| Как далеко от этого содержание проповедей св. Астерия! Им чуждо отвлеченное содержание, столь соблазнительное для плохой риторики и безудержной болтливости. Моральное содержание его проповедей всегда удерживало его на почве реальной действительности житейского опыта. Оттого его проповеди дышат непосредственной правдой и жизненностью. В этой современности и народности проповедей св. Астерия мы видим второе достоинство их со стороны содержания. Читая их, чувствуешь, что автор стоит и тесной психологической, нравственной связи с своими слушателями. Он вдохновляется не требованиями системы, не ходом своих собственных мыслей, а действительными потребностями своих слушателей. Каждое его слово возникло на почве духовного взаимообщения его с слушателями. Вот почему по проповедям св. Астерия можно нарисовать картину жизни амасийцев конца IV века, указать существенные и характерные черты их нравственного настроения, мыслей, чувств. Содержание проповедей св. Астерия понятно и просто. Высокие нравственные истины в них изложены замечательно ясно и доступно, способом психологическим, т.е. путем приспособления к духовному состоянию слушателей – черта в высокой степени ценившаяся древними христианскими проповедниками. Христианская проповедь, по мнению Отцов Церкви, в противоположность языческой мудрости, обращавшейся к отдельным личностям, должна была иметь в виду как образованных христиан, так и простых, необразованных. Поэтому проповедь как с внутренней, так и с внешней стороны должна была удовлетворять тех и других. „Если учители, пишет Ориген , имеют в виду и считают делом человеколюбия, чтобы, сколько то возможно, большему числу своих слушателей быть полезными, и приводить к истине всякого, и необразованного и образованного, и греков и варваров, – то, очевидно, что они должны употреблять слово и язык простой, который был бы доступен для всех. Те же, которые пренебрегают простыми и необразованными, потому что они не способны понимать их, и о тех только заботятся, кто способен, – те ограничивают дело общественной пользы слишком тесными пределами». Также высоко ценит простоту, общедоступность проповеданного слова и Григорий Богослов . „Поскольку, пишет он, общее тело Церкви подобно одному сложному, разнообразному и живому существу, слагается из многих и различных нравов и умов, то предстоятелю Церкви совершенно необходимо быть вместе как простым, так, сколько можно более многосторонним и разнообразным для приличного со всяким обращения, а равноспособным к полезной со всяким беседе». Это, столь высоко ценимое св. отцами, качество проповеди – простота во всем – составляет характерную черту св. Астерия и по справедливости дает ему первое место в ряду знаменитых проповедников IV века. |
| Арий утверждал, что Бог не может называться Отцом до того, как Он создал-родил Сына, и потому Бог был Отцом не всегда: «Бог не всегда был Отцом; но было, когда один был только Бог и не было еще Отца; впоследствии же соделался Он Отцом» 346 . В понимании Астерия хотя и «было, когда Сына не было», но Бога и до рождения Сына (Христа) можно называть Отцом, т. к. существование Сына, когда Его актуально еще не было, имело место в замысле Отца вследствие полноты Божественной жизни, могущей распространиться в направлении дарования бытия Сыну 347 : Отец до рождения Сына имел предварительное знание ( επιστμην), как рождать, потому что и до врачевания имеет знание, как врачеать. По благотворной щедрости создан Сын и по избытку сил сотворил Его Отец 348 . Учение о том, что Бог является Отцом и до рождения Сына (Христа), рожденного «из ничего» посредством воли Отца, Астерий разделял со своим товарищем по братству лукианистов Феогнисом Никейским 349 – видимо, это учение было популярно в школе Лукиана. Представление Астерия о том, что Бог был Отцом и до рождения Сына, свидетельствует о различных тенденциях в арианском лагере относительно понимания статуса Сына: более радикальную позицию в плане отделенности Христа от Бога разделял сам Арий; несколько же смягченный вариант, подразумевающий определенную внутреннюю связь Бога и Христа (Сына), пусть и проявляющуюся в представлении о потенциальном бытии последнего в замысле Отца, был характерен, в частности, для Астерия. Соответствующее учение Астерия позволило ему не разделять положение учения Ария, согласно которому Сын по Своей природе изменяем, но в отношении Его постоянства в благой воле Он является предузнанным Богом прежде век (в этом проявляется элиминирование Астерием того антропологического измерения в христологии, которое присутствовало в системе Ария). Важнейшие же общие моменты для христологии Ария и Астерия, определявшие принадлежность их к единой церковной партии, это формула: «Было, когда [Сына] не было» и акцент на понимании происхождения Сына по воле Отца в противовес пониманию рождения Богом Сына по природе, развиваемого свв. |
| Сделанный нами анализ беседы „О богаче и Лазаре» показывает, что мы имеем здесь идеальный тип святоотеческой беседы. Русский переводчик этой беседы проф. М. И. Муретов замечает, что „всесторонняя обдуманность, стройная последовательность и сосредоточенность плана, строгий и проницательный анализ священного текста и нравственной жизни человека, коими обилуют все поучения св. Астерия, преизбыточествуют в настоящей беседе и делают ее во всех отношениях образцовым и замечательным в древнецерковной литературе творением». Что касается остальных трех бесед св. Астерия, то они уже не дают нам такого строго выдержанного типа святоотеческой беседы. Они походят больше на слова. Анализ уступает место синтезу, предмет раскрывается не по частям, а живописуется в целом, и Астерий выступает христианским учителем в тоге классического оратора. Вообще по своей форме беседы св. Астерия относятся уже к искусственному роду. Хотя они и следуют точно тексту, но имеют в виду одну определенную тему, однако не высказывая ее в одном предложении, а раскрывая в заключении 388 . Особенно характерна в этом отношении беседа о Неправедном Домоправителе. От беседы здесь осталось только одно имя и тщетное стремление привязать содержание беседы к тексту притчи. Вообще беседы как-то не удаются св. Астерию. Его стихия, его излюбленный род проповеди – слово, и притом высокохудожественное, ораторское слово. Это преимущественный род проповедей Астерия. Мы насчитываем у него пятнадцать слов, более двух третей всех несомненно подлинных, дошедших до нас, его проповедей. Слова св. Астерия не все одинаковы по своему характеру, логическому построению, ораторскому совершенству. Последнее место во всех отношениях занимают пять слов на пятый псалом. Здесь нет ни законченности, ни отделки, ни выдержанности и строгости в самом построении, ни единообразия и искусства в его приемах. Здесь сохраняется только общий контур слова, бледная его тень. Именно – единство мысли, проникающей вою проповедь, и синтетический метод построения. |
| Мы познакомились в главных и существенных чертах с содержанием проповедей св. Астерия. Какое же значение и какую ценность имеют проповеди св. Астерия именно со стороны своего содержания? Незначительность догматики и преобладание морали составляют достоинство или недостаток проповедей св. Астерия? „Покайтесь и веруйте во евангелие» ( Мк.1:15 ), было первым словим Христа Спасителя к народу. Не теологические тайны неба и законы Божественной жизни, но благая весть о Царствии Божием, о нравственном возрождении людей было преимущественным содержанием Христовой проповеди. То же мы видим у Апостолов и лучших представителей святоотеческой проповеди. Мораль была постоянным и существенным содержанием их проповеди, а догматика – случайным и временным. Это и понятно. Одно знание не составляет добродетели, не дает спасения. Питая ум, оно часто совсем не трогает души и воли, – этой единственной законной сферы проповедника. Метафизические парения не всегда приводили в блаженные райские сферы. Искусство построять силлогистические круги, распутывать силлогистические хитросплетения, в бессилии останавливалось пред слабостью воли, терялось и молчало пред фактом греха, соблазна, мировой скверны. Вот почему догматическая проповедь, призывая к основательному, чистому, возвышенному, благочестивому размышлению, очень редко вела к святому, христианскому, нравственному доброделанию. Для нее всегда непроходима пропасть между словом и делом, разумом и волей. Догматическая проповедь все есть только рассуждение, исследование, размышление, как называл свою проповедь знаменитый Московский Митрополит Филарет. Вот почему в незначительности и, так сказать, случайности догматического содержанная в проповедях св. Астерия мы решаемся видеть высокое преимущество Амасийского проповедника. Такое содержание проповедей Астерия требовалось и состоянием амасийской паствы. Она более нуждалась в призыве к покаянию, чем в научении тайнам Неба и Божественной жизни. Прежде полного разумения последней амасиец должен был, разобраться в жизни собственного сердца. Ибо „сердцем веруется в правду» ( Рим.10:10 ). |
| архим. Модест (Никитин) IV глава Проповедь есть стремление обнять и выразить великие дела Бога при помощи человеческих слов. Разнообразию, величию и святости содержания здесь соответствует разнообразие, величие и красота формы. Подобно тому, как воин и земледелец берут в руки не одни и те же инструменты, так и оратор не может пользоваться одним и тем же видом речи, когда он убеждает к принятию веры или когда они поражает противников. Отсюда иным образом он говорит, когда опровергает, и иным, когда увещевает. Ко времени св. Астерия, в IV веке, уже прочно установились и ясно определились формы проповеди. Это гомилия, беседа и слово (λογος). У св. Астерия мы имеем образцы всех указанных форм проповеди. В издании Миня творения Астерия носят общий заголовок – гомилии. Но это название употреблено здесь в общем смысле беседы, даже проповеди, а не как специальный технический термин для обозначения особой формы проповеди. В этом последнем техническом смысле название „гомилия» может быть приложено, по нашему мнению, только к двум проповедям св. Астерия, – на псалом VI-й и VII-й, и то с большими оговорками. Гомилия, как специальная форма проповеди, характеризуется двумя чертами: а) тесной связью с библейским текстом, где проповедник находит исходный пункт своей речи, и b) характером свободной, непринужденной, взаимной беседы проповедника с слушателями. Эта последняя характерная черта гомилии, несколько неудобная для проповедника в практическом отношении, уже очень рано стала достоянием истории. И гомилия стала простым, не имеющим никакой искусной литературной формы, изъяснением Св. Писания. Ориген придал гомилии более искусственную форму, требуя, чтобы она состояла из двух элементов – учительного и паранетического или увещевательного, имела вступление и заключение. Но характерной чертой гомилии всегда оставалась тесная связь с Писанием, с библейским текстом. Отсюда полное отсутствие единства содержания, многопредметность и многосоставность гомилии. Гомилия св. Астерия на VI псал. и есть именно такое простое, лишенное цельности и стройности нравственно-назидательное изъяснение отдельных стихов псалма. Св. Астерий изъяснение ведет стих за стихом, слово за словом, начиная с надписания – „В конец, в песнех, о осьмом, псалом Давиду», и кончая стихом – „обратися, Господи, избави душу мою, спаси мя ради милости Твоея». |
| Таков был общий фон той общественной жизни, куда Амасийский епископ нес свет евангельской морали. Понятно, в каком направлении здесь должны были преломляться и отклоняться эти лучи евангельского света. Paniel находит это отклонение очень крайним. Он называет мораль Астерия „часто чрезмерно строгой»; видны тут требования „близорукой монашеской морали», „чрезмерная ненависть к миру» 331 . Так судит человек Запада. Но едва ли с ним согласится человек Православного Востока. Если иногда у Астерия и встречаются выражения, звучащие крайним ригоризмом, отдающие пустыней Фиваиды и пещерой отшельника, то ведь сам Paniel находит этому прекрасное объяснение. „Что Астерий в борьбе против изнеженного, стремящегося к наслаждению века часто переходит границы умеренности, причина это заключается в духе того времени, когда он жил, и которое обнаружило самые яркие противоположности – незнающую меры роскошь, и чрезмерный аскетизм, питающий ненависть к миру» 332 . Крайности Астерия, словесность, нужно отнести на счет формы выражения, но никак не принципов. Последние исполнены евангельского духа и величия. Avaritia et luxuria были девизами жизни амасийского общества IV века. Нестяжательность и милосердие – вот главные требования морали св. Астерия, которая обращалась прежде всего к социальной стороне жизни амасийца, и от нестроений и беспорядков ее приходила к душе его, как источнику этих зол. Avaritia – это „желание во всяком деле иметь более должного и принадлежащего» 333 . Этой страсти обязано своим происхождением все, что оплакивает история и повседневный опыт современной жизни. Оно наполняет землю грабителями и убийцами, море – пиратами, города – мятежами, судилища – лжесвидетелями, доносчиками, предателями, стряпчими, судьями, склоняющимися в ту сторону, куда влечет золото 334 . Корыстолюбие – мать несправедливости, безжалостная, человеконенавистная, жесточайшая. Из-за него жизнь человеческая полна неравенства» 335 . Если бы корыстолюбие не ввело в социальную жизнь неравенства, то не было бы здесь несправедливых возвышений и принижений, и разнообразные несчастия не делали бы нашу жизнь неприятной и плачевной 336 . Если бы кто-нибудь истребил эту людскую страсть, то ничто не препятствовало бы, чтобы в жизни водворился глубокий мир, войны и возмущения были изгнаны из жизни и все возвратились к естественной приязни и дружбе 337 . |
| 450 κ προσπου το θεο не имеет ввиду какое-либо разделение Бога на три лица, как это делал Астерий, а, скорее всего, используется как во фр. 58 из «Против Астерия». 451 Также ср.: Пс. – Афанасий. Вопросы на Новый Завет 38: Πθεν λγεται αρεσις; A πκ. Απο το αρειτ διον και τοτο ξακολοθεν («Почему называется ересью? – Так как берет что-то свое и следует ему») (PG 28, 724А). 453 Возможно, Маркелл опирается на «Синтагму» Ипполита как на главный источник для своего списка еретиков. Этот параграф согласуется с п. 18, что является очередным доказательством единства текста. 458 Пользуясь списком Ипполита, Маркелл упомянул первые несколько имен из гностиков после Симона и несколько последних, входящих в круг учеников Валентина. Объединяет их то, что все они верили в одного, неизвестного Бога, не участвовавшего в создании вселенной, которую, как они полагали, сотворили ангелы (или какой-то более низший, чем Бог, демиург). 467 Ср.: Маркелл Анкирский. Против Астерия, фр. 85. Еще Пс. – Ипполит апеллировал к Аристотелю (Опровержение всех ересей 7.14, 9.19, 24. Iff.). Маркелл, возможно, первый автор попытавшийся возвести учение ариан к Гермесу Трисмегисту. 470 Термин δγμα у Маркелла имеет особенное значение, относящееся к выводам, сделанным человеческим разумом, ср.: Против Астерия, фр. 38, 86, 88, 121. 472 Единственное упоминание о существовании подобной книги; по этой причине было сделано предположение, что ее не существовало, см.: Seibt К. Die Theologie des Markell von Ankyra. Berlin, 1994. (Arbeiten zur Kirchege-schichte 59). S. 458. 479 Тимей 68е, цит. по изд.: Платон. Собрание сочинений в 4-х тт. Т. 3. М., 1994. С. 474; т. е. данный отрывок – из «Тимея», а не из «Горгия», как говорится у Маркелла. Ошибка вызвана, возможно, отсутствием у Маркелла оригинала платоновского текста или же использованием промежуточного источника. В «Против Астерия», фр. 88 цитата из «Горгия» приведена правильно. 480 Тимей 52а, цит. по изд.: Платон. Собрание сочинений… Т. 3. С. 455; опять ошибка Маркелла в атрибуции диалога. |
| Μ γρε τν Χριστν, ρχε γρ υτ μα τς νσωματσεως ταπεινοφροσνη, ν αθαιρτως δ μας κατεδξατο, π δ τς ψυχς σου βαστζων νοητς τν σματον Δγον περφερε. В Деяниях Седьмого Вселенского Собора (См. Migne Patr. curs. compl. Ser. Gr. t. XL, col. 167, Nota 3 ср. Деяния Всел. Соборов, изданные в Русском переводе при Казан. Дух. Академии, Казань 1873 т. VII стр. 522–523) это место из Астерия читается с некоторыми изменениями, именно так: «Он (Астерий) в слове своем на богатого и Лазаря, сказав нечто о кормлении нищих и в обличение богатых, предлагает богатым за лучшее собирать плоды милостыни, а не одеваться пышно и блистательно в мягкие одежды; затем присокупляет некоторое нравоучительное слово, направленное к каким-то лицам очень благочестиво проводящим жизнь и покинувшим свое богатство. Он говорит так: «не изображай Христа на одеждах (ν ματοις), но лучше издержки на них предоставь нищим (λλ μλλον τν τν ναλωμτων τοτων δαπνην πτωχος προσπορζου). Затем, желая пресечь страстную привязанность к богатству, он присовокупляет: «Христос довольствуется одним смирением воплощения» (νσωματσεως ταπενωσις), то есть Христу Богу нашему благоугодно было явить тайны своего домостроительства не из видов ложного тщеславия и сребролюбия, потому что не благочестиво и ему не благоугодно, чтобы люди собирали богатство для сооружения Евангельских памятников и в то же время, придумывая извинение грехам своим, презирали бедных, имеющих нужду в хлебе и одеждах и лишенных крова». Здесь мы имеем непогрешимое толкование этого места из Астерия, коим злоупотребляли иконоборцы. Тоже самое место, но уже дословно, приведено, по поводу злоупотребления тех же иконоборцев, в письмах Св. Феодора Студита (Migne, Patr. Curs. Compl. Ser. Graecae t. XCIX, col. 1212 ср. Русск. Перев. при С -Петербургск. Дух. Акад. С.-Петербург 1867, ч. II. Письма, письмо 36, к Навкратию, стр. 104–105): «изречение Астерия дословно таково: «не изображай Христа, ибо довольно для Него одного уничижения – воплощения которое он добровольно приял ради нас; но умственно сохраняя в душе своей носи бестелесное Слово»… и далее следует разбор этого изречения. Первые слова этого изречения «не пиши Христа» приводит и дает по поводу их подробные изъяснения Никифор Константинопольский (исповедник) в своих Antirrhetici adv. Const. Copr. Migne. Patr. Gr. t. C, col. 364. Обличив иконоборцев в том, что они слова: писать и изображать (γρφειν κα εκονζειν) незаконно превращают в описывать и ограничивать (περιγρφειν), вопреки церковному учению и не обращая внимания на соотношение предметов, Никифор продолжает: «всегда они имеют на языке и приводят учителя Астерия, повелевающего что? – «не пиши Христа», а отнюдь не приказывающего: «не описывай» (μ γρφε Χριστν, ο μν, μ περγραφε). Так и наш (?) Астерий в рассказе о святой мученице Евфимии сказал: «видел я там некое писание (γραφν), а не описание (περιγραφν). См. Migne, Patr. Gr. t. XL, col. 336 A. |
| 1 Похвальное слово Астерия мученику Фоке примечательно во многих отношениях. Это есть, во 1-х, наидревнейшее и вполне достоверное известие о богоугодной жизни и мученической кончине св. Фоки – вертоградаря (Греческие и Славянские проложные сказания представляют буквальную выборку из слова Астерия). Синопа ( Σιν πη), место жизни и кончины Фоки, принадлежала к Понтийской провинции, коей главным городом была сия, где епископствовал Астерий. Ему, как епископу митрополии, был подчинен и епископ Синопы. Живя вблизи места мученической кончины Фоки. Астерий недалеко отстоял от него и по времени жизни: Астерий скончался около 410-го года; а св. Фока, судя по казни его за одно исповедание Христа, без формального разбирательства дела на суде, – потерпел мученическую кончину в одно из позднейших гонений, когда императоры открыто и официально восстали против христиан, т. е. при Декие (249–251) или Диоклетиане (284–305). А принимая во внимание отсутствие в слове Астерия сказаний характера легендарного, мы, с одной стороны, вполне понимаем, почему Рюинарт помещает слово Астерия в числе достоверных (чистых) актов, – а с другой, – вполне не понимаем той преувеличенно-суровой гиперкритичности и подозрительности, с какими относятся к этому слову ученый издатель Acta Sanctorum, обвиняя слово на каждом шагу в легендарности, риторических прикрасах и фантастических преувеличениях. Основания для сего, как увидим, приводятся большею частью из таких мест слова, которые имеют сомнительную подлинность, – и притом все эти основания отличаются отвлеченностью и произволом личного вкуса, как то: название Фоки «святым святых», «кто знают Христа, те ведают и вернаго раба Его Фоку» (сомнительной подлинности места), – увещание Фоки, чтобы исполнители казни не колебались совершить беззаконное дело (отвлеченное основание), почитание Фоки Римлянами наравне с ап. Петром и Павлом, – почитание мученика мореходами не только Черного, Азовского, Адриатического и Эгейского морей, но и Восточного и Западного океанов. |
| Краткое сведение о Астерии, епископе Амазийском в Понте Астерий, епископ Амазийский, жил в последней половине четвёртого и в начале пятого столетия по Р.Х. Сие видно из оставшихся сочинений его. В беседе о корыстолюбии и порочном желании иметь собственность ближнего он говорит о гонении на христиан, воздвигнутом от императора Юлиана, как очевидный свидетель оного. А сие гонение было в 362 и 363 годах по Р.Х. В беседе в день Нового года о том, что христиане должны оставить языческие обыкновения в праздновании сего дня, он говорит, что Евтропий был консулом в предыдущем году, то есть в 399. История жизни Астерия мало известна. В юношестве он занимался науками под руководством некоторого скифа, который был рабом у одного антиохийского гражданина, и, несмотря на рабское состояние, при пособии своего господина приобрёл великие познания в науках и прославился своей учёностью между греками и римлянами. Сие рассказывает о себе сам Астерий 1 . Он не говорит, каким наукам обучался у скифа; но красноречие, которое видно в беседах Астерия, не оставляет сомнения в том, что он тщательно занимался изучением правил оного. В беседе о богатом и Лазаре он говорит о себе, что некогда ходил в судебное место. Из сих слов с вероятностью можно заключать, что он в молодых летах упражнялся в судопроизводстве и для сего предварительно занимался правоведением. Епископом Амазийской Церкви он поставлен, вероятно, по смерти Евлалия, который был Амазийским епископом в продолжение и после гонения, воздвигнутого арианами против правоверных в царствование императора Валента в 364 году и продолжавшегося до 378 года 2 . Астерий жил до глубокой старости 3 . Год смерти его неизвестен. Только известно, что он умер ранее 431 года по Р.Х., потому что в сем году епископом Амазийским был уже Палладий, присутствовавший на Ефесском, Третьем Вселенском Соборе. Из сочинений Астерия сохранились до нашего времени 12 бесед, которые он говорил к народу, на разные места Святого Писания и в похвалу некоторым святым. Комбефизий собрал и издал сии беседы в Париже в 1648 году в первом Прибавлении к Библиотеке отцов, и присоединил к ним извлечения, сделанные Фотием, Патриархом Константинопольским , из бесед Астерия 4 , из которых некоторые дошли до нашего времени, а другие утрачены. Котелерий издал с рукописи Парижской королевской библиотеки семь слов на пятый, шестой и седьмой псалом 5 и усвоил их Астерию. Но, по мнению Дюпеня 6 и Тиллемонта 7 , подлинность их весьма сомнительна. |
|
|
