| Лёр 151 пытается доказать мнение о колебаниях в порядке алфавита посредством следующего рассуждения. Псалмы 25 и 34, говорит он, родственны и по содержанию, и по форме. В обоих нет стиха на букву , оба кончаются стихом на . Этого, по мнению Лёра, достаточно, что бы приписать эти псалмы одному автору. Но псалмы 25 и 34 различаются один от другого тем, что пс. 25 располагает буквы и в обычном порядке, а пс. 34, следующий, в настоящем своем виде, тоже обычному порядку, первоначально в расположении и отступал от этого порядка. Отсюда, если один и тот же автор употребляет буквы и в различном порядке, то ясно, заключает Лёр, что в последовательности их не было строгой определенности. – В изложенном рассуждении Лёр допускает два не доказанных положения: 1) что псалмы 25 и 34 принадлежат одному автору и 2) что настоящий порядок стихов 34 псалма представляет поправку. Впрочем, эти положения Лёра принимаются и некоторыми другими исследователями. 152 Однако же Лёр выигрывает от этого очень мало. Четырех случаев отступления от обычного порядка (считаем и 34 псалом) слишком мало, чтобы на основании их и вопреки большинству других данных построить целую теорию о неопределенности, будто бы, существовавшей некогда в порядке букв еврейского алфавита. Итак, ни одна из рассмотренных нами попыток объяснить особенность алфавитного порядка в 2–4 главах книги Плач не достигает своей цели. Остается лишь сознаться, что дать ответ на вопрос о причине этой особенности исагогика не в состоянии. Правда, для того, кто непременно желает избежать этого вывода, есть еще возможность последовать примеру Калькара 153 и объяснять особенность 2–4 глав книги Плач ξ παλαιογραφας ratione quadam, nobis incognita или же, вместе с Майрером 154 сказать: «turbati ordinis alphabetici causa quae fuerit scire, quid interest?». Но чем прибегать к таким объяснениям, лучше прямо отвечать на вопрос: non liquet, как это делают Зоммер 155 , Герлах 156 , Лёр 157 и Мейньель. 158 В пятой главе книги Плач алфавитная форма изложения оставлена. |
| Но количество стихов и в этой главе совпадает с числом еврейских букв; так что не без основания Биккель 159 называет пятую главу «алфавитизирующей», а раввинское предание, как уже упомянуто, прямо причисляет ее к алфавитным произведениям. 160 Что касается оснований, по которым автор книги Плач в пятой главе счел нужным оставить алфавитную форму, то, по мнению Калькара 161 , их haud facile inveniet quisquam. Действительно, эта особенность, как и особенность 2–4 глав, вызывала много споров. Сам Калькар не сумел найти для нее подходящего объяснения. Он полагает, что поэт, при составлении пятой главы, просто не пожелал более быть связанным алфавитом. Не сумели объяснить этой особенности и многие другие исследователи, напр., Бертольд, и даже такой авторитетный исследователь, как Эвальд. Бертольд полагает, что автор или не имел времени для обработки пятой главы, или же при написании этой главы сознал ненужность алфавитной формы изложения. 162 Первое предположение Бертольда разделяет и Эвальд. 163 Но позднейшие исследователи представили для особенности пятой главы вполне достаточное объяснение, указав причину этой особенности в самом содержании главы. В пятой главе плач переходит в молитву. Неизбежность при алфавитном изложении рефлексии служила бы препятствием свободному и естественному излиянию молитвенного чувства. Вот почему автор был вынужден избрать для пятой главы менее стеснительную форму изложения, чем алфавитная. 164 Как бы взамен алфавитной формы в пятой главе выступает богатый ассонанс. В 22 очень коротких стихах этой главы до 44 раз встречаются созвучные окончания слов (u, nu, anu, enu, inu, unu). Такие созвучные окончания очень часто стоят на концах полустиший, и таким образом получается рифма. 165 Подобный ассонанс наблюдается и в остальных главах. 166 Но широкое применение его составляет особенность пятой главы. Спрашивается, можно ли предполагать в данном случае сознательное стремление автора книги Плач к ассонансу и рифме? Тениус в комментарии к (3:41) считает рифму между словами и не случайной. |
| Переход от 4 главы к 5 или от 2 к 3 столько же резок как и переход от 3 главы к 4. Отсюда, отсутствие связи между третьей и четвертой главами не дает еще права считать две последних плачевных песни за отдельное от первых глав целое. Фриз указывает на то, что в трех первых главах предмет, будто бы, вполне исчерпан. Но почему это так, из статьи Фриза совсем не видно. Замечание Фриза, что первая глава рассматривает бедствие «вообще», а вторая рассматривает его «в частностях» и указывает причины катастрофы есть, – не иное что, как бессодержательная фраза, притом же в последней своей половине не вполне справедливая. Причины бедствия указывает уже и первая глава, в стихах 5, 8, 9, 14, 18. Вообще, Фриз не старается сколько-нибудь тщательно обосновать свое положение об отношении трех первых и двух последних глав, предполагая, по-видимому, что по данному вопросу не может быть никаких сомнений. А между тем мы видели, что по вопросу о плане книги Плач существует целый ряд самых разнообразных и даже противоречивых мнений. 244 Не более основательны и соображения, какими Фриз хочет обосновать происхождение в маккавейское время четвертой главы. Фриз утверждает, что эта глава не может принадлежать не только Иеремии, но и вообще никому из его современников; иначе, по Фризу, было бы не понятно, как автор ее, вооружающийся против ложных пророков и священников, мог называть нечестивого Седекию «Мессией-Иеговы», «духом жизни» и пр. Но спрашивается, почему современники Иеремии, даже будучи враждебно настроены против ложных прорицателей и священников, не могли в то же время с расположением относиться к Седекии? Правда, в политике Седекия отдавал предпочтение советам ложных пророков. Но современники в данном случае могли считать царя лишь жертвой придворной партии и тех же самых пророков и священников ( Иер.38:5 ). Политика царя, следовательно, не исключает возможности расположения к нему даже и со стороны людей, боровшихся против ложных пророков и недостойных священников. Действительно, история называет нам одно семейство, члены которого были последователями Иеремии и в тоже время близкими советниками царя. |
| По взгляду Тениуса, в составлении книги Плач принимали участие, по крайней мере, четыре лица: одному, Иеремии, принадлежат 2 и 4 главы, другим трем – остальные. 205 Будде 206 и Штаде 207 сокращают число авторов только до двух и первому автору приписывают главы 1, 2, 4 и 5, а второму – третью главу. Нольдеке, напротив, полагает, что книга Плач составлена тремя авторами и разбивает книгу на группы так: 2 и 4, 1 и 5, 3. 208 Такого же взгляда держатся Лёр 209 и Корниль. 210 Участие трех авторов допускает в составлении книги Плач равным образом и Чейн, но он разделяет книгу по авторам уже иначе. Первому автору Чейн приписывает составление третьей главы и третьему – пятой. 211 Как видим, попытки точно определить количество авторов книги могут приводить к очень различным результатам. Вот почему Кениг которому принадлежит самое последнее «Введение в Ветхий Завет », уже воздерживается от подобной попытки и ограничивается лишь доказательством общего положения Тениуса о принадлежности плачевных песней нескольким авторам. 212 В качестве главного основания в пользу мнения об антологическом составе книги Плач указывают, обыкновенно, на неодинаковое литературное достоинство плачевных песней. Главы 2 и 4-я, отличающаяся стройным изложением и истинно-поэтической искренностью, не могут, говорят, принадлежать автору остальных плачевных песней, характерную черту которых составляет вялость чувства и беспорядочное изложение. 213 Что вторая и четвертая главы в литературном отношении стоят выше всех прочих, об этом уже замечено раньше. Но мы видели также, что определение литературного достоинства значительно обусловливается личным вкусом каждого. А если так, то построить на таком шатком основании целую гипотезу об антологическом составе книги было бы, по меньшей мере, неосмотрительно. Другое основание в пользу мнения о принадлежности книги Плачь нескольким авторам думают найти в особенностях плачевных песней со стороны формы изложения. В главах 2–4, как мы видели, буква следует не после стиха с , как в первой главе и как требует обычный порядок алфавита, а прежде. |
| Подобного же взгляда держится относительно ассонанса пятой главы Рейсс. 167 Едва ли, однако же, можно согласиться с названными учеными. Они были бы правы только тогда, если бы ассонанс и рифма проведены были здесь закономерно. Но такой закономерности в книге Плач мы не находим. В ветхом завете нельзя даже указать ни одного примера, когда бы рифма закономерно проведена была чрез все произведение. Следовательно, древнееврейские поэты рифме, как форме поэзии, не придавали особого значения, и если в их произведениях иногда встречаются рифмы, то они являются лишь как естественное следствие параллелизма членов, или же объясняются широким употреблением в еврейском языке местоименных суффиксов. В последнем находить для себя совершенно достаточное объяснение и богатый ассонанс пятой главы книги Плач. Во всей этой главе речь ведется от первого лица множественного числа, благодаря чему очень часто повторяется суффикс этого лица. Подобное же объяснение, если не везде, то в большинстве случаев приложимо и к остальными главам. 168 Понятно, однако же, что автор книги Плач, как и вообще древнееврейские поэты, не избегает рифмы: напротив, где она представляется ему сама собой ценит и любит ее. Строение мазоретских стихов Каждый мазоретский стих распадается в первой и второй главах на три стихостроки, в четвертой – на две. Третья глава построена по образцу первой и второй; но здесь алфавитный порядок начальных букв сохраняется не в первой только из трех стихострок, но в каждой стихостроке. Вот почему Мазореты ошибочно разделяли третью главу не на 22 стиха, как следовало бы, а на 66. Такое строение мазоретских стихов указано было еще бл. Иеронимом 169 , и затем отмечалось всеми исследователями, занимавшимися изучением книги Плач. Построение самой стихостроки долгое время оставалось неопределенным. Это объясняется тем, что попытки такого рода определения возникали на почве стремления найти, с помощью мазоретской интерпункции (вокализации и акцентуации), в ветхом завете силлабическое стихосложение. |
| Пророк, которому принадлежат такие предсказания Седекии, как содержащиеся в главах 21; 27; 34; 37:16 и д. 38) 239 , не мог, говорит Фриз, называть этого царя «дух жизни нашей» и высказывать надежду: «под защитой его поживем». Не мог, будто бы, пророк назвать Седекию и «помазанником Иеговы», так как в книге пророчеств на этого царя возводится обвинение , что он никогда не внимал словам, которые говорил ему Иегова чрез Иеремию» ( Иер.37:2 ). Итак, заключает Фриз, четвертая глава не может принадлежать Иеремии. Но, по 13 стиху, автор ее держался такого же образа мыслей относительно ложных пророков и священников, как и сам Иеремия. Отсюда, если бы автор четвертой главы был современником Иеремии, то, рассуждает Фриз, он должен был бы разделять взгляд пророка и относительно царя, так как последний был сообщником и сторонником ложных пророков и священников. Отсюда, но Фризу, слова 20-го стиха не могли быть сказаны даже никем из современников Иеремии. Следовательно, 4 главу нельзя относить к событиям 586 года. Но в таком случае ее можно относить только к обстоятельствам маккавейского времени, когда в стране Иудеев господствовал Антиох Епифан (175–164), разрушивший в 168 году часть Иерусалима, в особенности, храм и прилегавшие к нему кварталы. Итак, четвертая глава принадлежит маккавейскому времени (курсив подлинника). Таков главный аргумент Фриза. Другой довод Фриз построяет на свидетельстве 12 стиха о полной неожиданности падения Иерусалима для всей вселенной, а равно и для врагов, осаждавших город. Мысль о неприступности города была совершенно чужда, замечает Фриз, как Нехао ( 4Цар.23:29 ), так и Навухудоносору ( 4Цар.25 ). Напротив, в маккавейские времена Иерусалим, некогда укрепленный Неемией, легко мог казаться неприступным. И действительно, Птоломей I Лаг, например, вошел в него только благодаря тому, что воспользовался, для осады его, еврейской субботой (Ant.XII, 1). Прочие доказательства Фриза представляют собою лишь свод мест из Маккавейских книг, показывающий, как прекрасно обстоятельства маккавейского времени подходят к тем, какие описаны в 4 главе книги Плач. Прежде всего ряд таких мест Фриз приводить в качестве толкования 20-го стиха. Под «помазанником Господним» по Фризу, нужно разуметь первосвященника Онию III (180–174), который мог называться так уже в силу своего первосвященнического достоинства ( Лев.4:3, 5, 16 ; Дан.9:26 ; 2Мак.1:10 ), и который пользовался в народе глубоким уважением ( Дан.9:26 ; 2Мак.3:1; 4:25 ). В словах пойман в ямы их» Фриз видит указание на коварное убийство Онии Андроником ( 2Мак.4:33–34 ). Другие места, отмеченные Фризом в Маккавейских книгах, являются параллелями к некоторым частным чертам описанного в 4 главе книги Плач бедствия. Вот эти параллели: 240 |
| Читаем, например, у автора (стр. 25), что по р. Суре тянулась вотчина Спасо-Евфимиева мона стыря, пожалованная ему в 1393 году нижегородским князем Борисом, которая в XV и XVI веках была уже заселена монастырем. Справляемся с процитированными при этом тремя актами Археографической экспедиции (т. 1, 12. 18 и 21) и находим: 1) что в них речь идет не о суздальском Спасо-Евфимиевом, а о нижегородском Спасо-Благовещенском монастыре и 2) что в 1393 году пожалована этому монастырю по первому из указанных трех актов вовсе не та вотчина, о заселении которой говорится в двух остальных. Неверно воспроизводя отдельные факты, автор приходит иногда к невозможным выводам Образчики их были указаны в первых главах его исследования, в настоящей главе встречаем новые. В очерке распространения христианства в Казанском крае автор уверяет, что «открытую враждебность русские встретили более в среде финских племен, нежели татар», ибо «казанские порядки близко подходили к московским», что поэтому «татары редко принимали участие в движении инородцев против Москвы»; что, напротив, вполне развитый общинный быт финских племен сплотил их и в религиозном отношении, отчего они менее (то есть нежели татары) поддавались влиянию миссионеров (стр. 28 и 29). На чем основаны или откуда извлечены все эти положения, автор не указывает. Но в изложении русско-христианского влияния на инородцев Северо-Восточной России автор не раз цитирует без возражений сочинение г. Фирсова («Положение инородцев в Московском государстве»). В этом исследовании доказывается совершенно противное выводам автора: здесь читаем, что русско-христианское влияние встретило наиболее противодействия именно там, где преобладал татарский элемент, что причина этого заключалась в силе аристократического элемента и в прочной организации духовенства, – в особенностях, которыми характеризовался быт татарских юртов, а не финских племен и которые ставили жизнь первых в противоречие основам русской жизни, что, наконец, именно татарские князья, мурзы и муллы и становились двигателями и вождями мятежей и заговоров против Москвы (г. |
| Что касается содержания стенописи на паперти собора (первоначальные росписи здесь И.Е. Забелин относит ко времени не ранее 1565 года), то на лестнице, при самом входе на паперть, мы прежде всего находим изображение чудесного взятия Иерихона Иисусом Навином. В левой (от зрителя) половине изображения – Иисус Навин представлен сидящим и снимающим с себя сапоги; он в шишаке и латах, сверху одет в мантию, перед ним архангел стоит на подножии, в панцире, в правой руке держит обнаженный меч, в левой – ножны. Вверху этой стены надпись: «И рече архистратиг Гднь ко Иисусу: изуй сапог с ногу твоею, место бо, на немже ты стоиши, сто есть. И сотвори Иисус тако». Направо – воины с трубами, копьями и щитами, идут спереди и сзади кивота, несомого левитами; последние все в мантиях и в двух нижних одеждах (одна из них короткая – по колена), на главах шапочки с белым околышем и цветным (красным, зеленым и проч.) верхом. Из окна одного здания у городских стен смотрят вниз на происходящее три женщины. вверху надпись: «Левити взяша киот заве(та) Божия и текше и хождаху около града 7 дний, и падоша стены». По мнению И.Е. Забелина, изображение это «написано, несомненно, по мысли Ивана Грозного, в символе покорения татарского царства, т.-е. города Казани». На сводах самой паперти, начиная от входной двери, представлено родословное дерево Иисуса Христа, исходящее от корня Иессеева. Здесь же изображены пророки, апостолы, сивиллы и философы: Аристотель, Омирос, Плутарх, Менандр, Анаксагор, Птоломей, Епафродит с их апофегмами или пророческими изречениями. Тут же имеем несколько изображений Господа Саваофа и Спасителя с Богоматерью. В одном месте Иисус Христос благословляет сивиллу, в другом, именно в юго-западном углу сводов, представлены сидящими Богоматерь и юный Христос перед Нею; Он десницею благословляет, в шуйце держит весы. Над изображением надпись: «Правда с небеси прииде. Истина от земли возсия». На сводах представлено всего 220 отдельных ликов. По сторонам входных в паперть дверей до реставрации были изображены свв. митрополиты Петр, Алексий, Иона и Филипп, но в древней стенописи были написаны только Петр (направо) и Алексий (слева). Они только и оставлены при реставрации. |
| Заметим, что внизу картины изображен также пастушек со свирелью уже в итальянской войлочной шляпе. Рис. 6. «Рождество Х-во» на иконе Нац. Галл. (Корсиниевской) в Риме, XIV в., фот. Алинари 27442 Рис. 7. Складень греко-итальянской иконы («Материалы Η. П. Лихачева», т. LXXX, 141.) Рис. 8. «Рождество Христово» – фреска собора м. Ставроникитского на Афоне, 1789 г. Ту же самую композицию, и с теми же самыми деталями, находим мы на Афоне, где, между прочим, монастыри Хиландар и Ставроникита (рис. 8) дают наиболее характерные, хотя и поздние образцы 12 . Соответственно этому, и греческая Ерминия Дионисия Фурноаграфиота хотя описывает ту же картину, но дает также указанное пояснение 13 . Во фреске Хиландара (Параклис Николая Чудотворца, 1667 год) представлена Богоматерь на коленях перед Младенцем, но так как греческий мастер не понимал этой темы поклонения, он видоизменил движение рук Б. М.: выходит, как будто она протягивает руку, чтобы взять Младенца из яслей. Внизу изображен пастушек, играющий на свирели, но уже в греческой шапочке. Приводим затем, для сличения, две великолепных иконы Рождества. Греко-итальянская икона XV столетия (рис. 9) из собрания Η. П. Лихачева, в которой сохранено греческое положение Б. М., во всех остальных деталях представляет изящную переработку итальянцев и щеголяет преувеличенно характерными горками, изображением городков между ними, мелких сцен и полнотою указанных частностей до пастушка включительно. Для сравнения с этой великолепной иконой, представляем воспроизведение столь же превосходной русской иконы (рис. 10) конца XVI столетия в одном из приделов Московского Благовещенского собора, помещающихся в его главах. Обращаем особенное при этом внимание на дивную фигуру «ренессанс» служанки, наливающей воду в купель, на крайне удлиненные пропорции в фигуре Б. М., которая составляет особенный, также итальянского (еще из XIV-XV в.) происхождения, пошиб (господствовал у нас в России с 1500-х годов во все XVI-e столетие) и на общее изящество всей иконы. Вместе с другими драгоценными иконами в иконостасах этих приделов, эта икона входит в ту широкую полосу, которая проходит через всю русскую иконопись и со временем послужит первой просекой в ее темном лесу, так что позволит обозреть его многообразные исторические участки. Скажем кратко, что, в так называемых, сложных иконах Рождества, щеголяющих соединением множества мелких его событий, неизменно присутствуют и указанные нами детали 14 . |
| 134 Zur Bibel und Religions-Philosophie, Vorträge und Abhandlungen, p. 31. Цит. по Mayniel. О. c. p. 79. 142 В псалме 145 нет стиха с буквой ; в 34 нет стиха с , тогда как в конце, после буквы следует стих с ; подобный заключительный стих имеет и пс. 25; в этом же псалме оба первых стиха начинаются буквой , тогда как стиха на букву нет совсем; в 37 псалме отсутствует стих на букву , а на его месте стоит стих с буквой и т.п. 152 Так М. Bruston считает автором обоих псалмов Давида. См. Mayniel, О. с. р. 40 not. 1. Порядок стихов в 34 псалме считает не первовачальным также Кениг, О. с. р. 66. not. 1. 164 Так Кейль, Bibl. Comm. ΙΙΙ. 2. p. 548; Герлах, О. с. p. 10; Лёр О. с. p. VIII; Мейньель, О. с. р. 34–35. 166 В 1–4 главах Лёр указывает рифмы в следующих местах: 1:2a, 11с, 22c; 2:5b, 6а, 7а, 9а, 11а, 11b, 12с, 14b, 18b, 19b; 3:41, 48, 51, 59; 4:3b, 13а, 16а, 16b, 18а, 18b. 168 Из указанных Лёром рифмованных стихов оно приложимо к следующим: 1:2а; 2:6а, 7а, 9а, 11а, 11b, 12с, 14b; 3:48, 51, 59; 4:13а, 16b, 18а, 18b. 169 «В Плаче заключается четыре алфавита, из которых два первые написаны сафическим размером, так как в них три малых строки, связанных между собой и имеющих в начале одну букву, образуют один законченный отдел. Третий же алфавит написан триметром, и каждый из трех стихов начинается здесь одной и той же буквой. Четвертый алфавит подобен первому и второму». Посл. к Павлу Opp. ed Mort II. p. 709. 178 Так что общая схема строения стиха у него такова: для 1–3 глав AB.C., для 4 главы AB, для 5 – А. Пятая глава, как увидим, поставлена по строению на ряду с прочими совсем несправедливо. 183 Das hebräische Klagelied ZAW 1882 1–52; Ein althebr Klagelied. ZAW 1883 p. 299 и д; Zum hebr. Klagelied. ZAW. 1891 p. 234 и д. 1892 p. 261 и д. 184 Они принимаются, напр., во «Введениях» Ватке-Прейес, р. 596. Рима, II. р. 205; Кьюнена, III. I р. 34–35, not. 36; Корниля, р. 245; Кенига, р. 419; в трудах Мейньеля. О. с. р. 133 и д; Лёра, О. с. р. IX-X, Диаервика ZAW 1892, р. 265 и д. И ни один из этих исследователей не говорит, чтобы выводы Будде встретили с чьей-либо стороны опровержение или противоречие. |
|
|
