| Побежденных – индусов в свою очередь тоже очень трудно было обратить в мухаммеданство, потому что они ненавидели своих победителей и слишком привязаны были к своей древней религии, которая, существуя между ними в продолжение очень мпогих веков, слишком тесно срослась с их жизнию. Правда, на стороне мухаммедан было, повидимому, средства доставить перевес своей религии и объединить в ее недрах всех, побежденных и победителей, так как в их руках была правительственная власть. Но опыт показывал, что это средство очень недостаточно, Мухаммедане могли распространить свою религию между подчиненными им идолопоклонниками или убеждением, или насилием. Но убеждать было не в характере мухаммедан и не в духе их религии, а употребить насилие было крайне опасно, так как идолопоклонников было гораздо болыпе, чем мухаммедан. Итак нужна была какая нибудь другая религия, к которой могли бы безразлично отнестпсь и победители и побежденные и которая превосходила бы и мухаммеданство и идолопоклонство. Таковою могла быть религия христианская, которую иезуиты столь успешно распространяли в Индии, особенно в португальских владениях. Все это придумано было иезуитами очень умно и основательно и легко могло увлечь государя умного, властолюбивого и ничего так не желавшего, как прочнейшего утверждения своей власти. Нужно было только все это поставить на вид Акбару и убедить его привести в исполнение составленные иезуитами планы религиозного объединения мухаммедан и идолопоклонников. Для обеспечения себе более верного успеха миссионеры привлекли на свою сторону любимого министра императора Абуль-Фазля, человека совершенно индифферентного в деле религии, но принимавшего очень близко к сердцу прочность монгольского господства в Индии, и решились действовать на Акбара через него, а не прямо. Абуль-Фазль совершенно увлекся планами иезуитов и сделался их послушным орудием. Он поставил императору на вид, что мухаммеданство, как религия победителей, никогда ие была принимаема индусами, советовал ему испытать, не удается ли христианству одному занять в Индостане место мухаммеданства и идолопоклонства и с целью скорее склонить его к принятию своих советов постоянно начал говорить ему об И. |
| Но, если мы теперь обратимся к доказательству антитезиса, который всегда утверждался с православной и католической стороны, то и здесь мы откроем не только принципиальное сохранение онтологического образа и бытия личности в состоянии греха,что, конечно, само собой разумеется и всеми признается, но также, что всего страннее, парадоксальное сохранение «подобия» присутствие идеи праведности в самом существе греха. Таким образом нельзя сказать что в антиномии греха нечто пропадает и нечто сохраняется; нет, все пропадает и все сохраняется (образ и подобие вместе). Они неразрывно связаны эти противоположности во всей их судьбе, в их сохранении и в их уничтожении. Их нельзя оторвать. Образ и подобие, правда, не образуют тождества, но являются единством противоположностей . Образ, икона, портрет не индифферентен к сходству и подобию. Правда, существует непохожий образ, но существует и граница несходства, предел искажений, при котором образ перестал быть образом и икона перестает быть божественной иконой. Она не индифферентна к «подобию», ибо она содержит в себе интенцию, стремление выразить оригинал. Духовная личность не индифферентна к правде и справедливости, ибо дух по своей сущности есть способность суждения о правде и неправде,есть способность произносить суждения о ценности. И это не абстрактная и безразличная возможность, но стремление, эрос справедливости, ибо правда и справедливость является для личности «естественной», тогда как неправда и несправедливость будут «противоестественны» и явятся извращением. Эта неразрывная связь образа и подобия уже содержится в символе Бога Отца: онтологическое родство («мы род божественный») уже содержит в себе тенденцию видеть в Отце прообраз и стремиться к уподоблению. У русского богослова Несмелова это единство противоположностей выражено всего сильнее в его понятии личности. Личность есть всегда и сразу образ и подобие, ибо она всегда сразу онтологична и деонтологична, т. е. всегда есть нечто существующее и вместе с тем только долженствующее существовать. Мы суть личность и мы вместе с тем лишь должны стать личностью. Бог один является в полном и абсолютном смысле личностью, ибо сущность личности состоит в том, что она является первоисточником и конечной целью всех своих актов. Но это можно утверждать только об Абсолютном, поэтому мы являемся лишь образом и подобием личности; являемся личностью, которая лишь отображает истинную личность и все же должна быть признана тоже личностью. |
| Но, если мы теперь обратимся к доказательству антитезиса, который всегда утверждался с православной и католической стороны, то и здесь мы откроем не только принципиальное сохранение онтологического образа и бытия личности в состоянии греха, что, конечно, само собой разумеется и всеми признается, но также, что всего страннее, парадоксальное сохранение «подобия» присутствия идеи праведности в самом существе греха. Таким образом, нельзя сказать, что в антиномии греха нечто пропадает и нечто сохраняется; нет, все пропадает, и все сохраняется (образ и подобие вместе). Они неразрывно связаны, эти противоположности, во всей их судьбе, в их сохранении и в их уничтожении. Их нельзя оторвать. Образ и подобие, правда, не образуют тождества, но являются единством противоположностей. Образ, икона, портрет не индифферентны к сходству и подобию. Правда, существует непохожий образ, но существует и граница несходства, предел искажений, при котором образ перестал быть образом и икона перестаёт быть божественной иконой. Она не индифферентна к «подобию», ибо она содержит в себе интенцию, стремление выразить оригинал. Духовная личность не индифферентна к правде и справедливости, ибо дух по своей сущности есть способность суждения о правде и неправде, есть способность произносить суждения о ценности. И это не абстрактная и безразличная возможность, но стремление, эрос справедливости, ибо правда и справедливость является для личности «естественной», тогда как неправда и несправедливость будут «противоестественны» и явятся извращением. Эта неразрывная связь образа и подобия уже содержится в символе Бога Отца: онтологическое родство («мы род божественный») уже содержит в себе тенденцию видеть в Отце прообраз и стремление к уподоблению. У русского богослова Несмелова это единство противоположностей выражено всего сильнее в его понятии личности. Личность есть всегда и сразу образ и подобие, ибо она всегда сразу онтологична и деонтологична, т.е. всегда есть нечто существенное и вместе с тем только долженствующее существовать. Мы суть личности, и мы вместе с тем лишь должны стать личностью. Бог один является в полном и абсолютном смысле личностью, ибо сущность личности состоит в том, что она является первоисточником и конечной целью всех своих актов. Но это можно утверждать только об Абсолютном, поэтому мы являемся лишь образом и подобием личности; являемся личностью, которая лишь отображает истинную личность и все же должна быть признана тоже личностью. |
| Есть такое выражение «фиолетово», что как указано « в переводе с молодежного жаргона означает «абсолютно безразлично, неинтересно, все равно»… Понятно, что люду верующему вовсе не безразлично кто там «рулит страной», но… у даже малость «смыслящего» верующего в отношении ЛЮБОГО , оказавшегося на месте правителя, «подход» разве не один – на все Воля Божья – значит так надо? А как там правителя «оформили», какими законодательными документами обставили – «фиолетово»? И где здесь вышеозначенная «прямопропорциональность»? А вот индифферентность – не налицо ли? 4. Алексей Величко: «Не более привлекательны в этом отношении Февральский и Октябрьский перевороты 1917 г. Разумеется, ни о какой легальности Временного правительства или власти самопровозглашенных Советов депутатов речи быть не может. Хотя бы по той причине, что никакого закона, установившего их компетенцию и порядок формирования, просто не существовало. А легитимность их власти основывалась как на все той же пресловутой «воле народа»..» ///////////////////////// Ну коль «воля народа» пресловута, а легитимность, по утверждению автора публикации «представляет собой особый феномен, имеющий религиозно-нравственную природу»… то, надо полагать, без метафизики здесь дело не обошлось? Не «напрашивается» ли «законный» вопрос – на кого, в таком случае, «опиралось» в невидимом мире Временное правительство и тех же Советов? Неужель на «общий» «легитимирующий» «источник»? 3. закон впитывает в себя дух абсолютной нравственности Вывод весьма сомнителен, не зря же Христос сказал: кесарю кесарево, а Богу богово. Конфликт нравственности с законами государства случался и не раз даже в православном государстве, когда государство рассматривалась как один огромный монастырь и симфония властей приветствовалась и считалась частью государственной идеологии. Дух абсолютной нравственности может быть только закон Божий. 2. «А за нее отвечаете головой. Будем стараться, дорогой товарищ Джабраил.» (из фильма «про Шурика») Алексей Величко: «Истинный царь рассматривает власть как нечто священное для себя…. |
| Однако, начиная с этого времени, (т. е. с X в.), если только не ранее, он стал разнообразиться, стал существовать не в одном только рассматриваемом нами виде. Такое разнообразие было вызвано переменою воззрения церкви на религиозное миросозерцание язычников до принятия ими христианства. В древности – в III, IV и V веках, распространяясь по всем странам, христианство, как совершенно новое учение, столкнулось с последователями самых разнообразных культов языческого мира, и потому, естественно, ко всем последним христиане относились совершенно безразлично. Каждый член человеческого общества, как еще не принявший христианства, был в глазах предстоятелей церкви язычником вообще. Но в VIII-X веках, когда христианство заняло огромную территорию, и уже совершенно вытеснило собою многие дохристианские языческие культы, – при своем внешнем распространении, ему пришлось иметь дело с не многими нехристианскими культами и главнейшим образом с двумя – еврейским и магометанским. Такое обстоятельство, по нашему мнению, заставило уже не индифферентно и безразлично относиться к языческим культам, как это было прежде, а различать их, в отношении к культу, прежде ими признаваемому. В силу этого, Церковь нашла нужным установить особый порядок для принятия в свое общество евреев и особый порядок – для принятия магометан. Поэтому-то наряду с чином принятия язычников вообще, около рассматриваемой нами эпохи, т. е. около X-XII века мы встречаем еще чин принятия магометан, и чин принятия евреев, – чины, впрочем, более различающееся по названию, чем по сущности дела. Собственно около X-XI в. мы находим только чин присоединения евреев, – изданный Гоаром с криптоферратского (Bessarions) списка, относящегося приблизительно к этому времени. Чинопоследование это в общих чертах таково. Обращающийся к православной вере еврей прежде всего должен сознаться в ложности иудейского учения, затем должен объяснить, что он обращается к новой вере от чистого сердца и по своей доброй воле и без всяких корыстных целей. |
| Все эти внешние вещи могут быть очень полезны нам; но они не есть собственно дела веры. Дела веры – деятельная любовь, исполнение заповедей Христовых; а внешние обрядовые вещи – лишь подпорки, вспоможение для этого. Сами по себе они не имеют цены. 75. Если, как призывают люди воцерковленные, верить, что смысл жизни лишь на небесах, в жизни вечной, то все здесь, на земле, становится безразлично. Зачем тогда бороться со злом? Выходит, православный человек должен быть по определению ко всему индифферентен, но разве это правильно? В основе этого рассуждения лежит неверный тезис. Если воцерковлённые люди убеждают Вас, что смысл жизни только и исключительно на небесах, то это значит, что они плохо и неверно воцерковлены. Слово «воцерковлённый» означает – «приобщённый к Церкви»; а Церковь «делает» на земле всего одну, но очень существенную вещь: ту небесную жизнь, которую нам подарил Христос, она вводит в наше непосредственное повседневное земное существование. В этом случае христианину становится далеко не безразлично, что происходит на земле. Любое нравственное зло препятствует возрастанию Царства Небесного в человеческой душе. Потеря Царства Небесного человеком – величайшая трагедия для него, и он горы свернёт, лишь бы оно пришло опять в его душу. Какая же тут индифферентность? Стяжание небесной жизни решительно требует обязательного понуждения себя на добро и противления злу – прежде всего в своей душе, в своей жизни, семье, быте, а потом уже и в жизни общественной, насколько это возможно от каждого из нас. 76. У меня недавно трагически погиб маленький сын. Я и все мои близкие – верующие православные христиане, ходим в церковь, мы усердно молились о его здравии, но Бог оборвал его маленькую жизнь… Неужели после этого можно доверять Ему?! Если Он так жестоко предает своих верных «овец»?.. А почему, спрашивается, Он должен был вступаться? Мы говорили уже, что Бог создал людей не игрушками для Себя. Понаблюдайте, как ведут себя со своими куклами маленькие дети. Если, скажем, усаженная малышом кукла накренится, ребёнок с упорством будет придавать ей то положение, которое хочет он. |
| Разделы портала «Азбука веры» Благо – 1) одно из имён Бога , связанное с таким Его сущностным свойством, как благость; 2) Божественный дар; 3) добро; 4) благополучие. Для тварного существа благо есть соответствие своему назначению, своей цели. Высшее благо, высшее счастье для человека состоит в том, чтобы выполнить свое назначение: жить по воле Божией. Созданный по образу Божию человек стремится к Первообразу. По Божьему Промыслу человек призывается к Богоуподоблению и Богообщению ; ведь источником высшего блага является только Сам Бог (см. Мф.19:17 , Мк.10:18 , Лук.18:19 ). Цитаты о благе «Кто ведет дело разумно, тот найдет благо, и кто надеется на Господа, тот блажен». Притч.16:20 «Есть истинное благо, которое в собственном и первоначальном смысле должно назвать блаженным, и это есть Бог». свт. Василий Великий «Похотение зла есть лишение блага; благо же наше состоит в том, чтоб охотно делать всякое добро, которое угодно Богу всяческих». прп. Антоний Великий «Здешние блага быстро протекают, даются на час и, подобно камешкам в игре, перекидываются с места на место, и переходят то к тем, то к другим; ничего здесь нельзя назвать своим, все или время отнимет, или зависть переведет в чужие руки. Напротив, блага душевные постоянны и прочны, никогда не отойдут и не отпадут от нас, никогда не обманут надежд того, кто им поверил». свт. Григорий Богослов «Будем наслаждаться и настоящими благами, если только возлюбим будущие и небесные». свт. Иоанн Златоуст «Наше конечное благо есть то, ради чего должно быть желательно все остальное, само же оно желательно ради него самого». блж. Августин «По взгляду строгих и последовательных стоиков, все так называемые внешние блага не суть блага. Благо в собственном смысле имеет существенные отличительные признаки, по которым его никогда нельзя смешивать со злом: первое всегда прекрасно, второе всегда безобразно. Указанные же блага ни прекрасны, ни безобразны. Они не могут сделать человека ни счастливым, если он сам не имеет добродетели, ни несчастливым, если он добродетелен. Они вполне индифферентны, или безразличны. Но такого взгляда на внешние блага мы, христиане, не можем разделять, потому что если эти блага считать даже безусловно безразличными для вечного назначения человека, то они вовсе не безразличны для Божественного Провидения, без которого и волос с головы нашей не упадет ( Лк.21:18 ) и в которое стоики-пантеисты, конечно, не верили. |
| По причине религиозной индифферентности, архиепископ Серафим был противником ряда международных движений, таких, как «Христианский Союз молодежи» и «Маяк», против которых выступал еще на Карловацком Соборе 1921 г. 617 , а также движения ИМКА 618 . Данная организация, с одной стороны, сделавшая немало доброго для Православной Церкви, тем не менее, была безразлична к конфессиональным разногласиям. Оппоненты ИМКА обвиняли эту организацию в том, что она тратила средства не только на православный Свято-Сергиевский институт в Париже, но и на поддержку других конфессий, в том числе, баптизма и адвентизма. В вину этой организации ставили то, что ее членами могли быть не только те, кто исповедовал Христа, как Бога, но и тех, кто считал Его всего лишь великим человеком-моралистом. По словам архиепископа Мефодия (Герасимова), ИМКА внедряла идею «не только конфессионального безразличия и равнодушия, но и полного религиозного индифферентизма» 619 . Кроме того, было известно, что ИМКА, в свое время, издавала и литературу революционного характера. В 1918 г., финансируемая ИМКА газета «Русский солдат-гражданин во Франции», откликнулась на убийство Императора Николая циничной и лживой статьей «Смерть Николая». «Умер Николай, – говорилось в статье, – когда-то сотнями и тысячами вешавший борцов за русскую свободу, посылавший карательные экспедиции против крестьян, заливший кровью всю Россию Николай был расстрелян без суда, красногвардейцами, расстрелян так, как когда-то, по его приказу, расстреливались крестьяне и рабочие. Но суд, великий суд, вся крестьянская и рабочая Россия, давно осудила этого человека. И то, что он еще жил полтора года после своего ареста, казалось необъяснимым. Одни говорят: как человек Николай не был плох, но он был не на своем месте Пусть. Поэтому его и выгнали. И, зато, теперь-то он на своем месте» 620 . Понятно, что после таких заявлений подконтрольной ИМКА прессы порядочные люди не горели желанием иметь дело с этой организацией. Тем более, что, принимая от нее помощь, необходимо было и принимать ее условия. Например, Н.Д. Тальберг писал, что ИМКА фактически шантажировала Свято-Сергиевский институт, ставя одним из условий своей финансовой помощи назначение протоиерея Сергия Булгакова преподавателем догматического богословия 621 . |
| Искушения людей церковных и нецерковных Опубликовано в альманахе “Альфа и Омега”, 50, 2007 29 декабря, 2012 Опубликовано в альманахе “Альфа и Омега”, 50, 2007 Всё тонет в фарисействе… Б. Пастернак Еще мрачнее и огромней Тень люциферова крыла… А. Блок В нашем мире православный человек сталкивается с проблемой, принять которую он никак не может. Его никогда не устроит то, что люди, рядом с которыми так или иначе проходят его дни, не воспринимают Церкви Божией. Всякий, однажды, но навсегда вошедший в неё, очень чётко и глубоко ощущает её спасающую роль. Любой человек, стоящий в храме Божием, вошёл туда потому, что захотел попасть в Рай, ибо те, кому это безразлично, туда не входят, а те, кто желает ада, идут в церковь сатаны. Некоторые же как-то иначе понимают своё спасение в надежде, что путём, предлагаемым иными конфессиями, они придут к Богу. Но существует ещё очень немалая, если не сказать подавляющая, группа людей, которые не то что индифферентны к вопросу о вечной жизни, но отодвигают его решение на потом. Если представить себе ситуацию, что некто выйдет на многолюдную площадь и очень весомо заявит, что вот к этой самой остановке прямо сейчас подойдёт автобус, и все желающие без ограничений могут, сев в него, отправиться в Царство Небесное, то около него если и соберётся, то очень маленькая горсточка людей, а все остальные разбегутся как можно дальше. Подобное же замечательно сформулировал Блаженный Августин в своём вопле: “Господи, спаси меня… но только не теперь!”. Через полторы тысячи лет мы находимся в той же ситуации. Этой остановкой по сути своей является храм Божий, а авторитетным голосом, собирающим людей, — колокольный звон, но большинство людей обходит его стороной. Это-то и неприемлемо для православного сознания. Зная скоротечный характер жизни и её зыбкость, мы не желаем примиряться с тем, что близкий нам человек может пройти мимо своего спасения. Вот о них-то и болит душа, но при этом напрочь забывается свой собственный духовный опыт и то, что сам недавно не ведал счастья и радости пребывания в Церкви. И тот, кто окунулся в эту радость, почувствовал её сердцем, теряет память о том, что совсем недавно она была ему самому недоступна. Зато приходит понимание, что без этого жить нельзя, и появляется желание поделиться своим открытием с теми, кто рядом. Вот ради них-то и проводится в мире проповедь Царства Божия, порой очень неумелая. Но и такая неумелая проповедь очень важна, ибо она свидетельствует о нашем небезразличном отношении к миру и людям. И важно, чтобы всякое слово, обращённое к человеку мира сего, было пронизано любовью и состраданием к нему. А для этого необходимо хотя бы понимать его мироощущение, его аргументацию, и понимать ещё, почему его не тянет в храм и что ему мешает туда войти. |
| Во всех этих случаях у критика есть определенное сообщество, к которому он принадлежит, определенное вероучение или мировоззрение, он предлагает какое-то свое послание, какую-то свою, более или менее связную систему убеждений. Это позволяет вступить в содержательную дискуссию, которая всегда начинается с нахождения общих точек с оппонентом, выделения области согласия, опираясь на которую можно строить дальнейшую беседу. Вы согласны с неправославным христианином в том, что Библия есть слово Божие; вы можете согласиться с верующими нехристианами относительно бытия Божия; вы даже можете согласиться с атеистами — в отношении логики и эмпирических данных, которые признают обе стороны. Вы не можете, однако, выстроить диалог с людьми, мировоззрение которых меняется каждые пятнадцать секунд — а атака на Церковь, которую мы наблюдаем в наши дни, отличается именно этим. Она предпринимается не из укрепленного редута ложного учения, а из какого-то бесформенного клубящегося облака, в котором летают, как обрывки афиш, куски несовместимых мировоззрений: РПЦ не имеет никакого отношения ко Христу! Христос это выдумки церковников! Почему вы не поступаете по Нагорной Проповеди! Мало ли что там у вас написано! РПЦ не по Библии живет! Библия сборник старых сказок! Отречься от РПЦ не значит отречься от Христа! Да с вами кто угодно отречется! А почему Вы полагаете, что человек, который " отрекся " — хуже? А попы толстые и на мерседесах ездиют! Православные лохи и лузеры! т.д. и т.п. Какое-то время все это читается с некоторой оторопью, потому что привычка спорить со старыми добрыми ересями тут не работает. У любого лжеучения (религиозного или материалистического) есть какое-то содержание, какие-то твердые позиции. А тут — ничего, никакого альтернативного послания. Потом, правда, приходит понимание, что атака на религиозное сообщество со стороны людей, религиозно и мировоззренчески индифферентных, так и должна выглядеть — они будут метать в Церковь любой камень, который смогут подобрать, хоть из разрушенного храма, хоть из дома пионеров, прыгать в любой окоп, из которого будет удобно открыть огонь — хоть к раскольникам, хоть к атеистам, заключать союз хоть с самосвятами, хоть с британскими учеными, все это полностью инструментально, потому что религиозно-нравственные вопросы как таковые организаторам атаки полностью безразличны. |
|
|
