| 126 Самый ранний список его, нам известный, в сб. Тр. Сер. л. 4б6, лис. в 1505 году, л. 372–386; в этом же сб. помещено и житие Сергия, но пахомиевской редакции. Другой си. половины XVI века в у помин, рук. волокол. Иософова мон. N° 606, л. 151. 128 То есть вслед за житием, около 1418 года, как и думает архиеп. Филарет. Обз. русск. д. лит. I, стр. 120. 129 «Яко възлюбленных чад отец к духовному веселию ныне созвавши и яко любителя отец в светлей сей церкви радостно пиемлющи…». 130 На этом предположении останавливается преосв. Макарий, прибавляя, что слово, вероятно, читалось братии в день кончины святою. Ист Р Ц. V, 237. 132 Арх. Филарет в Обз. русск. дух. лит. I, стр. 143 и след. Шевырев в Ист. русск. слов. III, стр. XVIII и 315 Ср.: Ник.. 39. 135 Его мы нашли только в двух списках библ. Тр. Серг. л, из коих один XV века 746, л. 209), другой писан в 1524 году 771). Списков второго пересмотра в одной лаврской библ. сохранилось от XV века до восьми. О стилистическом отношении обоих пересмотров можно судить по началу жития. Перв. пер. по N° 746: «Бе бо некто муж благоверен, бе же и законом сопряженное иодружие ему Мариа. Поучахуся в заповедех господних день и нощь, всяческими же добродетелми украшени беху и едини к Единому душю с телом иреклонше, моляху Бога, яко да дарует им отроча». Втор. пер_- «Бысть бо некто муж в граде Ростове, Курил именем, благоверен сый и бояйся Бога и всякими добродетелми украшен сый, тако и с супружницею своею Мариею именем поучающийся в заповедех господних день и нощь, и едини ко Единому душю с телом иреклонше, моляхуся». 137 Они помещены непосредственно пред послесловием Пахомия в житии по сп. синод, сб. 637, л. 54. В печатном житии, изданном в полов. XVII века Симоном Азарьиным, эти чудеса неверно помечены 1468 годом: самый список жития в указанной синод рукописи, где они помещены, писан раньше, в 1459 году, как обозначено в приписке на первом листе. 141 N° 746: житие Сергия здесь на л 209–261; на обор, л 336 скорописью одного почерка приписано: «В лето 6939 списася книга сия в святой горе Афонеце, в обители царстве, в лавре великаго Афанасия, под крылием св. Григория Паламы и преп. отца нашего Петра Афонскаго, в кущи св. и славнаго пророка Илии. Преписася (рукою) многогрешнаго и смиреннаго инока Лфанасиа Русина, последи же повелением господина Зиновиа, игумена Сергеева монастыря, списася грешным Ионою, игуменем угрешским». Эту приписку поняли по-видимому так, что и житие Сергия вместе с прочими статьями в сборнике переписано на Афоне в 1431 году. (Ист. оп. Серг. Л., изд. 1S65 г., стр. 158. Р. Свят. сент., прим. 231). Но как попало на Афон в том году житие, которое Пахомии, по его собственным словам, писал в Сергиевом монастыре и писал после чуда 1438 года? Приписка прежде всего дает понять, что сборник, в котором она находится, составлен не на Афоне, а в России, и только имеет в своем составе произведения, списанные на Афоне в 1431 году. |
| Адмирал был вызван в Ставку, о чем Григорович сам рассказал в воспоминаниях, которые нам известны только в выдержках и в весьма неточной интерпретации Лукина. Автор статьи «Несостоявшееся назначение» отнес, на основании слов самого Григоровича, посещение Ставки к 14 ноября, т.е. к тому времени, когда вопрос о назначении Трепова был уже разрешен. Это явная ошибка. Воспоминания Григоровича Лукин дополнил рассказом бывшего в Ставке пом. морск. министра ад. Русина. В частном порядке Русин узнал от члена Гос. Совета фон Кауфмана (Туркестанского), главноуполномоченного Кр. Креста при верховном главнокомандующем, что решено Штюрмера «убрать», и что в числе кандидатов в его заместители морской министр, а сам Русин намечается в морские министры. По рассказу Русина, – в изложении, конечно, Лукина – это Кауфман убедил Царя пойти на уступку общественности («два часа докладывал») – кандидатура Григоровича «желание Думы и Москвы». Предположения Кауфмана шли еще дальше и министром вн. дел вместо Протопопова он намечал будто бы кн. Львова. Григорович, узнав от посланного к нему навстречу флаг-кап. Бубнова о предполагаемом назначении его на пост премьера, отнесся к этому известию с «большим подъемом». В Могилеве встречавшие адмирала на дебаркадере поздравляли его и говорили, что «Государь громко об этом говорил» (слова уже Григоровича). Однако при личном свидании Царь, отнесясь к Григоровичу очень «доброжелательно», ничего ему не сказал о назначении и, выслушав ведомственный доклад министра, неожиданно спросил его, когда он предполагает вернуться в Петербург? «Я вышел немного ошеломленный», – вспоминает Григорович: – «По-видимому, произошло какое-то совершенно непостижимое недоразумение». Лица свиты были также «изумлены». На другой день утром Григорович получил «поток» телеграмм: «члены парламента, министры, общественные организации – все поздравляли меня». «Особенно поразило поздравление Штюрмера». «Наконец, приносят две телеграммы: поздравительную от Щегловитова и информационную Гаваса с сообщением, что председателем Совета министров назначен Трепов»... |
| Ввиду исключительной важности документа и синтаксической сложности текста, представляющего собой перевод с не сохранившегося греческого оригинала на славянский, но при этом составленного от имени русской стороны, уместно привести перевод цитируемых мест на современный русский язык, выполненный академиком Д. С. Лихачевым: «Наша светлость, превыше всего желая в Боге укрепить и удостоверить дружбу, существовавшую постоянно между христианами и русскими, рассудили по справедливости, не только на словах, но и на письме, и клятвою твердою, клянясь оружием своим, утвердить такую дружбу и удостоверить ее по вере и по закону нашему…Помиримся с вами, греки, и станем любить друг друга от всей души и по всей доброй воле, и не дадим произойти, поскольку это в нашей власти, никакому обману или преступлению от сущих под рукою наших светлых князей; но постараемся, насколько в силах наших, сохранить с вами, греки, в будущие годы и навсегда непревратную и неизменную дружбу, изъявлением и преданием письму с закреплением, клятвой удостоверяемую. Так же и вы, греки, соблюдайте такую же непоколебимую и неизменную дружбу к князьям нашим светлым русским и ко всем, кто находится под рукою нашего светлого князя, всегда и во все годы» . Среди прочего, договор, в котором ромеи везде именуются христианами (крестьянами), содержит следующие положения: «Аще кто убиет крестьяна русин, или христьян русина, да умрет, идеже аще створит убийство. Аще ли убежить створивый убийство, еще есть имовит, да часть его, сиречь иже его будет по закону, да возмет ближний убьенаго, а и жена убившаго да имеет, толцем же прибудет по закону… Аще ли ударит мечем или бьет кацем любо сесудом, за то ударение или убьение да вдаст литр 5 сребра по покону рускому; аще ли будет неимовит тако створивый, да вдаст елико может, и да соимет съ себе и ты самыя порты своя, в нихъже ходить… Аще украдет русин что любо у крестьянина, или пакы христьянин у русина, и ят будеть в том часе тать, егда татьбу створит, от погубившаго что любо, аще приготовится татьбу творяй: и убиен будет, да не възыщется смерть его ни от хрестьян, ни от руси, но паче убо да възмет свое, иже будет погубил… Аще ли кто или русин хрестьяну или хрестьян русину мучения образом искус творити и насилье яве, или възмет что любо дружне, да въспятит троичь. |
| а) Памятники древнего русского законодательства обнаруживают лишь весьма слабую и колеблющуюся тенденцию к установлению точно определенного числа послухов. Любопытно, что тот список русской правды, который говорит об „изводе пред 12-ти человека” ничего не говорит о свержении поклепной виры семью послухами, и наоборот в том списке, где мы встречаем этих семь послухов, очи- щающих заподозренного от подозрения в убийстве, не оказывается 12-ти послухов, подкрепляющих исковое требование истца-заимодавца. Если не может быть сомнения в том, что в 14 ст. акад. и в 44 карамз. говорится об одних и тех же лицах-послухах, то отнюдь не с несомненною ясностию выступает тенденция древнего права отстоять число 12-ть. Как указано было выше, число это мы находим еще раз в мирной грамоте новгороддев с немцами, т. е. в таком памятнике, на котором, столько же – не говорим более – могло отразиться влияние германского права, как и влияние туземного права 105 . Однако в договорных с немцами грамотах немного более позднего времени число 12-ть совсем забывается. В договорной грамоте смоленского князя Мстислава Давидовича с Ригой, Готландом и немецкими городами 1229 г. говорится (ст. 33), что тяжебное дело между русским и латинянином, поконченное в русской земле перед судьями и перед добрыми людьми, не пересуживается в Риге и на готском берегу, и, наоборот, дело, поконченное таким же точно способом в Риге и на готском берегу, не пересуживается в русской земле. Кого нужно разуметь здесь под „добрыми людьми», в отличие от судей, видно из 13-й статьи той же договорной грамоты: „русину не оупирати латиняна однем послухом, аже не боудете двою послуху, одного немчича, а другого русина добрых людей; тако латинину не перепрети русина, аже не боудеть послуха роусина, и дроугого немчина у Ризе и на гочком березе”. Следовательно, добрые люди суть послухи, при помощи которых поканчивается судное дело между русским и немцем, – и этих послухов должно быть по два с каждой стороны. Может быть даже, что эти послухи суть не послухи в выше разъясненном смысле, а свидетели-очевидцы заключения сделки или совершения факта, в том же смысле, в каком говорится о послухах в ст. 19 той же договорной грамоты: “аже населоуеть робе, а боудоуть на него послоуси, дати ему гривна серебра; такова правда оузяти роусину оу Ризе и на гочком березе”. Здесь говорится не о соприсяжниках, очищающих виновного от подозрения, а о послухах, свидетельствузощвх на него, против него, т. е. об очевидцах совершенного им преступления. В смысле же очевидцев (видоков) говорится иногда о послухах и в русской правде 106 . |
| Разделы портала «Азбука веры» ( 1 голос: 5.0 из 5) Людмила Викторовна Русина – литературный критик, член Регионального союза писателей Республики Крым, автор книги «Сын земли крымской» (Симферополь, 2016), в которую вошли статьи о творчестве известного писателя Анатолия Домбровского. Людмилой Русиной написаны статьи о творчестве ряда современных поэтов. На фото: Л. Русина (слева), Т. Шорохова. «Главной героиней» сборников стихотворений «До седьмой зари» (2006 г.), «Фонарик счастья» (2006 г.), «Выход» (2011 г.) и «Охапки пряные стихов» (2013 г.) «является жизнь человеческой души» Татьяны Сергеевны Шороховой – известного поэта, писателя, историка и публициста. И «всё многообразие» этой «жизни души», многовекторность замыслов и интересов поэта отражает широкий спектр тем в представляемых сборниках. В данной статье обсуждаются такие общие для них темы как значение духовности, любовь во всех её проявлениях к жизни, человеку и природе; жизненный и творческий путь поэта, Крым в различных аспектах, значение поэзии, роль и предназначение поэта, а также приводятся размышления о характерных особенностях её поэзии. «Пение прочувствованных строк» – так образно можно определить поэзию Татьяны Шороховой, воспевающую сердцем под небесами духовное начало во всём сущем мире. Доминирующая в ней концепция об основополагающем значении духовности в жизни человека – в традиции русской литературы с приматом в ней духовной направленности. Николай Гумилёв писал: «…дух, который также реален, как наше тело, только бесконечно сильнее его». От понятия «духовность» неотделимо такое многозначное и вариабельное понятие, как «слово». Дар слова дан человеку, как способность отображать не только видимый взору мир, но и его внутренний, духовный мир. А поэту дан дар чувствовать каждое слово и, главное, привносить в него духоносный смысл, тем самым обозначая его коммуникативную функцию в самом высоком её предназначении – соединение духовного мира с материальным. Это впечатляюще проиллюстрировано в четверостишье, в сборнике «Охапки пряные стихов», в разделе с символичным названием – «Ладьи для переправы духа». В нём слово персонифицирует собой «перевозчика» – старинное русское судно – ладью, переправляющего духовную сущность в материальное пространство: |
| Причина такому явлению может заключаться в том, что большинство дружины Олеговой состояло в это время еще из скандинавов или, быть может, означенные варяги потому были отправлены в Константинополь, что, подобно многим своим соотечественникам, уже бывали там прежде, знали греческие обычаи, язык. Эти мужи посланы были от великого князя Олега, от всех подручных ему князей (знак, что, кроме Олега и Игоря, существовали еще другие родичи Рюриковы), бояр и от всей подручной ему руси. Послы заключили следующий договор: 1) При каждом преступлении должно основываться на ясных показаниях, но при заподозрении свидетельства пусть сторона подозревающая клянутся в том, что свидетельство ложно; пусть всякий клянется по своей вере и пусть примет казнь, если клялся ложно. За этим следует исчисление преступлений и соответственных им наказаний, 2) Если русин убьет христианина, то есть грека, или христианин - русина, то преступник пусть умрет на месте; если же убежит и оставит имение, то оно отдается родственникам убитого, за исключением той части, которая по закону следует жене убийцы; если же преступник убежит, не оставив имения, то считается под судом до тех пор, пока не будет пойман и казнен смертию. 3) За удар мечом или чем бы то ни было виноватый платит пять литр серебра по русскому закону; если будет не в состоянии заплатить означенной суммы, то пусть даст, сколько может, пусть скинет с себя то самое платье, которое на нем, и клянется по обрядам своей веры, что не имеет никого, кто бы мог заплатить за него, и тогда иск прекращается. 4) Если русин украдет что-либо у христианина или христианин у русина и вор будет пойман в краже, то в случае сопротивления хозяин украденной вещи может убить его безнаказанно и взять свое назад. Если же вор отдается без сопротивления, то его должно связать и взять с него втрое за похищенное. 5) Если кто из христиан или русских начнет делать обыск насильно и возьмет что-нибудь, то должен заплатить втрое против взятого. 6) Если корабль греческий будет выброшен ветром на чужую землю и случится при этом кто-нибудь из русских, то они должны охранять корабль с грузом, отослать его назад в землю христианскую, провожать его чрез всякое страшное место, пока достигнет места безопасного; если же противные ветры или мели задержат корабль на одном месте, то русские должны помочь гребцам и проводить их с товарами поздорову, если случится близко тут земля Греческая; если же беда приключится близ земли Русской, то корабль проводят в последнюю, груз продается, и вырученное русь принесет в Царьград, когда придет туда для торговли или посольством; если же кто на корабле том будет прибит или убит русью или пропадет что-нибудь, то преступники подвергаются вышеозначенному наказанию. |
| Можно предположить, что с установлением института династической княжеской власти у восточных славян название доминирующего единоязычного этноса русь определило в Х веке и название государства с центром в Киеве – Русь. На такое двойственное понимание концепта русь вроде бы указывает инициатива Олега в 911 г. «положити ряд межю Русью и Грекы» (С.46), т.е. заключить с Византией (а не просто греками!) межгосударственный договор, для чего и было послано князем Олегом посольство к Византийским соправителям Льву, Александру и Константину. В таком случае народы Русь и Греки олицетворяют собой сами государства. Однако, как следует из самого договора, заключен он все же между двумя народами – греками и русью. И здесь примечательно еще одно смысловое их противопоставление – уже по конфессиональному признаку. Прибывшие в Византию мужи свидетельствуют, что они «от рода рускаго» и «послани от Олга, великого князя рускаго (…) на удержание и на извещение от многих лет межи хрестианы и Русью бывьшюю любовь». И еще раз будет подчеркнуто, что прибывшие послы стремятся укрепить договором «любовь, бывшую межи хрестьяны и Русью» (С.46). В самом договоре греки фигурируют как христиане, им противопоставлены русины: «Аще кто убьет или хрестьанина русин, или хрестьянинъ русина, да умрет, идеже аще сотворит убийство. (…) Аще украдеть что любо русин у хрестанина, или аки хрестьанинъ у русина…» и т.д. Для нас весьма существенным является это противопоставление христиан-греков и язычников-руси. Русь, стало быть, воспринимается древнерусским летописцем как “ветхозаветный” языческий народ, но уже включенный в мировой исторический процесс контактами с византийцами. Важно отметить, что и в XI-XII веках концепт русь воспринимался как народ, а не государство. Например, описывая борьбу Ярослава Мудрого со Святополком, автор «Сказания о Борисе и Глебе» замечает: «В лето 6526 приде Болеславъ съ Святополкомъ на Ярослава с Ляхы. Ярославъ же, съвкупивъ Русь, Варягы, Словени, поиде противу…» . В данном контексте совершенно очевидно, что слово русь использовано для обозначения этноса, и поэтому должно писаться со строчной буквы, как и варяги и словени. |
| С отважною дружиною отправился он по дороге в Украину и собирал себе товарищей. Пристал к нему племянник его, Димитрий, подражатель и любимец воинственного дяди; соединился с ним Александр Конецпольский, его прежде жестокий соперник, но столько же, как и он, гонимый казацким предводителем. Стекалась к нему шляхта, ободряемая его именем. «Все старания киевского воеводы к укрощению мятежа оказались напрасными; поднимается страшная буря, наступают роковые времена!» – писал Иеремия Вишневецкий в своем зазывном универсале к шляхте. «Из любви к отечеству мы пробуждаемся от глубокого сна зависти, сближаемся с народом и извещаем вас о своей готовности к услугам ваших милостей. Уже король выдал, как говорят, два раза вици на посполитое рушенье; о третьих еще не слышно, но отечество в крайнем положении: надобно спешить! Прошу вас, господа, сияющие мужеством и советом, беритесь за оружие и других уговаривайте и поспешайте ко мне к 18 июня!» 135 . Дошедши до селения Шимковцы, паны стали обозом: воины переходили туда из лагеря трех предводителей; в лагере от этого сделался такой беспорядок, который заставлял опасаться повторения пилявской комедии. Не время было играть честолюбием: Вишневецкий стал замечать, что раздвоение войска послужит к выгоде неприятеля, и начал исподволь стараться соединиться с главным войском. Для честолюбивого магната стыдно казалось самому набиваться с услугами: ему хотелось, чтоб соперники сами прислали просить его помощи и через то выказали, как мало они способны к войне без Вишневецкого. Чрез несколько дней после того, как Иеремия расположился обозом, жолнеры привели связанного русина 136 . – Что ты видел, что знаешь? – спрашивали паны. – Хмельницкий уже в Камени Чолганском; я сам видел его собственными глазами, – отвечал пленник. – Отправьте его к предводителям, – сказал князь. Как нарочно, Остророг только что воротился тогда в лагерь с четырьмя реестровыми казаками: они подтвердили показание русина, присланного Вишневецким, да сверх того прибавили, что Хмельницкий намерен им пресечь обратный путь и не допустить идущих к ним из Люблина партий 137 . |
| Указанные в Правде размеры виры в зависимости от статуса лица, за убийство которого она выплачивается, проливают свет на сословную стратификацию древнерусского общества. Самая высокая вира составляла 80 гривен: «Аще убьють огнищанина в обиду, то платити за нь 80 гривен убиици… А в княжи тивуне 80 гривен. А конюх старый у стада 80 гривен» . Итак, верхнюю ступень сословной лестницы занимали огнищане, княжеские тиуны и «старые конюхи». Значение термина «огнищанин» эволюционировало. В «Пространной редакции» он заменен на «княж муж», а значит, если раньше он обозначал собственника земли, на которой были поселены смерды и рабы, то в XI веке огнищанин – это лицо, принадлежащее к кругу лиц, приближенных к князю, его советник, а во время похода один из военачальников, иными словами, он имел статус, который впоследствии стал усваиваться боярам. Тиун – это управляющий княжеским хозяйством, причем, по традиции, из числа княжеских холопов. Высокий административный статус и близость к особе князя ставили такого раба в привилегированное положение. «Конюх старый» – это начальник княжеской конюшни, впоследствии – конюший. В два раза меньше – 40 гривен – насчитывала вира, которую полагалось уплатить за убийство лиц, перечисленных в Русской Правде в такой последовательности: «аще будеть русин, любо гридин, любо купчина, любо ябетник, любо мечник, аще изъгои будеть, любо словенин» . Гридин, или, по-другому, отрок, – это княжеский воин из «молодшей дружины», ябетник – судейский чиновник, мечник – сборщик податей, изгой – человек, утративший связь со своим родом. Самые большие затруднения в этом перечне вызывает интерпретация слов, на первый взгляд, совершенно понятных, – «русин» и «словенин». Этнонимами в чистом виде они быть не могут, ввиду характера данного пассажа из Правды. Не представляется убедительной и исключительно топографическая версия различения русина, жителя Киева и его окрестностей, и словенина, проживающего на Новгородской земле. Можно предположить, что, ввиду относительно высокой виры, в каковую Правда оценила их жизнь, тут речь идет о лицах свободных, имеющих солидный доход, по преимуществу горожанах, поскольку рядом с ними поставлены заведомо небедные «купчины», то есть купцы, но не принадлежащих княжеской дружине или княжеским службам, однако в случае осады города или созыва ополчения способных к участию в боевых действиях. При этом словенин – это человек местных, славянских корней, по преимуществу новгородец, а русин – потомок ранее ассимилированных выходцев из Скандинавии, поскольку в пору создания Русской Правды новых находников с севера называли варягами и колбягами, а не русами или русинами. Таких славяноязычных русин в стольном Киеве, где князь с дружиной имел свою резиденцию, было, наверно, больше, чем в других городах Русской земли. Но, что важно подчеркнуть, цена жизни русина и словенина одинаковая. |
| В списке присягавших обывателей Луцкого повета значится «Миколай Полуцкий с Дублян» (Архив, ч. 2, т. 1, стр. 7). 430 Село Золочевка – под именем Золочева – упоминается в акте от 1545 года в описи Луцкого замка, в числе городень которого упоминается «городня Золочевскаго з Золочева»; ниже, в приведённой в этой описи грамоте Казимира короля Польского касательно установления мыт, сказано, между прочим, что «в Золочове не надобно» давать мыто; между тем в реестре новых мыт, установленных после Казимира, предоставленном составителю описи, Льву Потею, сказано, что в Золочове для пани Якубовой Монтовтовичевой берут по грошу в качестве мыта, а потому в той же описи постановлено «в Золочове пани Якубовой Монтовтовичевой ничего не брать» в качестве мыта (Памятники, т. 4, отд. 2, стр. 81, 86, 107, 126, 129:140). Ещё оно, – как имение пана Яна Монтовта, – упоминается в акте от 15 декабря 1561 года в постановлении Луцкого гродского суда об отсрочке, вследствие запутанности дела, разбора 1) жалобы пана Яна Монтовта на непринятие от него паном Андреем Русиным долга и невозврате ему последним села Золочова и 2) жалобы Русина на угрозы и оскорбления, чинимые ему Монтовтом (Опись актовой книги Киевск. центр. архива 2,035, стр. 34, п. 14). Ещё оно упоминается в акте от 1 января 1562 года в заявлении земянина Яна Монтовта-Коблинского о постановлении приятельского суда по делу его с земянином Андреем Русином о выкупе заставленного последнему имения Золочева и о выкрадении крестьянином Монтовта ключницы Русина (там же – 2036, стр. 1, п. 1). Ещё оно упоминается в акте от 28 марта 1562 года в донесении вижа о том, что пан Андрей Русин, получив в его присутствии свой долг от пана Яна Монтовта, возвратил ему бывшее в залоге имение последнего – село Золочов, но отказался возвратить документ – заставный лист (там же – 2036, стр. 11, п. 26). Ещё оно упоминается в акте от 22 мая 1566 года в жалобе княгини Марии Буремской о захвате её стада в селе Золочове крестьянами Киевского воеводы князя Константина Острожского (там же – 2040, стр. |
|
|
