| Даже круг мыслей во всех песнях почти один и тот же, и только по преобладанию той или иной мысли плачевный песни различаются друг от друга. О единстве автора свидетельствует, далее, и форма изложения книги Плач: первые четыре главы ее изложены в алфавитном порядке, а пятая, хотя и не имеет алфавитной формы, тем не менее по количеству стихов приближается к алфавитному изложению. Самый язык плачевных песней говорит о принадлежности их одному автору. Если, прежде всего, мы обратим внимание на стилистическую сторону языка книги Плач, то увидим, что во всех главах книги встречаются почти одни и те же сравнения. Так, город сравнивается с плачущей женщиной или же называется девицей, дочерью Сиона и под.: 1:1–2; 2:1, 4, 8, 10, 11, 13, 18; 3:48; 4:6, 10, 22. Жители Иерусалима называются его сыновьями или дочерьми: 1:16; 3:51; 4:2. О Боге говорится, что Он, как воин или охотник, направляет лук и поражает страдальца стрелами: 2:4; 3:12, 13, опутывает его сетями: 1:13, запирает его пути и отягощает оковами: 3:5, 7, 9. Гнев Иеговы сравнивается с опустошительным огнем: 2:3, 4; 4:11; наплыв в Иерусалим неприятельских войск – с священным собранием: 1:15; 2:22; грехи народа – с ярмом или тяжелой ношей: 1:14; 5:7; скорбь называется болезнью сердца: 1:22; 5:17; волнением внутренностей: 1:20; 2:11; стены и пути Сиона представляются плачущими: 1:4; 2:8, 10, 19; а город – отверженным: 1:9; 2:1. Замечательно, что из приведенных сравнений нельзя указать ни одного, которое бы в различных главах прилагалось к различным предметам. Это обстоятельство осталось бы совершенно непонятным, если бы плачевные песни книги принадлежали различным авторам. Останавливаясь, далее, на филологическом составе книги Плач, точнее, – на взаимном отношении по филологическому составу глав книги Плач друг к другу, мы и здесь находим доказательство единства книги. Вопрос о взаимном отношении глав книги Плач обстоятельно разработан Роде. 263 Для определения этого отношения Роде построяет две таблицы, из которых в первой помещены слова, встречающаяся только в какой-либо одной главе, а во второй слова, общие двум или нескольким главам. |
| Но эти черты совершенно отсутствуют в 4 и 5 главах книги Плач. Характер этих глав так отличен от произведений маккавейской эпохи, что это обстоятельство признается даже всеми сторонниками отрицательной критики (кроме Фриза). Так, например, Лёр, сравнивая эти главы с псалмом 74, относимым им к маккавейской эпохе, говорит: «в 74 псалме мы слышим вопль гонимой и преследуемой врагами Церкви, что Иегова поруган, что Его храм осквернен, и что верные хранители закона должны терпеть всевозможный мучения. Напротив, в 4 и 5 главах книги Плач выступает перед нами народ, который оплакивает свою политическую гибель и в лице своих лучших представителей, возвышается до мысли, что его тяжелая судьба есть неизбежное Божеское наказание за продолжительное упорство во грехе». 248 Различие – настолько существенное, что доселе – как это ни кажется удивительным для Фриза 249 – никому не могло даже придти на мысль отнести ту или другую из последних глав книги Плач к маккавейской эпохе. 250 Общий вывод из представленного разбора теории антологического состава книги тот, что допускать участие в составлении плачевных песней нескольких лиц нет оснований. Вот почему до 90-х годов настоящего столетия значительное большинство исследователей справедливо считали книгу Плач произведением одного автора. Большинство древних исследователей не вдавались в подробности по этому вопросу. И даже в недавнее время Корнели счел еще возможным ограничиться по этому вопросу лишь замечанием: «единство автора книги Плач признается всеми и в настоящее время». 251 Более или менее обстоятельно единство автора книги Плач защищается в трудах Эвальда 252 , Неймана 253 , Герлаха 254 , Кейля 255 , Шрадера 256 , Флеккпера 257 , Шнеедорфера 258 , Негельсбаха 259 , Роде 260 , Эттли 261 и Мейньеля. 262 При чтении книги Плач, положительное решение вопроса о принадлежности всех плачевных песней одному автору напрашивается на мысль, само собой. Книга производит впечатление совершенно однородного произведения, имеющего во всех песнях один и тот же предмет и одинаковый характер. |
| Он выражает лишь ту общую мысль, что Иудея перешла теперь в полное владение чужеземцев, так что последние распоряжаются в ней всем, тогда как иудеи, напротив, чувствуют себя в стране чужеземцами. А что такими тяжелыми последствиями могла сопровождаться для иудеев потеря государственной независимости уже на первых порах, – об этом было сказано выше. 6 стих, по мнению Фриза, не может принадлежать Иеремии потому, что в нем, говорится о дружественном отношении к Египту, а Иеремия всегда отговаривал своих соотечественников от союзов с Египтом и от переселения в Египет ( Иер.42:14, 16 и д. 22). Но так как в 6 стихе просьба о помощи, с какой иудеи обращались к Египту, выставляется, как нечто крайне нежелательное и унизительное, то стих этот скорее говорить в пользу принадлежности 5 главы Иеремии, чем против нее. Наконец, толкование, какое Фриз дает употребленному в том же стихе слову , носит уже характер чистого произвола. Допустим, что Вавилон в Св. Писании никогда не называется именем . Но почему, автор, имея в виду в 6 стихе покорение Иерусалима халдеями, должен быль назвать победителей не именем их страны, а именем столицы? Понимать слово в смысле указания страны победителей было бы гораздо проще и естественнее, чем видеть в нем неточное указание на персидское господство, упоминание о котором после египетского господства, непосредственно предшествовавшего настоящему печальному состоянию Иудеи (т.е., при Антиохе Великом), было бы совершенно неуместным. Итак, ни за одним аргументом Фриза нельзя признать доказательного значения. Ни одна черта описываемых в четвертой и пятой главах книги Плач событий не исключает мысли о принадлежности этих глав Иеремии. Но если Фриз так мало может почерпнуть в 4 и 5 главах данных в свою пользу, то некоторые характерные черты этих глав говорят положительно против его взгляда. Отличительными признаками маккавейского времени служат рабская, развившаяся до буквализма верность иудеев закону Иеговы и религиозные преследования на них со стороны врагов. |
| 22). Понятие «презирать», «отвергать» выражается во второй главе словами (ст. 6) и (ст. 7;) понятие «гнев» – словами (ст. 1, 6, 21, 22), (ст. 2), ( ст. 4). В той же главе для выражения понятия «разрушать» употребляются слова (ст. 5, 6), (ст. 6) и (ст. 17). В третьей главе понятие «погибать» передается словами (ст. 18) и (ст. 22). Для обозначения «песнь» в третьей главе употреблены слова (ст. 14) и (ст. 63); для обозначения понятия «тьма» – слова (ст. 2) и (ст. 6.) В четвертой главе понятие «золото» выражается словами (ст. 1) и (ст. 2). В 4 и 2 главах понятие «улица» выражается словами (2:11, 12; 4:18) и (2:19, 21; 4:5, 8, 14). Такого рода примеров можно было бы привести и еще более. Но уже и после указанных ясно, что случаи не одинакового выражения в различных плачевных песнях одного и того же понятия не дают права приписывать составление книги Плач различным авторам. Но если в первой таблице нельзя найти ничего такого, что говорило бы против происхождения книги Плач от одного автора, то вторая таблица положительно подтверждает такое происхождение. По второй таблице, в книге Плач употреблено 194 слова, общих двум или нескольким главам. В частности Ι Из этих цифр видно, что 2 и 4 главы по языку не обнаруживают большей близости, сравнительно с другими главами. Напротив, в этом отношении вторая глава значительно ближе к первой и третьей. Отсюда, считать, вместе с Тениусом, Нольдеке, Корнилем и Лёром, 2 и 4 главы произведением одного автора, а остальные главы произведением другого или других авторов нет никакого нрава. Видно, далее, из этих цифр и то, как несправедливо голословное утверждение Чейна, будто 5 глава, в филологическом отношении, не имеет ничего общего с 1–4 главами. Если принять во внимание почти втрое меньшей объем пятой главы, сравнительно, например, с 2 главой, то филологическое родство ее с первыми четырьмя главами должно будет признать более значительными чем то, какое существует между усвояемыми Чейном одному автору главами 1–2 и 4. Впрочем, против доказательного значения второй таблицы возможно такого рода возражение. |
| 89 Нет нужды говорить, что, отказываясь от всякой мысли найти в книге Плач определенный общий план, мы не высказываем ничего такого, что, хоть сколько-нибудь, могло бы служить поводом сомневаться в ее каноническом достоинстве. Отсутствие строгого порядка в изложении книги и, в особенности, повторения не составляют исключительной особенности только книги Плач. Столь же частые повторения нетрудно заметить и в книге Иеремии. В последней в следующих местах встречаются, напр., буквальные повторения: 2:28 и 11:13; 5:9, 29 и 9:9; 6:13–15 и 8:10–12; 7:14 и 26:6; 11:20 и 20:12; 15:2 и 43:11; 16:14–15 и 23:7, 8; 17:25 и 22:4; 23:19, 20 и 30:23, 24; 30:11 и 46:28; 31:35–36 и 33:25, 26; повторения сходных по содержанию мыслей: 1:18 и 15:20; 4:4 и 21:12 и мн. др. 96 Пост. Апост. в русск. пер. Казань 1864. V. 20. По раввинскому преданию, «плачевные песни были более полезны для Израиля, чем сорокалетняя пророческая деятельность Иеремии». Echa-Rab. р. 146. 108 По одному разу алфавит употреблен в 1, 2 и 4 главах и 3 раза в 3 главе; всего 6 раз. Раввины считают алфавитной и пятую главу, так как количество стихов в ней указывает на число букв алфавита. Fürst, О. с. р. 89. 121 Historisch-kritische Einleitung in die Bücher des Alten Testamentes, herausg. von Mattheus, übers, von Müller, III. 1. p. 40. 46. not. 37. 125 «В величайшей печали дух часто как бы опасается за то, выразит ли он свою скорбь в достаточно веских словах для возбуждения сострадания других. Не с изяществом, не посредством неоднократных сравнений выражает он то, что хочет выразить, но посредством неоднократного повторения чувствований, посредством неоднократного воспроизведения отдельных моментов бедствия, дабы таким образом обратить на них внимание душ. Lament, cr. et ex. illustr. Цит. по Hävernick, Einl. III. p. 513–514. 126 Единственное исключение представляет Зейнеке, О. с. р. 34 и сл. Но ниже мы увидим, как шатко предлагаемое им мнение. 127 Именно, – Псалмы: 9–10; 25; 34; 37. Кроме них, алфавитная форма принадлежите еще псалмам 111; 112; 119; 145. Такая форма изложения встречается и у других древних народов, напр., Сирийцев (Assemani, Bibl. orient. III. p. 63. 180, 188, 328), Арабов и Персов (Lowth, О. с. p. 221). |
| Воды поднялись до головы моей. Я сказал: погиб я. Я призывал имя Твое, Господи, Из ямы глубокой, Ты слышал голос мой. Не закрывай уха Твоего От воздыхания моего, от вопля моего. Ты приближался, когда я взывал к Тебе, И говорил: не бойся! (3:54–57). Бог услышал голос страдальца, и однако же говорится: «не закрывай уха Твоего от воздыхания моего». В этих словах, по мнению Зейнеке, изображается состояние народа тотчас же после эдикта Кира. Иудеи тогда едва осмеливались надеяться на свое спасение. Получив право возвратиться на родину, они все же еще платили дань. Вот почему Иуда, получив помощь, снова умоляет о помощи. Если так толковать выше приведенные стихи третьей главы, то в словах «Ты говорил: не бойся», по мнению Зейнеке, нужно видеть указание на утешительные речи Девтеро-Исаии. Отсюда Зейнеке делает такой вывод: если элегист ссылается на слова Девтеро-Исаии и напоминает Богу, как бы медлящему с помощью, об утешительных речах этого пророка, то, следовательно, в вопросе о времени составления плачей мы уходим очень далеко от Иеремии. 417 Недостатки только что изложенного соображения Зейнеке очевидны сами собой. Оно представляет не более, как простую догадку, не лишенную, впрочем, некоторого остроумия. Допустим, что состояние народа после эдикта Кира было таково, каким представляет его Зейнеке. Почему однако же намек на освобождение так незначителен? Почему ни об эдикте Кира, ни о возвращении на родину не упоминается ни одним словом? Почему, наконец, во всех главах книги Плач, а равно и в третьей, последовавшее за разрушением Иерусалима бедствие изображается, как настоящее бедствие – и самого автора, и всего народа (Напр., 3:47, 63, 1–20)? Помимо рассмотренных соображений, представители рационалистической критики отмечают, в доказательство не подлинности книги Плач, некоторые отдельные стихи последней, в которых, будто бы, не трудно заметить противоречие с книгой пророчеств Иеремии. Такое противоречие, прежде всего, указывают между Иер.31:29, 30 и 7 стихом пятой главы книги Плач: |
| Другая часть исследователей старается открыть в книге Плач план логический. Первая попытка в этом роде принадлежит Де-Ветте. Он находит в книге Плач «как бы восходящую с одной ступени на другую последовательность» в изображении состояния города. 76 Но так как ни в третьей, ни в пятой главах о состоянии города не говорится почти ни одним словом, то это мнение Де-Ветте не нашло для себя последователей. Большим успехом пользовалось мнение Эвальда. По взгляду Эвальда, пять глав книги Плач представляют собой как бы пять драматических действий, которые следуют друг за другом со строгой постепенностью, пока наконец, с окончанием последнего действия, не получается целой драмы «плача и печали». 77 Третья глава, по взгляду Эвальда, представляет центральный пункт этой драмы. Чувство достигает здесь своего высшего напряжения. Плачущий близок к полному отчаянию. Но «на пороге отчаяния» страдалец «приходит в себя»; в нем пробуждается сознание греховности и необходимости покаяния. С этого момента скорбь его начинает понемногу улегаться. Правда, и в четвертой главе страдалец еще плачет об общих бедствиях и, в особенности, о бедствиях «великих и сильных» Израиля. Но сознание заслуженности бедствий уже значительно ослабляет прежнюю силу скорби. Плач становится все тише и тише и, наконец, совершенно затихает в молитве. Из дальнейших исследователей к изложенному взгляду Эвальда примыкает Нейман. 78 В сущности, почти тождественного взгляда держатся: Негельсбах 79 , Роде 80 , Энгельгардт 81 , Зейзенбергер 82 и Шнеедорфер. 83 Негельсбах и Роде сравнивают план книги Плач с картиной, какую представляет Монблан в момент заката. Вершина горы сияет тогда ослепительным блеском, между тем склоны и подошва покрываются уже густой тенью. Нечто подобное, говорят, имеет место и в книге Плач, в которой средняя часть третьей главы представляет, как бы сияющий луч света, а предшествующая и последующая части темную ночь скорби и отчаяния. Взгляд Эвальда, а равно Негельсбаха и др., основывается на различении господствующих в той или другой главе настроений. |
| Здесь из года в год совершалось, по нерушимому завету старины, летопровождение или «действо многолетняго здоровья». Богомольные царские выходы, приближавшие священную особу царя к народу и придававшие особый блеск церковным «действам», ознаменовывавшим собой главнейшие годовые праздники, поражали иностранцев не только своим великолепием, но и самобытностью. Действо Новолетия начиналось раскатом выстрела вестовой пушки в Кремле. Это происходило ровно в полночь. Выстрелом возвещался жителям Белокаменной, а за ними и всей Руси Православной, миг наступления нового года. Вслед за ним начинал гудеть большой колокол с колокольни Ивана Великого. Кремлевские ворота распахивались, и «всенародное множество» наполняло Кремль, чтобы встретить Новолетие вместе с государем. Царь выходил из своих палат в четвертом часу дня. В Успенском соборе совершалась в это время патриаршая утренняя служба. «Государев богомолец» выходил, предшествуемый образами и сонмом духовенства, в западные двери. На дворе церковном, перед вратами, совершалось «патриаршее молитвословие», вслед за которым царь благоговейно подходил к Евангелию и осенялся благословением патриарха. Затем сопровождаемое звоном «во все колокола с реутом» шествие следовало на Ивановскую площадь, между Архангельским и Благовещенским соборами. Здесь, против Красного крыльца, посреди площади, воздвигался обширный помост, выстланный богатыми коврами и огороженный расписной решеткой. По описанию Забелина, с восточной стороны этого помоста ставились три налоя с иконой св. Симеона Летопроводца на одном из них. Возжигались свечи в серебряных преданалойных подсвечниках. Ставился особый «столец» для освящения воды. С западной стороны устраивались два «места»: государево, обитое червчатым бархатом и серебряной объярью (парчой), и патриаршее, крытое ковром персидским. Государево место было подобно трону: вызолочено, расписано красками и имело вид пятиглавого храма с одной большой главой посредине и четырьмя малыми – по углам; на главах, сделанных из прозрачной слюды, реяли двуглавые золоченые орлы. |
| Из первой таблицы видно, что количество слов, употребляющихся исключительно в той или другой главе книги, довольно значительно. Так, в первой главе употребляется 56 слов, в прочих не встречающихся, во второй главе – 87, в третьей – 116, в четвертой – 89, в пятой – 34. Однако делать отсюда заключение о принадлежности плачевных песней различным авторам было бы совсем несправедливо. Каждая плачевная песнь, взятая в отдельности, слишком незначительна по объему, чтобы в ней мог найти себе приложение весь лексикон автора. Поэтому, нет ничего удивительного, если, наряду с словами, общими всем или нескольким главам, в каждой плачевной песни выступает известное количество особых слов, свойственных только ей одной. Присутствие таких слов, далее, находит для себя новое объяснение в свойственном каждому автору стремлении избегать повторений и, вообще, придать языку разнообразие. При упомянутом выше частом повторении в книге Плач одинаковых или сродных мыслей, такое стремление к разнообразию для автора книги было вдвойне необходимо. Иначе получилась бы тавтология, которая неприятно резала бы ухо слушателей. А что автор книги Плач не чужд был стремления к разнообразию в языке, это видно из того обстоятельства, что в каждой главе, как нетрудно высчитать по таблицам Роде, большинство слов встречаются только по одному разу, и сравнительно немногие слова повторяются два или несколько раз. Так встречаются в главе: I однажды При таком стремлении к разнообразию в языке, неудивительно, если даже для выражения тождественных понятий в различных главах автор книги Плач употребляет различные слова. Примеры этого в книге Плач нередки. 264 Но случаи различного выражения одного и того же понятия не дают права отрицать единство автора книги Плач, так как подобные случаи очень часто имеют место и в пределах одной и той же плачевной песни. Так, в первой главе понятие «греха» обозначается то словом (ст. 5. 14, 22), то словом (ст. 8); то же понятие в четвертой главе обозначается словами (ст. 6, 13, 22) и (ст. |
| Кениг принимает теорию «кинаметра» Будде. А Будде считает слова 7 стиха, начиная от и до слова включительно – а следовательно, и слова – не подлинными. Справедливо, далее, и то, что во второй главе употребляются оба местоимения: в 15 и 16 стихах, в 17 стихе и кроме того в 22 (последнее Кенигом не отмечено). Но опять стих 15 для Кенига не может иметь значения, потому что в нем слово («о котором говорили») также зачеркнуто Будде. Что касается, наконец, четвертой главы, то Кениг несправедливо утверждает, будто в ней местоимение не встречается, а употребляется только . В 20 стихе этой главы ( «о котором мы говорили») мы находим также и полную форму относительного местоимения. Таким образом от выставленного Кенигом аргумента остается следующее: в первой главе встречается исключительно (4 или 5 раз), во второй главе – два раза и один раз , в четвертой главе – один раз и один раз ; наконец в пятой главе – один раз . Едва ли на основании такого незначительного различая в языке глав можно считать плачевные песни произведением нескольких авторов. В частности, из того обстоятельства, что в пятой главе относительное местоимение, встречающееся во всей главе один только раз, употреблено в короткой форме, нельзя еще делать вывода, что автор этой главы не знал употребления . Что же касается двух случаев употребления в главах 2 и 4, то они вызваны требованиями ритма, равно как требованиями того же ритма вызвано и исключительное употребление в первой главе. Если бы с стихе 12 с первой главы вместо поставить , то первая половина стихостроки была бы короче второй. 236 А это противоречит требованиям ритма. Напротив, если бы в стихе 16 с второй главы вместо поставить , первый член стихостроки был бы несоразмерно длинен 237 , и ритм опять был бы нарушен. Но, повторяем, и помимо всего этого, никаких твердых выводов на основании, указанном Кенигом, строить нельзя. Сравнительно с громадной массой встречающихся в плачевных песнях слов и даже выражений, общих всем или нескольким главам – о чем будет речь ниже – отмеченное Кенигом различие положительно ничтожно. |
|
|
