| 225 Переведено из Anal, sacra; заимствовано Питрою из Корзинск. кодекса. Творение неизвестного песнописца, подражателя св. Роману Сладкопевцу. Акростих неполный: Το (ταπεινυ). В Афонск. кондакарии сих кондака и икосов нет – Святый мученик Леонид, и с ним седмь дев – пострадали за исповедание имени Христова при нечестивом императоре Диоклетиане (в конце III-ro или в начале IV в. по Р. Христове) в самый день св. Пасхи. О седми девах, бывших под его святым водительством, в славянской минее упоминается, что они были опущены казнителями в море, и чудесным образом, подкрепляемые силою свыше, прошли по морской поверхности тридцать стадий (каждая стадия заключаете в себе пространство в 600 греческих футов, или 125 шагов); но они были настигнуты мучителями, и потоплены ими в морской глубине, посредствам привязанных к ним тяжелых камней. Имена сих св. мученицы Хариесса, Ника, Галина, Калиса, Нунехия, Василисса и Феодора. 226 Эго выражение, по примечанию Питры, употреблено песнописцем по особенному уважению (singulari respetu) к подвигу св. мучениц, в изображевнии торжества которым он почел не излишним представить светлое подобие происшествий, сопровождавших столь великое, необычайное событие в мире, как рождение по плоти Христа Спасителя. Прилож. 227 Древние борцы, когда приготовлялись на противоборство, имели обыкновение намащать себя. «Ut enim athletae, говорит Питра, Juctaturi λεφονται πρς τους γνας sic VII virinum pectora verbis sacris incitantur et unguntur. 228 В славянской Ч.–Минее упоминается, что св. мученицы, седмь дев когда ходили по поверхности моря, благодарили Бога, прославляли Его песнею Мариамны сестры прор. Моисея, воспетою ею по апереходе Израилетян чрез черное море; песнопение, как повествуются, начинала св. мученица Харесса. Читать далее Источник: Кондаки и икосы разных церковных песнописцев известные под названием безымянных : перевод с древнегреческого в первый раз, на русское наречие, иеромонаха Иакова (Цветкова) – М.: Тип. Л.Ф. Снегирева, 1885. – 193 с. |
| 3 Жития свтяого Петра митрополита и самый текст одного из них, написанный епископом Прохором Нам известны три жития святого Петра. Первое – рукописное, как значится в заглавии, «творение Прохора, епископа Ростовского», скончавшегося в 1327 г. (сборн. Новг. Соф. библ. XVI в. в четв., 410. Л. 334 (15)). Второе – печатное (Степ. кн. 1. 410 (308)), сочинение митрополита Киприана, встречающееся с некоторыми вариантами и в рукописях (сборн. Новг. Соф. библ. 527. Л. 136 (14); сборн. моей библ. 66. Л. 21 °). Третье – также печатное безымяннаго автора (Пролог, под 21 числ. декабря (365)), встречающееся и в рукописях (сборн. моей библ. 51. Л. 177 (151)). Первое кратко, но весьма важно, как написанное современником. Второе излагает те же самые известия в гораздо распространенном виде с некоторыми, впрочем, дополнениями из других источников. Третье представляется только сокращением второго без всяких новых сведений. Представляем здесь первое житие, написанное Прохором Ростовским: «Преставленье Петра, митрополита всея Руси, а се ему чтение, творение Прохора, епископа Ростовьскаго. Отче, благослови! Сей св. Петр митрополит родися от родителю-крестьяну, отца Федора, матери же благоверныя суща. Да егда ношаше мати его младенець во утробе, и виде сон тако: агнец доброзрачен на руку своею, имущи на рогу своею древо, различный цвет имуща, и не домыслящися о сем, что се боудет. Роди же ся отроча и бысть 7 лет, нача учити грамоту сию, вскоре навыче всей мудрости. Бывши же ему 12 лет, иде в монастырь и бысть мних; слоужаше в монастыре в поварне и воду нося на всю братью и дрова на свою раму. И пребысть в той службе неколико, и по сем въжелев, да навыкнет иконному письмени, и бысть иконник чюден, прообразуя и написа образ Господа нашего И. Христа и святыя Богородица, пророк и апостол, мученик, святых, когождо по сличью образа их и писану написывая. А посту и молитве прилежа, якоже никто же ин в нынешнее время, и к сему милостыню творя, яже притяжа от праведных своих труд. И посем постави церковь святаго Спаса на реке Рати, и створи монастырь, и собра братью, и прилежаше со уветом, уча о спасеньи душ их. |
| «А те, кто отдал свою жизнь, — верим, они сегодня там, у Бога. В каком-то смысле их смерть — это жертва, которую они принесли, в том числе для того, чтобы более благополучной была жизнь тех, кто остался на поверхности земли. И храм вновь образованной Воркутинской епархии, который мы сегодня закладываем, должен быть храмом-памятником всех шахтеров, погибших при исполнении своих обязанностей, спасателей и, конечно, безымянных героев, построивших Воркуту и заложивших мощный промышленный комплекс в российском Заполярье», — заявил Предстоятель. «Я хотел бы всем вам сердечно, мои дорогие, пожелать помощи Божией, крепости сил, успехов в ваших трудах, в вашей жизни, чтобы менялась к лучшему жизнь не только Воркуты, но и всей нашей страны. Для этого нам нужно еще многое сделать, но, самое главное, мы всё можем сделать и всё сделаем, если сильным будет наш дух. Как победили в войну, как отстояли независимость Родины, как победили во много крат превосходящего противника, так и в нынешнее время сильные духом способны сделать то, что неспособны сделать люди слабые. Вот почему непременным условием национального процветания России как великой страны является сила веры и сила духа. Без этого мы не сможем сделать ничего. Никакими зарплатами не стимулировать человека совершать подвиг. А без подвига не может быть великих достижений», — заявил Святейший Патриарх. «Мое слово сегодня обращается и к духовенству Воркутинской епархии. Вы совершаете свое служение в особом месте, — как я уже сказал в Иверском храме, на открытом антиминсе. Здесь земля пропитана кровью мучеников, здесь отдали свою жизнь многие святые люди, и нужно помнить, что вы несете служение на святой земле и должны сделать все, что только можете сделать, чтобы не просто сохранилась вера в сердцах людей, особенно молодежи, но чтобы она укрепилась, чтобы изменилось лицо нашей Отчизны, чтобы оно стало еще более светлым, уверенным, спокойным, чтобы именно такой была жизнь нашего народа», — сказал в заключение Предстоятель Русской Православной Церкви и призвал благословение Божие на всех собравшихся. |
| – в сентябре 1609 г. польский король Сигизмунд осадил Смоленск. Город стойко держался 20 месяцев, хотя из-за страшной цинги (всего-то не было соли!) его население уменьшилось в 9 раз; – в марте 1611 г. поляки выжгли Москву до Китай-города и Кремля, где укрылись сами. Убитых и сгоревших москвичей было около 60 тысяч. «Никогда Россия не была в столь бедственном положении, — отмечал известный русский писатель начала XIX в. Михаил Загоскин в своем романе «Юрий Милославский, или Русские в 1612 году», — как в начале XVII столетия: внешние враги, внутренние раздоры, смуты бояр, а более всего совершенное безначалие — все угрожало неизбежной погибелью земле Русской». И как всегда, в самых тяжелых жизненных обстоятельствах обратился русский человек к Богу, «чтобы Он пощадил останок рода христианского». Начался беспримерный религиозный подъем всего народа. Иерархи Русской Церкви, многие из которых погибли от рук поляков, но не предали веру своих отцов, показывали пример служения Родине. Это архиепископы Феоктист Тверской, Иосиф Коломенский, Сергий Смоленский, епископы Галактион Суздальский, Геннадий Псковский, Феодосий Астраханский, преподобные Галактион Вологодский, Евфросин-прозорливец Синозерский, Иринарх-затворник Ростовский и оставшиеся безымянными многие и многие монахи и священнослужители. По всей России набатом разносился голос патриарха Ермогена, «несокрушимого столпа Православия»: «Посмотрите, как Отечество наше расхищается и разоряется чужими; какому поруганию предаются святые иконы и церкви, как проливается кровь неповинных, вопиющая к Богу!» (ноябрь 1609 г.). После мученической смерти 80-летнего русского патриарха в заточении у поляков в Кремле в феврале 1612 г. его дело по возрождению национально-патриотического сознания русских людей продолжила обитель преподобного Сергия. Ее архимандрит Дионисий (Зобниновский) и келарь старец Авраамий (Палицын) призывали: «Всем православным христианам [надо] стать сообща против вечных врагов Креста Христова — польских и литовских людей. Бога ради, поспешите в Москву на сход»; «…постоять за благочестие и Отечество крепко и мужественно». Эти послания оказывали на людей сильнейшее воздействие. Пришло время долгожданного перелома… |
| Возможно, также о П. упоминает, не указывая ее имени, Евсевий , еп. Кесарийский, при описании страданий мучеников Антиохийских ( Euseb. Hist. eccl. VIII 12. 2). Однако еп. Евсевий пишет о гонениях при имп. Диоклетиане , тогда как Синаксари единогласно относят мученичество П. ко времени правления имп. Нумериана. Почитание Первоначально днем памяти П., по свидетельству Сирийского Мартиролога (411), было 8 окт. В Синаксаре К-польской ц. (архетип кон. Х в.) указаны 2 даты памяти П.- 9 июня и 8 окт. Под 9 июня П. названа преподобной, кратко описаны обстоятельства ее кончины со ссылкой на свт. Иоанна Златоуста; под 8 окт. П. именуется девой и приведено более пространное сказание, также со ссылкой на свт. Иоанна Златоуста. В Минологии имп. Василия II (1-я четв. XI в.) под 8 окт. помещен иной вариант повествования, в котором отсутствует эпизод самоубийства П., вместо этого говорится, что дева «в молитве предала душу Господу»; этот же вариант воспроизведен в синаксарной рукописи (Paris. gr. 1624), восходящей к XIII в. Как сообщает бывш. митр. Леонтопольский Софроний (Евстратиадис), в рукописях Синаксарей XII и XIV вв. отмечена также память П. под 5 июля. В палестино-груз. календаре Х в. (Sinait. Iber. 34) память П. указана под 7 окт. ( Garitte G. Calendrier Palestino-Georgien. P. 95, 352). В лат. традиции литургическое почитание П. впервые фиксируется в Иеронимовом Мартирологе под 19 окт. в сонме мучеников, в который входят некий «мученик Вероник» и еще 9 безымянных мучеников (MartHieron. P. 562). Вероятно, имя Вероник попало в текст в результате ошибки переписчика и под ним следует подразумевать мц. Веронику, память к-рой была объединена с памятью П. из-за предположения свт. Амвросия Медиоланского о родственной связи между ними. Также нек-рые рукописи Иеронимова Мартиролога указывают под 10 июля вместе с мученицами Домниной, Вероникой, Просдокой и иными память некоего Пелагия. И. Делеэ высказывал предположение о том, что в этом месте изначально должно было стоять имя П. (MartHieron. Comment. P. 366, 369); если эта гипотеза верна, то очевидно, что и здесь появление общего дня памяти П. и этих святых связано с сообщением свт. Амвросия. Под 11 июля Мартиролог указывает память мучеников Никопольских Ианнуария и Пелагия; некоторые рукописи вместо имени Пелагий дают имя Пелагия; само появление этого имени под 11 июля, по предположению Делеэ, может являться ошибкой переписчиков, связанной с празднованием памяти П. в предыдущий день (Ibid. P. 368). Также в Иеронимовом Мартирологе под 8 окт. (MartHieron. P. 545; существуют рукописи, к-рые дают вариант 7 окт. (MartHieron. P. 543)) указана память Пелагии без пояснения, о какой именно святой идет речь; вероятно, подразумевается не П., а прп. Пелагия Антиохийская (Елеонская, Палестинская). |
| Еще до Пятидесятницы, ставшей Днем рождения Церкви, сформировалась ее сердцевина и будущее ядро. И таковой станет навсегда ее природа. Тело Церкви будет не раз терзаемо, оно будет стругаться, как тела мучеников. Но никогда эти испытания не разрушат сердцевины, сложившейся из почти безымянных и безвестных верующих. Враг будет метить в голову. Лишать Церковь епископов и священников. Будет стараться уничтожить ее иерархию. Но разрушить так и не сможет. На протяжении истории в тяжелые времена такие же мироносицы и тайные ученики вновь и вновь восходили за Христом на Голгофу и тем самым делали бесплодными усилия врага. Они не оставляли потомкам богословских, проповеднических и гимнографических трудов, но сохранили Церковь. Прикасаясь к памяти исповедников и мучеников, описанных в древних агиографических памятниках, мы видим, как символический язык открывает нам духовно-благодатную сторону их подвига, но не всегда дает полное представление об ужасе и скорби, которые испытывали их тела и души. В житиях мы читаем, что отсеченные конечности прирастали вновь, раны источали молоко, а огонь не вредил их телам. ХХ век показал всю трагичность противостояния добра и зла. Миру снова были явлены новые мироносицы и тайные ученики. Монахини, дворянки и простые деревенские женщины отвергли все посулы и презрели все угрозы врага. Профессора, ученые, школьные учителя, инженеры, о которых еще вчера можно было бы сказать, что они равнодушны к вопросам веры, вдруг обретали ее в жестоких испытаниях. Многие из этих светлых образов, ранее неизвестных, теперь открываются, еще больше, наверное, так и останутся скрытыми для нас. Сырые застенки, пытки и надругательство осатаневших, потерявших образ Божий нелюдей легли тяжелым крестом не только на епископов и священников, но и на хрупкие женские и даже детские плечи новых мироносиц, которым предстояло пойти вслед за своими пастырями и поддержать и укрепить их в исповедничестве. Вот только один светлый пример, чудом дошедший до нас благодаря А.И. Солженицыну (Архипелаг ГУЛАГ. |
| Жанр П. был весьма плодотворен на греч. почве - патериковые рассказы послужили основой для выдающихся памятников визант. агиографии, напр. для Жития прп. Марии Египетской (BHG, N 1042; PG. 87. Col. 3697-3726). Авторство текста с нек-рыми сомнениями приписывают свт. Софронию I , патриарху Иерусалимскому, но неоспоримо установлено, что истоки рассказа о безымянной подвижнице, много лет прожившей в пустыне ради покаяния, находятся в «Луге духовном» ( Ioan. Mosch. Prat. spirit. 179//PG. 87. Col. 3049). Это далеко не единственный пример, когда история из П. давала агиографу вдохновение создать выдающееся житийное произведение. Литургическое поминовение подвижников, известных из патериковых сборников, не было систематическим, т. е. не каждый подвижник, упомянутый в каком-то из П., непременно начинал почитаться как святой. Как правило, если в календаре стоит указание: «Поминается в Субботу сырную» или «В Соборе всех преподобных отцов», то истоки этой памяти нужно искать в П. Поздним типом П. стали сборники, в состав к-рых входили уже не краткие истории и апофтегмы, а сочинения, написанные в жанре житий или мученичеств, напр. «Афонский патерик» («Новый Лимонарь»), составленный свт. Макарием Нотарой († 1805), позднейшие южнослав. и рус. сборники (см. ниже), включающие рассказы о старцах и подвижниках того же времени, когда были составлены эти сборники. Неоценим вклад различного рода патериковых сборников в состав Добротолюбия . В разных христ. традициях одни и те же патериковые сборники могут носить разные названия, под одним названием встречаются сборники разного состава. Напр., в рус. традиции «Египетским патериком» или «Сказанием о египетских черноризцех» могли называться переводы и алфавитного, и систематического сборников отеческих изречений, т. е. апофтегм, с присовокуплением части «Лавсаика», к-рый как отдельное произведение на Руси не бытовал, а также анонимной «Истории египетских монахов» и др. (см. ниже). В рус. традиции «Луг духовный» Иоанна Мосха может называться Палестинским П., Азбучно-Иерусалимский П. представляет собой перевод алфавитного собрания апофтегм, Скитский П.- перевод систематического собрания апофтегм и т. п. |
| Конечно, молитва Церкви совершается и независимо от нашего участия ибо в Церкви молится Сам Дух Святый. Эта молитва есть объективная и вечная реальность, тогда как наши частные усилия немощны и непостоянны. Так, например, и Евхаристическая Жертва совершится и тогда, когда моя личная жертва в нее не включилась. В этом и вся ценность Устава, Типикона, богослужебных правил, литургических канонов, которые мы соблюдаем не ради послушания букве Устава, а потому, что Устав сохраняет и обеспечивает молитвенное единение всех членов Церкви, рассеянных в пространстве и времени. Устав есть гармоническое целое, очень логичное и целесообразное. В нем закрепляется молитвенный опыт самой Церкви, литургическое переживание многочисленных и часто безымянных авторов наших служб. Итак, в Церкви человек перестает молиться своими словами и только о себе, а научается молиться со всей Церковью и за всех; он уж не своей лишь верою верит, согласно своему частному разумению, а согласуется с верою Церкви, в эту веру включается и ее хранит непорочно; перестает он, наконец, и жить для себя и для своего, а входит в жизнь Церкви, в благодатную жизнь, данную Богом в Иисусе Христе, где, по словам ап. Павла, «уже не я живу, но живет во мне Христос» ( Гaл. II, 20 ). По этому поводу А. С. Хомяков пишет: «Никто один не спасается. Спасающийся же спасается в Церкви, как член ее, и в единстве со всеми другими ее членами. Верует ли кто, он в общении Веры; любит ли, он в общении Любви, молится ли, он в общении Молитвы. Посему, никто не может надеяться на свою молитву, и всякий, молясь, просит всю Церковь о заступлении, не так, как будто бы сомневался в заступничестве единого ходатая Христа, но в уверенности, что вся Церковь всегда молится за всех своих членов. Молятся за нас все ангелы и апостолы и мученики и праотцы, и всех высшая Мать Господа нашего, и это святое единение есть истинная жизнь Церкви». (Церковь одна, Полное собрание сочин. Прага, 1867 г. стр. 18). Христос призывает нас не к одному лишь индивидуальному нравственному и духовному совершенствованию, но ко вхождению в Царство Спасения. Царство Божие есть брачный пир, на котором возлежат званные, Дом Отчий, семья, в которую возвращается блудный сын. В Церкви молитва приобретет свой подлинный смысл. Она по природе своей соборна. |
| Кроме того, симптоматично, что в самом тексте имеется специальное указание, принадлежащее явно метафрасту и свидетельствующее о предназначении мартиролога именно слушателям, пастве: " ...Настала пора вспомнить о святых и трудоносных мучениках Христовых Давиде и Константине, о коих и есть сие слово наше. Вы же, паства Христова, жаждущие исполнить это торжество святых мучеников, доброхотно прибывшие, со вниманием приложите разум и уши ваши, дабы не порожние, но благодатным трудом преисполненные ушли в дома свои " . Вполне ясно, что " Мученичество Давида и Константина " было создано для чтения его пастве с церковного амвона и могло быть написано (метафрасировано) специально для церкви названных святых в связи с ее возведением. Безымянный метафраст говорит о каких-то материалах (источниках), на основе которых он создал свою версию памятника. На это, в частности, указывают его слова: " Как поучают нас древние показания, сии святые мученики Давид и Константин были грузины, из области Аргвети, из великого и славного рода и мтавары (владетели, князья.- Г. Ц.) той земли " и т. д. Из этих слов метафраста можно заключить, что он не переписывал целиком имевшийся у него источник, но брал из него, очевидно, лишь отдельные данные о своих героях. Все остальное - плод домыслов " вторичного " автора, а также то, что он знал или слышал в своем кругу об истории Византии, Сасанидского Ирана, халифата и Грузии описываемого периода. И здесь он чувствовал себя столь свободно, что допускал непростительные даже для того времени несуразицы. В связи со " старыми сведениями " , о которых говорится в мартирологе, можно указать на факт, что ни одно из древнегрузинских описаний арабского нашествия не упоминает Давида и Константина [Там же] . В фольклоре грузин упоминаний о них также не сохранилось. Но уже с XII в. сохранились синаксарные редакции " Мученичества Давида и Константина " содержание которых, по наблюдению ученых, порой принципиально отличается от пространной его версии. Примечательно также, что " Мученичество Давида и Константина " , в отличие от других агиографических произведений Грузии, имеет несколько синаксарных редакций, что свидетельствует о популярности этих святых в среде книжников средневековой Грузии. |
| Марк Твен боролся с бессонницей и поборол ее. Получается не у всех. Он боролся не со страстьми, а с нервным расстройством, но его опыт проясняет одну важную истину, без которой и нам, духовным и намоленным, не обойтись. Друзья Марка Твена отмечали необыкновенное, даже вызывающее благодушие, с которым отец Тома Сойера относился к трудностям. Всякая проблема порождала у Твена не уныние и разочарование, а спортивный азарт. Сражение развлекало его, а неудачи в борьбе порождали еще больший азарт и благодушие. Благодаря апостолу Павлу в наш аскетический лексикон вошло понятие «жало в плоть» или, для более продвинутых православных, «пакостник плоти». В известном отрывке из второго послания к Коринфянам читаем о личной проблеме апостола, которая доставляла ему невероятные мучения: «И чтобы я не превозносился чрезвычайностью откровений, дано мне жало в плоть, ангел сатаны, удручать меня, чтобы я не превозносился. Трижды молил я Господа о том, чтобы удалил его от меня. Но Господь сказал мне: «довольно для тебя благодати Моей; ибо сила Моя совершается в немощи». И потому я гораздо охотнее буду хвалиться своими немощами, чтобы обитала во мне сила Христова. Посему я благодушествую в немощах, в обидах, в нуждах, в гонениях, в притеснениях за Христа, ибо, когда я немощен, тогда силен» (2 Кор. 12:7-10). Мы не знаем, о какой немощи здесь говорит апостол. Существует целый букет версий по этому поводу: от близорукости, которой страдал Павел, до каких-то теорий романтического и романического характера. Надеюсь, мы никогда об этом ничего не узнаем. Надо уважать тайны личной жизни, даже если это личная жизнь святого. Однако то, что апостол не называет свою немощь прямо, говорит нам о том, что законы противостояния немощи универсальны. Потому я и позволил себе начать этот разговор с неправославного Марка Твена: законы духовной жизни одинаковы, потому что все мы – дети Адама. Важно заметить вот что: апостол видит в своей безымянной немощи средство смирения: эта немощь попущена Богом, чтобы Павел не превозносился. Для нас это важно. «Пакостник плоти» есть у каждого, у каждого он свой – не стану перечислять версии, разумный поймет. Однако эту немощь не следует провоцировать якобы для того, чтобы побороть гордыню. Случаются и такие товарищи, которые оправдывают, например, свой запой борьбой с гордостью, но это уже клиника. |
|
|
