| 415 Фирман этот, „переведенный в Константинополе французским переводчиком не в совершенной точности, но с некоторою неясностию“, как сказано в разосланном от имени Славского архиепископа „Уведомлении“, был приложен в копии при этом самом „Уведомлении“. (Напечатан во 2-м вып. «Переписки раскольнических деятелей». М., 1889, стр. 15–16). Упоминание о французском переводчике надобно сопоставить с надписью, сделанной на самой копий фирмана: „Переведен на русский язык чрез И. П. К. однокровного казачьего соседа и друга“. Надобно полагать, что с турецкого языка сначала был сделан французский перевод, а уже с французского русский. Кто этот И. П. К., остается неизвестным. 416 Так помечено самим иноком Павлом на подлинном „Извещение“; самое же „извещение“ подписано 2-м числом июля (См. «Переписку раскольнических деятелей». вып. II, М., 1889, стр. 13–16). 417 Что Ястребов показывал себя в то время сторонником иерархии, что несомненным сторонником ее быль и Корнеев, это видно из писем Жигарева к Ястребову, писанных из Белой-Криницы. («Переписка раскольнических деятелей». вып. I, М., 1887, стр. 158–160). А как усердно, еще в бытность Геронтия в Москве, Корнеев заботился о привлечении прихожан Кладбища к белокриницкому священству, это можно видеть из рассказов В. А. Сапелкина (по отд. изд. стр. 36–37). 418 Возвращаясь из Бело-Криницы, первые известия о взятий Геронтия они получили в Туле. „Понятно, – говорить В. В. Борисов, как должны были встревожить нас такие слухи. Наша поездка в Белую-Криницу находилась в связи с приездом в Москву Геронтия, и потому задержание и допросы последнего могли очень легко приготовить и нам подобную же участь. Сообразив все эти обстоятельства я до того растерялся, что не хотел даже ехать в Москву, а думал написать туда письмо и ждать ответа, что нам присоветуют. Но отважный и находчивый товарищ мой не изменил себе и на этот раз“. Жигарев придумал проехать на Рогожское кладбище, не въезжая в Москву, а чрез Коломенское и Кожухово. „На Кладбище, – продолжает В. В. Борисов, – не меньше нашего об нас тревожились. Димитрий Корнеич встретил нас с распростертыми объятиями и слезами на глазах. „Как еще вас Господь помиловал! говорил он, мы уж совсем было и отчаялись об вас!“ Были и такие между лицами, по поручению которых мы ездили, что не рады были и нашему возвращению: „нашли время, говорят, когда воротиться! Что нам теперь делать с вами!“ (Поездка, стр. 42–43). |
| „А кольми паче,– писал он далее, – когда реченная Варвара, будучи здесь в Белокринице, сама некоторым объяснялась, что она развелась с мужем своим по согласию и с позволения его сюда отправилась. Если это действительно, то уже конечно, по всему святому писанию, лишается всякого права, яко пущеница от мужа, на поступление во второй брак: не только жена, но даже и сам муж не может уже жениться на другой, понеже первую свою жену отпустил, кроме как только обоим указано жить в чистоте, или вольны обе половины, которая когда соизволит, поступить во иночество беспрепятственно“. Далее однако прибавлялось, что „потребно навести достоверную справку о истинной причине“ разлучения Варвары от мужа, – из-за различия ли только в вере она оставила мужа, или и по другим благословным винам, какие „означены в новой заповеди царя Иустиниана, в 13 грани (Кормчая л. 360–363), где также означено, каким образом и удостоверение должно иметь, то-есть: предлежащу, рече, святому Евангелию, а свидетели заклинающийся и на хартии да подпишутся“. „По возможно ли все это ныне, будучи за границей, – говорилось в виде вопроса попу Егору в заключении письма, чтобы посторонними и достоверными свидетелями, да и под присягой, дело исследовать? А если точно таким образом дело исследовать вам возможно, тогда и второй выше упоминаемый брак сочетать можно без всяких еще ко мне доносов и о позволений спросов“ 492 . Итак Павел отнесся гораздо строже к делу о браке дочери Ивана Филипова, нежели к подобному же деду о супружестве Дорофея Кузьмина со второю женою, также оставившей первого мужа. Там, но требуя достоверных справок и допроса свидетелей, основавшись только на свидетельстве попа Егора о существовании благословных вин к расторжению первого брака, он дал дозволение невесте Дорофея вступить во второй брак; здесь же не нашел возможным дать такое дозволение без справок и свидетелей, формально, под присягою, подтверждающих существование иных, кроме различия в вере, благословных вин к расторжению первого брака, – требовал, напротив, чтобы Варвара, разлучившись от первого мужа, оставалась уже безбрачною и жила в целомудрии, или, если желает, приняла иночество. |
| Поэтому трудно сказать с полною решительностию, справедливо ли инок Павел утверждал, что к октябрю 1853 года в Белой-Кринице уже был получен от Аркадия и Алипия неблагоприятный для Софрония отзыв по его делу, на который, как увидим, он делал ссылки в документах 558 . С Арсения, по уверению Павла, взято было формальное, письменное показание относительно взведенных на него Софронием обвинений, на которое, а больше, кажется, на словесные объяснения, делаются неоднократно ссылки в документах 559 . Наместник же Онуфрий собственноручно написал свое показание о том, в каких летах удостоен поставления в епископы, и это показание его целиком вошло в полный разбор Софрониева письма, названный „Изложением“ 560 . Наконец сам Павел сочинил пространное „Объяснение“ на взведенные на него Софронием якобы „клеветы“ 561 . О содержании этого, искусно и весьма тщательно составленного, „Объяснения“, прежде всего и следует сказать. Павел начинал его, как и следовало, обращением к Кириллу, которым, предполагалось, были требованы и получены объяснения от всех соприкосновенных к делу лиц; но сейчас же перешел к личному препирательству с самим Софронием, – и переход этот сделал весьма неудобно. „Если бы, – писал он, обращаясь к Кириллу, – доносы касались до меня токмо единого, тогда бы объяснение мое было кратко и не ино что, как только: Господи! даждь милость ненавидящим мя и враждующих ми и оклеветающим мя... Но когда епископ Софроний проискивает чрез мою и прочую всякую постороннюю вину навести безвинно на вашу святейшую главу, сиречь каким-либо посредством удостоить вас со всем местным вашим священным собором церковному изъобщению и оторваться ему от зависимости вашего права в сатанинскую бездну самоволия: того ради (?!) прошу, позвольте мне обратиться прямо к его преосвященному лицу“. И начинаются действительно личные объяснения с самим Софронием. Указанная Павлом причина только требовала от него подробных объяснений по поводу Софрониевых изветов, и объяснения эти он мог удачно изложить, обращаясь к самому Кириллу, а не лично к Софронию. |
| Гораздо опаснее для новой раскольнической иерархии была эта направленная против нее проповедь Гусева и его сторонников, а особенно вредило ей распространение письма некрасовцев и посеянное этим письмом сомнение относительно Амвросиева крещения, поддерживаемое издавна существующим у старообрядцев мнением о поливательном в греках крещении, которое хотя и старался заранее ослабить инок Павел, предвидевший как оно опасно будет для новой иерархии, имеющей произойти от беглого греческого митрополита, но искоренить не мог. Под влиянием таких слухов и толков большинство поповцев, и в Москве и в других местах России, отнеслись весьма враждебно к новой иерархии, и так было долгое время 422 . Итак, в первые годы по учреждении белокриницкое священство очень медленно и с большими опасениями усвоялось российскими старообрядцами,– беглопоповцы, несмотря на все затруднения в приобретении бегствующих иереев, чуждались его, как ведущего начало от обливанца, как западного, папского поветрия 423 . Но были между ними и сторонники новой иерархии, как в Москве, так и по другим местам России, свидетельством чего служат самые сношения Павла и его белокриницких сотрудников не только с Москвой, но также с Киевом, Балтой, Кременчугом, Казанью, Саратовом, Вольском, особенно с ближайшими раскольническими населениями Подольской и Кишиневской губерний 424 . В Москве покровители и сторонники Белокриницкой иерархии, значительно успокоившиеся по окончании Геронтиева дела, после всех возбужденных им тревог, и тем более готовые теперь действовать в пользу иерархии, приняли с большим усердием явившегося из Белой-Криницы первого российского епископа старообрядцев. На Рогожском Кладбище под особое покровительство принял его конторщик Корнеев. Вскоре однакоже оказалось, что о приезде в Россию раскольнического епископа уже известно правительству; пребывание его в Москве сделалось весьма опасным: агенты тайной полиции следили за ним и неоднократно предпринимали попытку взять его в тех раскольнических домах, куда, по собранным сведениям, он предполагал явиться для служения, или просто для временного жительства. |
| Любопытно в этом объяснении Павла, что они находил возможным делать в службах отступления от положенного чина, если „нет в них противности в разуме церковного догмата“, – дозволял и „новое“, допущенное „во славу Божию и не вреждающее церковных догматов“. Это уже совсем не раскольническое суждение, и Павел показал себя здесь опять свободомыслящим старообрядцем, что Софроний мог удачно поставить ему в вину. Еще любопытнее в этом отношении следующая (5-я) статья, где инок Павел усиливался отклонить, по его выражению, „главное и страшное“ Софрониево обвинение против Арсения, что тот по причащении читал заимствованный из „никониянского“ Служебника стих: се прикоснуся сие устом моим. Приведя вполне все это место из Софрониева письма, Павел старался сначала доказать, что здесь Софроний будто бы сам запутался в противоречиях: „Поистине вы в вышеписанной небылицы(е) уже сами, аки в своих мрежах, запуталися неизбежно. Ибо когда вы сами свидетельствуете, что у нас в митрополии, во время вашего рукоположения, не только не было, но и слухом ни от кого вы не слыхали, а на пути Арсению выучить наизусть невозможно, да как и возможному быть, когда он (как в поданном объяснении своем пишет), не только когда где-либо выучивать, но не знает, какое в том стихе и содержание и нигде еще не видал и не слыхал, также как и мы все здесь, не только такой стих читаем, или знаем, но даже доныне не слыхивали о нем, а только теперь, из вашего доноса услыхав, удивляемся до зела. Ибо даже и вы сами, г. епископ, только самое начало, слова два и три скажете, но всего содержания не открываете. Понеже вы уже, как глаголете, что и нашли самое место стиха того во внешнем Чиновнике: то уже подобало бы вам и все содержание его прописать нам, да по крайней мере мы хотя бы посмотрели, что за стих такой, и что такое за столь страшное в том богостудство, что вы до изумления устрашены от него были, и трясясь всею внутренностию и душею, и во ужасе, не с еретиком ли служите, уже в раскаянии ко Богу вопили со воздыханием: Господи! потерпи, не погуби, не порази! – и прочее. Однако, теперь по делу видно, что истину дознать уже не трудно. Понеже ваше мнение ограничено есть: не иначе как сей стих, после бытия вашего, у нас в митрополии введен в употребление всеобдержно, отчего и Арсений читать его умет. Посему остается только вашему преосвященству лично прибыть к нам, и мы позволим вам, не только все Служебники и Чиновники наши пересмотреть, по коим мы всеобдержно служили, но по долгу священного сана и всех наших священнослужащих переспросить, и тогда уже будет открыта для вас и нас, паче всякого слуха, самая достоверная очевидность“. |
| Снабженный такими грамотами, равно как наставлениями, советами и благожеланиями инока Павла, Антоний немедленно, в тот же день 4 февраля, отправился из Белой-Криницы в Москву 455 . Учреждением Владимирской архиепископии и поставлением в архиепископы Антония, пользовавшегося у московских старообрядцев своего рода известностью, инок Павел несомненно рассчитывал исправить зло, причиненное иерархии неосторожным назначением Софрония в епископы для всей России, положить конец его бесчиниям и способствовать распространению белокриницкого священства среди российских старообрядцев. Оказалось напротив, что именно приезд Антония в Россию и предъявленные им права архиепископа вызвали Софрония на открытое сопротивление и Антонию и самой митрополии, – вообще на такие действия, которые послужили началом нескончаемых беспорядков и безобразий в австрийской иерархии, а самого Павла повергли в тяжкую скорбь, ускорили даже его смерть. Оказалось, что и сам Антоний, хотя много способствовал своею ревностию о Белокриницкой иерархии ее распространению в России, но своим характером, своими честолюбивыми стремлениями и упорством в самых грубых раскольнических мнениях внес в нее новые смуты и раздоры, которых однако самому Павлу не пришлось уже видеть. Глава 13 Дело Спиридония Новозыбковского: его поставление в епископы и раскрытие его обмана. Едва Антоний выехал из Белой-Криницы архиепископствовать у российских старообрядцев, как там, в митрополии, произошло новое, достойное раскола и его лжеименной иерархии, событие 456 , послужившее позором для нее и новым свидетельством, что в обличение и наказание раскольнической лжи Бог отнимал разум у разумных и премудрых раскола, которые употребили столько хитрости и обмана на беззаконное дело учреждения раскольнической иерархии. В том же феврале 1853 года, несколько дней спустя по отъезде Антония 457 , явился в Белую-Криницу пожилой старообрядец, бывший уставщиком в одной из стародубских слобод, некий Семен Говядин, с сыном своим – Лаврентьем и еще одним лицом, сопровождавшим его в качестве депутата от стародубских и бессарабских старообрядцев. Они привезли и представили в митрополию скрепленное многими подписями прошение от новозыбковского и соседнего с ним старообрядческих обществ о поставлении Говядина им во священника, так как они крайне нуждаются в священстве. |
| Кроме того он и опасался, как бы неаккуратностью в уплате жалованья не навести Амвросия на гнев против митрополии, что было бы теперь особенно не ко времени. Теперь напротив была настоятельная нужда приобрести особенную благосклонность Амвросия. Мы видели, что возведение Кирилла в сан митрополита, т. е. на кафедру Амвросия, было сделано не только без согласия со стороны последнего, но и без всяких с ним сношений по этому делу: Павел очень хорошо сознавал, что Амвросий имел полное право оскорбиться таким пренебрежительным к нему отношением в церковном деле, столь близко его касающемся, сознавал также, что возведение Кирилла в митрополиты, устроенное без согласия Амвросия, было делом канонически незаконным, и нужно было по крайней мере теперь получить от него это согласие, а следовательно требовалось и особое его благоволение. Вот почему так нужно было Павлу задобрить Амвросия своевременною уплатою 500 червонцев. Поэтому же, несмотря на необходимость его присутствия в митрополии, Павел нашел нужным съездить к Амвросию сам, чтобы лично, со всем подобающим искусством, изложить ему дело Кирилла и добиться желаемого успеха. Как скоро потребная для уплаты Амвросию сумма была получена, разумеется, из Москвы, Павел действительно собрался ехать. В спутники себе он взял своего старого товарища по трудным и опасным странствиям для отыскания древлеправославных епископов, участвовавшего с ним и в совращении Амвросия, пресловутого инока Алимпия. На сей раз (как и прежде) Алимпий нужен был не для разглагольствий с Амвросием, не для снискания его благосклонности по делу о Кирилле (здесь Алимпий мог скорее повредить своею дерзостью), а на случай могущих встретиться опасностей в путешествии, и именно со стороны правительства, так как свидание липованских иноков с сосланным митрополитом, которому строжайшим образом воспрещены всякие сношения с липованами, несомненно грозило подобного рода опасностями, а многоопытный и неустрашимый инок Алимпий был именно находчив в опасностях такого рода и умел обращаться с австрийскими чинами. |
| 449 См. в Памятнике под этими числами 112 и 115). Швецов говорит, что еще ранее, 9 мая, Антоний „рукоположен был во иподиакона“. Это не верно; напротив, по свидетельству о. Онуфрия „на Покров поставили Антония в чтецы и поддиаконы и в диаконы, на одной обедне“ («Братское Слово» 1883 г., стр. 154) 450 Здесь пропущены находящаяся в Уставе Славской архиепископии слова: „и о поставлении давать только сведение Белокриницкой митрополии“. 451 Текст этого Устава заимствуем из Сборника Ивана Захарова. При Антонии Захаров состоял некоторое время письмоводителем Духовного Совета, и будучи заинтересован начавшимися у поповцев любопытными церковно-иерархическими“ делами, задался мыслию собрать воедино все доступные ему документы и письма, касающиеся этих дел, сопровождая их по местам собственными примечаниями и объяснениями. Таким образом составился сборник под названием: „Церковно-иерархические дела старообрядческих архиереев древлероссийского православного исповедания. Собраны письмоводителем Духовного Совета Иваном Захаровым“. Мы имеем список этого любопытного и важного для истории австрийской иерархии сборника. Сборник начинается именно „Уставом на Владимирскую архиепископию“. 452 Под этим именно числом в Памятнике записано: „Антоний бывшей священноинок, сего числа г. митр. Кирилою произведен во священностарейшинство духовником А(нуфрий) е(пископ)“ 121). 453 Под Уставом имеется подпись: „Издан сей устав в Белокриницкой митрополии февраля 4 дня 1853 года“. Затем следуют подписи: Кирилла, „Антония архиепископа Владимирского“ и Онуфрия. 454 Сборник Ивана Захарова. Под грамотой значится: „Дана сия грамота в Белой Кринице февраля 4, 7361 (1853) года“. 455 Под этим числом в Памятнике Павел сделал об отъезде Антония в Россию следующую любопытную отметку: „отправлен к больным, в карантине седящим“. 456 Подлинное „Дело“ Спиридония, под названием: „Соборное суждение и извержение епископа Спиридония“, находится в Белокриницком архиве. В нем содержатся: а) собственноручно писанное Павлом „Соборное решение доныне подсудимому епископу Спиридонию, учиненное на третьем соборном заседании в Белокриницкой митрополии августа в 7 день 7361 (1853) года“; б) подлинное прошение Спиридония на имя Кирилла от 20 декабря того же года; в) писанное рукою Конона „Дополнение к извержению Спиридония, учиненное 4 генваря 1854 года“. Этими документами мы и пользуемся в настоящем изложении. |
| Какие „духовные дела“ призывали Кирилла в Молдавию, не известно; и трудно допустить, чтобы без Павла, который не ездил с ним, мог он делать какая-либо духовные дела в Молдавии. Имеется только сведение, что 16 и 17 апреля Кирилл служил в Мануиловке и за этими службами поставил сначала в дьяконы, затем в попы некоего „почтенного мануиловского жителя Иеремию Стефанова, предызбранного от среды всего общества“ 381 . Надобно полагать, что Кирилл ездил в Молдавию собственно за тем, чтобы повеличаться в своем митрополичьем звании, и Павел дозволил ему исполнить это тщеславное желание, быть может, даже и в интересах митрополии. Но как ни смело в разных окружных грамотах и при других случаях Павел выставлял Кирилла в звании действительного и полновластного митрополита Белокриницкого, его однакоже сильно смущало то обстоятельство, что ни Аркадий Славский, ни сам Амвросий все еще не давали своего согласия на признание Кирилла в митрополичьем сане, а потому с канонической точки зрения, как произведенный в это звание без их ведома и согласия, Кирилл не имел права называться митрополитом и действовать как митрополит. Что Амвросий отказался признать Кирилла в сане митрополита, это мы уже видели. Точно так же и Аркадий, на известное, лукаво составленное письмо Павла о поставлении Софрония в епископа для России и о возведении Кирилла в митрополиты, после продолжительного молчания ответил решительным отказом признать Кирилла в этом сане, живу сущу митрополиту Амвросию, и даже прямо уподобил его за это „Арсакию блядивому“ 382 . Понятно, что Павел с своими ближайшими советниками весьма озабочен был изысканием способов, как бы склонить несговорчивых архиереев к признанию Кирилла действительным митрополитом. Амвросия надеялись склонить подарками и деньгами, когда повезут ему во второй раз жалованье в Цилли; а Славского Аркадия задумали подкупить почестями, – предложить ему поставить в пределах Турции еще епископа, который находился бы в подчинении ему, в качестве его наместника, а самого произвести в архиепископы, и учредить таким образом Славскую архиепископию, которая однакоже была бы в зависимости от Белокриницкой митрополии, причем Кирилл само собою уже был бы признан митрополитом. |
| Положение дел на Востоке было тогда очень тревожно, и в виду грядущих событий пан Чайковский с товарищами находил весьма нужным теснее сблизиться с некрасовцами. Упрочить за собой и за турецким правительством, их расположение и преданность он наделялся именно исходатайствованием их духовенству таких прав, какими не пользовалось в Турции даже и православное греческое духовенство, потому с особенным усердием принялся хлопотать по делу Гончарова. Он сам поручился за совершенную благонадежность в политическом и иных отношениях нового некрасовского духовенства, – и, как писал Аркадий, с помощию такой „высокой особы“, Гончаров успешно „прошел все дистанции, достигнул до самого высочайшего императорского престола, вступило дело в государственную канцелярию“. Случилось, правда, во время делопроизводства одно обстоятельство, сильно напугавшее Гончарова; но тревога оказалась напрасною. Так как дело шло собственно о духовенстве, то в одном из присутственных мест сообразили, что оно ближайшим образом касается константинопольского патриарха, и потому препроводили его для зависящих распоряжений в патриархию. От патриархии Гончаров не ожидал, конечно, ничего доброго своему делу, хорошо зная, какое близкое участие принимал недавно Константинопольский патриарх в осуждении Амвросия, по требованию русского правительства. Сильно озабоченный, он поспешил принять меры к возвращению дела из патриаршей канцелярии, как поступившего туда по ошибке. Но оказалось, что и сам патриарх признал дело до него не касающимся и потому возвратил его без всяких с своей стороны замечаний. Таким образом это неожиданное и единственное затруднение, встреченное Гончаровым, устранилось само собою. Наконец в последних числах июня Гончарову выдан был, самим султаном подписанный и засвидетельствованный высшими сановниками империи, фирман, которым турецкое правительство объявляло свою волю, чтобы с Игнат-казаками, его верными подданными, все обходились благосклонно, „дабы они под его покровительским крылом свободным воздухом в благополучии отдыхали“, а относительно религии и духовенства Игнат-казаков делало распоряжение, чтобы ныне свободно и в предтекущие времена пользовались они, Игнат-казаки, своею собственною, от других не принадлежащею верой, и чтобы никакая другая церковная власть в их дела не мешалась, имеючи (так как имеют) они собственное свое священство 415 . Эти последние слова имели особенную важность для Аркадия и всей его паствы: в них заключалось и признание верховною властию действительного, законного существования у некрасовцев их собственного священства, и предоставление этому именно священству полного и беспрепятственного распоряжения церковными делами у некрасовцев. |
|
|
