешников должны усилить радость спасенных праведников (!), то что говорить о других. Град Божий не тождественен с Церковью, но Он в ней самой вычленяется и очищается от человеческого, темного, преходящего. В прошлом было много прекрасного, но если средневековый святой благословляет поход против неверных, то современный (вроде о. Кольбе) сам умирает за других. Это что–то да значит. |
| Но само понятие секуляризации, безусловно, выходит за узкие рамки имущественно-правовых отношений. Я бы даже сказал, что эти рамки являются лишь внешним проявлением глубинных процессов, происходящих в общественном сознании. В работах выдающегося немецкого социолога и философа Макса Вебера секуляризация переосмысляется как «расколдовывание мира» его десакрализация. В этом значении секуляризация, несомненно, перестает быть лишь узким термином, обозначающим конкретный феномен в социально-культурной жизни Западной Европы и России, характеризовавшийся отъемом у Церкви собственности. По Веберу, первые ласточки секуляризации появились еще в Античности и были связаны с зарождением науки, стремившейся пролить свет на понимание мироустройства. По сути, секуляризация — это система ценностей, ставящая во главу угла материалистическое, рациональное понимание мира и человека. Ценностью в таком случае может обладать только то, что может быть познано, объяснено. Эти ценности — целиком и полностью в мирском измерении, in saecul («в сем веке»). И в центре saecul стоит человек с его земными потребностями и интересами. Секулярная идеология отказывает духовному в приоритете над материальным. Секуляризация, ориентированная на модернизацию, научно-технический и социальный прогресс, как правило, происходит под знаком отказа от традиционной культуры и ценностей, с ней связанных. Традиция (говорим об этом в самом широком смысле) объявляется архаикой, а традиционные нравственные принципы — отжившей свой век реакционной силой, которая якобы сдерживает дальнейшее развитие общественной жизни. Очевидно, что первой в очереди на «сбрасывание с парохода современности» становится при таком подходе религия. Но уловка секуляризма состоит в том, что он, в отличие от атеистической идеологии, не ставит своей целью борьбу с верой. Для секуляризма по большому счету неинтересны вопросы духовных поисков, религиозного опыта и бытия Бога. Секуляризм выделяет вере скромное место на периферии общественной жизни, загоняет в своего рода гетто и объявляет личным делом каждого человека. Он создает собственную концепцию религии и этики, задает новые императивы поведения и пытается «форматировать» религиозную жизнь человека, объясняя ему, что является важным, а что — второстепенным. «Секуляризация добилась того, чего не удавалось достичь огнем и железом: она убедила верующих в том, что они могут заблуждаться, и доказала самым благочестивым из них, что есть вещи поважнее, чем смерть за веру» — пишет один из современных зарубежных теологов. |
| Второй ракурс - с конституированием принципиально новых основ, институтов и ценностей советской империи (цивилизации): материалистического и секулярно подготовленного атеистического миропонимания, марксизма как «тотальной идеологии», в т.ч. реализуемого в створе пролетарского интернационализма, жесткой властно-иерархической конструкции общества и государства, культом науки и техники, развитием средств производства, а затем, с заметным опозданием и потребления, плановой экономикой, социальным базисом в виде коллективистского типа антропоса - homosoveticusa (А.А. Зиновьев), классовой моралью, наукой и искусством. В этой связи вспоминается обобщение И.Я. Фроянова, показавшего, что в годы сталинских пятилеток был создан социально-ориентированный «государственный капитализм», обеспечивавший помимо всего прочего, оборону страны в условиях постоянной угрозы из-вне . Естественно, у обоих теоретических флангов есть свои аргументы и конраргументы, и сегодня пока не уравновешенные в публичном дискурсе и политической практике (напр., Рождественское послание 2017 года Патриарха Московского и Всея Руси Кирилла и реляции, к примеру, Г.А. Зюганова о восстановлении исторической справедливости - возвращении 7 ноября в реестр общероссийских праздников). Однако уже более-менее отчетливо наметился определенный крен в конвергенции обоих взглядов, который, к примеру, вытекает из представления о «непрерывности русской истории». Так не случайно Н.А. Нарочницкая, предлагает панорамно посмотреть на весь ХХ век (и по ходу различить в Феврале - Октябре революционный проект «до основания», который пытался «переломать Россию» и советский период истории, «когда Россия сама постепенно переламывала этот проект»), а именно с позиций тысячелетних «глубоких и неискоренимых традиций русской жизни» (!). При этом существуют и макросоциологические наблюдения, подтверждающие идею преемственности в связке: Российская империя - СССР. Исследования израильско-американского ученого С. Эйзенштадта говорят не только о том, что Россия - пройдя пожар Революции - «продемонстрировала очень высокую степень преемственности культурных кодов, характер отношений между центром и периферией и образцов социальной стратификации» . |
| Эпоха готических соборов — это и эпоха появления университетов, городских коммун — эпоха максимального ослабления государств. То был мир местных — и во многом самоуправляемых — центров и глобальных сетей (университетская, монашеская, церковная и пр. сети). Феодальное общество, конечно, было далеко от ангельских иерархий, от Царства Божьего. Но христианский мир видел здесь проблему и решал ее, пока оставался христианским. Конец XIV — начало XV века называют «золотым веком простолюдина»: расцвет демократических институтов, социальных прав. Эпоха революций — христианских и «социалистических». Жакерия, табориты, восстание Тайлера, пролетарские восстания в итальянских республиках и т. д. В череде этих христиано-социальных движений феодализм был сломлен. Но элиты не хотели терять власть: старая аристократия и зарождавшаяся буржуазия создают антинародный и антихристианский альянс, перехвативший инициативу у народа — «первоначальное накопление капитала», вакханалия насилия и грабежа. Грабежа крестьянских общин, монашеских общин, а затем и всего мира. «Золотой век простолюдина» сменяется абсолютизмом, первой формой господства буржуазии: национальные государства, абсолютная власть, военно-бюрократические машины. Старые феодальные элиты интегрируются в новый правящий класс вместе с торжествующей буржуазией в рамках абсолютистской монархии. Тут было уже не до строительства соборов. Ренессанс, Реформация — лишь культурные плоды этого процесса, частью которого было создание регулярных армий, рождение тотальной войны. Эпоха готических соборов — как и христианства вообще — закончилась; наступила эпоха «Просвещения», атеизма, материализма: тотального милитаризма. Секулярный разум — это разум и капиталистический, и милитаристский. Массовое производство человекоубийства Важно понять то, что наличные деньги, очевидно, появились для нужд оплаты профессиональных армий. Кусочками металла платили наемным солдатам; этими кусочками металла власть заставляла платить налоги для оплаты наемным солдатам. Профессиональные армии требуют денежного хозяйства. Слово «солдат» происходит от названия монеты, которым платили наемникам. |
| Но этот «субъект» идеализма — это ведь атомизированный индивид модерных обществ; его философия есть отражение его общества: обезбоженного, обесчеловеченного, обессмысленного — секулярного, атеистического — капиталистического, империалистического, колониалистского — социального бытия обществ модерна — тех, что сгорели в огне мировых войн и тоталитаризмов — тех, в чьих дымящихся руинах мы живем: в многодесятилетнем «пост-…». Короче говоря: иной вклад Соловьева — воцерковление/преодоление модерной политической мысли; или что то же, но сформулированное в русском контексте: Соловьев — одна из центральных фигур русской философии вообще (софиология — только лишь часть русской религиозной философии, не говоря уже обо всей русской мысли, включая ее атеистические достижения): той великой радикальной социальной/политической/ экономической мысли, в коей, может, и вообще главный вклад русской мысли: от Чаадаева через славянофилов, Герцена, Соловьева, Леонтьева, Федорова, Толстого, Бакунина, Кропоткина, Чернышевского, Лаврова, Михайловского, Ткачева — к русскому марксизму: Плеханову, Богданову, Луначарскому, Ленину, Троцкому, Бухарину, Лифшицу, Ильенкову — и, к тем кто объединил в себе все эти линии — христианские, если не прямо и конкретно «постмаркисты», то во всяком случае — (пост)социалисты/народники Бердяев, Булгаков, Федотов, Степун, Лосев, Лосский, Шестов, Мережковский, Эрн, Иванов, Батищев. Короче говоря: помимо линии Софии/Всеединства Соловьев — один из главных представителей того, что сам он называл «христианской политикой», что известно будет как «христианская общественность», «персоналистический социализм» и т. п.: богословское осмысление современных политических, экономических, социальных процессов — вот о чем идет речь, вот где Соловьев остается для нас примером, если не в своих конкретных результатах, то, во всяком случае в своих задачах, намерениях, целях. «Свободная теософия» — так сам Соловьев называл первое описанное нами измерение своей мысли. «Свободная теократия» — так он называл второе. И третье, наконец, — самое темное, трудноуловимое, трудновыразимое — «свободная теургия»: сама личность Соловьева — вдохновившая столь многих мыслителей, поэтов и т. д., личность, в которой как будто бы родился Серебряный век русской культуры: поэт-мистик, юморист-метафизик — то что, похоже, составляло центр личности философа, но в его трактаты почти не попало (хотя истоки софиологии тут именно закладывались) и лишь угадывается в его прекрасных мистических шутливых иронических стихах и прозе. Мистик, визионер, радикальный политический публицист, тонкий метафизик, теолог, юморист, ироник, поэт — в любом случае, при любой оценке его вклада, Соловьев — прихотиво-своеобычно-красивый цветок восточнохристианской культуры. |
| Кришнаизм — пожалуй, единственная из распространенных на Западе “восточных религий”, могущая претендовать на реальную близость с великим восточными религиозными системами, отметил в своем докладе г-н Огорд. Это вариант традиционного индуистского поклонения Вишну, смешанный с тантризмом. Современный кришнаизм ведет свое начало от Бхактиведанты Свами Прабхупады, основавшего в 60-е гг. в США “Международное Общество Сознания Кришны”. Кришнаиты верят в Кришну (он же Вишну), воплотившегося в ряде великих личностей. Учение его изложено в “Бхагавадгите”, авторитет которой для кришнаитов вполне сравним с авторитетом Библии для нас. Кришнаиты предсказывают, что нынешний век скоро кончится и Кришна явится на землю и спасет нас. Смысл жизни для кришнаита состоит в том, чтобы избавиться от “плохой” кармы и после ряда перерождений достичь близости к Кришне. На эту цель ориентирована вся весьма жесткая структура движения. Важную роль в ней играют духовные наставники — гуру. Их власть безусловна, подчинение им должно быть беспрекословным. Кришнаитское учение о наставниках проповедует божественность гуру и даже их власть над Богом. Сохраняется в “Сознании Кришны” и кастовое деление. В браке, заключаемом только ради рождения детей, положение женщины крайне принижено. Ей не разрешается спать на постели, есть обычную пищу. Самая умная женщина считается глупее самого глупого мужчины. В другом своем докладе проф. Огорд затронул ключевую для понимания “Новой эры” тему теософии и антропософии. В их основе — идеи индуизма, буддизма и гностицизма, приспособленные для нужд современного западного секулярного сознания, а также синкретизация любых религиозных и научных идей, соответствующим образом препарированных. Ключ к теософии — пантеизм и идея реинкарнации. В писаниях Блаватской и Безант реинкарнация стала способом самосовершенствования. Возникла идея семи миров, подъем по ступеням которых мыслится как эволюционный процесс. По мере набегания процентов с “капитала добра” люди поднимаются к высшим духовным сферам, которые пока что доступны только высшим духовным существам — махатмам. |
|
|
