| Петра и Павла 229 . Поэтому на основании Фотия мы вместе с Комбефизом 230 , Тиллемоном 231 и другими 232 считаем напечатанное у Комбефиза и Миня „Похвальное слово на день первомученика Стефана» подлинным словом Астерия. Также неосновательно приписывать это слово и Григорию Нисскому . Последний имеет свою собственную речь на первомученика Стефана. Du-Pin, отожествивший их во втором томе своей Nouvel. Biblioth., исправляет свою ошибку в третьем томе и строго различает речь Астерия от такой же речи Григория Нисского 233 . Сходство их обусловлено одинаковостью предметов, и, конечно, в мыслях, но не в словах и стиле 234 . Тринадцатое место в издании Миня 235 занимает речь св. Астерия под заглавием „Увещание к покаянию». В некоторых рукописях она озаглавливается „Против тех, которые строго судят о других». Она замечательна тем, что имела своими слушателями не только мирян, но и иереев; последних, кажется, имела в виду более, чем первых. Раньше она обычно приписывалась Григорию Нисскому . И между его произведениями была издана в 1605 г. in Appendice Graeco–Latina Operum Nysseni, p. 67, a потом в издании 1638 года, t. II, p. 165. Du-Pin во втором томе своей „Новой Библиотеки» приписал ее также Григорию Нисскому , и в третьем томе уже берет свое утверждение обратно. „После внимательного рассмотрения, говорит он, я нашел более вероятным, что она принадлежит Астерию Амасийскому » 236 . Того же мнения по этому вопросу и Tillemont 237 , Oudin 238 , Paniel 239 и Ceillier 240 . Справедливость такого суждения несомненно подтверждается авторитетом Фотия, уверяющего, что это „увещание к покаянию» принадлежит Амасийскому еп. Астерию 241 . Наконец, последнее, четырнадцатое 242 , место в ряду речей Астерия на разные случаи, у Миня занимает – „Слово на начало поста». Так же, как и предшествующее „Увещание к покаянию», это слово долгое время приписывалось Григорию Нисскому . С его именем оно было издано в 1605 г. in Appendice Graeco Latina, в 1617 г. Иаковом Гретсером, а отсюда затем ошибка эта перешла в некоторые другие позднейшие издания творений Григория Нисского , напр., в издание 1638 г., е. II, р. 247. Но патриарх Фотий 243 решительно приписывает это слово Астерию Амасийскому и передает его содержание вполне соответственно тому, как оно имеется теперь у нас. Du-Pin, раньше относивший это слово к творениям Григория Нисского , потом исправил свою ошибку. „В настоящее время, говорит он, я признаю, что оно скорее принадлежит Астерию, чем Григорию» 244 . С такой же решительностью говорят о принадлежности этого слова Астерию Амасийскому и остальные его биографы. О принадлежности этих двух последних гомилий св. Астерию Амасийскому , а не Григорию Нисскому , говорит и Bardenhewer 245 . |
| Μ γρε τν Χριστν, ρχε γρ υτ μα τς νσωματσεως ταπεινοροσνη, ν αθαιρτως δ μας κατεδξατο, π δ τς ψυχς σου βαστζων νοητς τν σματον Δγον περερε. В Деяниях Седьмого Вселенского Собора (См Migne Patr. curs. compl. Ser. Gr. t. XL, col. 167, Nota 3 ср. Деяния Всел. Соборов, изданные в Русском переводе при Казан. Дух. Академии, Казань 1873 т. VII стр. 522–523) это место из Астерия читается с некоторыми изменениями, именно так: «Он (Астерий) в слове своем на богатого и Лазаря, сказав нечто о кормлении нищих и в обличение богатых, предлагает богатым за лучшее собирать плоды милостыни, а не одеваться пышно и блистательно в мягкие одежды; затем присовокупляет некоторое нравоучительное слово, направленное к каким-то лицам очень благочестиво проводящим жизнь и покинувшим свое богатство. Он говорит так: «не изображай Христа на одеждах ( ν ματοις), но лучше издержки на них предоставь нищим ( λλ μ λλον τν τν ναλωμτων τοτων δαπνην πτωχος προσπορζου). Затем, желая пресечь страстную привязанность к богатству, он присовокупляет: «Христос довольствуется одним смирением воплощения» ( νσωματσεως ταπενωσις), то есть Христу Богу нашему благоугодно было явить тайны своего домостроительства не из видов ложного тщеславия и сребролюбия, потому что не благочестиво и ему не благоугодно, чтобы люди собирали богатство для сооружения Евангельских памятников и в то же время, придумывая извинение грехам своим, презирали бедных, имеющих нужду в хлебе и одеждах и лишенных крова». Здесь мы имеем непогрешимое толкование этого места из Астерия, коим злоупотребляли иконоборцы. То же самое место, но уже дословно, приведено, по поводу злоупотребления тех же иконоборцев, в письмах Св. Феодора Студита (Migne, Patr. Curs. Compl. Ser. Graecae t. XCIX, col. 1212 ср. Русск. Перев. при С -Петербургск. Дух. Акад. С.-Петербург 1867, ч. II. Письма, письмо 36, к Навкратию, стр. 104–105): «изречение Астерия дословно таково: «не изображай Христа, ибо довольно для Него одного уничижения – воплощения которое он добровольно приял ради нас; но умственно сохраняя в душе своей носи бестелесное Слово...», и далее следует разбор этого изречения. Первые слова этого изречения «не пиши Христа» приводит и дает по поводу их подробные изъяснения Никифор Константинопольский (исповедник) в своих Antirrhetici adv. Const. Copr. Migne. Patr. Gr. t. C, col. 364. Обличив иконоборцев в том, что они слова: писать и изображать ( γρειν κα εκονζειν) незаконно превращают в описывать и ограничивать ( περιγρειν), вопреки церковному учению и не обращая внимания на соотношение предметов, Никифор продолжает: «всегда они имеют на языке и приводят учителя Астерия, повелевающего что? – «не пиши Христа», а отнюдь не приказывающего: «не описывай» ( μ γρε Χριστν, ο μν, μ περγραε). Так и наш (?) Астерий в рассказе о святой мученице Евфимии сказал: «видел я там некое писание ( γραν), а не описание ( π ε ριγραν). См. Migne, Patr. Gr. t. XL, col. 336 A. |
| Смелый духом и сильный убеждением евангельским, Астерий восставал не против личностей только, но и против исконных традиций века, против юридических законодательных положений своего времени, – если только находил там противоречие евангелию. Беседы – о праздновании календ и „о разводе» – яркие тому примеры. Это же мощное проникновение духом и силою Христовыми не останавливало мысль Астерия пред крайними и для людей мира убийственными, но вполне естественными выводами христианской евангельской морали. Осуждая совершенно корыстолюбие, богатство и всякую стяжательность, св. Астерий не останавливается пред тем возражением, какое обычно приводят в защиту стяжательности. „Как же мы будем добывать средства к жизни, если будет оставлено в пренебрежении стяжание имуществ? Как будем удовлетворять потребностям, как будет уплачиваться долг? Как и ссуда будет выдаваться просящему, если все мы будем бедняками по твоему увещанию?» „Неверующего это слово, – смело решает Астерий такое возражение, – неразумная речь того, кто но ведает, что Владыкой мы имеем Бога, распорядителя жизни, доставляющего созданному им живому существу что нужно для употребления и необходимый достаток пищи и потребную одежду» 366 . Эта смелость мысли св. Астерия, не останавливающейся пред самими, по-видимому, крайними выводами христианской морали, обусловливает собою проникновение слова Астерия в вечную сущность нравственной истины, в ее неизменное, незыблемое, самодовлеющее содержание. И пред этим открытым лицем вечной истины св. Астерий бичует порок не в его временных, случайных формах, но в его также вечном, общечеловеческом основании. Поэтому, если мы устраним из проповедей св. Астерия элементы современности и народности, снимем это историческое одеяние, то нам предстанет вечное содержание его проповедей, имеющее интерес на все времена, и для всех образованных народов. Особенно характерна в этом отношении беседа о разводе. Как будто она была произнесена не в Амасии, не в Азии, и не в IV веке, но в Европе, в России в XX столетии в ответ на современный брачный вопрос. |
| Но эта простота и общедоступность содержания проповедей Астерия не наносит ущерба их величию и силе. Правила христианской нравственности, евангельские заветы, преломляясь в призме временного и случайного, никогда не теряют характера вечности, незыблемости, недоступности житейским компромиссам. А у св. Астерия христианская истина самоочевидна, самоубедительна. Его перо не унижается до того, чтобы оправдывать или доказывать евангельскую истину логикой. Нет, Астерий не доказывает, а свидетельствует истину. В каждой строке, в каждом слове чувствуется сила убеждения. Проповедник опытно познал христианскую истину, испытал благо христианства и исполнен желанием привести других к тому же благу. Здесь сильная воля сильного действует на слабую волю немощных. Но для воспитания и укрепления этой немощной воли проповедник вооружается не палицею, но любовию и духом кротости (1Kop.4:21). Астерий грозно обличает порок, с любовию скорбя о немощи согрешающих. Обличение порока и скорбь о преступнике, поношение падения и сожаление о падшем, ненависть к греху и любовь к согрешающему – вот что заметно на каждой странице проповедей св. Астерия. Поистине – это „явление силы и духа»! Впечатление от содержания проповедей св. Астерия еще усиливается смелостью его мысли и слова. Исключительный интерес проповедника к вопросам моральным, а не догматическим указывает на независимость и свободу его мысли от модных увлечений и вкусов века. Архиепископ Константинограда св. Иоанн Златоуст должен был часто оправдываться в том, что он проповедует против богатства, или, по его собственным словам, против богатых, что он призывает к милосердию и человеколюбию, вместо того, чтобы произносить чисто догматические речи. „Καϑ εκστην μραν περ λεημοσνης διαψγη κα φιλανθρωπας μν» 364 , упрекали его. Чего же в этом отношении заслуживал епископ незначительного города, всегда проповедавший против корыстолюбия и богатства? Но св. Астерий дерзал говорить не только против богатых, он не щадил и власть имущих. „И вошедшие на вершину человеческих почестей, многославные сановники, попусту тратят богатство, расточая груды денег бесплодно для праведности, с прибылью для греха. Безрассудство их тем виднее, чем выше их общественное положение. Ибо занимая много служебных мест и владея величайшими государственными должностями, они беспощадно берут от каждой как можно больше. Одни – присвояя себе содержание бедных солдат, другие – часто продавая справедливость и истину, а иные – черпая несметное богатство государственной казны, и вообще отовсюду тщательно собирая и не пренебрегая никакой корыстью, ни бесчестной, ни неправедной» 365 . Это было сказано в речи в день Нового года, и уж конечно в присутствии этих „многославных сановников». По нашим временам и нравам», – это более чем смело. Но и для IV века, как показывает судьба Златоуста, тоже далеко не безопасно. |
| Вместе с прекрасным художественным образованием Св. Астерий обладал серьезными знаниями из области геометрии, астрономии 48 , медицины, анатомии 49 и естественной истории 50 . Об этом очень хорошо говорят приводимые им в своих речах примеры и доказательства из этих областей научного знания. Но главным предметом, на изучение которого св. Астерий обратил особенное внимание, было право . Он готовился к карьере юриста, и впоследствии действительно он является в роли адвоката. Он присутствует на суде архонта и исполняет обязанности современного присяжного поверенного 51 . В своих речах он обнаруживает прекрасное знание юридической стороны важнейших моментов общественной жизни отдельного человека, напр., брачного договора 52 . Св. Астерий прекрасно знает камеру судьи, хорошо понимает психологию ее несчастных посетителей, и тонко подмечает их заслуживающие сожаления нравы 53 . Мы не знаем, сколько времени продолжалась юридическая деятельность св. Астерия. Но нам хорошо известно, что она не удовлетворила св. Астерия. Не здесь было его призвание. Ему суждено было скоро из жреца слепой Фемиды стать священником нелицеприятной Христианской Любви, из комментатора законов человеческих – вдохновенным истолкователем и красноречивым проповедником требований Евангельской правды. Мы не можем сказать, чт именно побудило св. Астерия оставить блестящую карьеру адвоката и перейти в ряды скромных клириков христианской Церкви. Значительную роль здесь играли несомненно те впечатления, которые давала ему камера судьи. „Все подкапывателей стен и работорговцев, также грабителей и воров, даже человекоубийц видал я, когда присутствовал на суде архонта» 54 , говорил св. Астерий. Встречал он там „судей, кои не очень разборчивы на слухи и легко увлекаются порицаниями обвинителей» 55 . Знал он очень хорошо несовершенство самих законов римских, напр., их снисходительное отношение к мужчинам в вопросе о разводе и непонятную жестокость в этом отношении к женщинам 56 . И в душу св. Астерия ясно проникало сознание бессилия правды законной в деле нравственного воспитания человечества и облегчения тяжелых социальных условий его жизни, а также и сознание несовершенства самих служителей закона. Взор его невольно обращался от правды римской к правде христианской, от Фемиды ко Кресту. |
| Д.С. Бирюков Астерий Фигурой, переходной между представителями первой фазы ариан-ских споров и неоарианами, является т. н. Астерий-софист. Астерия обычно не относят к движению неоариан, однако именно в его системе появляются моменты, характерные для неоарианской доктрины. То переосмысление и тот синтез, которые осуществил Астерий в отношении доктрины Ария, пытаясь, с одной стороны, смягчить радикализм в отношении понимания статуса Христа, который был характерен для Ария, и, с другой, более четко сформулировать специфические положения нео-арианства, очевидно, в той или иной мере послужили для представителей второй волны арианского движения, Аэция и Евномия, базисом для выстраивания своей системы. Астерий родился в Каппадокии между 260 и 280 г. По профессии он был ритором. Подобно Арию, Астерий, вероятно, учился у св. Лукиана Антиохийского. Во время гонений императора Диоклетиана Астерий стал отступником и принес жертву, в итоге чего по канонам он считался недостойным священнического и епископского сана. Однако он имел большое влияние на многих представителей арианского движения. Астерий был главным адвокатом ариан на первой стадии арианских споров. Около 325 г. он, по настоянию Евсевия Никомедийского и Ария, написал свое сочинение «Синтагматион», а в 327 г. письменно выступил в защиту положений осужденного на Никейском соборе письма Евсевия Никомедийского Павлину Тирскому. Отрывки из «Синтагматиона» сохранились у свт. Афанасия, а также в отрывках и в пересказе Маркелла Анкирского. По свидетельству свт. Афанасия, Астерий разъезжал с этим произведением по городам и зачитывал его в церквях, вероятно имея успех. В своем «Синтагматионе» Астерий пытался сгладить острые углы учения Ария. Против писаний Астерия выступил Маркелл Анкирский. В 336 г. Маркелл передал свое сочинение, посвященное опровержению Астерия, императору Константину; в итоге Маркелл был низложен, а против его воззрений Евсевием Кесарийским , который нашел их савеллианскими, был написан труд «Против Маркелла» (полемика с Маркеллом велась Евсевием также в сочинении «О церковном богословии»), в котором и сохранились свидетельства о полемике Маркелла с Астерием. Астерий известен также как плодотворный толкователь Писания. Он создал толкования на Евангелия и на Послание к Римлянам, которые до нас не дошли. Сохранились «Толкования на псалмы», авторство Астерия относительно которых установлено не твердо, хотя это весьма вероятно. |
| Du-Pin 211 , а за ним и Cave 212 говорят, что по стилю она не может быть отнесена к произведениям Астерия Амасийского . Правда, стиль этого слова несколько отличен от других произведений Амасийского епископа. Но эта особенность языка и изложения находит для себя удовлетворительное объяснение в характере произведения. Это, ведь, не церковное поучение, а краткое риторическое упражнение. Да притом, это различие в стиле и не настолько велико, чтобы иметь решающее значение в вопросе о принадлежности этого слова св. Астерию. Напротив, именно стиль дал основание одному знатоку древней церковной литературы патриарху Фотию приписать это слово Астерию Амасийскому . По мнению Фотия, язык и стиль этого описания иконы Евфимии имеет сходство с описанием глаза в речи о слепорожденном 213 ; это слово читалось, как слово Астерия, на Седьмом Вселенском Соборе, в деяниях – четвертом, шестом и восьмом 214 . Его знают между произведениями Астерия Амасийского : неизвестный автор Amphiloch. Quaestiones 215 и папа Адриан II-й 216 . После таких исторических свидетельств „всякое сомнение относительно подлинности этого слова должно считать неправильным» 217 . И вообще „нельзя разумно сомневаться в том, что это слово принадлежит св. Астерию, епископу Амасийскому» 218 . Несправедливому также сомнению подвергается принадлежность св. Астерию и следующего по счету у Миня 219 , двенадцатого слова Амасийского епископа. Это – его „ Похвальное слово в день святого первомученика Стефана.» Это слово было произнесено Астерием в день чествования раба Божия, – чествования „следовавшего за Богоявлением» 220 , т. е. Рождеством Христа, значит, 27 декабря. Эту речь приписывают: то св. Григорию Нисскому , то Проклу Константинопольскому . Между произведениями последнего она сначала и была издана Винцентием Риккардом. Но уже сам издатель, как говорит Комбефиз 221 , заметил, что с произведениями Прокла это слово не имеет ничего общего. Поэтому Комбефиз в своем Nov. Auctar. издал его между произведениями Астерия Амассийского. |
| Сопоставления, сближения и сравнения, украшающие речь св. Астерия, блещут меткостью, поражают неожиданностью, пленяют силой и правдивостью. Восставали иудеи на Христа, решили побить Его камнями, но Он отклонил гнев их и смятение, удаляясь не униженно как-либо, но по-божески: Тот, Который стоял среди них и был в руках у них, (вдруг) сделался невидим, и Споривший с воспламененными от гнева иудеями скрылся из глаз. Стояли они в изумлении, намереваясь совершить убийство и не находя средства удовлетворить гнев свой, подобно неопытным охотникам, которые, прежде времени спугнув добычу, если лань скроется в какой-либо чаще и незаметно уйдет (из нее), тщетно блуждают по ущелью, нося сети как излишнюю тяжесть и всуе таская при себе ошейники» 435 . Также неожиданно, но очень метко и остроумно, напр., сравнение первомуч. Стефана с Каином. „Как Каин тот известный братоубийца, – как научает меня Моисеево повествование, – совершил братоубийство, ибо вместо естественной любви усвоив вражду, он первый обновил землю убийством: так и Стефан треблаженный первый своей кровью освятил землю посредством благочестивого подвига (мученичества), – муж по времени второй после апостолов, а по славным делам первый 436 . Иногда все увещание св. Астерий излагает в форме сравнений, по-видимому, очень простых и кратких, но тем не менее сильно действующих и убедительных. „Не будь печален, как ребенок, которого тащат в школу, – увещевает св. Астерий сластолюбца, – не ропщи на чистоту этих дней (четыредесятницы). Не стремись к концу недели, как к наступлению весны после суровой зимы. Не желай субботы ради пьянства, как иудей. Не высчитывай дней четыредесятницы, как ленивый наемник, выжидающий окончания срока, до которого он нанят. Не огорчайся, что дом твой с раннего утра не курится дымом, и повар не стоит у огня» 437 . Но величайшую ценность художественной кисти св. Астерия, придающую особенное значение всем ее достоинствам, составляет художественная простота речей Астерия. „Амассийский проповедник, говорит Du-Pin, не возбуждает своих слушателей насильственными побуждениями, как великие ораторы; но он насаждает в их душах христианские добродетели приятным и естественным образом. Он нечувствительно внушает им отвращение к пороку и воспитывает любовь к добродетели посредством одного только описания» 438 . Епископ Амассийский, – так характеризует Paniel художественные приемы Астерия, – если хочет изобразить пагубность порока, то умеет растрогать душу и со всею силою слова попрать грех . Вообще в сравнениях и описаниях он обладает особенною силой и повсюду обнаруживает оратора, который получил образование в школе классиков и хорошо знаком с их прекрасным и живым слогом» 439 . |
| (Продолжение следует) 1809 Подлинное заглавие слова в 177 такое: στερου πισκπου μασεας (но 179. 131 и 180: μασας, см. напротив Strabonis Geographica, ed. Kramer, Berol. 1847. Vol. 2 pag. 258. lin. 6; pag. 543. lin. 21; p. 553. lin. 1 и др.; кроме того в 131 Слав. и Комб. имеют: γκμιον, Слав. похвальное, т. е. слово, или: похвала ες τν (нет в 131 и Комб.) γιον (131 и Слав. прибавляют: κα νδοξον – и славному) το χριστο (Комб. не имеет) μρτυρα (в 131 нет, а Комб.: ερμαρτυρα?) Φωκν. Ελογησον (нет в 179. 131. 180 и Комб.) в 177 и Слав.: Астериа епископа Амасийскаго, похвальное святому и славному Христову мученику Фоце. Благослови, Отче. 1810 Похвальное слово Астерия мученику Фоке примечательно во многих отношениях. Это есть, во 1-х, наидревнейшее и вполне достоверное известие о богоугодной жизни и мученической кончине св. Фоки – вертоградаря (Греческие и Славянские проложные сказания представляют буквальную выборку из слова Астерия). Синопа (Σινπη), место жизни и кончины Фоки, принадлежала к Понтийской провинции, коей главным городом была Амасия, где епископствовал Астерий. Ему, как епископу митрополии, был подчинен и епископ Синопы. Живя вблизи места мученической кончины Фоки. Астерий недалеко отстоял от него и по времени жизни: Астерий скончался около 410-го года; а св. Фока, – судя по казни его за одно исповедание Христа, без формального разбирательства дела на суде, – потерпел мученическую кончину в одно из позднейших гонений, когда императоры открыто и официально восстали против христиан, т. е. при Декии (249–251) или Диоклетиане (284–305). А принимая во внимание отсутствие в слове Астерия сказаний характера легендарного, мы, с одной стороны, вполне понимаем, почему Рюинарт помещает слово Астерия в числе достоверных (чистых) актов, – а с другой, – вполне не понимаем той преувеличенно-суровой гиперкритичности и подозрительности, с какими относятся к этому слову ученый издатель Acta Sanctorum, обвиняя слово на каждом шагу в легендарности, риторических прикрасах и фантастических преувеличениях. |
| Вообще связь τν κεφαλαων γκωμιαστικν у св. Астерии искусна, внутрення, тесна. И вся энкомия представляет одно гармоничное, стройное целое, идеальное „σμα», как назвал бы античный оратор. Внутренней красоте и величию энкомии соответствует у св. Астерия и красота и изящество ее выражения – „φρσις – elocutio», по терминологии классических ораторов. У Менандра оратор пользуется свободой в выражении своей речи. Но речь его непременно должна быть украшена. Энкомия должна дышать силой и пафосом. Оратор обязан говорить красиво и величаво, „συντν λγ κα συγγραφικ», т. е., кратко и точно. Энкомии св. Астерия изобилуют тропами, фигурами, сравнениями, аллегориями, – отчего речь его в высшей степени наглядна и пластична. Апострофы, восклицания, риторические вопросы, краткие предложения, блестящие антитезы делают язык энкомий очень живым, сильным и выразительным. Мы не приводим примеров, потому что ими блещет речь Астерия в каждой энкомии, в каждом предложении. Краткая экскурсия, сделанная нами в область взаимоотношений христианской проповеди и языческой риторики дает основания для заключений и выводов, относящихся не к одному только св. Астерию, но имеющих более общее значение. Энкомии св. Астерия дают нам право сказать, что христианские произведения этого рода, и по материалу своему, и в распорядке его и по форме выражения, точно следовали указаниям риторики. Они в своем формальном ораторском свойстве не были произведением христианской гомилетики, которая еще не существовала в IV веке. Их форма была созданием языческого духа, их речь была плодом классического искусства, под знаменем Аполлона, но не Христа. Техника энкомии – такая, которая могла возникнуть только на языческой почве, и вся христианская проповедь IV в., как художественное произведение искусства, не может быть понята вне своей исторической обстановки, вне связи с языческим ораторским искусством того времени. Она – результат долго и искусно культивированной, художественной техники. Момент одушевления, ораторские дарования личности ее не могли произвести. |
|
|
