| Чтобы прервать жизнь Афинской школы, оказалось достаточно последовавшего в 529 г. указа императора Юстиниана. Но идеи неоплатонизма были сильнее своих носителей, и для того, чтобы выстоять встречу с ними и преодолеть их, христианское вероучение принуждено было само перенять понятийную систему платоновской традиции. Дело было облегчено тем, что такая работа была начата еще до рождения христианства мыслителями александрийского иудаизма, переводившими ветхозаветное учение на изначально чуждый ему язык платонизма. Еще там произошло чрезвычайно важное по своим результатам наложение библейского образа любящего и гневающегося, окликающего человека и внимающего ему «живого бога» на восходящую к Пармениду и обработанную Платоном и Аристотелем концепцию самотождественной и неаффицируемой чистой сущности, вседвижущего и неподвижного перводвигателя 52 . Понятие «демиурга», конструктора космоса, фигурировавшее в «Тимее» Платона на правах рабочей гипотезы (или, если угодно, рабочего мифа), было однозначно отождествлено с богом-творцом из первых глав Книги Бытия. Теперь, в эпоху построения систематической христианской философии, происходит еще более чреватое последствиями усвоение исконно эллинского понимания бытия как совершенства. Расцвет «патриотического» («святоотеческого») философствования приходится на IV-V вв. На грекоязычном Востоке особую роль сыграл так называемый каппадокийский кружок, который становится во второй половине IV в. признанным центром церковной мысли: ядро кружка составляли Василий Кесарийский , или Великий (ок. 330–379 гг.), его брат Григорий Нисский (ум. в 394 г.) и его друг Григории Назианзин , или Богослов (ок. 330-ок. 390 гг.). Члены кружка стояли на вершине современной им образованности и переносили в актуальную богословскую полемику о догматах филигранные методы платонической диалектики; но если Василий был вождем кружка и виднейшим церковным политиком, а Григорий Назианзин – блестящим проповедником и поэтом, то наиболее философской головой изо всех троих был Григорий Нисский , в своей интеллектуальной отваге нередко приближавшийся к пределам ереси. |
| Клейтарх (IV в. до Р.Х.) – древнегреческий историк, ученик Стильпона Мегарского; написал историческое сочинение об Александре Македонском. Клеобул (VI в. до Р.Х.) – древнегреческий философ, один из «семи мудрецов», тиран г. Линда на Родосе. Клеострат – автор, цитируемый у Стобея. Кориск – ученик Платона. Котис – фракийский царь. Кратес (365–285 до Р.Х.) – философ-киник из Фив. Крез (595–546 до Р.Х.) – царь Лидии, знаменитый своим богатством; был разгромлен и взят в плен персами. Критий (460–403 до Р.Х.) – афинский софист. Ксанф (V в. до Р.Х.) – древнегреческий историк из Сард. Ксенофонт (428–354 до Р.Х.) – древнегреческий историк, философ, ученик Сократа. Ласос (Гермионский) (VI в. до Р.Х.) – лирический поэт из Гермионы в Арголиде. Левкипп (V в. до Р.Х.) – древнегреческий философ, основатель атомизма. Леонид – царь Спарты, погибший в битве с персами под Фермопилами в 490 г. до Р.Х. Ливаний (Софист) (314–393) – языческий оратор, преподаватель риторики, учитель св. Иоан на Златоуста. Ликург (IX-VIII вв. до Р. Х.) – легендарный спартанский законодатель. Лисандр (ум. 395 г. до Р. Х.) – спартанский военачальник. Лукиан (Самсатский) (115–180) – сатирический писатель из г. Самосаты в Сирии. Менандр (342–292 до Р.Х.) – древнегреческий поэт-комедиограф. Менедем (Эретрийский) (IV-III вв. до Р.Х.) – древнегреческий философ-киник. Митродор (Лампсакский) (330–277 до Р.Х.) – ученик Эпикура. Мусоний (Руф) (20–80) – римский философ-стоик, ученик Эпиктета. Навкрат – мудрец, упоминаемый Стобеем. Н икострат – поэт-комедиограф (ок. 370 г. до Р.Х.). Ойнопид (Хиосский) (VI-V вв. до Р.Х.) – древнегреческий геометр и астроном. Пелопид (410–364 до Р.Х.) – знаменитый военачальник из Фив. Питтак (651–569 до Р.Х.) – древнегреческий философ, один из «семи мудрецов». Пифагор (Самосский) (570–490 до Р.Х.) – древнегреческий философ, мистик, математик, создатель школы пифагорейцев. Платон (427–347 до Р.Х.) – великий древнегреческий философ; в 387 г. основал свою философскую школу – Академию. Ученик Сократа, учитель Аристотеля; основатель философии платонизма. |
| Представленная Проклом тенденция теологического толкования сакрализованного платоновского текста - искусственная в своей основе - не получила дальнейшего развития. У последнего схоларха языческой Афинской школы платонизма Дамаския систематическое изложение платонической философии в трактате «О первых началах» не ориентировано на платоновский текст как на некое сакральное единство. В ходе рационального философствования Б. перестает быть у Дамаския преимущественной характеристикой сверхбытийного первого начала (как это было у Платона и Плотина) и постепенно становится характеристикой одного из проявлений того, чьей неизреченной природы не выражает даже имя единого и что оказывается Б. постольку, поскольку к нему стремится и им сохраняется все низшее (I 26. 6-7). Ист.: Plotin. Traité 38 (Ennead. VI 7)/Trad. et comment. par P. Hadot. P., 1988, 19992; idem. Traité sur la liberté et la volonté de l " Un (Ennead. VI 8)/Introd., texte grec, trad. comment. par G. Leroux. P., 1990; idem. Traité 9. VI 9/Trad. et comment. par P. Hadot. P., 1994, 19992. Лит.: Grumach E. Physis und Agathon in der Alten Stoa. B., 1932. (Problemata; 6); Amerio R. L " epicurismo e il bene//Filosofia. 1953. N 4. P. 227-254; Cooper J. Reason and Human Good in Aristotle. Camb. (Mass.), 1975; Annas J. Aristotle on Pleasure and Goodness/Ed. A. O. Rorty//Essays on Aristotle " s Ethics. Berkeley, 1980. P. 285-289; Ferber R. Platos Idee des Guten. Sankt Augustin, 19892; Kraut R. Aristotle on the Human Good. Princeton, 1989; Meijer P. A. Plotinus on the Good or the One (Ennead VI 9): An Analytical Comment. Amst., 1992. Ю. А. Шичалин В Ветхом Завете евр. понятие (греч. γαθς, καλς, χρηστς - благой, добрый, прекрасный, хороший) заключало в себе как нравственно-религ., так и практическо-эстетический смысл. Им обозначались преимущественно лица или предметы, вызывающие приятные чувства, как, напр., хороший обед (Суд 19. 6-9; 3 Цар 21. 7; Руф 3. 7), красивая девушка (Есф 1. 11), люди, делающие добро (Быт 40. 14), т. е. все, что приносит счастье или облегчает жизнь. При этом Б. любой вещи осмысляется в отношении к Богу-Творцу: в Шестодневе благость, «добротность» тварного бытия утверждается именно в силу соответствия замыслу о нем благого Творца и Промыслителя «И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма» (Быт 1. 31). |
| Под влиянием Рима гос. устройство А. возвратилось к олигархическому типу, возросло влияние ареопага. Со 146 г. до Р. Х., разделив участь всей Греции, А. подпали под власть Рима, но пользовались статусом города-союзника (civitas foederata), утратив свободу во внешней политике. В 87 г. рим. армия Суллы во время подавления антирим. движения в Греции, взяла штурмом и разграбила город; было вывезено много памятников искусства. В 27 г. до Р. Х., после образования на территории Греции рим. провинции Ахайя, А. сохранили свое устройство, считались самоуправляющейся городской общиной под властью Римского гос-ва и были освобождены от податей. А. в эпоху Римской империи. Развитие хритианской общины В первые века по Р. Х. А. оставались центром деятельности философских школ, объединившихся во II в. вокруг Афинской школы платонизма . Существовала также школа риторов, где преподавали грамматику и риторику. Громкая слава А. как «матери наук» привлекала в город молодежь из разных областей Римской империи. Здесь завершали свое образование рим. аристократы. В сознании образованного человека той эпохи А. представляли собой своеобразный музей, к-рый стремились посетить те, кто был знаком с классической греч. культурой. Классическое образование, к-рое давали афинские школы, ценилось не только среди язычников, но и среди христиан: в А. завершали свое образование как святители Василий Великий и Григорий Богослов , так и буд. имп. Юлиан Отступник . Дочерью одного из преподавателей философской школы была Афинаида, ставшая в 421 г. женой имп. Феодосия II и получившая в крещении имя Евдокия . Ок. 51 г. по Р. Х. ап. Павел посетил А. во время своего 2-го путешествия и выступил с проповедью в ареопаге (Деян 17. 15-34). Из характеристики, данной афинянам в НЗ, видно, что подчинение Риму не изменило характера жителей города: «Афиняне и живущие у них иностранцы ни в чем охотнее не проводили время, как в том, чтобы говорить или слушать что-нибудь новое» (Деян 17. 21), как это, согласно свидетельствам древних авторов, было и в классический период греч. |
| Если речь идет об античном платонизме, то – благодаря всякий раз всё той же частной инициативе отдельных платоников 990 – школьная традиция поддерживалась прежде всего сохранением корпуса сочинений Платона и системы школьных жанров, причем в некоторых кружках платонизм эволюционировал в сторону всё более строгой организации учебного процесса (у Ямвлиха и поздних афинских платоников). Если речь идет о христианских школах, то сама христианская Церковь никак не могла развиваться без «личной инициативы», в силу которой «частные лица» принимали крещение и объединялись во имя Христа, сказавшего ( Мф.18:20 ): «Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них». И если даже недостаточно материалов, прямо подтверждающих существование в Александрии времен Климента христианской школы как церковного института, то всё же где прямые указания на противостояние Климента и церковных властей? Во всяком случае, Е.В. Афонасин их не приводит, когда рисует свой образ Климента, этого богемного интеллигента, харизмагического лидера, противника церковных лидеров и официальных церковных структур, гностика среди гностиков. А поскольку к апостольской традиции Климент примыкает в той же степени, что и Валентин (1.19), школы у христиан нет, а у язычников они есть – пусть даже только по названиям – остается только од- —486— но: представление «о тайной жизни, тайном знании и эзотерической традиции этого знания, которая ведет к истинному гносису». Именно этим представлением, в частности, объясняется у Климента «неакадемичность и несистематичность его стиля» (1.20). В этом откровении есть только один прок: мы узнаём, откуда может происходить «неакадемичность и несистематичность стиля», каковыми чертами столь выразительно отмечено изложение самого Е.В. Афонасина. Сталкиваясь с неоднократными и настойчивыми утверждениями Е.В. Афонасина о том, что Валентин, Василид, Климент – представители некоей однородной гностической традиции, я стал просматривать в «Строматах» те места, где Климент говорит о гностиках. С большой радостью я обнаружил, что даже в переводе Е.В. Афонасина Климент всё-таки выступает с резкой критикой Валентина, Василида, Карпократа и прочих гностиков; но по ходу дела я постоянно стал наталкиваться на некоторые опять-таки странности теперь уже в самих переводах Е.В. Афонасина, бросающиеся в глаза даже без обращения к греческому тексту. |
| Замечательно при этом – и трагично для всей исторической судьбы и христианского сознания, и христианского человечества, – что религиозный гений, в своей мистике глубоко проникший в сверхприродно-божественные глубины человеческого духа и открывший присутствие Бога в человеке, – Августин – был вместе с тем в своем рациональном и моральном богословии наиболее влиятельным родоначальником господствующего сурового обличения совершенного ничтожества человека перед лицом Бога. Эта тенденция августинизма, выработанная в борьбе с пелигианством (этим первым проявлением позднейшего мотива самоутверждения человека как самостоятельной положительной инстанции бытия), осталась в общем доминирующей тенденцией исторического христианства, хотя и представлена в нем в разных, то более радикальных, то смягченных формах. Различие между аскетическим и мистическим направлением в христианстве в значительной мере опирается на различие между сознанием безусловной трансцендентности и инородности в отношении между человеком и Богом и сознанием их исконного сродства и имманентной связи. Поскольку христианство восприняло элементы античной религиозной мысли, в особенности платонизма (начиная с александрийской школы), оно склонно восполнять мотив трансцендентности неким «гуманистическим» мотивом достоинства человека как существа богоподобного и богосродного (уже Павел в своей афинской речи ссылается на изречение античного поэта: «Его же рода мы есмы»). Поскольку Боговочеловечение мыслится (у восточных отцов церкви) как событие, имеющее общеонтологическую основу и значение, это понимание как бы молчаливо предполагает некое внутреннее сродство и связь между человеком и Богом. В несколько иной форме богословие Фомы Аквинского, определенное аристотелизмом, настаивает на положительной ценности природного, тварного – в том числе, следовательно, и человеческого бытия, именно в силу того, что само существо тварной реальности, происходя от Бога, носит в себе имманентный отпечаток Его совершенства. Кроме того, Церковь, сознавая и проповедуя свою собственную божественность как человеческого выражения Святого Духа, уже на этом основании должна была исповедовать божественное или богосродное достоинство соборного человеческого начала в своем собственном лице, одновременно проповедуя пасомому ей человечеству августиновскую идею ничтожества человека и необходимости его безусловного подчинения инородному и трансцендентному божественному началу. |
| Тимон Афинский, знаменитый человеконенавистник времен Пелопоннесской войны I 107; IX 112 Тимон Флиунтский IX 109–116; IX 69, 102, 109, 112; ср. Ук. ист. Тимон, отец Феофраста V 55 Тимонид, друг и соратник Динона в его походе против Дионисия II, посвятил Спевсиппу «Историю», в которой описал эту борьбу. См. Ук. ист. Тимофей, афинский автор жизнеописаний философов; все цитаты из него касаются физических изъянов философов. См. Ук. ист. Тиррей, сын тиранна Питтака I 76 Тиррен, младший брат Пифагора VIII 2 Тиртам, настоящее имя Феофраста V 38 Тиртей (VII в.), хромоногий афинский элегический поэт, которого оракул назначил предводителем спартанцев во II Мессенской войне II 43 Тисамен, отец Филократа, доверенного Стратона V 64 Тихон, раб Платона III 42 Тихон, отпущенник Аристотеля V 15 Фавмасий, родственник Аристотеля, хранитель его завещания IV 43, 44 Фаворин Арелатский (перв. пол. II в. н. э.), ритор, представитель II софистики, склонялся к скептицизму и платонизму, автор энциклопедических сочинений на греческом языке, друг Плутарха, Герода Аттика, Фронтона и Авла Геллия. См. Ук. ист. Фала, упомянута в завещании Аристотеля V 14 Фалес Милетский I 22–44; I 13, 14, 21, 106, 121; II 4, 46; VIII 1; IX 18; соим. I 38; ср. Ук. ист. Фалес, отец Фидиада, у которого в доме родился Платон III 3 Фаний, перипатетик, адресат Феофраста V 37 Фаний, отец стоика Клеанфа VII 37, 168 Фаний, друг Посидония, написал сочинение о его школе. См. Ук. ист. Фанодик (II в.?), историк Делоса. См. Ук. ист. Фанострат, отец Деметрия Фалерского V 75 Фантон (IV в.), пифагореец, слушатель Филолая и Еврита Тарентского VIII 46 Феак, старший современник Алкивиада, предводитель молодежи, осмеянный Аристофаном II 63 Феано, дочь или жена Пифагора, принадлежала к пифагорейской школе VIII 42, 43, 50 Федон II 105; I 19; II 31, 47, 64, 76, 85, 107, 125, 126; VI 19 Федр, любимец Платона, герой его диалога III 29, 31 Федр, избран на установление гробницы Зенона Китийского VII12 Федрия, отпущенница Эпикура X 21 Фейод Лаодикейский, скептик, ученик Антиоха Лаодикейского IX 116 |
| 6. Учение о промысле Остается еще одна большая проблема Гиерокла, которая требует тщательного исследования. Это его учение о промысле, изложенное в специальном трактате; а трактат этот, под названием именно " О промысле " , подробно законспектирован у Фотия, даже по отдельным своим книгам, причем Фотий тут же дает обширные сведения из истории платонизма. Нам нет нужды производить самостоятельное исследование этих материалов, поскольку исследование это уже осуществлено у И. Адо , и осуществлено достаточно обстоятельно. С И. Адо приходится согласиться и в тех ее общих выводах, которые говорят о независимости Гиерокла ни от среднего платонизма, ни от христианского вероучения, хотя подобного рода соблазны не раз имели место у предыдущих исследователей. И. Адо прямо отождествляет взгляды Гиерокла с афинским неоплатонизмом, так что, с ее точки зрения, можно сказать, что никакого специального александрийского неоплатонизма вообще не существовало. Это – неправильно. О специфике александрийского неоплатонизма мы сказали выше (часть первая, глава I, §2). Сейчас нам остается только кратко формулировать сущность учения Гиерокла о промысле, не приводя самих текстов. Их достаточно у И. Адо. Промысл (pronoia) – это, вообще говоря, вся ноуменальная область, которая в одних случаях трактовалась у неоплатоников в своей устремленности к еще более высокой ипостаси, а с другой стороны, в своей устремленности к низшим сферам – к космической душе, к самому космосу и к материи. Этот докосмический ум определяет собою все роды существования, предоставляя свободу выбора тому, что подчинено этим родам. От промысла нужно отличать судьбу, которая является только карательницей за отступления от указаний промысла. Эта судьба, или Дика, имеет своей функцией справедливое восстановление нарушенной истины. Судьба не есть просто природа и не есть просто принудительность. Она не уничтожает свободы человека, а, наоборот, предполагает ее у человека и следит только за нарушением свободного, но плохо употребленного выбора. В этом смысле судьба есть " воля божья " (theia boylësis) и " закон божий " . Этот закон не приказывает и не принуждает, а требует свободы выбора в подчинении или в неподчинении закону. Судьба проявляется также и в действиях демонов, поскольку демоны помогают осуществлять волю божью и разоблачать ее нарушение. Свобода выбора есть внутреннее дело человека, но она небезгранична. Ей вовсе не подчиняется объективное становление вещей, но зато в своем внутреннем выборе того или иного поведения человеческая душа зависит только от себя самой. |
| Откуда берется эта гиперчувствительность митрополита Пергамского к «платонизму»? Возможно, нам поможет напоминание об обвинении Афинского профессора Нового Завета Саввы Агуридиса из-за одной «гармонистской» тенденции в святоотеческом богословии, которая якобы повторяется именно у Зизиуласа, богословие которого, по его словам, было бы принципиально «платоническим» . Это «гармоническое стремление», по словам Агуридиса, не соответствует современной чувствительности «человека после Хиросимы». Зизиулас в ответ на эти обвинения в антологическом тексте «Бытие Бога и бытие человека», именно ради апологии отцов (особенно св. Максима Исповедника), подчеркивает, что мысль Максима является «эсхатологической, и следовательно, по сути, библейским видением» . Далее, митрополит Пергамский «защищает» Отцов Церкви: «Соответственно этому (эсхатологическому. – Прим. авт.) видению история и мир в эсхатоне будут возглавлены во Христе. Идея о едином народе Божьем, собранном ‘в одном месте’ (π τ ατ), на который ‘привьются’ все народы, следовательно, идея окончательного единства мира имеет свои корни глубоко в еврейской пророческой традиции и не является эллинским влиянием. Конечно, иудеи не были склонны в это свое видение включить и материальный мир в его полноте (курсив Д. Дж.). Однако, как показали Хенгель и другие исследователи Библии, космологическая ориентация уже проникала в иудаизм задолго до появления христианства» . Решающим фактором различения святоотеческой мысли и (нео)платонизма митрополиту Пергамскому видится помещение «гармонии мира» в эсхатологию, а не в протологию . Однако в этой работе мы сосредоточим наше внимание на подчеркнутом Зизиуласом различии исторического сознания иудаизма и космологического видения эллинизма. Как мы увидим, именно это предубеждение является причиной редукции иконичности к доминирующему «хронологическому» измерению. Прежде чем спросим себя, будет ли вообще необходимо это акцентирование «библеизма» эсхатологического подхода, мы должны задаться вопросом, почему оно у И. |
| Последовавшие за Проклом диадохи не могли поддержать заданный им стиль преподавания: Марин - скорее математик, чем философ; Исидор Александрийский доверял более божественному озарению, чем систематической разработке философии; Гегий и Зенодот - фигуры малоизвестные и незначительные. Только при последнем схолархе Дамаскии в А. ш. п. восстанавливается «канон Ямвлиха». Для Дамаския, как и для Сириана до него, характерен подчеркнутый антиаристотелевский пафос (иной раз он упрекает в аристотелизме даже Прокла, позиции к-рого в ряде принципиальных вопросов он предпочитает ямвлиховскую), его комментариям свойствен больший прагматизм и интерес к конкретным деталям, а систематическим «Первым началам» - еще большая, чем у Прокла, схоластическая разработанность, не отменяющая, однако, доктринальной самостоятельности и умозрительной глубины. В 529 г. имп. Юстиниан I издал эдикт, запрещавший преподавание еретикам, евреям и «одержимым безумием эллинского нечестия», а в Афины было также направлено специальное постановление, запрещавшее язычникам «преподавание философии и толкование законов». А. ш. п. прекратила деятельность. Вероятно, в кон. 531 г. Дамаский с 6 платониками (в их числе Симпликий и Прискиан), «высшим цветом философов» (по замечанию Агафия Схоластика , из «Истории» к-рого (II 28-32; изд.: Agathiae Myrinaei Historiarum libri quinque/Rec. R. Keydell//CFHB. 1967. Vol. 2) известен этот эпизод), отправляется из Афин ко двору персид. царя Хосрова I. По версии М. Тардьё, поддержанной И. Адо, к Хосрову отправился один Дамаский. Когда в кон. 532 г. Хосров заключил «вечный мир» с Юстинианом, Дамаский добился внесения в текст мирного договора статьи о разрешении для философов-язычников пребывать в пределах Византийской империи, не подвергаясь преследованиям за свои убеждения. Философская школа платоников переместилась в приграничный Харран (Карры, в Месопотамии, к юго-востоку от Эдессы). Она существовала здесь до 1081 г. и была одним из важных источников влияния платонизма, разработанного в А. ш. п., на мусульм. философию. |
|
|
