| Листобой Ночью задул листобой – холодный октябрьский ветер. Он пришёл с севера, из тундры, уже прихваченной льдом, с берегов Печоры. Листобой завывал в печной трубе, шевелил на крыше осиновую щепу, бил, трепал деревья, и слышно было, как покорно шелестели они, сбрасывая листья. Раскрытая форточка билась о раму, скрипела ржавыми петлями. С порывами ветра в комнату летели листья берёзы, растущей под окном. К утру берёза эта была уже раскрыта настежь. Сквозь ветки её текли и текли холодные струи листобоя, чётко обозначенные в сером небе битым порхающим листом. Паутина, растянутая в ёлочках строгим пауком-крестовиком, была полна берёзовых листьев. Сам хозяин её уже скрылся куда-то, а она всё набухала листьями, провисая, как сеть, полная лещей. Найда Найда – это имя так же часто встречается у гончих собак, как Дамка у дворняжек. Верная примета: гончая по имени Найда всегда найдёт зверя. Когда я приезжаю в деревню Стрюково к леснику Булыге, у крыльца встречает меня старая Найда, русская пегая. Её белая рубашка расписана тёмными и медовыми пятнами. – Ей скоро паспорт получать, – шутит Булыга. – Шестнадцать осеней. Не годами – осенями отмечают возраст гончих собак. Лето и весну они сидят на привязи, и только осенью начинается для них настоящая жизнь. Про молодую собаку говорят – первоосенница. Про старую – осенистая. Найда немало погоняла на своём веку и заработала на старости лет свободную жизнь. Молодые гончие Ураган и Кама на привязи, а Найда бродит где хочет. Да только куда особенно ходить-то? Всё исхожено. И Найда обычно лежит на крыльце, приветливо постукивая хвостом каждому прохожему. В октябре, когда грянет листобой и начнётся для гончих рабочая пора – гон по чернотропу, – Найда исчезает. Целый день пропадает она в лесу, и от дома слышен её глухой голос – то ли гонит, то ли разбирает заячьи наброды. Заслышав её, Ураган и Кама подхватывают, воют, рвутся с привязи, раззадоренные гонным голосом Найды. К ночи возвращается Найда, скребётся на крыльце, просится в дом. – Кудаа? – хрипло кричит от стола Булыга. – В дом? Там сиди! |
| – А что ж, – сказал я, перекусив дратву, – пойдём. После обеда мы отправились в Гридино. Взяли солёных грибов, да черничного варенья Пантелевна дала банку – гостинцы. Удочки дядя Зуй брать не велел – кум карасей мордой наловит. Мордой так мордой. – К ночи вернётесь ли? – провожала нас Пантелевна. – Беречь ли самовар? – Да что ты! – сердился дядя Зуй. – Разве ж нас кум отпустит! Завтра жди. Вначале мы шли дорогой, потом свернули на тропку, петляющую среди ёлок. Дядя Зуй бежал то впереди меня, то сбоку, то совсем отставал. – У него золотые руки! – кричал дядя Зуй мне в спину. – И золотая голова. Он нас карасями угостит. Уже под самый вечер, под закат, мы вышли к Гридино. Высоко над озером стояла деревня. С каменистой гряды сбегали в низину, к озеру, яблоньки и огороды. Закат светил нам в спину, и стёкла в окнах кумова дома и старая берёза у крыльца были ослепительные и золотые… Кум окучивал картошку. – Кум-батюшка! – окликнул дядя Зуй из-за забора. – Вот и гости к тебе. – Ага, – сказал кум, оглядываясь. – Это вот мой друг сердечный, – объяснил дядя Зуй, показывая на меня. – Золотой человек. У Пантелевны живёт, племянник… – Аа-а… – сказал кум, отставив тяпку. Мы зашли в калитку, уселись на лавку у стола, врытого под берёзой. Закурили… – А это мой кум, Иван Тимофеевич, – горячился дядя Зуй, пока мы закуривали. – Помнишь, я тебе много про него рассказывал. Золотая головушка! – Помню-помню, – ответил я. – Ты ведь у нас, Зуюшко, тоже золотой человек. Дядя Зуй сиял, глядел то на меня, то на кума, радуясь, что за одним столом собралось сразу три золотых человека. – Вот мой кум, – говорил он с гордостью. – Дядя Ваня. Он карасей мордой ловит! – Да, – сказал кум задумчиво. – Дядя Ваня любит карасей мордой ловить. – Кто? – не понял было я. – Дак это кум мой дядя Ваня, Иван Тимофеевич! Это он карасей-то мордой ловит. – А, – понял я. – Понятно. А что, есть караси-то в озере? – Ну что ж, – отвечал кум с расстановкой. – Караси в озере-то, пожалуй что, и есть. – А я хозяйство бросил! – кричал дядя Зуй. – Решил кума своего проведать. А дома Нюрку оставил, она ведь совсем большая стала – шесть лет. |
| В 1929, с созданием ОУН, стал одним из первых её членов. В 1930 завербован немецкой разведкой под кличкой " Тур " , прошел обучение в разведывательно-диверсионной школе " Абвер-101 " . В 1930 назначен руководителем боевой референтуры Краевой экзекутивы ОУН на западноукраинских землях (кличка Дзв?н). Летом - осенью 1930 организовывал и руководил акциями протеста украинского населения против колонизации Галиции польскими осадниками - поджогами строений, домов колонистов, уничтожением заготовленного сена, разрушением полицейских участков. В 1931-1933 организовал несколько покушений на польских чиновников и работника советского консульства О. Майлова - в качестве мести за голодомор на Украине. В 1934 был арестован польскими властями после покушения на министра внутренних дел Бронислава Перацкого, но, в связи с недостаточными доказательствами, был помещён в политический концентрационный лагерь Берёза-Картузская, где возглавил группу содержавшихся в лагере членов украинских националистических организаций. В ходе Львовского процесса над Степаном Бандерой и группой его сторонников (1935) осуждён на 4 года тюремного заключения. 1935-37 годы провёл в тюрьме. В 1937 году выпущен в рамках всеобщей амнистии. После освобождения некоторое время руководил самообороной некоторых украинских сёл от нападений поляков. Перед войной После раздела Чехословакии в результате Мюнхенского соглашения (1938) Шухевич нелегально перешёл на оккупированную венгерскими войсками Закарпатскую Украину, где принял участие в создании " Карпатской Сечи " , заняв должность начальника штаба (кличка Щука). С боями вышел из окружения, перебравшись через Румынию и Югославию в Австрию (которая к тому времени уже была присоединена к Германии). Руководство ОУН, уже давно финансировавшееся и контролировавшееся германскими разведслужбами, направило Шухевича в Данциг для организации связи с силами ОУН на польских территориях. С началом Второй мировой войны и после капитуляции Польши Шухевича и его подчинённые перебираются в Краков. В результате раскола ОУН на две фракции - ОУН(М) и ОУН(Б) - Шухевич поддержал Бандеру и вошёл в руководство его организации (Peboлюцiйhuй Провод ОУН), переключив своё внимание на организацию подпольной сети и подготовку вооружённой борьбы на западноукраинских землях, присоединённых в сентябре 1939 к СССР . С этой целью в 1941 с согласия германских властей и при их финансировании был создан, вооружён и обучен разведывательно-диверсионной деятельности батальон из восьмисот человек (в основном военнопленных украинской национальности, служивших в бывшей польской армии) - так называемый Украинский легион " Нахтигаль " ( " Соловей " ), в котором Шухевич отвечал за политико-идеологическую работу с личным составом и боевую подготовку. Одновременно Шухевич руководил действиями ОУН на приграничных (окраинных) землях Генерал-губернаторства со смешанным польско-украинским населением. |
| Нижне-Тагильский чугуноплавильный и железоделательный, сталелитейный и медноплавильный завод, наследников Π. П. Демидова, князя Сан-Донато, центр Нижне-Тагильского заводского горного округа, обнимающего пространство в 560 065 десятин земли. Расположен на реке Тагиле, от Екатеринбурга отстоит в 132 верстах к с.-з., и находится при станции «Нижний Тагил» Пермь–Тюменской железной дороги. Находясь в той части Уральского горного хребта, где он наиболее низок, Нижне-Тагильский завод лежит на высоте 102 сажен над уровнем моря. Уровень же заводского пруда возвышается над уровнем моря, по измерениям Тилло, на 88 саженей. Местность, занимаемая Нижне-Тагильским заводом и его окрестностями, горная, вся покрытая холмами и возвышенностями. Самый завод расположен на следующих горах или склонах их: Выйской, Высокой, Вшивой и Лисьей. Наиболее высокие горы: Высокая гора – у самого завода, возвышающаяся сажен на 40 над заводским прудом, и Медведь-Камень – в 10 верстах от завода, вблизи впадения реки Баранчи в р. Тагил. Гора эта была священною для древних обитателей этих мест – вогуличей: здесь они покланялись своим божествам и приносили им жертвы. Окрестности завода покрыты по преимуществу хвойными лесами – сосной, пихтой, елью, лиственницей; растут также берёза и осина, в одиночку попадаются кедры. Из речек, кроме Тагила, достойны упоминания: Выя, образующая отдельный от Нижне-Тагильского Выйский заводский пруд, и потом впадающая в Тагил, и Рудника, впадающая в обширный Нижне-Тагильский заводский пруд, простирающийся в длину на 16 вёрст. В виду положения Нижне-Тагильского завода в самой низкой части среднего Урала, в климате этого завода, расположенного на восточном склони хребта, не замечается резкой разницы от климата западного склона того же Уральского хребта. Дождливого времени здесь, на восточном склони, столько же, сколько и на западном. Преобладающими ветрами являются: юго-западный, с грозами, и северо–западный, без гроз. Средняя температура времён года: зимы – 15,5°, весны– +1,1°, лета – +16,6°, и осени – +1,3°; средняя температура холоднейших месяцев – 18,1°, теплейших – +19° по Цельсию. По причине обилия воды от рек и 2-х заводских прудов (Нижне-Тагильского и Выйского), и преобладающих сырых западных ветров, климат Нижне-Тагильского завода может быть признан близким к влажному, сырому. |
| Они обожествляли и растения, и зверей, и явления природы».(37) «Рождение Земли божественной Уткой, основной мотив татарских легенд, - отмечалось также в автореферате диссертации Л.А.Кариевой «Татарская мифология (в историко-сравнительном и типологическом аспекте)», - встречается у сибирских тюрков. Древность этого мифа подтверждается булгарскими ювелирными изделиями, сармато-аланским искусством, легендами американских индейцев».(38) Изображение на одном из типов анэпиграфных монет напоминает дерево с раскидистыми ветвями, что может быть идентифицировано как стилизованное изображение «мирового древа» или «древа жизни». Д.К.Валеева отмечала, что: «Особо почитаемым деревом у булгар и их потомков - татар была берёза, которая считалась волшебной и обладающей целебными свойствами. Заслуживает внимание также то обстоятельство, что у булгар, как и у многих древних народов, например, славян, существовал культ «древа жизни», которое, очевидно, толковалось как источник жизни, как символ плодородия, как вместилище души человека до рождения и после смерти».(39) В разных вариациях на анэпиграфных монетах присутствуют кресты, гексаграммы (шестиконечные звёзды), пентаграммы (пятиугольные звёзды), треугольники, полумесяцы, «узлы счастья» и т.д. В ряде случаев наблюдается сильное сходство изображений с буддистскими символами, в частности, с «колесом сансары» (бхавачакрой). При этом вполне допустимо, что крест, шестиконечная звезда и полумесяц могли использоваться и как языческие символы («магические знаки»), и как символы христианства, иудаизма и ислама, так как исторически население Волжской Булгарии было с ними к тому времени уже хорошо знакомо. В указанном «дилерском» каталоге-ценнике М.Дубровского, помимо рассматриваемого типа «Святая Мария с Иисусом», фигурирует ещё один тип с христианским символом - крестом («the Cross»), также - явно ошибочно - отнесённый к времени правления Сартака (Сартага).(40) Тот же тип (под N 189) А.З.Сингатуллина описывает следующим образом: «В двух линейных окружностях орнамент из четырёх крестообразно расположенных прямых линий, соединённых в центре кружком. Наружные концы линий раздвоены, между ними - по точке».(41) |
| Кто-нибудь подосадует: всё одно да одно пишет, жуёт свою жвачку, отрыгнёт да опять жуёт. Верно! Это потому, что внутреннеет мой человек младенчествует. Недоносок он, не ходит, не говорит, не смыслит. Исприбился я с ним, только перепеленаю, он опять обосрался… Вчера, ужинавши, простёр к брателку слово о том, что дуб шелестит не как берёза, а шум сухой травы опять же иная музыка. А брателко: «Ох, объявили дрова-то по прошлогодним талонам. Какие хитрые! Где искать талоны эти? А новых до января дадут… Объявлено. Чем топить? Осень пришла…». Я и разинул пасть: не о том-де сокрушаешься, не о хлебе-де едином… О многом-де печёшься. И к чёрту я его, и к матери, и извод бы-де тебя, дохлого, взял, жить-де мешаешь… Он пал на койку-ту, лицо ручонками закрыл. Я на крыльцо вылетел, ещё деру поганую свою глотку… В четыре утра он встал, к поезду. Я всё Север хвалю — тем торгую. Но Север — родина, дом, — те годы там — лишь заставицей расписною, золотой были к книге жизни. А жизнь-та вся с брателком прожита. Чувство беспредельного уважения, преклонения и благодарности, с чувством самой рыдательной любви, неутолимой жалости, денно-нощной тревоги о его здоровье — вот что меня и держит и укрепляет, но и разоряет, но и ломит за моё неустройство, за мою неисправность. 24 августа. Среда Брателко и сегодня укатил в Москву. Ночь-ту я караулю: не утренний ли свет? Нет, всё ещё месяц светит. Берёзы-те что бумажные! А и встали: не часы ли, думаем, вперёд убежали: долго темно. Нет, в пять пастух затрубил, и к шести быстро рассвело. Утро прекрасное, кабы не головная боль. Брателко, умываючись, вопит со двора: — Скорее на улицу иди! С запада высокий месяц светит, а с востока утренняя лазорь. Свет так пречудно меняется. И долго так свет зари утренней с ночным светом месяца, как Иаков с Богом, боролись. Восхожее солнце красными лучами стелет низко меж деревьев, по сухим осенним травам сквозь тоненький туманец, а месяц всё над лесом стоит, бледный, одинокий. Один остался без ночи. Люди проснулись, а невнятный ночной сон забыл потеряться. И сон и явь, и сияние зари, и лунный свет встретились. При первых красных лучах дым от костра золотой в лес пойдёт, а приподымется солнце, и дым будет голубой… Низкое-то солнце берёзы окрасит, и оне что свечи пасхальныя. Утро было мудро, птицам на разлёт, добрым молодцам на расход… Петухи редко так пропевают. Птичка тоненько булькает. А я, добрый молодец, пирамидончиком обожравшись и чаю крепкого надувшись, сердечныя капли потом буду пить. А брателко никакого чаю не дождётся: «Что мне твой чай», корочку либо картофелину схватит «с солькой» и убежит. А я бачерничать сяду, вздыхать… 20 сентября |
| Ливень догнал его около старой, развесившей до земли свои мятущиеся бичами ветви, берёзы. Обняв издолбленный дятлами узластый ствол, он, упрятывая затылок в поднятый воротничок, зло смотрел, как по пресыщено невпитывающей земле быстро растекаются пенящиеся лужи. С козырька кепки струйка текла прямо на нос, спину остро зазнобило. Ну, бабка, всё! Всё! Ко всем чертям! Достала ты его со своею верой!.. Он не увидел ни молнии разбившей на пополам обнимаемую им берёзу, не услышал раздирающего всё вокруг треска. Он просто понял, что лежит на спине и смотрит в голубое чистое небо. В ушах звон, во рту солоноватый привкус крови. И всё. Зубровин снова опустил веки. Звенит, звенит. А почему он лежит? Что, вообще, произошло? Где он? Попытался так, не открывая глаз, сесть. Вроде удалось, только тело совсем не ощущалось. Как после хорошей пропарки в бане. И звон, звон. Он прикоснулся ладонью к груди и резко раскрыл глаза: да, грудь была голой! Качаясь, встал на ноги, недоумевающе оглянулся. Когда он вставал, с него окончательно свалились клочки оставшейся обгорелой одежды. Зубровин, прикрывшись руками, оглядывался по сторонам, пытаясь понять, вспомнить что здесь с ним произошло. Поляна, покос. Вон его грабли. Но сам-то он почему нагой, как адам какой-то? Из всех одеяний на онемелом бесчувственном теле только маленький дюралевый крестик на суровой нитке. За спиной развалилась, словно гигантским колуном расщеплённая пополам, берёза. Береста по краям раскола ещё горела. И он вспомнил. Прошло двенадцать лет. В их селе поднялся высокий каменный храм. Каждое воскресенье стоит на службе около правого клироса старик Зубровин. Уже давно его супруга по здоровью отстранилась от приходских дел, часто даже в праздник не в силах дойти до церкви. Так что в последний пост и соборовали её на дому, — ноги совсем не дюжат. А он ходит. И стоит всю службу строго, не шелохнувшись, как бы что не болело. Разве только когда крестится, иной раз и улыбнётся. Уж точно это про него было сказано: “пока гром не грянет…”. И слава Богу. Рекомендуем 1 Комментарий Самое популярное Библиотека св. отцов и церковных писателей Популярное: Сейчас в разделе 2843 чел. Всего просмотров 66 млн. Всего записей 2583 Подписка на рассылку поделиться: ©2024 Художественная литература к содержанию Входим... Куки не обнаружены, не ЛК Размер шрифта: A- 15 A+ Тёмная тема: Цвета Цвет фона: Цвет текста: Цвет ссылок: Цвет акцентов Цвет полей |
| Богословы утверждают, что наше тело – это оболочка, в котором помещён «сокровенный сердца человек». Жизнь этого «человека» – это жизнь сердца. Лауреат Сталинской премии, знаменитый хирург и архиепископ Крымский Лука Войно-Ясенецкий на основе патолого-анатомических исследований доказал, что человек именно сердцем мыслит, чувствует, скорбит. Мы не богословы, поэтому лучше сказки почитаем, в которых говорится о мёртвой и живой воде. Вот лежит бездыханный мёртвый богатырь («сокровенный сердца человек»). Чтоб его оживить, его омывают мёртвой водой (это культура) – раны затягиваются, а потом – Живой Водой в Таинстве Крещения, и тогда богатырь-сердце оживает для красоты Божьего мира. Русский человек – это человек не по паспорту, и даже не по генам, но вот по этому сердечному восприятию мира. Русские люди – это те, кто умеет общаться, то есть сердцем воспринимать других людей. Знакомый американский профессор однажды в беседе заметил: «Вы умеете общаться, а у нас этого нет…». Вот как раз стихи Есенина идеальны для восприятия сердцем и потому столь любимы народом. Стихи как камертон для народной души. Национальный русский поэт воздействует на душу глубоко и сокровенно. Он сосредотачивается всей душой, всем сердцем, чтобы силой своего таланта собрать Россию в образе. «Ибо образом ходит человек». Именно образ, созданный поэтом, писателем ли, художником – это область существования нации. За образ России уже не один век идёт скрытая и жестокая война. Сергей Есенин как был, так и остаётся на передовой в этой войне. Помнится: в четвёртом, или даже в третьем классе нам дали задание выучить на уроке стихотворение Есенина «Белая берёза под моим окном…». Это тихое повествование о берёзе как-то сразу запало в душу. Не прошло и десяти минут, как почти весь класс стал тянуть руки, чтобы рассказать. Минуло вот уже более пятидесяти лет, а это стихотворение, вернее: красота образа берёзы никуда не делась из моего сердца и всё так же радует своей святой сопричастностью чему-то большому и великому, название которому Родина, Россия. Уже в этом раннем стихотворении обращают на себя внимание молитвенные интонации. Спустя три года после написания «Белой берёзы», Сергей Александрович напишет стихотворение, посвящённое царевнам: « В багровом зареве закат шипуч и пенен,//Берёзки белые горят в своих венцах…» – здесь полюбившийся образ берёзы как бы оживотворяется, очеловечивается девственностью и чистотой царевен. |
| В 1936 году вступила в силу «Сталинская Конституция», которая уравнивала перед законом и «кулаков», и бедняков, и коммунистов, и беспартийных. Тогда вернувшимся из ссылок «кулакам» – хлебопашцам казалось, что можно еще восстановить личное хозяйство. Но уже был разрушен дореволюционный жизненный лад, а предвоенное время требовало вынужденного объединения хозяйств. Неумение же многих председателей колхозов вести хозяйство вызывало критику у коренных и крепких хозяев, а это – антисоветская агитация. В чем и обвинили снова тысячи крестьян, ставя их в один ряд с уголовниками. Покатилась волна новых репрессий. 9 июля 1937 года «тройка» из Смоленской области докладывала: « Москва, ЦК ВКП(б), тов. Сталину. По данным УНКВД, по всем районам Западной области учтено вернувшихся по отбытии наказания и бежавших из лагерей, ссылок – кулаков 4600, уголовников 11 200 человек. По материалам районов к первой категории ориентировочно относится 2–2,5 тысяч человек. Материалы районов с выездом на места людей проверяются. Состав тройки намечаем: Каруцкий, Бидинский и представитель прокуратуры. Секретарь Запкома ВКП(б) Коротченков » Тот, кто опускается без сил на пенек на лесоповале, больше не встает – замерзает. Сохранились письма моего прадеда – купца Васильева Петра Васильевича – из сибирской ссылки 1937 года, в которых он сообщает жене, что каждый день на его глазах умирают десятки людей. Теплой одежды нет. Тот, кто опускается без сил на пенек на лесоповале, больше не встает – замерзает. Письма эти приходили недолго. Трое моих прадедов так и сгинули с 1929 по 1937 год. А вскоре запустела и их земля. Теперь уже вырос порядочный лес на месте домов, пашен и пастбищ, на месте базарной площади и старого кладбища в древнем селе Спас-Берёза, обозначенном на карте начала XVIII века, в 12 км от знаменитой усадьбы Рачинских в селе Татеве. Высится лишь млечный остов колокольни Спасской церкви, где крестили и отпевали несколько поколений моих предков, куда в 1812 году пожертвовали полковую икону офицеры, возвращавшиеся из Смоленска, после освобождения города от французов. Что виделось сорокалетнему русскому богатырю, замерзающему на сибирском лесоповале? Может, храмовый праздник в родном селе и народное гуляние в базарный день, когда он, совсем молодой, вез из Москвы фейерверки, чтобы запустить их на радость сельским ребятишкам… |
| Разделы портала «Азбука веры» ( 16 голосов: 4.3 из 5) 1947 7 января. Понедельник С тихою важностью идёт снег. Небо как бы склонилось над землёю и убирает, и уготовляет её в белые одежды. Из старинного коротенького оконца точно рождественская картинка глядится: белая, белая пелена дорог, белые шапки на столбах ограды. Серебряно-тусклое небо, на нём как бы карандашом нанесён изящный рисунок ветвей и сучьев, протянувшихся над оградою, тоже накрытою белыми шапками и воротниками… Серокаменный дом поотдаль. И серебряное небо ткёт и ткёт тончайшую шёлковую кисею, преиспещрённую узором белых пчёл. Невидимые руки неустанно ткут завесу в белых пчёлах, и тихо опустится она на город… Знаю любителей пейзажной живописи. В центре вонючего города, в утробе кирпичнаго небоскреба, в кабинете развешаны произведения пейзажистов. В папках рисунки, офорты… При мёртвом свете электричества хозяин смакует тонкость передачи зимних или весенних настроений… Я люблю быть сам участником пейзажа. Вот стою и соглядаю «зимний вечер». Я сам стою в белых, как лебяжий пух, снегах. Снежные пчёлы, что как нарядная сеть, неслышно опускаются на сугробы, эти пчёлы садятся и мне на лицо, на плечи. Дохнул ветерок Может, он с Севера, с дальних полей… Всё живо, этот пейзаж растворён и неразлучен с музыкой, он услаждает и слух звонко-хрустально кричат галки, каркают вороны, усаживаясь на ночлег. Свистят крылья, шелестят ветки. Галочьими голосами зовут друг друга пробегающие ребятишки: — Харитошка, Харитошка! Зренье, слух, осязанье, обонянье… 9 января …В стужах, в знобких ветрах Севера, берёза, шиповник ли растут, простираяся по земле, укрывался мохом… но где, когда пригреет солнышко, берёзка серьги свои наденет, листочки распустит; а шиповник благоухает цветами. Таково и религиозное сознанье русского человека. Помню, старовер Трофим укорял Фёдора, молодого человека: «Спасаться ты побежал в «пустыню», а у родителей за недоимки корову со двора повели!». …Все, все, и в первую очередь интеллигенция, особенно к старости, люди одинокие, скудные, больше всего боятся беспокойства. Они предпочтут одинокую камеру, но только не то, чтобы в их комнате смеялись и плакали дети. Знаю дом: в комнатах по многу лет живут учёные дамы, пенсионерки. Комнаты-одиночки. Век не топлено, не готовлено. Выйдут — дверь на замок, и войдут — дверь на ключ… 5 марта. Вторник |
|
|
