| Вот его начало: «Было село да не весело! Жили людзи там старинные, То село было над возером, А з возера на продзив дзиво – Змей престрашный выходзив з воды». Давая по очереди, «чергою», ему людей, жители просили Бога избавить их от змея. Когда пришла очередь «до паньской семьи», то пан, вместо себя или своей жены, решил отправить свою дочь. Дворня княжая плачет. Приезжает «госць молодзенький», «незнакомый и неведомый», велит девице скинуть «свое сукни вси» «А по беленькой кошулечце Подперяжи пояс кованый». Отправилась панна к морю. Когда чудовище, сыпля искрами и пыша дымом, вышло из воды, панна испугалась, но услыхала голос, повелевавший ей связать змея поясом. «А люди там (т. е. в поле) змея – продолжал голос – гетого забьюць коллями железными», а труп его «…на костре спалюць. Гето так усе и зделалось, На гету радость великую Не явився гость неведомый». На этом изложение оканчивается. Оно имеет сходство с нижеприводимой Олонецкой легендой. 4. Общие заключения о русских духовных стихах о св. Георгии В прямую задачу мою входит рассмотрение вопроса об отношениях легенды о драконе к так называемому «большому» стиху. Это весьма важно для определения хронологии, касающейся этого стиха. По Кирпичникову, автору «большого стиха» легенда была неизвестна; но он видел икону, изображавшую битву с драконом, и вот, наш певец будто бы «объединил» «Диоклетиана гонителя и поражаемого Егорьем змея» (стр. 168). Много неясного в этих словах. Как можно допустить, чтобы для автора духовного («большого») стиха, человека «со вкусом» (см. у Кирпичникова, ibid.), не была известна популярнейшая легенда! Это уже apriori недопустимо. Далее, не могу согласиться с тем, чтобы для нашего певца «объединение Диоклетиана гонителя и поражаемого Егорьем змея» было « " фактом не только естественным, но и необходимым» (стр. 168) Ведь, икона Георгия с драконом популярна не менее, чем легенда, и как возможно допустить, что эта легенда была неизвестна автору «большого» стиха. Кирпичникову понадобилось такое предположение для того, чтобы объяснить появление в стихе казни мучителя. Но уже выше я старался объяснить эпизод о казни совсем иначе, чем Кирпичников, и полагаю, что, в связи с только что сказанным, мнение его о том, что автору стиха была известна только икона и т. д., придётся оставить. Веселовский, не соглашаясь с Кирпичниковым, предполагает в основе стиха о мучениях легенду о мучениях + легенду о чуде особого состава Эта легенда о чуде помещалась будто бы после «мучения» 942 , притягивалась в житие, составляя вместе с ним нечто целое. «Чудо обратилось в поездку к Демьянищу, поездку с заставами, в которой стёрлись первоначальные очертания легенды и т. д… Заставы в стихе-былине о Георгии поняты, как чудеса его устроения; в этих границах позволено говорить о нём, как о демиурге. Крайней точкой отправления, за мотивами застав, была легенда о чуде» 943 … |
| В сер. XVI в. появились анонимное изображение «Св. королева Изабелла» (Rainha Santa Isabel; Национальный музей Машаду де Каштру, Коимбра) и миниатюра в «Генеалогии королей Португалии» (Genealogia dos Reis de Portugal) С. Бенинга и А. ди Оланда. В XVII в. были созданы еще 2 анонимные работы, изображающие королеву: живопись маслом в Одивелаше и ретабло в мон-ре Лорван. Народная традиция почитания королевы породила др. варианты агиографической легенды; согласно одному из них, И. приказала построить церковь в Лейрии и заплатила рабочим розами, каждая из к-рых затем превратилась в золотые монеты. Сохранились предание о страданиях в чистилище умершей в Кастилии дочери И. Констанцы, просившей о заступничестве матери; легенда о расступившихся водах р. Тежу, чтобы И. могла пройти к могиле девы-мученицы; легенда о ложно обвиненном паже королевы, чудесным образом спасшемся от мести Диниша; легенда о королеве-прачке - воды, где королева стирала белье из приюта в Аленкере, стали целительными; легенда о том, как тяжелая каменная гробница, к-рой во время наводнения угрожали воды р. Мондегу, когда ее коснулся паломнический посох св. королевы, была чудесным образом перенесена на сухое место; легенда о том, как тяжелые балки перекрытий трапезной мон-ря Санта-Клара вдруг стали на свое место и работавший строитель избежал смерти. С памятью об И. связаны названия мн. населенных пунктов в Португалии, так, напр., легенда о Лумиаре, когда королева решила осветить (alumiar) возвращавшемуся королю дорогу домой, напоминает о неверности супруга-короля. И. посвящены поэма Вашку Мосинью ди Кеведу 1596 г., тексты XVII в. из Коимбрского ун-та по случаю канонизации И., проповедь о королеве А. Виейры. В XIX-XX вв. в лит. произведениях была продолжена легендарная традиция (поэмы Жоана ди Лемуша, Афонсу Лопиша Виейры, Мануэла Алегри). В 1-й пол. XX в. опубликованы драма А. Патрисью ( Patrício A. Dinis e Isabel. P.; Lisboa, 19192) и исторический роман В. Немезью ( Nemésio V. Isabel de Aragão, Rainha Santa. |
| Италианская Легенда: «Ceperunt itaque id, ad quot venerunt peragentum, studiose instituere et parvules eorum litteras edocere, oficia ecclesiastica instituere et ad correptionem diversorum errorum, quos in populo illo repererunt, falcem eloquoirum inducere». Тоже говорит Пан житие Кирилла. Здесь сказано, что Латинские учителя учили народ, будто все пресмыкающиеся – произведение диавола, не запрещали ни многоженства, ни языческих жертв. Сам Князь Котел был еще «поганеск» язычник. По Пан. Житию Мефодия, Мефодий и после брата должен был бороться с Падвислянским Князем, упорно державшимся язычества, и Святополк воевал с погаными, с язычниками. По Моравской Легенде Кирилл окрестил Моравского Князя. 12 Хиландарское жизнеописание о Котеле: «Честь ему (Кириллу) сотворив и возлюбил книги Славянские.» «В Пан. жнзни Кирилла сказано еще, что Котел сам стал учиться Славян. письменами и отдал Кириллу 50 учеников. Итальянская Легенда: «Manserunt ergo in Moravia per annos quatuor et diimdium.» По Пан. житию Кирилла проповедники пробыли собственно в Моравии 40 месяцев, или как сказано в житии Мефодия, три года , и потом отправились в Паннонию к Кн. Котелу. И так 4,5 г. проведены вообще у Мораво-Паннопских Славян. 15 Легенда о Людмиле, Моравская Легенда о Св. Кирилле, – у Погодина стр. 53,15,16. Добровский, а в след за ним Неандер и Гизелер, говорят, что Легенды перенесли обстоятельство, бывшее при П. Иоанне, в правление Николая. Но а) такое мнение надлежало чем-нибудь подтвердить; б) П. Иоанн в 879 г. писал к Тувентару (Жупану) Моравскому: «Audivimus Methodius vester Archiepiscopus, ab antecessore nostro, Adriano scilicet Papa, ordinatus vobisquc dileclus, aliter doceal, quam eorum sede Apostolica se credere verbis et littteris professus est.» У Добров, стр. 70. A y Адриана Мефодий был вместе с Кириллом; в) По Пан. житию Кирилла «Римский Папе ж посла по него; » по Пан. житию Мефодия – тоже ,.посла по ня.» Правда, они не говорят, как говорит Моравская Легенда, что «Апостолы и прочие правители Церкви порицали Св. Кирилла.» Но и в Пан. житии Мефодия проповедники выдерживаютъ спор в Риме в защиту Славян. богослужения. Адриан в письме прямо пишет о гадителях Слав, службы; г) Исповедание Св. Климента содержанием своим ясно показывает, что оно представлено было по случаю каких-то жалоб, а у Немецкого духовенства одна была жалоба – жалоба на Слав. службу и на исповедание Св. Духа (см. пр. 20, 18) г). Даже Италиянская Легенда, которую Добровский считал за единственный источник для первой части Моравской Легенды, но без оонования (см. пр. 8, 9), говорит о Николае: «mandavit et invilavit ad se venire.» Да и мог ли такой Папа, каков Николай, иначе поступать, чем как говорят две Легенды? е) Об оправдании Слав. службы П. Адрианом говорит и Нестор по Лавр. и Кенигсб. списк. |
| Легенда о Евдоксии В обширном круге легенд, связанном с личностью императора Константина Великого (†337), видное место занимает легенда о нахождении св. Гроба. Коптский вариант легенды сохранился в двух рукописях: одна, почти полная, – VII – VIII в., а другая (лишь фрагменты) – VI – VII в., намного древнее, чем самая ранняя византийская (IX в.). В коптском варианте легенды нахождение св. Гроба приписывается Евдоксии, сестре Константина. Однако это не реальная историческая личность. У Константина была сестра Констанция, вышедшая замуж за Лициния, вначале союзника Константина, а затем врага его и христианства, которого Константин победил и умертвил. Близкая по теме другая легенда этого круга – легенда об обретении Честного Креста, которое стали приписывать матери Константина, Елене. Первое упоминание об открытии св. Гроба при Константине встречается у Евсевия, епископа Кесарийского, современника Константина (†338/9), в его «Жизни Константина». Самое раннее упоминание об обретении Креста – у Кирилла, епископа Иерусалимского (†386), а Амвросий, епископ Миланский (†397), впервые называет в связи с этим имя Елены. В эфиопской легенде обретение Креста приписывается сестре Константина, Феодосии, которая нашла Крест «после смерти своей матери Елены и сама получила имя Елены». Коптская легенда о Евдоксии создана, очевидно, в конце V – начале VI в. Возможно, на выбор имени героини повлияло то обстоятельство, что у Феодосия II (408 – 450) была супруга Евдокия, путешествовавшая на поклонение в Иерусалим, и дочь Евдоксия. При Константине на месте св. Гроба была построена церковь Воскресения, «Анастасис», в виде ротонды на двенадцати колоннах, и базилика, посвященная знамению Креста. Сохранились остатки колонн от пропилеев и лестниц, которые окружали эти строения. 12 внутренних и 16 наружных колонн базилики использовали для строительства мечети Омара (Куббат ас-Сахра, 687 – 691). Церковь Воскресения была сожжена в 614 г. при персидском нашествии и впоследствии множество раз отстраивалась и разрушалась. В 1810 г. ее заново выстроили, а купол ее восстановлен в 1868 г. |
| Возможно, ввиду этих обстоятельств, предполагать, что редакции С есть самостоятельная славянская обработка материала византийского и что, по крайней мере, к XIII-мy веку она уже была. Что касается данных, извлекаемых из нашей письменности, то древность этой редакции, с Дадианом и родителями Георгия, кроме свидетельства Александро-Невского списка 1350 года, установлена ещё запрещением Погодинского Номоканона XIV в., югославянского происхождения 711 . Тихонравов делает догадку, что мучение с Дадианом явилось не позднее века. Он именно и основывается на индексе XIV века и на Александро-Невской Палее 1350 года 712 . Теперь, когда время появления Палеи на Руси можно считать установленным более или менее прочно, вывод Тихонравова подтверждается, что именно не позднее XII века явился этот апокриф: автор Толковой Палеи, как неоднократно замечено, пользовался многими материалами и по вопросу о Георгии. Из предыдущего мы уже могли видеть, что наша легенда, попав в Толковую Палею при самом её, Палеи, создании; разделяла потом её судьбу. Так, тесно слившись с Коломенской Палеей, легенда была выброшена из Кирилло-Белозерской Палеи 713 . Просмотрев несколько списков Палеи, я увидел, что легенда сохранилась в тех, которые можно отнести или к Коломенской редакции, или к редакциям, близким к ней, но в таких редакциях с некоторыми особенностями. В Палеях Соловецкого типа легенда носит следующие черты. «Автор Толковой Палеи», пишет г. Успенский 714 , «по поводу обета Иеффая приводит рассказ о чудесном избавлении от змия св. Георгием дочери царя, и указывает затем 715 на козни дьявола: «он введе на прелесть Адама и Еву, научил Каина убить Авеля, довел род человеческий до того, что Бог истребил его потопом, затем снова научает строить столп до небес, надеясь, что Бог истребит род человеческий вместе с землею, затем строил козни избранному народу, пока не пришёл Солнце праведное, Сын Божий, Который научил апостолов проповедати крещение во оставление грехов; они же яко коло гремяще протекоша вселенную, аки молния блистанием просветиша языки, – и нача вера христианская расти и крепитися, окаянный же диавол плакашеся, имже побеждаем бываше от верных – не только от мужей, но и от жен и от детищ». |
| Предметом постоянного внимания авторов «Ж. с.» были поверья и легенды, в к-рых также проявлялись языческие и христ. представления народа: «Народные сказания о самоубийцах» Добровольского (1894. Вып. 2. С. 204-214), «Легенда о предсказании преподобного Геннадия» Тихомирова (1895. Вып. 1. С. 121), «Новгородская легенда об апостоле Андрее» В. Боцяновского (Там же. Вып. 2. С. 241-242), «Отчего пораженные грозой - святые: Народное поверье» Синозерского (1896. Вып. 3/4. С. 537-538), «Религиозно-народные поверья и сказанья: (Записаны в Калязинском уезде Тверской губернии)» В. Суворова (1899. Вып. 3. С. 389-397), «Почему в России умирает много детей?: (Народная легенда)» (1906. Вып. 2. С. 36-37), «Легенда пчеловодов» (1907. Вып. 3. С. 29-30) и «Умерла правда…» (Там же. Вып. 4. С. 43-44) И. С. Абрамова. Ряд небольших заметок по материалам Ярославской губ. принадлежит краеведу А. В. Балову: «О Пасхе: Народная легенда, записанная в Пошехонском уезде Ярославской губернии» (1896. Вып. 2. С. 260-261), «Свечи и ладан в народных поверьях: Из этнографических материалов, собранных в Пошехонском уезде Ярославской губернии» (Там же. С. 262-264), «Св. Андрей Первозванный и св. Екатерина в народных русских верованиях: Историко-этнографический очерк» (1899. Вып. 4. С. 536-538) и др. Серия статей о языческих поверьях Зап. Украины была опубликована Ю. А. Яворским: «Домовик в галицко-русских верованиях» (1897. Вып. 1. С. 105-106), «Галицко-русские поверья об упырях» (Там же. С. 107-110), «Из галицко-русских народных сказаний и суеверий» (Там же. С. 110-111), «Галицко-русские поверья о дикой бабе» (Там же. Вып. 3/4. С. 439-441), «Из галицко-русских народных поверий» (1900. Вып. 4. С. 595-598). В последнем номере журнала помещен материал, собранный П. Г. Богатырёвым: «Несколько легенд Шенкурского уезда Архангельской губернии» (1916. Вып. 4. Прил. 6. С. 71-76), куда вошли тексты «Бог и Сатанаил», «Святой старец и разбойник», «Адам и Ева», «Христос и апостолы», «О Пресвятой Богородице» и др. Публиковались материалы по заговорам и народным молитвам: «Заговоры донских казаков» Майкова (1891. |
| Во время крестовых походов марониты вошли в общение с римской церковью. Приобретши себе маронитское общество, Рим назначил инквизицию рыться в его прошлом и уничтожать все лишнее. У маронитов все оказалось для римлян лишним. Поэтому маронитам пришлось лгать, что они никогда не были монофелитами. Для доказательства этого нужно было создать личность патриарха антиохийского Марона, от которого будто они ведут происхождение. Житие этого Марона носит следы позднейшего происхождения, оно написано каршунским письмом (арабская речь сирийскими буквами). Это, очевидно, произошло в то переходное время, когда сирийцы выучились по-арабски и позабыли сирийский язык, воспоминание о котором сохранилось только в виде письма сирийскими буквами. Второстепенные данные жития Марона не возбуждают доверия. Представляют они дело таким образом. Некто Иоанн, подвизавшийся в монастыре Марона, родом сириец, обратил на себя внимание своей благочестивой жизнью и богословскими знаниями и был возведен в сан епископа вотрисского, а затем он после смерти Феофана был перемещен на антиохийскую кафедру. Утверждение в сане легенда связывает с именем папы Гонория, хотя таковым в то время мог быть только Сергий (687–701). Затем, Иоанн принужден был удалиться из Антиохии, под давлением греков, и перейти в Ливанские горы. Отношение к этой легенде существует двоякое. Одни склонны думать, что Марона вовсе не существовало и что легенда позднейшего происхождения века); другие, что имя и существование Марона нужно удержать, как деятеля исторического, с неправославными воззрениями. Если взвесить данные, то в деталях легенда, действительно, недостоверна. Но трудно допустить, чтобы легенда была исключительно только плодом фантазии. Почему же, в таком случае, основателя маронитской секты легенда назвала Иоанном, а не (просто) Мароном, если была (здесь в действительности) только tabula rasa? Какой-то Иоанн Марон, (очевидно), твердо держался в предании. Был ли он епископом вотрисским – дело сомнительное. Но несомненно, что он не был патриархом антиохийским, как преемник Феофана. |
| Во время крестовых походов марониты вошли в общение с римскою церковию. Приобретши себе маронитское общество, Рим назначил инквизицию рыться в его прошлом и уничтожать все лишнее. У маронитов все оказалось для римлян лишним. Поэтому маронитам пришлось лгать, что они никогда не были монофелитами. Для доказательства этого нужно было создать личность патриарха антиохийского Марона, от которого будто они ведут происхождение. Житие этого Марона носит следы позднейшего происхождения, оно написано каршунским письмом (арабская речь сирийскими буквами). Это, очевидно, произошло в то переходное время, когда, сирийцы выучились по-арабски и позабыли сирийский язык, воспоминание о котором сохранилось только в виде письма сирийскими буквами. Второстепенные данные жития Марона не возбуждают доверия. Представляют они дело таким образом. Некто Иоанн, подвизавшийся в монастыре Марона, родом сириец, обратил на себя внимание своей благочестивой жизнью и богословскими знаниями и был возведен в сан епископа вотрисского. A затем он после смерти Феофана был перемещен на антиохийскую кафедру. Утверждение в сане легенда связывает с именем папы Гонория, хотя таковым в то время мог быть только Сергий Затем Иоанн принужден был удалиться из Антиохии, под давлением греков, и перейти в Ливанские горы. Отношение к этой легенде существует двоякое. Одни склонны думать, что Марона вовсе не существовало и что легенда позднейшего происхождения века); другие, что имя и существование Марона нужно удержать, как деятеля исторического, с неправославными воззрениями. Если взвесить данные, то в деталях легенда, действительно, недостоверна. Но трудно допустить, чтобы легенда была исключительно только плодом фантазии. Почему же, в таком случае, основателя маронитской секты легенда назвала Иоанном, а не [просто] Мароном, если была [здесь в действительности] только tabula rasa? Какой-то Иоанн Марон, [очевидно], твердо держался в предании. Был ли он епископом вотрисским — дело сомнительное. Но что он не был патриархом антиохийским, как преемник Феофана. |
| «Открой очи мои, и увижу чудеса закона Твоего. Странник я на земле; не скрывай от меня заповедей Твоих» (Псалтирь 118:18-19) Легенда о граде Китеже «Легенда о граде Китеже» — один из центральных мифов русской культуры, прекрасная вариация на тему потерянного Рая. Сам текст «Легенды» составляет вторую часть памятника «Книга глаголемая летописец» в своем окончательном виде сложившимся во второй половине XVIII в. в среде одного из толков старообрядцев-беспоповцев — бегунов (однако его корни прослеживаются до XVII века, а сами предания восходят ко временам Батыева нашествия). Обе части «Книги глаголемая летописец» — рассказ о князе Георгии Всеволодовиче и Легенда о граде Китеже вполне самостоятельны. Однако вместе они образуют два такта одной темы. Князь — потомок Владимира Святого и сын святого Всеволода Мстиславовича Новгородского — само воплощения святости. Он — основатель Китежа. Проигрывая раз за разом войскам Батыя он погибает у Китежа. Это история о святости, место которой в мире — всегда Голгофа. В глазах мира святой всегда проигрывает. Это — вариация Страстей, жертвенной любви. Если так, то «Легенда» — вариация Пасхи, прекрасная иллюстрация способа каким Христос и Его Церковь борется с миром сим. Китеж — беззащитный город без стен, место без насилия, где возносятся молитвы — и войско Батыя, готовое его уничтожить. «Но врата ада не одолеют Церковь». Так и Рай невидимый для мира, незримо присутствует для верных. По мимо «Легенды» размещено либретто оперы Римского-Корсакова «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии» — прекрасная, глубокая переработка «Легенды». Вот конец либретто: «Здесь ни плача, ни болезни,/сладость, сладость бесконечна,/радость вечна…». Другим источником либретто послужила «Повесть о Петре и Февронии» КНИГА, НАЗЫВАЕМАЯ ЛЕТОПИСЕЦ, НАПИСАНА В ГОД 6646 (1237) СЕНТЯБРЯ В ПЯТЫЙ ДЕНЬ Был сей святой благоверный и великий князь Георгий Всеволодович сыном святого благоверного и великого князя Всеволода, псковского чудотворца, что во святом крещении наречен был Гавриилом. Сей святой благоверный и великий князь Всеволод приходился сыном великому князю Мстиславу, внуком же святому и равноапостольному великому князю Владимиру Киевскому, самодержцу Русской земли. Святой же благоверный и великий князь Георгий Всеволодович — правнук святого благоверного и великого князя Владимира. |
| Легенда о рождении и детстве О. В. не встречается ни в греческой, ни в др. восточнохрист. агиографических традициях. В состав сказания входят следующие эпизоды: 1) чудесное зачатие О. В. супругой персид. царя; 2) испытание младенца огнем из-за клеветнического обвинения диаволом царицы в измене; 3) явление ангела царю, повеление дать младенцу имя Онуфрий, крестить его и отдать в мон-рь Эрете в Египте; 4) появление оленихи (или лани), к-рая кормит младенца по пути в мон-рь и в течение 3 первых лет его пребывания в нем; 5) 1-е чудо, свидетелем к-рого выступает эконом обители: Младенец Христос на иконе принимает хлеб из рук О. В.; 6) 2-е чудо: О. В., не получив хлеба по распоряжению настоятеля, приходит к иконе Христа с просьбой поделиться с ним хлебом и получает его; 7) О. В. относит хлеб настоятелю со словами, что его дал Христос. Настоятель собирает всех монахов, и О. В. в 7 лет становится настоятелем мон-ря и мудро управляет им. В более поздней версии юный возраст О. В. не позволил изумленным насельникам избрать его своим настоятелем. В ранних источниках Легенда на этом заканчивается, но есть еще одно позднее дополнение: после чуда с Младенцем Христом О. В. возвращается домой, его избирают главнокомандующим, и он одерживает победу над тираном, выступившим против его отца. В скором времени царь с царицей умирают, и О. В. становится правителем Персии, но после воздвигнутых на него гонений он вновь возвращается в мон-рь ( Propono di Caserta. 1681. P. 39-56). Вероятно, эта Легенда возникла в XIV в. в Италии на волне растущего интереса к фигуре О. В. и подробностям его происхождения, отсутствующим в оригинальном тексте. В XV-XVII вв. Легенда распространилась в Зап. Европе; особую популярность она приобрела также в Польше ( Войтенко. 2017. С. 16-17). В этой же группе появляется ряд эпизодов, характерных для лат. традиции: предсмертная молитва святого, восхождение его души на небо в виде белой голубицы, сравнение его останков с жемчугом, помощь львов при его погребении. Четвертую группу составляют эпитомы (BHL, N 6337), в т. ч. рассказ Петра Наталиса в «Перечне святых» (XIV в.), где содержится характерный именно для лат. традиции эпизод со львами, к-рые помогают похоронить святого ( Petr. Natal. CatSS. V 106). Также сохранились рассказы о чудесах О. В. (BHL. N. Suppl., N 6338b - 6338d); об их греч. аналогах ничего не известно. |
|
|
