| Да и напрасно стали бы мы искать таковой; ведь, у нас есть апокриф, где упоминается царица Александра. Обращение царицы Александры Георгием в глазах книжника (греческого и русского), а потом и в глазах певца духовных стихов могло быть приравнено к обращению царевны в легенде о драконе, и поэтическая в своём источнике и по своему характеру сказка о Георгии и драконе получала клерикальную окраску. Подробно об этом я говорю ниже, а теперь пока указываю на эти факты, как на доказательство возможности влияния легенды о мучениях. Вернее говоря, так как легенда о мучениях Георгия и легенда о Георгии и о драконе развивались независимо одна от другой, то влияние легенды о мучениях на русской почве было в том смысле, что певцы духовных стихов могли известное им из церковного богослужения имя Александры, память которой празднуется в день св. Георгия, 23 апреля 920 , имя, говорю, известное ещё и по житию св. Георгия, – могли, повторяю, передавать в вышеприведённых формах в стихе о Георгии и драконе. Страницы 83–85 и 134 у Веселовского во II в. «Разысканий» посвящены остроумным догадкам насчёт имени «Елисавета» в духовном стихе. «Объединение, пишет покойный, св. Елисаветы с Георгием объясняется как согласием их символического атрибута – змея, так и совместностью их празднования». Но тут же интересное замечание: «в первом отношении св. Маргарита-Марина отвечала тем же условиям объединения... Марину-Маргариту мы встретим в целом ряде народных воспоминаний; Елисавета в них не отложилась: свидетельство меньшей, сравнительно, древности её чествования» 921 . Древность здесь не при чём, а, очевидно, совершенно недостаточными были данные для объединения, указанные Веселовским, и объединения не было. Поэтому я нисколько не был удивлён, когда прочитал у Веселовского на стр. 134-й уже указанное мною выше место: «легенд и стихов о чуде Георгия с именем Елисаветы на Западе я не знаю... Так или иначе, нам известно пока одно лишь русское песенное предание, сохранившее в легенде о Георгии имя Елизаветы» 922 ... |
| В сер. XIII в. средневек. легенда о М. была включена в состав «Золотой легенды» Иакова из Варацце в контексте рассказов о врагах Церкви - Симоне Волхве, имп. Юлиане Отступнике и др. В 177-й главе, посвященной истории Ломбардии, после кратких сведений о папе Римском Пелагии I (556-561) сообщается о некоем кардинале, к-рый, не сумев добиться признания в Риме, решил отомстить христ. Церкви. Орудием мести он избрал неприметного сарацина М., к-рому пообещал власть и богатство и, приучив голубку клевать зерно из его уха, убедил народ, что спустившаяся на плечо ученика птица есть Св. Дух, а сам М. является Божиим избранником. В др. пассажах Иаков приводит уже хорошо известные в западнохрист. традиции сведения о жизни М., заимствуя часть материалов у Петра Альфонси и др. авторов. Глава 177 «Золотой легенды» нередко переписывалась отдельно под разными названиями, в т. ч. «Machometus». В результате Магометом стали иногда называть папу Пелагия I, которому посвящены первые строки в этой главе, и со временем под пером книжников пророк ислама превратился в римского кардинала. М.-кардинал изображен в «Книге сокровищ» (Li livres dou trésor) флорентийского поэта и ученого Брунетто Латини (ок. 1220-1294), наставника Данте Алигьери, и в старофранц. балладе «Легенда о Магомете» анонимного автора из Труа (не позднее XIV в.). В соч. неизвестного автора кон. XIII в. «Книга Николая» (Liber Nicholay; Paris. lat. 14503) легенда о М.-кардинале объединена с историей про диак. Николая, впервые отнесенной к М. Петром Достопочтенным. «Николай, прозванный Магометом», изображен как один из главных иерархов Римской Церкви, в к-ром папа Римский видит своего преемника. Его посылают в Испанию и земли варваров проповедовать христианство; во время этой миссии в Риме умирает понтифик, клирики вынуждены срочно выбрать его преемника, которым делают ветхого старца Иоанна в надежде на его скорую смерть. Вернувшись, Николай терпит поражение в конфликте с действующим понтификом и обещает основать новую секту, чтобы отомстить Римской Церкви. |
| Ранние Жития послужили основой для развития Ж. л. в Чехии. Особенно сложной и разветвленной является житийная традиция блгв. кн. Вячеслава. Вероятно, во 2-й пол. X в. было составлено его лат. Житие (по 1-й строке известно как «Crescente fide Christiana...»), вскоре переработанное в Баварии. В ознаменование учреждения в Праге епископской кафедры (973) герм. имп. Оттон II (973-983) поручил составление нового Жития кн. Вячеслава еп. Гумпольду Мантуанскому, который использовал баварскую редакцию чеш. Жития. Во 2-й пол. XI в. это Житие было переработано в Сазавском мон-ре, дополнено сведениями из 2-го лат. Жития (по 1-й строке известно как «Crescente fide Christiana...») и переведено на старослав. язык. Данная версия Жития («Легенда Никольского») сохранилась в 2 рус. списках XVI в. Гибель святых Людмилы и Вячеслава представлена в контексте борьбы язычества с христианством, их убийцы отнесены к языческому лагерю. В Житии были описаны посмертные чудеса кн. Вячеслава. Наибольшее распространение получила «Легенда Кристиана» - пространное лат. Житие святых Вячеслава и Людмилы (Vita et passio S. Wenceslai et S. Ludmilae aviae eius), составленное мон. Бржевновского мон-ря Кристианом. Житие начинается обширным прологом, в к-ром повествуется об истории чеш. земель, о Вел. Моравии, о миссии равноапостольных братьев Кирилла (Константина) и Мефодия и о принятии чехами христианства. Источниками служили не только более ранние жития, но и предания. Легенда о кн. Вячеславе получила продолжение в Житии, составленном бенедиктинцем Лаврентием из мон-ря Монте-Кассино (Италия), и в Житии, известном по 1-й строке как «Oportet nos fratres...» (рубеж XI и XII вв.). Широкое распространение получили Жития св. Прокопия († 1053), основателя Сазавского мон-ря. Вероятно, в 60-х гг. XI в. было составлено на латыни его 1-е Житие (Vita S. Procopii antiqua; по 1-й строке известно как «Tempore Henrici III imperatoris Romanorum...»). Краткое лат. Житие Прокопия (по 1-й строке известно как «Fuit itaque beatus abbas Procopius...») было составлено в Сазавском мон-ре не позднее XII в., возможно, на основании несохранившегося слав. Жития - «славянских письмен» ( Mares. 1979. P. 134-135). Так, пролог одного из более поздних лат. Житий адресован современнику Прокопия еп. Северу Пражскому (1030-1067). Впосл. краткое Житие стало основой для составления пространного Жития св. Прокопия (Vita maior, XIV в.), к-рое было переработано в стихотворное и прозаическое Жития на чеш. языке. В Сазавском мон-ре, вероятно, был выполнен слав. перевод Жития прп. Венедикта Нурсийского из «Диалогов» св. Григория I Великого. |
| Рассмотрим историю христианизации Руси, опираясь не только на «Повесть временных лет», но и на иные источники. В 80-е гг. 10 века Византийскую империю поразил мятеж, во главе которого встали военачальники Варда Склир и Варда Фока. Из-под контроля центральной власти Константинополя вышла вся азиатская часть Империи Ромеев, а также южное побережье Крыма. В столь критической ситуации императору Василию II в борьбе с мятежниками пришлось обратиться к киевскому князю Владимиру. В 987 г. был составлен договор, согласно которому: 1. Князь Владимир оказывает военную помощь императору Василию, отправляя в Константинополь несколько тысяч русских воинов. 2. Князь Владимир крестится сам и делает христианство государственной религией Руси 3. Сестра византийского императора (если быть точным, то сестра двух императоров, т.к. соправителем Василия II был его брат Константин) Анна выходит замуж за князя Владимира. Было также решено, что русы предпримут военные действия в Крыму против Херсонеса, признавшего власть мятежников. В целях исполнения одного из пунктов договора, для распространения и укрепления христианской веры было решено создать (или даже воссоздать) отдельную русскую епархию, подчиненную патриарху Константинополя. Византийская сторона взялась организовать ее, а русский правитель гарантировал ее охрану и обещал создать и обеспечивать условия, необходимые для ее деятельности. Совсем в ином свете предстаёт легенда о взятии князем Владимиром Корсуни (Херсонеса). Согласно Повести временных лет, князь Владимир, раздосадованный отказом Анны выйти за него замуж, «пошел с войском на Корсунь, город греческий, и затворились корсуняне в городе». Однако, «Корсунская легенда» упускает из виду действительные причины действий Руси против Херсонеса и представляет этот город как то избранное место, в котором совершались все важные церемонии. Но зато, реконструируя историю тех лет, легенда записывает подробности осады и захвата города, которые все еще были свежи в памяти в XI столетии, а также повествует о роли этого города в христианизации Руси. Трофеи - священные реликвии, предметы церковного обихода, иконы - все это срочно требуемое для возводимых на Руси храмов было вывезено на север, как, впрочем, и значительное число херсонесских священников, отправившихся туда, вероятнее всего, не по своей воле. |
| Преобладание Востока в ранней византийской агиографии подтверждает и перечень житий V века. К этому столетию относятся: сирийские жития препп. Симеона Столпника, Андроника и Афанасии, Пелагии Антиохийской, палестинские жития препп. Порфирия Газского, Евфимия В., Герасима Иорданского, Анины и мучч. синаитов, египетские жития препп. Паисия, Пимена, Арсения, Виссариона, Евфросинии, Аполлинарии, Евпраксии Фиваидской и Феодоры Александрийской, малоазийские жития препп. Ипатия Руфинианского, Авксентия, Вендиамина и Акакия Мелитинского , далее, жития западных благочестивых аристократок препп. Мелании и Евсевии, константинопольская легенда о Феодуле Столпнике и константинопольские жития: патриархов Иоанна Златоуста и Анатолия, препп. Даниила Столпника, Исаакия, Далмата, Александра и Маркела Акимитов, Маркиана эконома, Олимпиады диакониссы, Матроны Пергской, Домники, Иоанна Кущника и Дия. Данный перечень не только указывает на преобладающее значение в византийской религиозности V в. Палестины и Египта, но также выясняет и значительную роль самой столицы, как нового центра благочестия. Основываются знаменитые константинопольские монастыри: восточные подвижники (Даниил, Дий, Матрона, Александр, Исаакий и Далмат) переселяются в Константинополь. Всё предвещает и грядущую славу «царственного града», как средоточия византийских святынь, и знаменательное передвижение центра тяжести культуры из восточных областей империи на берега Босфора, и централизацию византинизма в его столице. К IV столетию относятся: константинопольские жития патриархов Мины, Евтихия и Иоанна Постника , препп. Симпсона Ксенодоха, Вара, Патапия и Феодора Хорского; константинопольские легенды о препп. Ксенофонте и Марии, Евлогии Камнетёсе и Анастасии Патрикии, солунское житие преп. Давида, малоазийские жития препп. Феодора Сикеота, Авраамия Кратейского и муч. Голиндухи, легенды о Марии-Марине и Феофиле экономе; сирийские жития препп. Симеона Столпника Дивногорца, его матери Марфы и Симеона Юродивого из Эмесы, легенда об Авраамии и Марии; палестинские жития препп. Саввы Освященного, Феодосия В., Феогния Витилийского, Иоанна Молчальника, Кириака, Иакова Постника и Досифея, александрийское собрание чудес мучч. Кира и Иоанна и аскетическая легенда о Марии Египетской. |
| И оную удивительную и никогда в том монастыре неслыханную оказию видя и слыша, он наместник велел написать о том доношение и заруча послал для подания о подлинном того свидетельствовании в духовную его преосвященства консисторию онаго же монастыря со служителем Терентьем Ивановым. А как-де начали в том монастыре к вечерне благовестить, то оный во святых вратех звук прекратился до прибытия в тот Царя-Константинов монастырь, упоминаемых в консистории присутствующих, за полчаса или менее и никому приходящим того звука стало уже не слышно. К подлинной записке наместник иеромонах Зосима руку приложил» 251 . На Западе, особенно в католических странах, колоколам часто приписывали силу прогонять бесов и даже болезни. На большом колоколе в Женеве находится следующая надпись: «Pestem fugo pello daemones». В Женеве же в церкви St. Gervais на колоколе 1493 года помещена такая же надпись, с некоторыми изменениями: «Хвалю и призываю Бога! Оплакиваю мертвых. Тушу пожары. Обращаю в бегство демонов». В прежнее время некоторые ученые занимались вопросом, производят ли колокольные звоны, подобно звону Авиньонскому или Кельнскому, т.е. звону тысячи колоколов одновременно на небольшом пространстве, какое-либо действие на больных во время заразных эпидемий. Легенда о «глухом колоколе» В нашем народе сохранилась любопытная легенда о «глухом колоколе». В далекие, прежние времена жил человек один, именем Власий. Не любил народ этого Власия, – крутого нрава был человек. Никому пощады не давал, кто по нужде попадал в его руки. Большие богатства имел он, а все ему было мало. Так и норовил, как бы лишнюю копейку сорвать с бедного человека. Многих разорил он на своем веку, многих пустил по миру. Время шло, стариться начал Власий, спина колесом согнулась, ноги трясутся, глаза плохо видеть стали. Повстречал однажды Власий странного человека, что шел с котомочкой за плечами по святым местам. Остановил его Власий и говорит: – Помолился бы за меня, странничек, у святых угодников, чтобы из меня хворь вышла, вот тебе грошик, помолись, батюшка. |
| В Руане находится колокол, долгое время считавшийся серебряным. Жирарден, анализировавший его, говорит, что присутствие в больших колоколах драгоценного металла сомнительно. Он думает, что литейщики вместо того, чтобы бросать приносимые им драгоценные металлы в тигли, заставляли жертвователей бросать их прямо в огонь. «Благодаря этому серебряная масса вместо того, чтобы быть прибавленной к бронзе, оставалась в золе, откуда Литейщики и вытаскивали ее, как только церемония кончалась и Мастерская пустела» 635 . Легенда о серебряном колоколе В Ярославле сохранилась легенда о колоколе церкви свв. Петра и Павла, который народная молва считает серебряным. Седой стариною дышит эта церковь . Стоит она на горе, далеко бросаясь в глаза своими серебряными главами, сделанными в глубокую старину «на панцерный лад». И архитектура церкви, и облицовка ее цоколя обливными очень древними изразцами с цветами, травами и узорами показывают, что церковь эта почти ровесница старинному городу князя Ярослава. Залюбоваться можно картиною красавца-города из-под Волги – так он наряден, чист, живописен и вместе с тем величав, сияя золотыми главами и крестами своих древних храмов. Когда в праздничный день или вечером накануне праздника зазвонят в колокола на пятидесяти двух ярославских церквах, то звон этот несется далеко-далеко по Волге, и прежде, – когда тишину Волги не нарушали еще непрерывные свистки пароходов, – звон ярославских церквей слышен был почти за сорок верст, – известно, что по воде звук летит очень далеко. Громко гудит древний колокол на Успенском соборе Ярославля, еще могучее раздается звон колокола в церкви св. Власия, – колокола, вылитого на средства жителей Ярославля в шестидесятых годах и имеющего около двух тысяч пудов веса. Много и других больших и громогласных колоколов в Ярославле, но всех слышнее, всех звонче гудит колокол на церкви свв. Петра и Павла, далеко разносясь своим «малиновым звоном». У колокола этого звон нежный и мягкий, как у серебра, и, по преданию, он весь почти вылит из этого благородного металла. Если и есть в нем медь и бронза, то лишь настолько, насколько требуется это колокольно-литейным мудреным делом. |
| Она не сбилась с пути Христа, не сошла с начатого пути. Напротив, она — истинное развитие порядка Христа и, таким образом, отрицание Его самого. Только так понимая установку Ивана по отношению к Римской Церкви, можно увязать легенду, как ответ Ивана Алеше, с этими его постоянными ссылками на Католичество, на иезуитов и на инквизиторов. Для нас эти ссылки звучат как критика, критика жестокая и необоснованная, ибо мы принципы Христа считаем идеалом. Критикой они показались и Алеше, ибо и он верен Христу. Однако в устах Ивана эти ссылки являются лишь разъяснением, лишь примером, при помощи которого он хочет конкретно и наглядно показать неминуемый процесс превращения учения Христа в свою противоположность. Поэтому этот пример не только не противоречит его установке, но еще больше её укрепляет. Этот пример используется не для защиты Христа, но для ещё более жесткой Его критики. Это с нашей точки зрения Римская Церковь в легенде подвергается критике, но не с точки зрения Ивана. Именно поэтому эта критика и не может составить конечного смысла легенды в целом. Легенда — это критика. Этого отрицать нельзя. Однако эта критика не является самой важной и окончательной задачей легенды. Во всей этой критике, как и во всем психологическом ответе Ивана, просматривается значительно более глубокая проблематика, нежели только предполагаемое отдаление Рима от Христа. В ней звучит, как в свое время заметил Розанов, исповедь всего человечества, размышление над всей своей судьбой, суд над всей его историей. В легенде «Великий инквизитор», как и во всех произведениях Достоевского, выявляется удивительное умение автора играть противоположностями. Предавая Христа суду, инквизитор судит самого себя. Критикуя Христа, Иван Его защищает. Воспроизводя образ Римской Церкви, он дает сущностное изображение всего человечества. Легенда «Великий инквизитор» становится символом жизни человечества. Она означает больше, чем говорит. Поэтому Т. Кампманн справедливо утверждает, что того, кто слишком увлекается словесной речью поэта, подстерегает опасность: радоваться лишь фасаду храма Достоевского, но не войти в него и не понять тех вечных вопросов, которые поднимает пророк . При поверхностном рассмотрении легенда «Великий инквизитор» — это и ответ Ивана, и критика Римской Церкви. Но это лишь фасад величественного здания. Он реален и отчетливо виден. Однако он — это ещё не все. За ним скрывается сама святыня, та высшая реальность, на которую указывает фасад. Поэтому мы именно теперь хотели бы переступить порог этого фасада и проникнуть вовнутрь, пытаясь в самом святилище прочитать те вопросы, которые Достоевский там поднял и решал, ведомый не эстетической композицией, не устрашающей ненавистью, но той всеохватывающей любовью к человечеству, которой отмечены все его произведения и в чем нет ему равных среди других писателей мира . 3. МЕТАФИЗИЧЕСКИЙ СМЫСЛ ЛЕГЕНДЫ |
| «Легенда русского Парижа»: памяти Николая Осоргина Церковнославянский язык в богослужении на Сергиевском Подворье последние десятилетия сохранялся исключительно благодаря тому, что его не позволял упразднить Осоргин. 21 ноября, 2014 Церковнославянский язык в богослужении на Сергиевском Подворье последние десятилетия сохранялся исключительно благодаря тому, что его не позволял упразднить Осоргин. Из Парижа пришла скорбная весть – 5 ноября умер Николай Михайлович Осоргин. Для русских эмигрантов, осевших во Франции, и для кого церковное пение и богослужение что-то значило в жизни, это имя не нуждается в комментариях. Н.М. Осоргин – легенда Парижа, «столп» Сергиевского Подворья, глава и учитель регентов и певчих русских церковных хоров не только во Франции, но во всей Западной Европе и даже Америке, начиная с 1950 года. Чем выразить свою боль от этой утраты ? Как воздать должное памяти почившего? Что такого замечательного оставил этот человек, что о нем надо напомнить читателям? Если пытаться выразить главное – ушел из жизни хранитель драгоценной традиции монашеского церковного пения, которое вот уже девяносто лет существует на «Сергиевской горке», как именуют иногда знающие Подворье люди. Традиция вообще – это то, что укоренено во времени, что имеет своих носителей, что передаётся из поколения в поколение, наконец, это то, чем дорожит народ и что является отражением одной из существенных народных черт. Например, церковнославянский язык в богослужении на Сергиевском Подворье последние десятилетия сохранялся исключительно благодаря тому, что его не позволял упразднить Осоргин. Преподавание в Богословском Институте давно перешло на французский, будние службы – тоже, но воскресные и праздничные службы шли традиционно на церковнославянском: «При мне этого не будет, а после меня уж, как хотят», – заметил он в разговоре лет десять назад. Н.М. Осоргин уже несколько лет, как отошел и от преподавания и от регентства и, тем не менее, из уважения к нему все шло по-прежнему. И вот наступает время «после меня». |
| 27 мая 1980 года комплекс памятников истории и культуры Славяногорска объявлен государственным историко-архитектурным заповедником, в связи с чем были проведены реставрационные работы зданий бывшего Святогорского монастыря. Из книги-путеводителя: Иванова Нелли Ивановна, Шабельник Наталья Михайловна " Славяногорский историко-архитектурный заповедник " . - Донецк, издательство " Донбас " , 1983 Есть красивая легенда о том, что монастырь над Северским Донцом сам по себе появился из-под земли, - так гармонично его постройки дополняют пейзаж этого старинного места. Однако не только своим великолепием известна Свято-Успенская Святогорская лавра. Её вырубленные в горе пещеры хранят немало секретов, а о великой силе чудотворных святынь этой обители знают православные всего мира. Первое официальное упоминание о Святогорском монастыре Донецкой области в исторических документах датировано началом XVI века, однако, согласно преданиям, иноческая жизнь в горах над Северским Донцом зародилась гораздо раньше. Легенда гласит, что именно здесь нашли прибежище монахи, бежавшие из Византийской империи в VIII веке, во времена иконоборчества. Переселенцы прорубили в горе над рекой первые пещеры, дабы укрываться там от преследователей и воинственных кочевников. Именно там были устроены скрытые от посторонних глаз первые часовни и храмы. Они и положили начало будущей обители. Спустя несколько столетий в монастыре поселились насельники из Киево-Печёрского монастыря, разрушенного во времена нашествия Батыя. Считается, что тогда горы над Северским Донцом были названы Святыми, и это имя закрепилось за ними навсегда. Однако существует и другая легенда, объясняющая это название. Когда монахи из Византии копали в горе первые пещеры, в одном из меловых столбов они нашли образ Николая Чудотворца. Икона стала главной святыней этого места, а её многочисленные чудеса прославили место обретения образа на века. Ныне монастырская гора (прозванная монахами и паломниками " Фавором " ) представляет собой поистине удивительное место. |
|
|
