| По молоку-сметане-творогу справимся сами, и белорусы помогут. По обычным и плавленым сырам тоже. Где будет проблема? С деликатесным ассортиментом. Меня давно уже поражало: поляки, немцы, скандинавы наловчились делать сыры с белой и голубой плесенью. Поляки с прибалтами делают твердые выдержанные сыры, по типу швейцарских. А у наших? У наших чего-то руки не доходили. Я бы отмерил полгода, когда у нас появится свой камамбер и горгонцола. Так не бывает, чтобы ноль конкуренции, готовый спрос и производитель не ответил бы предложением. Думаю, все кинутся лепить камамбер, как давно уже кинулись делать моцареллу. Спаса скоро не будет от этого камамберу. Будем выбирать, какой лучше. Мясо Аргентина с Бразилией завалят нас мясом и недостающей птицей. Сомневаться не приходится. Также как, и в том, что шанса нашим производителям нарастить свои собственные обороты эта южно-американская экспансия не даст никакого. И государство не станет препятствовать – побоится дефицита. А вот хамон и пармскую ветчину будем есть при посещении Италии и Испании. Между прочим, еще лет 5-7 назад так и было. И ничего, жили как-то. Зато и гастрономические развлечения в заграничных поездках отдавали тогда, помнится, особой свежестью. Вот, примерно, и все. Еще раз. Будут сбои и перебои. Оптовикам нужно время найти новых поставщиков, заключить договора, привезти продукцию. Производителям тоже нужно раскачаться, чтобы наладить новое производство или переориентировать старое. Но ничего страшного не произойдет. Мир большой. И, судя по всему, не Европа с Америкой его кормят, а, скорее, наоборот. В мире перепроизводство продовольствия. И Африка не потому голодает, что его (продовольствия) нет, а потому, что у Африки денег нет купить его в нужном количестве. И пока на дворе нефть по 105 за баррель, очередь из желающих продать нам еды не иссякнет. Потому что у нас деньги есть. Впрочем, если нефть вдруг упадет, и деньги у нас кончатся, то и старушка Европа вряд ли бы в их отсутствии стала бы подкармливать нас своим камамбером. |
| Как прежде Людовик II просил содействия империи против арабов, занявших Бари, так теперь Гуго предлагал одним ударом с суши разорить опасное гнездо в Фраксинете. Завязавшиеся по этому поводу сношения имели последствием не только совместный поход против арабов, но еще брачный союз между королевским и императорским домом. Когда Роман завел речь о французской принцессе и о браке ее с Романом, сыном Константина Порфирородного, то Гуго, отвечая на это предложение посольством в Константинополь, объяснил, что дочери у него нет, но что есть у него девица редкой красоты, прижитая им вне брака. Роман Лакапин, так как речь шла не об его сыновьях, а о представителе Македонской династии, не поставил затруднений из-за вопроса о внебрачном рождении невесты и послал Гуго условленную помощь и дары. Стратиг Лангобардии протоспафарий Пасхалий принял невесту от короля Гуго и препроводил ее в Константинополь в сопровождении епископа Пармского Сигфрида. Невеста при венчании получила имя Евдокии, но жила недолго и скончалась через пять лет. Византийский флот, приблизившись к берегам Прованса, навел страх на сарацин греческим огнем и обратил их в бегство. Но экспедиция не принесла ожидаемых плодов, так как возникшие между начальником греческого флота и предводителем сухопутных итальянских отрядов недоразумения нарушили между ними согласие и заставили отступить греческий флот. Независимо от рассказанного эпизода, имевшего лишь косвенное отношение к общей политике империи в Италии, Кордовский калифат занимал особенное место в планах Константина VII, имевших предметом своим остров Крит. Критские арабы были бельмом на глазу у империи. Они угрожали не границам, которые всегда находились на военном положении, а внутренним областям; они свободно плавали по Эгейскому морю, опустошая Грецию, Афон и прибрежные места. Правительство никогда не забывало критских корсаров, но требовалась слишком сложная операция, чтобы организовать против Крита новую экспедицию. Известно, что в 949 г. Константин повторил морской поход в Крит, который окончился так же постыдно, как экспедиция Имерия. |
| Для примера греческого памятника этого рода, стоит только припомнить, с какою гордостью Цицерон рассказывает 231 , как он отыскал и узнал гробницу Архимеда по изображённым на ней шару и цилиндру. Достаточно было этих двух изображений для точного обозначения места погребения знаменитого математика, хотя с давнего времени оно было позабыто его соотечественниками. Затем, если обратиться за другим примерами к римским памятникам, то, при большом их изобилии в каждом собрании древностей, довольно описать одну надпись, самую замечательную по своей наглядности, именно надгробную плиту Атимета в вилла Альбани 232 . Атимет занимал должность pullarius, т. е. хранителя священных цыплят, а потому на надгробной его плите изобразили клетку с цыплятами. Оба приведённые нами примера относятся собственно до занятий Архимеда и до должности, занимаемой Атиметом, но не принадлежат к настоящим знакам ремесленным. Впрочем, таких знаков встречается гораздо больше, чем только что описанных, и мы выберем те надписи, на которых кроме изображения ремесленного инструмента стоит и название самого ремесла. Такими надписями уничтожаются как всякое сомнение в настоящем смысле изображённого инструмента, так и всякая возможность истолковать это изображение в каком-нибудь переносном значении. На надгробном памятнике из Афин 233 стоит надпись в память столяра, приготовлявшего постели, κλεινπηγος (вместо κλινπηγος от κλτη, постель или ложе). Памятник имеет фронтон на вершине и изображения, вероятно, струга, а над ним – циркуля и наугольника. Затем следует самая надпись: TI. BEPTHNOC ЕРМНС ΚΛΕΙΝΟ ПНГОС ΝΕΩΤΕΡΟC ΕΝΘΑΔΕ ΚΕΙΜΑΙ ΠΑΡΑΔΕΥΤΑ. Другой пример. Рауль-Рошет 234 описывает надгробный памятник красильщика пурпуровою краскою, purpurarius, на котором под бюстом покойника изображены все принадлежности его ремесла, а в надписи упомянуто и самое ремесло. Эта плита хранится теперь в Пармском музее. Совершенно одинаковым образом поступали и христиане, когда изображали на надгробных плитах ремесленные инструменты и разные орудия. Напрасно полагали некоторые писатели, что изображения этого рода представляли орудия для казни и служили доказательством мученической смерти усопшего 235 . Новые открытия по части эпиграфики вполне разъяснили неосновательность такого мнения и доставили новые доказательства, что эти изображения принадлежат к числу простых ремесленных знаков. Для подтверждения этого объяснения я и тут выберу по преимуществу надписи, на которых прописано ремесло умершего, как указание на значение изображённых орудий. |
| Est ergo tenendum, quod cum peccato originali concepta fuit sed ab eo quodam speciali modo purgata fuit. – Compendium Theologiae, Caput CCXXIV, Opera omnia, Parmae, MDCCCLXV, tomus XVI, p. 65. Фома Аквинский высказывается против беспорочного зачатия Марии: 1) потому что Мария родилась по естественным законам и поэтому унаследовала первородный грех, который передаётся посредством рождения; 2) потому что Иисус Христос есть Спаситель всего человеческого рода и поэтому, допустив латинский догмат, Пресв. Дева не была бы спасена им. Многие схоластические богословы согласились в этом пункте с учением Фомы Аквинского, который один богослов иезуит, сотрудник Civiltà Cattolica, истолковал в благоприятном для определения римской церкви смысл в небольшом латинском сочинении, Sententia sancti Thomae Aquinatis de immunitate B. V. Dei Parentis a peccati originalis labe per Joannem Mariam Cornoldi I. I, proposita, Romae, 1889. (Первое издание было напечатано в Неаполе 1870 г. и перепечатано в последнем XXV томе пармского издания Фомы Аквинского, стр. 683–706). Тот же богослов написал на ту же тему другое сочиненьице на итальянском языке: Partenio. la creazione e la Immacolata, conversazioni scolastiche, Roma, 1891 г. 1442 Cenni storici intorno al domma dell’ Immacolata Concezione della Madre di Dio (Историческия указания относительно догмата Беспорочного Зачатия Пресв. Девы), Civiltà Cattolica, серия 2, т. VIII, стр. 629–648, т. IX. стр. 36–49; 158–172. 1443 По Тиццани послание священников Ахай, по свидетельству Евсевия, апокрифично, и его должно относить к книгам, составленным еретиками, πρς τν αρετιν προφερομνας. – История церкви, кн. III гл. XXV, Patrol. graeca, г. XX. 269. Harnack, Geschichte der altchristlichen Literatur bis Eusebius, Leipzig, 1893, T. I, стр. 127. 1445 Migne, Patr. graeca, т. VI, стр. 712. Из этого текста, говорит Тиццани вытекает доказательство противное Беспорочному Зачатию, потому что о Марии св. Иустин не употребляет эпитет incorrotta (непорочная), φθορος, которое употребляется относительно Евы. |
| создавала иллюзию поездки заграницу. Во главе колонии стоял уроженец Лугано по имени Раджи. Он угощал нас обильной и вкусной едой, столь не похожей на нашу российскую кухню. Пармская ветчина-прошуто, разнообразные колбасы и макароны появлялись на столе, все это щедро запивалось прекрасным местным вином. После трапезы все шли осматривать винные погреба с их огромными бочками. Более предприимчивые экскурсанты взбирались на Верблюд Гору с ее великолепным видом. Дома колонии с их благоустройством и чистотой, необычайная еда и иностранный выговор наших хозяев все это переносило нас в иной, привлекательный мир. На закате солнца мы пускались в обратный путь. При отъезде из Ессентуков наши тройки везли нас не спеша, жгучее солнце пекло их, тучи оводов кружились вокруг потных лошадей. Кучера только изредка понукали и подхлестывали своих коней. Совсем по иному проходило наше возвращение. После жаркого дня наступал прохладный вечер. Отдохнувшие лошади бодро бежали к желанному ночлегу, возницы, возбужденные вином и поощряемые обещанием чаевых вступали в соревнование друг с другом. Широкая степная дорога давала полный простор этим лихим гонкам. Как они были упоительны! Мы все с трепетом ждали момента когда наш возница вдруг приподнявшись на своих козлах, размашисто ударит вожжами по всем своим лошадям и со свистом и гиканьем пустит их во весь опор. Другие следовали его примеру, и весь наш кортеж мчался во всю прыть, подымая клубы густой пыли и увлекая всех в своем бурном беге. Самым решительным моментом этих гонок было приближение к крутым балкам время от времени перерезавшим степную равнину. Здесь все дороги сливались в одну колею и тот, кто первым подъезжал к узкому спуску мог уже не опасаться своих соперников. Эти предательские овраги и представляли из себя главную опасность и вместе с тем являлись испытанием опытности наших возниц. Нелегко было вовремя перевести разгоряченных коней на медленный и осторожный темп, необходимый для трудного спуска, когда вся тяжесть экипажа ложилась на одного коренника, а лихие пристяжные только мешали делу. На этих спусках обычно раздавались испуганные крики ездоков, увещания кучеров, обращенные к лошадям. Для нас, подростков, соревнования мчащихся троек были самой интересной частью прогулки. Но не все участники экскурсии разделяли наши восторги. Одна из маминых сестер тетя Лиза была любительницей быстрой езды. Попав в ее тройку мы были уверены получить полное удовлетворение. Зато наша мать и тетя Маня совсем не разделяли наших увлечений. Иногда одна из них добивалась своего, и ее экипаж вместо того чтобы состязаться с другими и мчаться в клубах пыли, оставался позади. Его седоки могли наслаждаться вечерней прохладой и ароматом отдыхающей от дневного зноя степи. Но это не доставляло нам удовольствия, мы чувствовали глубокое разочарование, когда наша тройка подъезжала последней к дому. |
| Борясь с инакомыслием, правительство ужесточало законодательство против еретиков. 25 сент. 1550 г. был издан «плакат», получивший название «Кровавый указ». В нем запрещалось чтение, хранение и распространение произведений Лютера, Кальвина и др. протестант. идеологов, а также чтение и толкование Библии в домашнем кругу. Уличенные в ереси или в оказании помощи еретикам подвергались смертной казни: мужчины - сожжению, женщины - погребению заживо. Судьям не разрешалось смягчать наказание или подавать прошения о помиловании. Доносчикам на еретиков передавалось имущество осужденных. Всего в период правления Карла V в Н. было казнено ок. 2 тыс. чел., в основном анабаптистов. К лютеранам и умеренным кальвинистам власти относились более терпимо. После заключения Аугсбургского религиозного мира , к-рое означало правовое и институциональное признание протестантизма на территории Свящ. Римской империи, 25 окт. 1555 г. Карл V передал 17 нидерланд. провинций своему сыну принцу Филиппу, ставшему в 1556 г. королем Испании Филиппом II (до 1598). Новый правитель считал Испанию важнейшей частью своего гос-ва и в политике руководствовался прежде всего интересами дворянства. Богатые торгово-промышленные города Н. служили ему источником доходов для военных действий против Англии и Франции. В начале правления Филипп II стремился не ссориться с нидерланд. знатью. Виднейшие ее представители были приглашены к участию в Государственном совете и назначены статхаудерами в провинциях. В 1559 г. молодой дворянин Вильгельм Оранский (1533-1584) из династии Оранских-Нассау стал статхаудером провинций Голландия, Зеландия и Утрехт, гр. Ламораль Эгмонт (1522-1568) - статхаудером Фландрии. Но именно среди представителей местного дворянства раньше всего возникло недовольство политикой Филиппа II. В 1559 г. король, нуждаясь в значительных субсидиях, приказал созвать Генеральные штаты. В ответ на требование короля нидерланд. знать потребовала вывести из страны испан. войска, вернуть самоуправление на местах и отменить инквизицию. Филипп II не дал никаких обещаний и, покидая страну, оставил наместницей в Н. свою сводную сестру Маргариту Пармскую, а ее главным советником - бургундского аристократа и гос. деятеля на испан. службе, епископа Арраса (с 1540) А. П. де Гранвеля (Гранвелу). |
| В стране развернулась гражданская война: дворянство стремилось образовать аристократическую республику, но богатое купечество не соглашалось уступать ему первенство. Мелкие торговцы и городская беднота действовали самостоятельно. Практически повсеместно развернулось мощное крестьянское движение (особенно в Оверэйсселе, Гронингене и Дренте). Вильгельм Оранский, которого осенью 1577 г. штаты Брабанта избрали статхаудером провинции, пытался лавировать между разными силами. В июне 1578 г. в Дордрехте состоялся 1-й общенациональный синод НРЦ, поднявший вопрос о политическом статусе новой Церкви: он попросил Генеральные штаты утвердить его резолюцию, но получил отказ. Со своей стороны католич. партия дворян призвала в качестве суверена страны эрцгерц. Матиаса, брата имп. Рудольфа II. Генеральные штаты признали эрцгерцога временным правителем страны, а Вильгельм Оранский был назначен его заместителем. В июле 1578 г. Вильгельму Оранскому с большим трудом удалось договориться с эрцгерц. Матиасом о подписании т. н. Религиозного мира; в этом документе была обещана свобода кальвинист. богослужения наряду с католическим. Но протестанты остались недовольны незначительными уступками, и по стране прокатилась новая волна иконоборческих и антикатолич. выступлений. Нидерланды в XVI-XVII вв. Нидерланды в XVI-XVII вв. В окт. 1578 г. скончавшегося дона Хуана Австрийского сменил А. Фарнезе, герцог Пармский, талантливый полководец и искусный политик. Испан. войска, остававшиеся лишь в юж. франкоговорящих провинциях, начали наступление на север. Фарнезе, используя разногласия между провинциями, городами и различными слоями нидерланд. общества, сумел договориться с католич. дворянством юга и разрушить союз между южными и северными провинциями. 6 янв. 1579 г. валлонские провинции Геннегау, Артуа, Дуэ заключили с Фарнезе т. н. Аррасскую унию - сепаратный союз, в течение 1579 г. к нему присоединились Лилль, Орши, Мехелен, Валансьен и нек-рые др. города. Аррасская уния предусматривала соблюдение статей «Гентского умиротворения» и «Вечного эдикта», неприкосновенность католицизма, признание суверенитета Филиппа II при условии сохранения привилегий нидерланд. |
| Абрам некоторых изданиях мелькнуло осуждение тем, кто именует Андрея Донатовича Синявского Абрамом Терцем: тут-де нечто нечистое, явный антисемитизм. Обвинение несправедливое, явно провокационное. Автора «Прогулок с Пушкиным» должно называть Абрамом Терцем по той же причине, по какой автора «Песни о Буревестнике»— Максимом Горьким, «Пармской обители»— Стендалем... Сами они себя так назвали. в ёрнических потугах произведший «Прогулки с Пушкиным» (равно как и иные неумности), явил истинную хлестаковщину: мы, мол, с Пушкиным на дружеской ноге, и вместе прогуливаемся. И даже на тонких эротических ножках оба скачем. Деятельность А.Д.Синявского и его супруги М.В.Розановой, откровенно направленная против важнейших ценностей и понятий, выработанных русской культурой, литературой в частности, проявила себя во многих публичных выступлениях. Возьмём на выбор одно из них, совместное интервью «Должен ли поэт давать советы царю…», опубликованное 9 января 1991 года в «Комсоольской правде». За суждениями о Пушкине и о русской литературе здесь обнаружили себя сущностно важные проблемы, положения своего рода идеологии, какая с примечательной целеустремлённостью вкореняется ныне в сознание русского человека деятелями либерального толка. В случае же с Терцем взгляды популярного толкователя поэзии Пушкина как бы укреплены и дополнительно обеспечены тем, что за свои убеждения Терц пострадал, и пострадал несправедливо. Для многих это причина бездумного ему доверия. Вначале несколько выдержек из интервью. М.Р. ...Рассуждения о Пушкине как о пророке мне кажутся кощунственными по отношению к поэзии. Поэт должен быть поэтом, и может быть, мою страну в какой-то мере губит то... А.С. ...что «поэт в России больше, чем поэт»? Корр . Вы считаете, что так не должно быть? А.С. Конечно, не должно. Писатель— это частное лицо, он не пророк, не проповедник, не политик. ...Действительно, в России бывали такие случаи, когда писатели становились проповедниками. От этого теряла литература и не приобретало государство. |
| Обилие вредных элементов в населении, при отдалённости центральной власти и слабости её местных органов, создавало такую неурядицу, которая и среди мирных обитателей области вызывала нередко сильное недовольство существующим общественным строем. Это народное настроение представляло собой превосходную почву для деятельности политических агитаторов, а их в то время было великое множество, так как Италия переживала тогда тревожную пору. Вследствие неблагоприятно сложившихся исторических условий она сильно отстала в политическом отношении от других стран западной Европы. Когда повсюду давно уже сплотились и процветали крепкие национальные государства, итальянскому народу и Венским конгрессом 1815-го года по-прежнему предоставлено было жить в политическом раздроблении, так что Италия в начале XIX-ro столетия, как и два-три века тому назад, представляла собой не объединённое политическое целое, а ряд отдельных независимых владений, каковыми были: королевство Неаполя или обеих Сицилий, королевство Сардинское или Пьемонтское, Церковная область, герцогство Пармское, герцогство Моденское, Великое герцогство Тосканское и так называемое Ломбардо-Венецианское королевство, предоставленное чужеземному господству Австрии. Деспотическое и дурное управление большей части этих королей и герцогов сопровождалось ещё их непрестанными усобицами, следствием которых было утвердившееся, даже сделавшееся необходимым, постоянное и дипломатическое и вооружённое вмешательство во внутренние дела Италии иностранных правительств Австрии и Франции, причём в нескольких итальянских городах стояли их постоянные гарнизоны. Угнетаемая и бессильная в своей раздробленности Италия только в объединении видела своё спасение и с нетерпением ждала того вождя, который взял бы на себя вести её по этому пути. Передовые люди Италии, её учёные философы, историки и публицисты выступили проповедниками и истолкователями национальной идеи. Труды Мамиани, Пеллико, Бальбо, Джиоберти, Дурандо, д’Азелио находили себе живой отголосок в сердцах множества свободномыслящих итальянцев, увлекая прежде всего юное поколение и молодёжь университетов. |
| И далее: «Через Него Бог Отец говорит лицом к лицу с нами: Это Сын мой возлюбленный, Мудрость, Слово и Сила, обещанный через пророков... и обнаруживаемый в Евангелии» (т.е. уже однажды исполнивший предвещанное и всякий раз обнаруживаемый нами вновь при чтении и слушании священного писания) 463 . Литургико-символический контекст позволяет связать воедино образ Христа-Пантократора, окруженного сонмом небесных сил – архангелов, серафимов и херувимов, – что буквально иллюстрирует молитвословие: «Боже святый, иже во святых почиваяй, иже трисвятым гласом от серафимов воспеваемый и от херувимов славословимый, и от всякия небесные силы поклоняемый», фигуры пророков и евангельскис сцены, располагавшиеся на сводах собора. Образ Господа, «восседающего на херувимах», в литургии возникает при чтении прокимна (им служит текст Псалма 79), который по толкованию патриарха Германа представляет хор пророков, подобно воинам прсдшсствующим Царю Христу и провозглашающих Его приход, в службе обозначаемый чтением посланий апостольских и Евангелия 464 . Как показал С. Тсуйи, именно этим объясняется, например, выбор иконографии заставок Евангелия конца XI в. (Париж, гр.74). Здесь в начале Евангелия от Матфея представлен Ветхий Деньми над двумя небесными существами. Образ «Восседающего на херувимах» украшает начало Пармского Евангелие и Лекционария Афинской Национальной библиотеки, 2645 (оба конца XI – начала XII в.) 465 . Характерно, что и миниатюры Литургического свитка библиотеки Иерусалимского Патриарха конца XI в. рядом с началом гимна Трисвятого изображают тронного Христа, серафимов, херувимов и четырех архангелов 466 . Особенно показательно, что часто в заставках названных рукописей рядом с изображением Триипостасного божества располагаются фигуры пророков. Например, в Евангелии Парижской национальной библиотеки (гр.74) в заставке к тексту Марка рядом с изображением Христа Эммануила представлен пророк Исайя. Характерно, что именно к концу XI столетия и особенно в XII в. число храмов с фигурами пророков в центральной главе умножается. |
|
|
