| Принимая кротость, готовность без гнева выносить прегрешения людей, человек отнюдь не примиряется с грехами и не становится к ним безразличным. Напротив, терпеливо неся бремя кротости, человек постоянно видит и чувствует противоестественность присутствия греха в человеческой жизни. И он начинает всей душой желать правды, искать жизни, полностью устроенной по заповедям и свободной от зла. И это желание, эта жажда правды, очищает сердце от всех неправедных желаний, замешанных на страстях и зле. В чистом сердце действует закон Божий, выполнение которого наполняет душу любовью к Богу. И эта любовь уже ничего не страшится…. Таков правильный путь человеческой жизни, и старцы его всесторонне раскрывали. При этом они устраняли и ошибки своих подопечных, которые (подопечные) порой даже допускали мысль, что в евангельском учении что-то могло быть сказано не так. Вот как отчитал свою подопечную преп. Амвросий : Меня очень огорчило твое самосмыслие безразсудное касательно Евангелия, что будто бы в евангельском учении могло быть что-нибудь сказано и не так. Причину выставляешь, что твое желание и прошение давнишнее не исполняется, вопреки будто бы сказанного в Евангелии: просите и дастся вам. Поэтому дура ты из дур, и безразсудное твое мнение есть не что иное, как прелесть из прелестей вражиих, началом которой была твоя же горделивость, которая хотя и прикрывалась до времени личиною внешнего смирения, но, наконец, показала великий свой рожон. Подумай сама. Как велика гордость: если прошение наше не исполняется, то выходит, что в евангельском учении, может быть, что-нибудь не так. Это меня тем более огорчает, что, помнится мне, я уже писал тебе о сем слово святого Лествичника, Степень 26, отделение 60, где он говорит: «все чего-либо у Бога просящие и не приемлющие, конечно, по которой-нибудь из сих причин того не получают: или что прежде времени просят, или не по достоинству и с тщеславием; или потому, что, получивши просимое, возгордились бы, или потому, что по исполнении их желания впали бы в нерадение»… смирись, оставь безумие свое, – и за грех этот в продолжение 40 дней клади по 15 поклонов с молитвою: «Господи, прости безумие и прегрешение мое!» т.1, с. 246]. |
| Содержание Два праздника совпали вместе во вчерашний и нынешний день, — (праздники) не согласные и сродные, а напротив во всем друг другу враждебные и противоположные. Один — праздник внешней безпорядочной толпы, собирающий большия деньги для мамоны и влекущий за собой другаго рода мелочную торговлю — праздную и непристойную. Другой — праздник святой и истинной религии, научающий единению с Богом и добродетели чистой жизни. Поелику же многие, предпочитая суетную роскошь и занятие, отстали от церковнаго собрания; то вот мы постараемся словом отогнать от душ эту глупую и вредную забаву, как некое сумасшествие, влекущее за собою смерть среди смеха и шуток. Благовременно было бы мне взять за образец в пользовании речью Соломона. Ведь и он, советуя юношам непоколебимо блюсти себя от сетей невоздержания, — с целию придать своему наставлению более силы и внушительности, — олицетворяет невоздержание в образе зазорной женщины: предавая позору каждый из его пороков, он таким путем выставляет его перед увлекающимися достойным отвращения. Так и я, показавши в речи суетность человеческаго праздника, попытаюсь отклонить любителей его от ложнаго увлечения. Итак, относительно (каждаго) всенароднаго праздника (наблюдается) такой обычай и закон, чтобы во-первых была ясная цель торжества, и затем — чтобы была общая радость у всех, а не так, чтобы часть веселилась, другая же пребывала в печали и горести. Ибо это свойственно не празднику, а скорее — войне, где по необходимости победители величаются победой, а побежденные оплакивают поражение. Относительно же этих дней (праздника Календ) не ясно и первое, для чего т. е. совершается празднество: ибо басен, взаимно опровергающих одна другую, разсказывается много, а вернаго ничего. А затем, не много вижу я и радующихся, печальных же много, хотя эти последние и прикрывают свою печаль благовидною личиной, так что все я вижу исполненным шума и смятения, и толпа безразсудно волнуется. Воспоминание и радость по случаю новаго года. Какая же радость, человек? Прежде всего, если поразмыслить о внешнем виде этого сходбища, то каков он? как подозрителен и чужд дружества! Слабым и нежным голосом выходит из уст приветствие, затем следует лобзание, подход к получению: целуются уста, а любятся деньги, на вид — благорасположение, на деле же корысть. |
| 2. Вижу, что многим кажутся странными слова наши; но, прошу вас, не будем безразсудно раболепствовать привычке, а станем устроять свою жизнь согласно с разумом. В самом деле, разве будет нам какая-либо польза от того, что целый день проведем в объядении и пьянстве? Что говорю: польза? Напротив, (от этого произойдет) великий вред и неисправимое зло. Как скоро ум помрачился от неумереннаго употребления вина, то сейчас же, в самом начале и на первом шагу, прекращается польза от поста. Что неприятнее, скажи мне, что гнуснее тех людей, которые, упиваясь вином до полуночи, под утро, при восхождении солнца, испускают такой запах, как нагруженные свежим вином? Они оказываются неприятными встречающимся, и презренными в глазах рабов, и смешными для всех, сколько-нибудь знающих приличие, а что всего важнее, таким невоздержанием и безвременною и гибельною неумеренностию навлекают на себя гнев Божий. Пияницы, сказано, царствия Божия не наследят (1 Кор. VI, 10). Что же может быть жалче этих людей, которые за краткое и гибельное удовольствие извергаются из преддверий царствия? Но да не будет, чтобы кто-либо из собравшихся здесь увлекся этою страстию; напротив, чтобы все мы, проведши и настоящий день со всяким любомудрием и целомудрием, и освободившись от бури и волнения, которыя обыкновенно производить пьянство, вошли в пристань душ наших, т.е. в пост, и могли в изобилии получить даруемыя им блага. Как невоздержность в пище бывает причиною и источником безчисленных зол для рода человеческаго, так пост и презрение (удовольствий) чрева всегда были для нас причиною несказанных благ. Сотворив в начале человека, и зная, что это врачество весьма нужно ему для душевнаго спасения, Бог тотчас же и в самом начале дал первозданному следующую заповедь: от всякого древа, еже в раи, снедию снеси: от древа же, еже разумети доброе и лукавое, не снесте от него (Быт. II, 16,17). Слова: " это вкушай, а этого не вкушай " заключали некоторый вид поста. Но человек, вместо того, чтобы соблюсти заповедь, преступил ее; поддавшись чревоугодию, он оказал преслушание и осужден был на смерть. |
| Отсюда ясно, что чувство чести есть лучшая охрана законности, порядка и благосостояния. Кто воспитан и внутренне сложился так, что для него больно видеть нарушение нравственного приличия, тот не дозволит себе нарушения нравственного закона. Кто не терпит неосторожного, или неблагоговейного произнесения великого имени своего Государя, тот не допустит в своем обществе суждений и разглагольствий оскорбительных для Его священных прав и власти. Для кого в товариществе противен безпорядок и распущенность в домашней жизни, тот не потерпит и малейших опущений по службе. Кто и в малости верен данному слову, тот не позволит себе лжи и обмана. Кто даже в слове относится с должною и нелицемерною внимательностью и уважением к чести женщины и правам супружества, тот не внесет в семейство соблазна, расстройства и несчастий. Чувство чести изощряет понимание требований закона и долга; притупление этого чувства сопровождается равнодушием и к нарушениям закона. Из истинного понятия о чувстве чести видно, что нет места ни для него, ни для обязанностей им на человека возлагаемых, там, где нет разумности, законности и добродетели. Так, не от чувства чести происходит требование, чтобы благородный воин, когда он не богат, из подражания богатым товарищам, жил не по состоянию и делал долги ко вреду своего семейства; не требует его честь, чтобы он участвовал с товарищами в разных похождениях молодости и удальства, когда это противно его совести; чтоб он готов был поддерживать всеми силами друзей, делающих проступки против правил службы, или нравственности; не требует честь, чтоб он почитал заслуживающим отмщения всякое неосторожное прикосновение к его особе, держал во что бы то ни стало легкомысленно данное слово, напоминающее известную клятву Ирода, чтобы принимал за обиду невежливое слово человека, заведомо безразсудного, или дошедшего до состояния невменяемости и т. п. Все подобные действия происходят не от чувства чести, а от ложного стыда, или самолюбия и тщеславия. Так как в самом основании чувства чести лежит ясное сознание закона и права: то в случае действительного оскорбления оно не должно быть удовлетворяемо посредством произвольного безпорядочного и тем более преступного возмездия. Христианство мщения не знает; оно знает праведное воздаяние путем закона, и притом в самых наказаниях оно всегда имеет в виду вразумление и исправление виновного. Сюда относится изречение другого Ап. Иакова: „Мудр ли и разумен кто из вас (каковы и должны быть люди с тонко развитым чувством чести), докажи это на самом деле добрым поведением с мудрою кротостью». ( Иак. 3, 13, 17 ). Христианскому воину свойственны сколько твердость в защищении себя и удалении от себя людей, оскорбляющих чувство чести, столько же и великодушие. А лучшее средство избегать трудных положений, в которое ставит воина оскорбление чувства чести, есть осторожность и предусмотрительность в сближении с людьми и особенно в выборе друзей. |
| 3. Безразсудны также эвиониты, которые не принимают в свою душу верою соединения Бога и человека, но пребывают в старой закваске (плотского) рождения, и не хотят уразуметь, что Дух Святый сошел на Марию и сила Вышнего осенила ее, почему и рожденное есть свято и Сын Вышнего Бога Отца всего, произведшего воплощение Его и показавшего новое рождение, дабы как чрез прежнее рождение мы наследовали смерть, так чрез это рождение наследовали жизнь. Итак, они отвергают соединение небесного вина и допускают только воду мирскую, не принимая Бога в соединение с собою, а пребывая в Адаме, побежденном и изгнанном из рая; ибо не. понимают, что как начале создания нашего в Адаме дыхание жизни от Бога, соединившись с созданием, одушевило человека и показало его разумным существом; так в конце Слово Отца и Дух Божий, соединившись с древним существом Адамова создания, сделало человека живым и совершенным, вмещающим совершенного Отца, чтобы как в душевном (Адаме) все мы умерли, так в духовном все оживились. Ибо Адам никогда не избежал рук Божиих 132 , к которым Отец говорил: «сотворим человека по образу и подобию нашему» ( Быт.1:26 ). Посему, и в конце руки Его ни от хотения плоти, ни от хотения мужеского, но по воле Отца сделали человека живым, чтобы Адам стал по образу и подобию Божию. Глава II. Христос, посетив нас Своею благодатью, пришел не в чужое и даровал плоти нашей участие в спасении 1. Безрассудны и те, которые говорят, что Бог как бы жадный до чужого пришел в чужое (достояние), чтобы человека, сотворенного другим, представить тому Богу, который не творил и не создавал, но с самого начала лишен был собственного создание людей. Итак, несправедливо пришествие Его, когда, по словам их, Он пришел в чужое, и не истинно Он искупил нас Своею кровью, если Он не истинно сделался человеком. возвращая Своему созданию то, что сказано о нем вначале, т. е. что человек сотворен по образу и подобию Божию, не хитростью похищая чужое, но Свое собственное достояние получая правосудно и благостно, – относительно отступничества право судно искупая нас от него Своею кровью, а благо это относительно нас искупленных. Ибо мы ничего наперед не дали Ему, и Он ничего не требует от нас, как будто нуждающийся; мы, напротив, нуждаемся в общении с Ним, и потому Ой благостно излил Себя Самого 133 , чтобы нас собрать в недра Отца. |
| Пс.29:7 . Аз же Рех во обилии моем: не подвижуся во век. Пс.29:8 . Господи, волею твоею подаждь доброте моей силу: отвратил же еси лице твое, и бых смущен. Пс.29:9 . К тебе, Господи, воззову, и к Богу моему помолюся. Пс.29:10 . Кая польза в крови моей, внегда сходити ми во истление? еда исповестся тебе персть? или возвестит истину твою? Пс.29:11 . Слыша Господь и помилова мя: Господь бысть помощник мой. Пс.29:12 . Обратил еси плачь мой в радость мне, растерзал еси вретище мое и препоясал мя еси веселием, Премену гнева и жизни, плача и радости в предыдущем стихе доказывал вообще, а здесь доказывает в частности, утверждая примером своим, что и собственная его печаль, последовавшая за излишним на временное счастие упованием, была непродолжительна, но скоро прешла. Сие же, по-видимому, глаголет относительно к тому времени, в которое по убиении Голиафа Филистимлянина, как повествуется в первой книге Царств, в главе 18, любим был и от царя, и от сына царева, и от всего народа, так что в короткое время сделался военачальником и зятем царевым. О сем убо времени повествуя, глаголет: аз же Рех во обилии моем: не подвижуся во век. Аки бы сказал: было такое время, в которое, по усмирении иноплеменников, чрез несколько времени Израилево царство угнетавших, наслаждался я счастием, изобилуя богатством и достоинством, и потому в сердце моем помыслил, что настоящее мое благополучие после сего времени никогда уже не поколеблется и не пременится. Случаем к сему мечтательному воображению было мое самолюбие, но которому я безразсудно приписывал счастие мое собственным заслугам, не разсуждая того, что Господь волею Своею доброте моей подал силу. Но не долго наслаждался я счастием оным. Ибо когда отвратил Он лице Свое от меня, то вдруг среди самаго течения благополучия моего, лишился я милости Его и подпал ненависти царевой: и бых смущен. Оттуду бо воспоследовало изгнание, бегство, опасность смерти, и иная премнога злая. Когда же паки во время бедствий моих и превратностей оных воззвал ко Господу и, между прочим, представил, что ежели враги мои убиют меня, то будет безполезна Ему смерть моя, понеже мертвый не может хвалить Бога: тогда немедленно услышал меня Господь, и помиловал. Он обратил плач мой в радость мне, растерзал вретище мое, и препоясал меня веселием. Сими словами показывает, каковый успех и действие имеет молитва . Ибо посредством оныя Давид из беднаго изгнанника соделался царем знаменитым и сильным; Христос из мертвых востал. Пророки, Апостоли, мученики и исповедники над своими мучителями восторжествовали; прочии же избраннии Божии от юдоли плачевныя в небесное отечество востекли. |
| Пс.41:6 . Вскую прискорбна еси, душе моя? и Вскую смущаеши мя? уповай на Бога, яко исповемся ему, спасение лица моего и Бог мой. Отсюду явствует, что Давид мужественно сражался с печалию, Дабы не пасть под бременем искушения. Притом заметить должно, что подвиг его был многотруден и тяжек; ибо прежде, нежели сделался победителем, не одно претерпел нападение, но часто вызываем был на новыя сражения и подвиги. И не дивно, что толь тяжко поражаем был, когда ни откуду помощи не усретал, и потому представляет себя как бы на две части разделеннаго: ибо с одной стороны, уповая на обещания Божии и вооружася духом непобедимыя доблести, возносится превыше страстей плоти своея, дабы низложить их; с другой, показывает малодушие свое, глаголя: вскую прискорбна еси душе моя, и Вскую смущаеши мя? Сии слова примечания достойны: они показывают, что Давид, воюя противу сатаны и мира, не другими оружиями сражался с ними, как противоборствуя себе самому. Сей способ победы над диаволом поистинне есть самый наилучший, чтоб не выходить нам вне себя, но с собственными страстьми внутреннюю брань вести. За сим весьма прекрасно изображает силу и свойство надежды сими словами: яко еще исповемся Ему, дабы и наши мысли елико возможно выше вознести к созерцанию сокровенныя милости Божией. Ибо сим речением: еще – показывает, или лучше сказать, исповедуется, что хотя при настоящих обстоятельствах уста его заграждены к пению похвал Божиих, понеже отвсюду стеснен бедствиями, однако надежды своея из виду не теряет, но и на будущее время распространяет оную. А дабы облегчить и настоящую печаль, утешает себя тем, чего еще не видит; однако же не по плотскому чувствию, ниже безразсудно умствует, но надеяся на Божии обещания, не токмо воодушевляет себя благонадежностию, но и ручается о спасении своем, глаголя: спасение лица моего, и Бог мой. Ибо как скоро Бог благоволит на кого воззреть милостивым оком, того абие спасает. Пс.41:7 . Ко мне самому душа моя смятеся: сего ради помянух тя от земли Иордански и Ермониимски, от горы малыя. |
| Поэтому пока не совершится этого очищения, то и не отнимается от человека «суета». Ибо посредством «суеты» и делается возможным лечение пристрастий к земному, она их выявляет. Иначе, т. е. без дел суеты, скроется плен сердца и сделается недоступным к освобождению, а он есть! и сам собою не исчезнет, потому и долго держится суеты, даже до времени очищения сердца от земных пристрастий, лишающих вечности. Пока живешь земным — вечным не живешь, а кто перестанет наслаждаться, начнет блаженствовать. А человек думает, что случайно попал он в условия суеты, и безразсудно старается отделаться от нее, безрассудно, т. е. не очистившись, не освободившись от плена земного. Ну, освободишься от суеты — дел земных, — а дальше что? Сердце-то ведь привязано пристрастием к земному, значит, и останешься в плену, привязанный к земле, — «земля и все дела на ней — сгорят» (2 Петр. 3, 10), а что с прилепившимся к ней будет?! Вот к чему ведет преждевременное освобождение от «суеты»! — к неисцельности и гибели. Да и дела-то земные называются суетою только тогда, когда делаются без памяти Божией, значит, без Него, с забвением, по увлечению ими, о спасении, без делания освободительного, тогда они — суета! А если под покровом их совершается работа освобождения чрез то делание внутреннее при делах, то они уже не суета, а средство к освобождению из плена земного. А попробуй иначе освободиться, когда сердце твое земляное, а переработать его в небесное нельзя, нет к нему пути, и пребывают в нем цепи. Но чрез «суету» — «проникоша вси делающие беззаконие, яко да потребятся в век века» (Пс. 91, 8), т. е. пристрастия человека делаются очевидными и тогда становятся доступными к искоренению. Так, и стремясь к безмолвию, знай, что не столько внешние обстоятельства удерживают тебя от него, сколько сокрытое в тебе еще пристрастие к земному, т. е. сердце твое живет еще земным, привычным. Какая же тебе будет при этом польза от безмолвия, от лишения деятельности земной? Так и останешься в плену, неисцельным, потеряв возможность очищаться. Стремления к небесному, которое бы пересиливало в тебе земную жизнь сердца, еще не имеешь, а того, что ведет к этому — очищению от земного, уклоняешься. Пустыня бо сама по себе не очищает страсти, а усыпляет их, но «сон» их не есть исчезновение, а когда «проснутся» пред лицом соблазна — что будет?? |
| С чего же нам начать это слово? Какое мы положим ему основание, какую опору? Не очевидно ли, что — слова Христа, в которых Он изрекает горе смеющимся, а ублажает плачущих, говоря так: «блажени плачущии, яко тии утешатся» (Мф. V:4), и: «горе смеющимся ныне, яко возрыдаете и восплачете» (Лук. VI:25)? И это весьма справедливо, потому что вся настоящая жизнь по-истине есть время плача и слез; такое несчастие постигло всю вселенную, такия бедствия объяли всех людей, что, если кто захочет распознать их в точности, если только возможна такая точность, то не перестанет скорбеть и плакать: так все извратилось и разстроилось, а добродетели и следа нет нигде! А еще тяжелее то, что мы и сами не чувствуем и другим не даем чувствовать постигших нас бедствий, но стали похожи на человека, котораго тело извне цветет, а внутри разрушается сильным огнем; и по этой безчувственности мы нисколько не отличаемся от умалишенных, которые без опасения и говорят и делают много опаснаго и непристойнаго, и не только не стыдятся, но еще хвалятся этим, и считают себя здоровее здоровых. Так и мы, делая все, свойственное больным, не знаем и того, что мы больны. Между тем, если в теле нашем случится хотя малая болезнь, мы и приглашаем врачей, и тратим деньги, и обнаруживаем терпение, и не перестаем делать все, пока не прекратим болезнь; а о душе, которая плотскими страстями ежедневно поражается, терзается, сожигается, низвергается в пропасть и всячески губит себя, нисколько не заботимся. Причиною же этого то, что болезнь объяла всех. Поэтому, как больные телом, если не случится быть при них кому-либо из здоровых, безпрепятственно могут все подвергнуться крайней опасности оттого, что некому отклонить их от безразсудных желаний, так и у нас, оттого, что нет никого совершенно здороваго в вере, но все больны, — одни более, другие менее, — никто не в состоянии пособить лежащим. Так, если бы кто со стороны пришел к нам и хорошо узнал и заповеди Христовы и разстройство нашей жизни, то не знаю, каких бы еще мог он представить себе других врагов Христа хуже нас; потому что мы идем такою дорогою, как будто решились идти против заповедей Его! |
| Обещание успеха в молитве, столь великолепное, от Обещателя, столь могущественнаго, столь вернаго, Который не только ручается за исполнение обещания, но и деятельно ходатайствует об исполнении онаго, – такое обещание не есть ли вместе и поощрение к молитве, столь сильное, что не нужно никакое дальнейшее о сем напоминание, или настояние? Так бы кажется, надлежало быть: но, видно, не то провидит Обещатель; и, не довольствуясь обещанием, как-бы опасаясь, чтобы оно не осталось без внимания и употребления, еще поощряет к молитве прямым повелением и настоятельным увещанием: «просите, и приимете, да радость ваша исполнена будет». Подлинно, есть в природе человеческой странная двоякость и противоречие направлений: с одной стороны, чувство нужды в Божественном и желание общения с Богом, с другой, какая-то тайная неохота заниматься Божественным, и наклонность убегать от собеседования с Богом. И не трудно понять, от чего это так. Первое из сих направлений принадлежит природе первозданной, а последнее природе, поврежденной грехом. Это есть продолжение доныне того движения, которое оказалось в Прародителях по первом нарушении заповеди Божией. «Услышаста глас Господа Бога ходяща в раи по полудни, и скрыстася Адам же и жена его от лица Господа Бога» ( Быт.3:8 ). О чада, уже не столько Адамовы, сколько Божии во Христе! Мы слышим глас Господа, уже не обличением греха смущающий, хотя впрочем и сие не столько тяжко, сколько благодетельно, не проклятием гремящий, хотя впрочем и страх у Него есть средство спасения, но кротко и любезно призывающий нас, идти и брать у Отца Небеснаго блага, которыя мы грехом утратили. Неужели не последуем гласу Господню? Если бы царь земный повелел провозгласить, что кто придет, и произнесет пред ним имя возлюбленнаго сына его, тот получит из его сокровищ богатый дар: думаете ли, что нужно было бы уговаривать рабов его, дабы они сим воспользовались? Как побежали бы все! Как старались бы упредить друг друга, пока неистощились царския сокровища! Но вот Царь Небесный, чрез Единороднаго Сына Своего, провозгласил, что всяк просящий во имя сего Сына, властен получить из Его неистощимых и нетленных сокровищ все, чего желает, все, чем безсмертная душа может обогатиться и сделаться блаженною на веки. Что ж? Все ли бегут к Нему? Все ли возносят имя Сына Его, и вместе с сим свои прошения и молитвы? Нет! Вот Он подтверждает Свое обетование, повелевает, убеждает: «просите, и приимете». Что теперь? Все ли одумались? Все ли восчувствовали свою небрежность, безразсудность, неблагодарность? Все еще нет! – «Тебе, Господи, правда, нам же стыдение лица» ( Дah. IX. 8 ). |
|
|
