| Мы же не совершаем приношений такого рода, но приносим хлеб и вино – то, что есть у каждого человека и служит ему основной пищей, то, что обеспечивает нашу земную жизнь 107 . Приношение хлеба и вина, то есть того, что наилучшим образом подходит для насыщения человека, символизирует приношение нашей собственной жизни, тленной, земной, временной. Мы приносим тленное, чтобы стяжать вечное, вечную жизнь. За наше даяние нас ожидает воздаяние от Христа: Он предает нам Свою собственную жизнь – Свое Тело и Свою Кровь 108 . Об этом прекрасно сказал святой Николай Кавасила 109 : «...и хотя Бог дает нам всякую святыню даром, мы же ничего святого Ему принести не можем, ибо наши дары лишены благодати» 110 . Что бы ни даровал нам Бог – все: и успехи на стезе своей духовной брани, и добродетели, и благочестивые намерения, – все это святое; всякий дар совершенный ( Иак. 1:17 ) 111 нам дается Богом даром. Своего же, чтобы принести Богу, мы не имеем ничего, ибо все происходит от Него. Но для того, чтобы совершилось это воздаяние, конечная цель Божественной литургии, и осуществилось в нас то, что произошло со Христом, в Котором благодаря такому воздаянию соединились Божественная и человеческая природа 112 , нам должно хорошо подготовиться. Без предварительной подготовки литургия для нас пройдет впустую. «Он настоятельно требует от нас того, чтобы мы были способны и принять святыню, и сохранить; людям, не приготовленным к сему, Он не подал бы освящения» 113 , говорит в другом месте своего сочинения Кавасила. Да, Господь предоставляет нам все, но Он хочет, чтобы мы были способны воспринять Его святыню и Дары и достойно их сберечь. Поэтому для того, чтобы Он их предоставил, нам нужно настроить себя надлежащим образом. И поскольку «необходимо, чтобы мы приступали к принятию Таин с достойным ответом за свои прегрешения и приготовлением», то один из святых нашей Церкви, автор Толкования на Божественную литургию 114 , разъясняет, что мистическое и практическое приготовление к Причащению осуществляется и во время самой Евхаристии. Каким же образом? С помощью молитв, псалмопения, чтения из священных книг и всего, что произносится и совершается 115 . |
| Вот то величие, мои дорогие, которое открывает нам сегодня святой Иаков. Наша литургия является великим даром. Никто не достоин этого величия. Никто не может сотворить ничего без Бога. Бог все проводит в жизнь и уже осуществленное вкладывает в наши руки и наше сердце. Мы призываем на помощь святых, и они приходят. Кого ты любишь, тот тебя посещает. Кого позвал ты? Тот приходит к тебе. Поэтому мы говорим: благодарим Тебя, Господи Боже наш, ибо низвел нам воинства ангелов и нас возвел на Небеса. Мы удостоены предстоять перед Отцом Небесным. Какое блаженство! Какое счастье! Но тут можно подумать: сколь великим, богатым, высоким меня, грешного, делает Бог! «О горе мне, погиб я ( Ис. 6:5 ), на меня снизошел Господь, и я страшусь умереть», – говорит Исаия. Так должны говорить и мы, когда приходим в храм. Бояться и радоваться. Да трепещут и да ликуют наши сердца, ибо мы обнимаем Бога, и Он обнимает нас. Вы пришли в церковь , на литургию. Оставьте тревогу. Перед нами Бог. Куда бы мы ни обратили свой взор, перед нами Бог. И если мы Его не видим, то это вовсе не значит, что Его нет, но просто наши глаза не привыкли смотреть на Него. Церковь в конце Божественной литургии возглашает: «Видехом свет истинный». Его видели наши сердца. Мы почувствовали Его в глубине нашей жизни. Если ангелы обращались к Богородице, восходившей на Небо, со словами: «возьмите врата Ваша, князи» 219 , Небесные воеводы, ангелы и архангелы отворяйте врата, да внидет Царица, то тем более, давайте возгласим это Царю Христу с ангелами и архангелами, которые нас видят, любят, защищают: Возмите врата... и внидет Царь славы ( Пс. 23:7 ) 220 . Да посмотрим мысленно на Царя, Которому мы, грешные, открываем путь и говорим вместе с псалмопевцем: Приидите, поклонимся и припадем Ему, и восплачемся пред Господем сотворшим нас: яко Той есть Бог наш ( Пс. 94:6–7 ). Давайте раскроем глубины нашего сердца перед Господом, который здесь, и каждый день будем делать шаг вперед, чтобы постичь все то, что Бог Избавитель наш, сделал для нас. Общение двух миров 221 |
| Как предстает перед нами Христос во время литургии? Давайте сосредоточимся, чтобы лучше понять, что сейчас происходит. Посмотрите: на литургии предстоит Сам Христос и вся Церковь . Образ Христа – это образ епископа 153 . Только там, где есть епископ, может быть Церковь Христова. Поэтому епископ во время архиерейского служения поднимается на высокий трон, чтобы показать, что в этот момент Христос должен занять место внутри нас. Там, где архиерей, там, где епископ, там и Христос. Как Христос зашел в дом, где были собраны Его ученики, и сказал им: Мир вам ( Ин. 20:19, 21, 26 ), точно так же и архиерей восходит на трон и говорит: «Мир всем», символизируя Самого Христа. Ибо Церковь есть «приносяй и приносимый» 154 . Христос посреди нас совершает литургию, и мы все собраны вокруг Него. Когда нет архиерея, то служит его представитель, который должен иметь, согласно церковным канонам, разрешение епископа (а если он его не имеет, то не имеет и права служить литургию) 155 . Священник облачается в белые роскошные и расшитые золотом одеяния. Почему? Потому что он любит красиво жить? Нет, дорогие мои. Когда он облачается в светлые одежды, то хочет изобразить Христа, Который во время Преображения явился в белых, словно снег, одеяниях ( Мк. 9:2–3 ). Так, в облачениях священнослужителя приходит Христос. Иерей надевает на себя эти великолепные одежды, чтобы явить славу Христа. Надевая сначала стихарь, он облекается во Христа. Через епитрахиль он принимает на себя Божию благодать. В фелони перед нами – законченный образ Христа 156 . Ты видишь иерея в облачении? Он для тебя уже больше не какой-то конкретный священник, но Сам Христос. Никто в мире не носит таких облачений, как священнослужители. Это нечто надмирное. Это чудесное зрелище, некое Небесное видение, когда Сам Христос сходит к нам, чтобы рассказать о Небесах 157 . Итак, открываются Царские врата, и в алтаре показывается священник. Но почему же он смотрит не на нас, а в алтарь? Он стоит перед престолом и молится, просит Христа за нас. Он – наш ходатай. Во время входа он опять минует нас, не глядя. Он – наш предводитель, и идет перед нами по дороге, ведущей к Небесам. |
| Церковь – Тело Христово 54 Представьте себе: царь, в порфире и короне, восседает на троне. Чуть ниже расположились придворные, с которыми он держит совет. Они обсуждают весьма важный вопрос. Их лица сосредоточенны. Глядя на царя, ты восхищаешься им и одновременно трепещешь. Вдруг в решающий момент царь стремительно поднимается с места – он видит, как в зал соборов заходит его маленький сын и идет ему навстречу, но по пути падает, ушибается и пускается в слезы. Царь, облаченный в царскую порфиру и увенчанный короной – ты только что видел его, содрогался и благоговел перед ним, – в порыве тревоги и заботы спускается по ступеням и бежит к ребенку, наклоняется, берет его на руки и прижимает к себе так сильно, как только может, чтобы избавить малыша от боли. Дитя, чувствуя родительскую ласку, перестает плакать. Вот прекрасный образ Бога Отца и Его любви и заботы, являемой Своим детям. Так и Господь увидел, что тот, кого Он сотворил Своими руками, тот, кого Он объявил царем всей твари, – человек, в одно мгновение скатился в трясину греха и покинул рай. Не мог дольше Христос, Слово Божие, взирать на падшего человека, поэтому Он оставил царский трон, оставил отеческие объятья и сошел на землю 55 . Бог, Божественная природа слилась с человеческой 56 : Бог и человек стали едины! Христос не просто объял человека, но уподобил его Себе, принял его в Себя Самого ( Рим. 11:17 и 23). Он не только объял человеческую природу, но соделал ее Своей. И с тех пор Господь носит плотской образ, стал плотоносцем! Бог стал человеком! И человек носит образ Бога, то есть стал Богом, Богоносцем! Так Христос хватает человеческую природу, природу падшего, греховного человека, и своим Вознесением возводит ее на Небеса. Бог и человек становятся одним Телом, одним древом, одним корнем. Веточка, привитая к дереву, становится с ним одним целым. То же самое происходит и с Телом Христовым. Каждый может быть привитым к древу, к корню, имя которому Христос, к Телу Христову, и стать с Ним одним. Это происходит во время Крещения: Елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся ( Гал. 3:27 ), поем мы в Церкви. При Крещении ты надеваешь на себя Божество, принимаешь Христа, соединяешься с Богом, становишься Богом! Следовательно, каждый крещеный человек становится одним Телом с Христом. Глава этого Тела – Христос ( Еф. 1:22–23 ). Значит и я, и ты, и все мы составляем единое Тело, единое общение, единую паству, которая зовется Церковью . В этом смысл сегодняшнего праздника. |
| «Я премного умилилась», – говорит она. Умиление – это чувство в некотором роде двусмысленное. Вот пример: ты все глядишь и глядишь на одного человека, а он смотрит в другую сторону. Тогда ты огорчаешься: «Он меня не любит, он вообще на меня не смотрит». Позднее ты идешь на вечерню и задаешься вопросом: «Но все же любит ли он меня?». В это время певчие поют Господи, воззвах... да исправится молитва моя... положи, Господи, хранение устом моим ( Пс. 140:1–3 ). Твои чувства соединяются с песнопениями, которые возсылает Церковь Христу, и так создается дивная покаянная атмосфера. Почему? На самом деле потому, что ты почувствовал, что он тебя не любит, потому что на тебя не взглянул. К примеру, я молюсь о моей матери, чтобы Господь сохранил ее, я плачу, разговаривая с Богом. На самом же деле я проливаю слезы ради матери, а не ради Бога. Это не всегда ясно. Однако каждый должен давать себе в этом отчет. Умиление человеческое отлично от Божественного умиления. Обратите внимание: наши чувства лишь тогда подлинны в Церкви, когда нет никаких посторонних мыслей, желаний, человеческих ран. Когда мы ощущаем себя задетыми, забытыми, уязвленными – все наши эмоции ложны. Умиление, которые мы испытываем, – не от Бога, но мы сами себя ласкаем. Если же у меня нет вожделения, если я не ощущаю себя расстроенным, оставленным, когда прихожу в церковь в радостном и мирном расположении, тогда мои чувства глубоки и надежны. «И внезапно, – говорит она – я представила себе все, что переживаю ежедневно». Это есть объединяющая сила богослужения. Нас связывает место и время. Поэтому тот, кто поистине молится на литургии, чувствует объединение со всеми людьми, со своим духовником, с игуменьей, с сестрами, с миром, с грешниками, мертвыми, святыми 99 и, кроме того, со всем временем. Литургия есть подлинное излияние Божественной благодати и раскрытие нашего ума. Это то, о чем мы говорим: «Возсияй в сердцах наших... свет лица Твоего» 100 , просвети наш ум и наше сердце, чтобы мы могли видеть. Таким образом, она подошла к основному значению богослужения, литургии. Возгорелось ее бытие, и исчезло одиночество, недостаток. |
| Итак, мы сказали, что во время литургии нам даруется оставление грехов, обращение ума ввысь к Горнему, освящение, соединение в совершенной любви со всеми; укрепление веры и возложение жизни на Бога. Все это мы получаем по молитвам, которые произносим вначале. Помогают и псалмы – особенно псалмы антифонов, из которых сегодня читаются только избранные стихи, те, которые повествуют о Христе 135 . Блаженны, что следуют за антифонами, а также апостольское и евангельское чтения, рассказывают о любви Божией и Его делах, побуждают к соблюдению Его Заповедей. Через все видимое и совершаемое на литургии мы получаем возможность сделать свои души добрее и прекраснее. Именно поэтому святой толкователь литургии призывает нас: «Да убоимся Спасителя, милующего нас, и да доверим Ему наши души». Давайте вверимся Ему, «предадим Ему свою жизнь и воспламеним сердца огнем любви к Нему; а затем, достигнув такого состояния, безбоязненно, уже как свои, приступим к пламени Святых Таин» 136 . Вверяя свои души Богу и предавая Ему свою жизнь, воспламеняя свои сердца огнем любви к Нему, мы становимся через это пригодными для того, чтобы «безбоязненно, уже как свои, приступить к пламени Святых Таин», опытно прикоснуться к их огню. И в эти мгновения, когда мы своим реальным опытом прикасаемся к жизни Христа, Он входит в нашу жизнь. И лишь тогда Божественная литургия дарует нам через причастие Святых Таин, причастие Божеству – обожение. Кусочек хлеба, которому предстоит пресуществиться в Тело Христово, вынимается из просфоры 137 . Мы приносим Господу не всю просфору, но ее часть. Просфора изображает человеческую природу, наше тесто, приготовленное для обожения 138 . Так давайте же оставим свое человеческое тело для обожения, для Бога. Принося Богу «вместообразное» 139 , мы приносим себя самих. Образ честных Тела и Крови Христовых предлагается Господу на Проскомидии, и только потом на Великом входе их, уже как жертву, переносят на престол. Так соделаем себя даром избранным, даром особым, даром, преданным в руки Божии, даром, который мы не стремимся получить от Него обратно. Отдавая себя безвозмездно Господу, мы единственно можем приближаться и обходить Его жертвенник ( Пс. 25:6 ), приносить все свое существо – ум, душу и сердце как жертву, живую, святую и благоугодную ( Рим. 12:1 ). Ведь наше существо нам даровано Богом. Поэтому мы – в долгу перед Тем, Кто никогда не перестанет быть Главой и Основанием нашей жизни, нашей целью. Божественная литургия 140 |
| После «Бог Господь» звучат чтения кафизм Псалтири, что является самой древней, важнейшей и неотъемлемой частью утрени. Они представляют собой углубление в историю народа Божия, в откровение величия его и лицезрение Бога в нас, Бога, соделавшего спасение народа. И на самом деле в чтении псалмов является Сам Господь Саваоф, Который возвеличивает и возвеличивается. Следовательно, у нас есть панорама зарождения и становления Церкви. Псалмы вкладывают в наши уста слова покаяния, сокрушения, исповедания – то есть то, чего не могут найти наши холодные сердца, но в чем они так нуждаются. Таким образом, Господь нас удостаивает того, что не могут сделать наши оледеневшие сердца, но можно достичь чтением Псалтири и за это иметь от Него награду за приложенное усердие 179 . В Псалтири мы отыщем псалмы, которые славословят Бога, через которые Бог говорит с нами, псалмы, в которых говорим с Богом мы, особенно к ним относятся мессианские и лирические – отзвуки колебаний наших сердец. Здесь мы встретим и соборность Церкви в ее длительном созидании. За псалмами поется канон. Вероятно, это есть самая трудная часть богослужения по многим причинам. Это благоприятная возможность для упражнения нашей души и ума, для того, чтобы мы могли следовать за святым, которого чествуем, или за Господом, с Которым мы вместе во время Распятия, Воскресения, каждого Господского праздника. В каноне нам необходимо услышать ноты сокрушения, покаяния, славословия, крестные, прославляющие Воскресение, мученические части, капли слез, – все то, что нам хочет дать Церковь . Надо окунуться во все это, надо иметь движение вперед, облечение себя в это пространство, сумрачное, но касающееся света, и, следовательно, приближающее к Царствию Небесному ( Исх. 20:21 ; Пс. 17:10 ; Иов 23:17 ). Внутри канона читается седален, который обычно красив и звучен. Есть в большинстве случаев и дивный икос, кондак, который весьма полезен, и затем синаксарь 180 , повествующий о святом этого дня. В завершении канона мы подходим к мелодичнейшим песнопениям девятой песни, которая для святогорцев имеет огромное значение и должна иметь для всех нас, потому что никто не достигнет Бога, Богоявления, без ходатайства Богородицы, Которая есть Лествица, приводящая к Престолу Сына и Бога нашего 181 . |
| Так давайте начнем с наблюдения за тенистым сим и благоуханным древом Жизни, произрастающем в том монашеском граде. Древо (монашеский град) Монашеская жизнь некоторым образом лишена «родословной». Образцом иноческого совершенства служит жизнь ангелов, протекавшая вокруг Престола и Небесного мира Божия еще до сотворения чувственного мира. Корни ее родословного древа тянутся к Эдему, что на восходе солнца. Все начинается тем общением сына с Родителем в раю, что (увы!) из-за грехопадения Адама и Евы превратилось в плачевное поражение и ожидание искупления, о котором повествуется в Евангелии. Монашество, таким образом, имеет отправной точкой жизнь окончательно обретенного райского блаженства. В Ветхом Завете Бог подготовил падшего человека для принятия Своего Сына. Так, Он открыл человеку Свой лик, поведав о том, что Бог Сын един со Отцом и Святым Духом, а также о Божественном, нераздельном, ипостасном общении с человеком. Так Христос освободил человека из рабства, дал ему Церковь , Крещение, все церковные таинства. А для большей радости, покоя и обогащения Святыми Дарами и Божественной жизнью Он «построил» в миру некий надмирный мир – монашество, благодаря чему перстный современный человек уподобляется ангелам и восседает на Престоле, собеседуя с Богом о том, что возможно вместить человеку. В иудаизме и языческом мире еще в древние времена можно отыскать подобие монашеских форм жизни – были они, например, в Египте. Святые мужи Ветхого Завета – пророки Моисей, Илия, Иоанн Предтеча, жившие по горам, по пещерам и ущельям земли ( Евр. 11:38 ), прообразовали монашество. Пророк Исайя составил увещевание для дивных монахов, «птиц, что обозревают высоты», мудрейших среди многих. О сих, лучших мира сего, было проречено: На стенах твоих, Иерусалим, Я поставил сторожей, которые не будут умолкать ни днем, ни ночью. О вы, напоминающие о Господе! Не умолкайте! ( Ис. 62:6 ). Это значит, что на крепостные стены Церкви Господь поставил этих крылатых воинов и доблестных многоочитых аскетов, непрестанно воспевающих и лицезреющих Бога славы, неусыпными стражами в знак доверия и почета. Мы уже говорили с вами о том, что монастырь есть изображение Горнего Иерусалима, Царства Божия. В Древней Церкви прообразами монашеской жизни были совместные трапезы – «агапы», апостольское общение и апостольские общины в Иерусалиме. |
| Всем известна троица святых: ангелам равный Иоанн Лествичник , Исаак Сирин и Симеон Новый Богослов . Они писали о молитве и для монахов, и для мирян. Можно вспомнить и других: святого Нила Синайского , славных преподобных Варсонофия и Иоанна , дивного Диадоха Фотики йского . Необходимо сказать и о Григории Синайском, который принес молитву с Синая и оживил ее на Святой Горе в XIV веке! Конечно, Иисусова молитва и раньше существовала на Афоне, но этот святой обошел всю Святую Гору, чтобы сделать ее ежедневным правилом. Разумеется, и до этого на Афоне поддерживалась непрестанная молитва благодаря первым монахам особножительных монастырей, ибо исихазм 270 тогда воспринимали как наиболее совершенный путь духовной жизни. Кто не слышал о таких святых, как славный Максим Кавсокаливит, великий Григорий Палама , удивительным образом связавший догматику и православное учение о практике молитвы, святые патриархи Каллист, Исидор и Филофей и многие другие – Феолипт Филадельфийский , Каллист и Игнатий Ксанфопулы, которые и в теории, и на практике жили, творили и писали о молитве. Что выделить нам из написанного и пережитого святым Никодимом Святогорцем , этим новым тайноводителем, заботящемся о мире и о людях с молитвой и отеческой любовью? Его труды стали классическими наставлениями в молитве для всего мира. 2. Давайте зайдем в один из монастырей и посмотрим, что значит молитва для монаха, чтобы понять, какое место она может занять в нашей собственной жизни. Мы знаем, что монастырь – это непрерывное единение братии и всей соборной Церкви. Не было бы необходимости в монастырях, если бы они на самом деле не являлись собором, совершаемым каждую ночь и каждый день и свидетельствующим о том, Христос пребывает вне времени и пространства. Именно поэтому центр монастырской жизни – это ежедневная служба, а особенно Божественная литургия. Богослужебные тексты напояют монаха и становятся его собственным переживанием. Собираясь в храме, монахи знают, что они там не одни, а со всеми ангелами и святыми, славящими Господа и празднующими день святого или какой-нибудь праздник. Божественная Евхаристия и само богослужебное собрание им приносят чувство присутствия Господа и своего мистического общения с ним. Насколько невидим Бог, настолько истинно это мистическое общение и насыщение от Него. |
| Монастыри всегда незыблемо стояли на священных канонах нашей Церкви. До сих пор монашескую жизнь регулируют разного рода Уставы, Начертания, Завещания и Установления ктиторов и великих основателей, которые в них определили будущее монастырей и монахов. Церковь санкционировала и бережно хранила монашеские заветы с тем, чтобы своим авторитетом поддержать эти священные церковные учреждения и для того, чтобы не утерять это направление из жизни христианства. Без признания монастырей как церковного института мы бы имели дело с бесконечными сложностями, ибо звено между монашеским мироощущением и его приятием миром Церкви отсутствовало бы. Пословица гласит: «Будет монастырь хорош – придут и монахи». Это правда! Никогда не прекратится приток новоначальных в монашескую общину (только разве наступит конец света!), где всегда готовы к встрече с Господом, грядущим с ангелами Его. Вселенная наполнена монастырями – центрами жизни, украшениями земель, священными прибежищами, светильниками для слепцов, телескопами для зрячих и рупорами для слышащих, алтарями мистического сияния и радости. И поколения монахов образовали вечные пустыни и высочайшие горы, населили побережья, наследовали землю. Все они, увенчанные, возрадуются вовеки. Древесный ствол (Афонское жительство) Отшельническое и пустынное житие с первых дней и до нашего времени не прекращает обретать своих учеников. За время существования Церкви, в эпоху гонений и после нее, пустынники вписали золотые страницы в ее историю, они росли и крепли духовно, сделались подражателями и участниками ангельской общины. Эта форма подвижничества, стоящая на гране с крайностями, опасностями, лишениями и полным самоотречением, начиная с четвертого века развивается уже как хорошо организованное монашество. Преподобные Иларион, Савва, Евфимий и другие великие отцы соединяли уединение с обращением на путь монашества других, что естественным образом постепенно привело к созданию небольших сообществ и в конце концов – общежительных монастырей, «Небесного града», своего рода «государства». В нем общее все: тела, души, устремления, имущество, предпочтения, страсти, борьба, пот, венцы! |
|
|
