| Обилие вредных элементов в населении, при отдаленности центральной власти и слабости её местных органов, создавало такую неурядицу, которая и среди мирных обитателей области вызывала нередко сильное недовольство существующим общественным строем. Это народное на строение представляло собою превосходную почву для деятельности политических агитаторов, а их в то время было великое множество, так как Италия переживала тогда тревожную пору. Вследствие неблагоприятно сложившихся исторических условий она сильно отстала в политическом отношении от других стран западной Европы. Когда по всюду давно уже сплотились и процветали крепкие национальные государства, итальянскому народу и Венским конгрессом 1815-го года по прежнему предоставлено было жить в политическом раздроблении, так что Италия в начале XIX-ro столетия, как и два-три века тому назад, представляла собою не объединенное политическое целое, а ряд отдельных независимых владений, каковыми были: королевство Неаполя или обеих Сицилий, королевство Сардинское или Пьемонтское, Церковная область, герцогство Пармское, герцогство Моденское, Великое герцогство Тосканское и так называемое Ломбардо-Венецианское королевство, пре доставленное чужеземному господству Австрии. Деспотическое и дурное управление большей части этих королей и герцогов сопровождалось еще их непрестанными усобицами, следствием которых было утвердившееся, даже сделавшееся необходимым, постоянное и дипломатическое и вооруженное вмешательство во внутренние дела Италии иностранных правительств Австрии и Франции, причем в нескольких итальянских городах стояли их постоянные гарнизоны. Угнетаемая и бессильная в своей раздробленности Италия только в объединении видела свое спасение и с нетерпением ждала того вождя, который взял бы на себя вести ее по этому пути. Передовые люди Италии, её ученые философы, историки и публицисты выступили проповедниками и истолкователями национальной идеи. Труды Мамиани, Пеллико, Бальбо, Джиоберти, Дурандо, д’Азелио находили себе живой отголосок в сердцах множества свободномыслящих итальянцев, увлекая, прежде всего, юное поколение и молодежь университетов. |
| И философствую сквозь сон. А подойдет к нему сановник в золотом шитье: «Как ваше драгоценное, Иван Андреевич?» – и дремоты как не бывало: вскочит вдруг с косолапою ловкостью, легкостью медведя, под барабан танцующего на ярмарке, изогнется весь, рассыпаясь в учтивостях, – вот-вот в плечико его превосходительство чмокнет. Потом опять завалится – дремлет. Так и пахнуло на Голицына от этой крыловской туши, как из печки, родным теплом, родным удушьем. Вспоминалось слово Пушкина: «Крылов – представитель русского духа; не ручаюсь, чтобы он отчасти не вонял; в старину наш народ назывался смерд ». И в самом деле, здесь, в замороженном приличии большого света, в благоуханиях пармской фиалки и буке-а-ля-марешаль, эта отечественная непристойность напоминала запах рыбного садка у Пантелеймонского моста или гнилой капусты из погребов Пустого рынка. – Давно ли, батюшка, из чужих краев? – поздоровался Крылов с Голицыным, проговорив это с такою ленью в голосе, что, видно было, его самого в чужие края калачом не заманишь. – В старых-то зданиях, Иван Андреевич, всегда клопам вод, – продолжал начатый разговор князь Нелединский-Мелецкий, секретарь императрицы Марии Федоровны, директор карточной экспедиции, маленький, пузатенький старичок, похожий на старую бабу: – вот и в Зимнем дворце, и в Аничкином, и в Царском – клопов тьма-тьмущая, никак не выведут… Почему-то всегда такие несветские разговоры заводились около Ивана Андреевича. – Да и у нас, в Публичной библиотеке, клопов не оберешься, а здание-то новое. От книг, что ли? Книга, говорят, клопа родит, – заметил Крылов. – Была у меня в Москве, у Харитонья, фатерка изрядненькая, – улыбнулся Нелединский приятному воспоминанию, – и светленько, и тепленько, – словом, всем хорошо. А клопов такая пропасть, как нигде я не видывал. «Что это, говорю хозяйскому приказчику, какая у вас в доме нечисть?» А он: «Извольте, говорит, сударь, посмотреть – на стенке билет против клопов». Велел принести: какое-нибудь, думаю, средство или клоповщика местожительство. И что же, представьте себе, на билете написано, – святому священномученику Дионисию Ареопагиту молитва! |
| 97 45i Hofmann J. Der Schriftbeweis: Ein theologischer Versuch. Nördlingen, 1852–1856. Bd. 1. S. 328. 99 46i Жак Гаффарель (Jacques Gaffarel; 1601–1681) – французский астролог и каббалист, библиотекарь кардинала Ришелье. 100 47i Точнее, существует некоторое количество семитских слов, корень которых в еврейском языке содержит фонему š, а в арамейском в той же позиции – t, классическим примером чего действительно является слово «бык», имеющее в еврейском корень šwr, а в арамейском – twr. Но в слове , rpm нет ни t, ни š и оно не имеет ничего общего с корнем šwr, поэтому в аргументации Гаффареля, по крайней мере в передаче Флоренского, отсутствует логика. Сочинение самого Гаффареля нам, к сожалению, недоступно. 101 48i Франсуа де Монсо (François Monceau, François de Monceaux, Franciscus Moncaeius; сер. XVI в., г. Аррас – ?) – юрист, поэт и писатель; посол герцога Пармского Александра Фарнезе при дворе Генриха IV. 102 49i de Monceaux F. Aaron purgatus: De vitulo aureo. Atrebatum [Arras], 1607. 2 lib. – Автор предложил теорию, согласно которой золотой телец, которого сделал Аарон ( Исх. 32 ), был не идолом, а изображением херувима, которому израильтяне поклонились как богу против воли Аарона. Вскоре после издания книга была внесена в Index librorum prohibitorum. 104 23s Авторитет этих двух писателей не представляется мне значительным. О Гаффареле и говорить нечего: этот писатель склонен к ошибочным цитатам, а Монко же просто болтун (франц.). 105 24s Он только знатный рассказчик бесполезных вещей… Так что суждения этих двух людей не заслуживают большого уважения (франц.). 107 25s Терафимами называются в собственном смысле μορφματα, то есть образы и изображения, которые мы можем в данном случае считать херувимами и серафимами или другими элементами украшения Храма… «без эфода и терафим» – то есть без надлежащих священнику предметов (лат.). 117 53i В Библии такая форма не встречается. Буксторф опирается на примеры из постбиблейской еврейской литературы. 119 55i Об этих рассуждениях – начиная со слов «…так что естественно считать началом его …» и до конца абзаца – см. прим. 87i. |
| В 30-х гг. XVIII в. велись строительные работы в папском Квиринальском дворце и на Квиринальской пл. (архит. Фуга); в 1736 г. Фуга построил также дворец Корсини для племянника папы, кард. Н. М. Корсини. В наст. время там располагаются Национальная академия деи Линчеи и галерея Корсини, прилегает ко дворцу Римский ботанический сад. В здании также находится Библиотека Корсини, основой фонда к-рой стало книжное собрание К. По распоряжению папы в 1732-1735 гг. на площади Треви был возведен фонтан Аккуа-Верджине в стиле барокко (архит. Н. Сальви), одна из туристических достопримечательностей Рима. Затраты на его строительство составили свыше 17 тыс. скудо (покрыты за счет доходов от лотерей). При К. проводились археологические раскопки на Римском форуме и на вилле Адриана в Тиволи, были отреставрированы триумфальная арка имп. Константина Великого в Риме, триумфальная арка и мост имп. Августа в Римини. В 1732 г. археолог А. Г. Каппони провел раскопки рим. катакомб святых Петра и Марцеллина. В 1734 г. в Палаццо Нуово на Капитолийской пл. открылся 1-й в Европе музей античного искусства, для к-рого на средства папы была куплена у кард. Алессандро Альбани большая коллекция рим. и греч. монет, античных скульптур, бюстов и надгробий. В Палаццо деи Консерватори на Капитолийской пл. К. распорядился открыть для публики коллекцию произведений искусства, к-рая собиралась папами Римскими с 1471 г. К. издал неск. эдиктов, предписывавших жителям Папского гос-ва ограничить использование предметов роскоши (ношение изделий из золота и серебра, кружев, одежды из шелка или тонкого сукна), изготовленных за пределами Папского государства, однако эти предписания не соблюдались. Буллой «In supremo iustitiae solio» от 1 февр. 1735 г. К. запретил под страхом смерти носить пистолеты, кинжалы и нек-рые виды ножей, что способствовало некоторому снижению уровня преступности в Папском гос-ве. Внешняя политика Начавшееся в нач. XVIII в. снижение политического влияния Римских пап в Зап. Европе стало особенно заметно в понтификат К. Резко обострились отношения с Испанией из-за вопроса о престолонаследии Пармского герц-ства и завоевания Неаполитанского королевства. После кончины в янв. 1731 г. бездетного Антония Фарнезе, герц. Пармского, К. предпринял попытку присоединить герцогство к Папскому гос-ву. В апостольской конституции «Cum bonae memoriae Antonius» (от 20 июня 1731) говорилось о возвращении Пармского герц-ства, созданного папой Павлом III , под власть Папского престола. Однако в сент. того же года, проигнорировав протесты К., в Парму с войсками вступил сын испан. кор. Филиппа V инфант Карл Бурбон (впосл. испан. кор. Карл III), объявивший себя наследником скончавшегося герцога; присоединение Пармского герцогства к Папскому гос-ву не состоялось. |
| Первые ординарные глоссы появились к Декрету Грациана (аппарат глосс Иоанна Тевтона; ок. 1217) и к 1-3-му декретальным сводам из «Quinque Compilationes antiquae» (аппарат глосс болонского канониста Танкреда, между 1210 и 1220). Дальнейшее развитие католич. К. п. и канонистики шло по 2 основным направлениям - комментированию Декрета Грациана и ординарной глоссы, составленной Иоанном Тевтоном (см. Декретисты ), и комментированию декреталий Римских пап (см. Декреталисты ). «Декреталии Григория IX» с ординарной глоссой Бернарда Пармского. 2-я пол. XIII в. (Cod. Sang. 742. P. 7) «Декреталии Григория IX» с ординарной глоссой Бернарда Пармского. 2-я пол. XIII в. (Cod. Sang. 742. P. 7) Ок. 1230 г. папа Римский Григорий IX поручил испан. доминиканцу Раймунду Пеньяфортскому составить на основе использовавшихся в ун-тах сводов декретального права сборник, систематизировав их материал. В 1234 г. свод был представлен папе; 5 сент. того же года буллой «Rex pacificus» обнародован как офиц. сборник декретального права католич. Церкви и направлен в Парижский и др. ун-ты. Офиц. названия свод не имел (в булле назван «Compilatio»), впосл. по имени папы Григория IX он стал называться «Gregoriana» (см. Декреталии Григория IX ). Отсылки к этому своду обозначались как «extra[vagantes]», т. е. каноны, не вошедшие в состав Декрета Грациана, откуда впосл. распространилось название «Liber Extra» (т. е. «Liber extravagantium»). В основу «Liber Extra» Раймунд Пеньяфортский положил «Quinque compilationes antiquae», к которым были добавлены папские постановления (constitutiones) и решения папских Соборов XII-XIII вв. «Liber Extra» состоит из 1971 главы, к-рые распределены по 5 книгам и 185 титулам; внутри титулов главы следуют в хронологическом порядке. По тематическому принципу объединены положения об источниках права, вопросы, касающиеся процессуального права (особенно апелляционное судопроизводство), брачного права (заключение брака), избирательного права (церковные выборы), адм. права (замещение и исполнение церковных должностей), договорного (заключение договоров) и имущественного права (распоряжение церковными бенефициями), наследственного права, орденского права, права таинств, уголовного и уголовно-процессуального права (церковные санкции, в первую очередь отлучение). |
| Здесь, конечно, невозможно привести все встречи и эпизоды такого рода 150 . Три наиболее важные из них следующие: 1) встреча в Никее и Нимфеуме в 1234 г., свидетельствующая о первом столкновении между греками и новым поколением латинских «схоластических» богословов; 2) встреча в Никее между легатом Иннокентия IV францисканцем Иоанном Пармским и Никифором Влеммидом; 3) события, связанные с Лионским собором (1274). На самом этом соборе не было никаких богословских обсуждений, а лишь формальный декрет об унии, за которым последовал долгий кризис внутри Византийской Церкви, закончившийся соборным решением, отстаивавшим позиции восточной Церкви по вопросу о filioque. Дебаты 1234 г. были результатом переписки между папой Григорием IX и патриархом Германом II. Папа назначил представителями латинской Церкви двух доминиканцев и двух францисканцев, греческая же сторона была представлена самим патриархом. В действительности греческую точку зрения представляли два мирянина, Димитрий Карикес («консул философов») и молодой Никифор Влеммид. Председательствовал император Иоанн Ватацис. Обсуждение длилось более четырех месяцев 151 и касалось вопроса filioque, а также, по настоянию греков, употребления латинянами в Евхаристии неквасного хлеба. В устной полемике с монахами первый греческий представитель, Карикес, был приведен в совершенное замешательство, а письменный документ, представленный Влеммидом, показал, что позиции тех и других несовместимы. Дебаты в Никее между Иоанном Пармским и греками (1250), как о них сообщает тот же Никифор Влеммид, уже иеромонах, также не привели к соглашению, но сосредоточили аргументацию на греческих святоотеческих текстах, которые говорят, что Дух Святой «действует через Сына» ( δι´ υο). Латиняне использовали подобные тексты для доказательства своей точки зрения: «Действовать через Сына», говорили они, означает то же, что исходить «через Сына», потому что в этом контексте «через» означает то же, что «от». В своих публичных ответах латинским богословам Влеммид пытался показать, что проблема заключается не в том, чтобы найти примиряющие синонимы, а в том, чтобы сохранить ипостасные или личные свойства каждого из Божественных Лиц. Действительно, как признало бы и большинство современных ученых 152 , подлинным вопросом, стоявшим за спорами о filioque, было различие между латинской, по сути августиновской, точкой зрения на Троицу как на единую Сущность с личными свойствами, понимаемыми как отношения, и греческим, унаследованным от Отцов Каппадокийцев пониманием единой Божественной Сущности как совершенно запредельной, а Личностей же, или Ипостасей, каждая из Которых обладает Своими единственными и неизменными свойствами, – как открывающих в Себе трехличностную Божественную жизнь. Греки не хотели понимать латинскую аргументацию, которая утверждала: «Отец и Сын суть единая Сущность, поэтому Они и являются единым источником Духа, исходящего от “Них обоих” (а Patre Filioque)». |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла ГОНОРИЙ II (1009/10, Верона - 1071/72, Парма; мирское имя Пьетро Кадало), еп. Пармы (с 1044), антипапа (28 окт. 1061 - 31 мая 1064). Происходил из знатного рода, возможно южногерм. 3-й сын в семье, Пьетро Кадало с детства был предназначен к церковной карьере. С 1030 г. субдиакон, с 31 июля 1034 г. диакон. В 1041 г. был видамом (управляющим светским имуществом и представителем епископа в светском суде) еп-ства Верона и епископским викарием. В 1043 или 1044 г. рукоположен во пресвитера. При поддержке герм. имп. Генриха III стал преемником скончавшегося еп. Пармского Гуго (1044). Присутствовал на Соборе в Павии (25 окт. 1046), проходившем под председательством Генриха III. Будучи епископом, Г. начал восстановление сгоревших во время пожаров 1038 и 1055 гг. епископского дворца и кафедрального собора в Парме. После смерти папы Римского Николая II (19 или 27 июля 1061) прелаты, сторонники реформ католич. Церкви, возглавляемые Гильдебрандом (впосл. папа Римский Григорий VII ) и еп. Лукки Ансельмом, 1 окт. 1061 г. избрали Ансельма Луккского папой под именем Александр II . Выборы нового папы проходили в соответствии с утвержденными в 1059 г. принципами, согласно к-рым основная роль в избрании папы принадлежала не «народу Рима», а собранию кардиналов-епископов ( Jaffé. RPR. T. 1. P. 558-559). Представители рим. аристократии, недовольные отстранением от процедуры выборов, отправили посольство ко двору герм. короля во главе с имевшим репутацию интригана герц. Герардом из Галерии. Возведя юного герм. кор. Генриха IV в ранг рим. патриция, посланники обратились к нему с просьбой назначить нового папу. Собравшиеся в Базеле нем. и ломбардские епископы, а также представители нем. аристократии, оппозиционные Гильдебранду и его сторонникам, 28 окт. 1061 г. избрали папой еп. Пармского Пьетро Кадало, принявшего имя Гонорий II. В сопровождении войск нем. князей Г. отправился в Рим, чтобы силой занять Папский престол. 14 апр. 1062 г. он захватил замок Св. ангела, вынудив Александра II бежать из Рима, и занял Римскую кафедру. Для преодоления конфликта при дворе герм. короля было принято решение отправить к обоим противникам в качестве посла герц. Лотарингии Готфрида (май 1062), к-рый должен был убедить их подчиниться принятому нем. знатью и прелатами решению: Г. должен был вернуться в Парму, а Александр II - в Лукку. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла ИОАНН ПАРМСКИЙ [Джованни Буралли; лат. Johannes de Parma; итал. Giovanni Buralli da Parma] (ок. 1208, Парма - 19.03.1289, Камерино), блж. католич. Церкви (пам. 20 марта (в Парме и Камерино) и 24 марта (в Ареццо)), генерал ордена францисканцев в 1247-1257 гг. Главным источником сведений о нем является «Хроника» францисканца А. де Салимбене (1221 - ок. 1290), современника и друга И. П. Сохранилось также позднее Житие И. П., написанное францисканским историком Л. Ваддингом (1588-1657) и вошедшее в состав «Анналов миноритов» (Annales Minorum, seu Historia trium Ordinum a S. Francisco institutorum). И. П. вступил в орден францисканцев в 1233 г. в возрасте ок. 25 лет. Закончил Парижский ун-т, затем преподавал в Болонье, Неаполе и Париже. Принял участие в Лионском I Соборе (1245). В 1247 г. на капитуле в Лионе был избран генералом ордена. Кандидатура И. П. получила общую поддержку, в т. ч. со стороны спиритуалов. В начале пребывания в должности генерала он совершил поездку по Европе с целью посетить основные францисканские конвенты и лично убедиться, следуют ли братья орденскому уставу. Весной 1248 г. побывал в Англии, откуда направился во Францию и через Прованс в Испанию. Во время поездки И. П. встретился с англ. кор. Генрихом III и франц. кор. Людовиком IX Святым . В 1249 г. И. П. возглавил миссию францисканцев и доминиканцев, к-рую по просьбе имп. Иоанна III Дуки Ватаца папа Римский Иннокентий IV направил на Восток для переговоров об унии. На состоявшейся в Нимфее встрече присутствовали император, К-польский патриарх Мануил II , представители Антиохийского и Александрийского патриархатов. Переговоры не привели к к.-л. результатам, была достигнута лишь договоренность о визант. посольстве в Рим в 1250 г. За время пребывания И. П. на посту генерала францисканского ордена состоялись 2 капитула: в Генуе (ок. 1251) и в Меце (1254). На капитуле в Меце И. П. решительно противодействовал попыткам реформировать орден, заявив, что в новых уставах нет нужды и следует соблюдать уже существующие. Консерватизм И. П., встреченный с воодушевлением спиритуалами, был причиной недовольства тех членов ордена, к-рые требовали перемен. На капитуле в Меце И. П. настоял на отказе от вызывавшего споры среди миноритов папского бреве «Quanto studiosius» от 19 авг. 1247 г. Этим постановлением Иннокентий IV наделял францисканцев правом самостоятельно избирать синдиков, к-рые формально, не будучи членами ордена, могли заниматься вопросами, связанными с имуществом, т. е. приобретать, продавать, обменивать вещи, переданные или уступленные ордену. Т. о., контроль за хозяйственной деятельностью мон-рей по сути переходил в руки самих миноритов. Позже все положения этого бреве были повторены в булле Мартина IV «Exultantes in Domino» (1283). |
| «Если в средние века – так начинает Пипер свою статью – Слово Божие, написанное, менее, нежели теперь, проникало в толпы прихожан, по редкости рукописей и невразумительности их языка; то самые храмы восполняли этот недостаток, предлагая более, нежели теперь, перед взоры всех и каждого события и идеи Откровения в произведениях искусства. Христианская древность украшала преимущественно внутренность храма, стены и особенно алтарную нишу, и именно живописью; что же касается до цветущей эпохи средних времен, когда стиль романский и готический достигли своего высшего развития, то искусство обратилось к украшению наружности храмов, и уже произведениями ваятельными. Эти изваяния, таким образом, вошли в обиход ежедневной жизни; всякий проходя мимо, был приглашаем взглянуть на них и уносил с собой воспринятое впечатление, а входящий в храм уже получал предчувствие о том, чего он должен ожидать в его святилище». Рельефы украшают порталы трех входных врат Пармского баптистерия, южный портал, северный и западный, и в этом порядке, по мнению Пипера, состоят между собой во внутренней связи, как по догматическому смыслу, так и по историческому. Южный портал в полукружии над вратами представляет изображение скоротечности человеческой жизни и суеты мира сего, посредством одной притчи, взятой не из Св. Писания, и в дополнение к этому, ниже на архитраве – Агнца Господня, приявшего на себя грехи мира. Второй портал, северный, на одной стороне от врат, в отвесном направлении, представляет Моисея и двенадцать сынов Иаковлевых, а на другой – древо родства Девы Марии, исходящее от корня Иессеева: вверху над вратами, в полукружии – Поклонение Волхвов, а на архитраве Крещение Иисуса Христа, пир у Ирода и усекновение главы Иоанна Предтечи. Поклонение Волхвов и Крещение выражают одну и ту жеидею Богоявления (θεοφνεια), и, по Латинскому обряду, празднуются в один и тот же день, 6-го января.Наконец, на третьем портале, западном, в отвесном же направлении, налево от врат изображены шесть подвигов милосердия; а именно: милосердный принимает в свой дом странника, посещаетбольного, питает голодного, поит жаждущего, посещает в темнице узника, и, наконец, одевает нагого. Направо от врат, тоже в отвесном направлении, шесть веков, наглядно изображенные в притче о делателях в винограднике, приходящих на дело в разные часы, и награждаемых разной платой ( Мф.20 ). На архитраве над вратами – воскресение мертвых, и, наконец, над архитравом в полукружии – Господь на престоле в виде всемирного судьи. |
| – Стась, скоро я приду к тебе поздно вечером в лес, и мы будем вдвоем. Или никто не будет знать, или я попаду в руки конвоя! Ты стой в тени деревьев с правой стороны Анзерской дороги, а я буду идти по этой дороге. Смотри, не идет ли кто-либо за мной. Если я одна иду или бегу одна, без шпиона, без спутника, выходи из-за деревьев мне навстречу, и я брошусь к тебе! – Аннусь, правда? – Правда, Стась! Я знаю, что и тебя, и себя я измучила! – А когда, Аннусь? – Скоро! Пусть чуть-чуть еще подрастет травка и листья на деревьях распустятся больше... Через неделю я думаю, мы будем близки! Через неделю Анна бежала по Анзерской дороге, задыхаясь и прижав руку к сердцу... Из тени деревьев выступил Станислав, схватил ее за руку и повлек ее с дороги, освещенной серебристым туманом белой ночи, в густую тень деревьев. Анна бросилась ему первый раз в жизни на шею. Станислав прижал ее к себе и сказал: «Боже мой, как стучит твое сердце! Успокойся, ты вся дрожишь! Тебе никто не встретился? Хорошо, что на дороге никого не было! Страшно?» – Очень было страшно, когда бежала по дороге! Страшнее, гораздо страшнее, чем когда приговорили к расстрелу в 20-м году! – Разве тебя, Аннусь, приговаривали к расстрелу? – спросил Станислав, увлекая Анну вглубь леса. – Ах, обмолвилась, – спохватилась Анна, – я не хочу об этом с тобой говорить и не хочу об этом вспоминать! Это было в 1920 году. Ты лучше скажи, куда ты меня ведешь? И не заблудимся ли мы в лесу? – Как могу я, лесной человек, леший, заблудиться в лесу? Вскоре ввел ее в темную группу елей и показал на свою шубу, разложенную на траве: – Вот, Аннусь, наше брачное ложе и наша брачная спальня!.. Северное лето сияло и расцветало, сияла и расцветала любовь в душе Анны: – Подумай, Стась, я первый раз в жизни счастлива в любви! Подумай только, где настигла меня любовь? В Соловках!!! У Стендаля любовь всегда приключается в тюрьме («Пармская обитель») или дорогой на эшафот – «Красное и черное»! У всех ли так бывает или у меня только: кого я любила в 18 лет, меня не любил, а позже и много раз: кого я не любила – любили меня! И только здесь, в Соловках – чудесное совпадение моей и твоей любви! |
|
|
