| 229 Опубликованы в Журналах заседаний Совета С.-Петербургской Духовной академии за 1876– 1910-е гг. См. Приложение IV к наст, статье. 230 ЦГИА СПб. Ф. 119. Оп. 1. Д. 12 (Переписка об экскурсиях членов Института и его слушателей. Ч. 1. 12 марта 1878 – 12 мая 1891); Д. 80 (То же. Ч. 2. 1898–1906); Д. 204 (Об экскурсии в г. Новгород. 1907); Д. 283 (Об экскурсии в Новгород. 1910); Д. 312 (Об экскурсии слушателей Института в Новгород. 1911–1912); Д. 331 (Об экскурсии слушателей Института в Псков. 1912); Д. 369 (Об экскурсии слушателей в г. Псков и Москву); Д. 423 (Об экскурсиях и в Новгород и на о. Валаам. 1915). Обозрение некоторых поездок см.: ОР РНБ. Ф. 593. Д. 21 (Экскурсия слушателей Института в Новгород Поездка археологов//Петербургская газета. 1886. 161; Η. П. Церковные древности в Новгороде (По поводу поездки членов и слушателей Археологического института в Новгород)//Церковный вестник. 1889. 35. С. 606–607; 36. С. 622–623; Страшкевич В. М. Обозрение церковных древностей Пскова членами и слушателями Археологического института в экскурсию 11–14 мая 1898 года//АИЗ, изд. ИМАО. 1899. Т. 7. 3, 4 и 5. С. 133–134; Не археолог. По новгородским святыням: Путевые впечатления (экскурсия под руководством Н. В. Покровского )//Волховский листок. 1910. 14 марта. 1805; Студент. Археологическая экскурсия в Новгород студентов С.-Петербургской Духовной академии//Церковный вестник. 1895. 27. С. 857–860; 28. С. 890–892; 29. С. 920–925 (перепечатано: Прибавления к Церковным ведомостям. 1895. 31. С. 1066–1073; в извлечении: АИЗ, изд. ИМАО. 1895. Т. 3. 11. С. 372) и др. 231 Этот вопрос был затронут лишь однажды в монографии Г. И. Вздорнова «История открытия и изучения русской средневековой живописи...» (С. 357. Примеч. 190). 232 Достаточно вспомнить о защите докторской диссертации Н. В. Покровского «Евангелие в памятниках иконографии, преимущественно византийских и русских», за которую ученый был удостоен степени доктора богословия. Сомнения, что подобная тема «пройдет» в Академии, резонно высказывали профессора Новороссийского университета. См., например, письмо А. А. Павловс кого к Н. В. Покровскому от 14 января 1892 г. с предложением защищать «колоссальный труд» в Новороссийском университете на степень доктора теории и истории изящных искусств (ОР РНБ. Ф. 593. Д. 445. Л. 1–1 об.). См. также горькие слова Н. В. Покровского в письме к Ф. И. Буслаеву от 16 ноября 1892 г.: «Церковная археология у нас предмет новый, знают и ценят его очень мало. Неудивительно, что мое сочинение произвело некоторый соблазн. Правда, Совет Академии на основании отзывов двух специалистов-богословов удостоил меня докторской степени, но при обсуждении этого вопроса высказывалось желание знать авторитетное мнение знатоков православного искусства» (ОР РГБ. Ф. 42. Д. 43. Цит. по: Кызласова И. Л. Письма Н. В. Покровского к Ф. И. Буслаеву . С. 310). |
| При предстоящем пересмотре мирных трактатов, заключённых Россией с различными государствами, и в частности с Турцией, придётся, когда будут ликвидироваться последствия Великой войны, коснуться и Палестины. Примером такого положения может служить конвенция между Англией и Францией относительно Египта и Марокко, заключённая в Апреле 1904 г., в которой (ст. 1-я) оговаривалось, несмотря на объявление Египта сферой влияния Англии, что управление египетскими древностями сохраняется за французами, а французские школы в Египте должны иметь прежнюю свободу действия. Приведённые выше соображения побудили кружок лиц, интересующихся делами Ближнего Востока, в сотрудничестве со специалистами по палестиноведению, образовать Совещание, которое выработало изложенные ниже в четырёх разделах тезисы. Тезисы эти должны лечь в основу наших требований, одни, именно изложенные в разделе I-м, для упорядочения правовых условий, необходимых для деятельности русских учреждений в Палестине и Сирии, другие, изложенные в разделе II-м, для обеспечения прав русской науки на территории Палестины, Сирии, Финикии и Синая. В интересах осуществления наших научных же прав выработаны те специального характера положения III-ro раздела, которыми определяется, во-первых, наше участие в туземно-международном «Комитете по охране древностей» (Services d’antiuiites), необходимость основания которого вытекает из международного научного значения Палестины, во-вторых (б), права нашего научного учреждения, Археологического Института в Иерусалиме. Наконец, для усиления нашей деятельности в соответственных специальностях признаётся необходимым основание особого русского учреждения на широких научных началах, определяемых интересами историко-археологического изучения Палестины и прилегающих областей как за христианский, так и за языческий период их культурной жизни. В основу его организации должны лечь тезисы, изложенные в разделе IV-м. Приложение к IV-мy разделу представляет собою лишь материал для выработки в подробностях проекта устава предполагаемого учреждения, слагающегося, согласно принятым положениям, из Комитета палестиноведения в Петрограде и Русского Археологического Института в Иерусалиме. Выработка проекта ляжет на обязанность особой комиссии, созванной тем государственным учреждением или обществом, которое найдёт возможным признать входящим в его задачи основание при себе самостоятельной организации нового научного учреждения на намеченных Совещанием началах и своим авторитетным содействием двинет дальше это дело. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла Содержание КАКАБАДЗЕ [груз. ] Сергей (Саргис) Несторович (10.10.1886, с. Кухи Кутаисского у. и губ.- 2.04. 1967, Тбилиси), груз. историк, палеограф и археограф. Род. в крестьянской семье. Родители К., Нестор и Эдуки (Евдокия) Санодзе, в 1894 г. переехали из деревни в г. Кутаиси. Отец К. зарабатывал на жизнь, перевозя людей и грузы на своем пароме через р. Риони. В семье было еще 2 сына: Артемий (стал врачом) и Давид (стал художником). 2 года (1892-1894) К. обучался в сельской школе. Несмотря на то что детей крестьянского сословия в дворянскую гимназию не принимали, К., имевший способности к математике, в 1894 г. смог по результатам собеседования поступить в Кутаисскую дворянскую гимназию. В 13 лет он написал историю Имерети (рукопись, по объему превышающая 400 страниц, хранится в семье). В 1905 г., по окончании гимназии, К. продолжил учебу на историческом факультете Венского ун-та (Австрия). Из-за трудного материального положения в 1907 г. К. переехал в С.-Петербург, где поступил на 3-й курс грузино-армянского отделения факультета вост. языков Императорского гос. ун-та. Проходил обучение у акад. Н. Я. Марра и проф. И. А. Джавахишвили . По поручению и под рук. Марра К. написал дипломную работу «Деятельность Ивана и Захарии Мхаргрдзели по грузинским и армянским источникам», за которую в 1910 г. был удостоен серебряной медали ун-та. По окончании учебы в 1910 г. К. вернулся в Грузию и занялся педагогической и научной деятельностью. В 1911-1919 гг. он читал курс лекций по истории Грузии на Тифлисских высших жен. курсах, в 1918-1932 гг. работал научным сотрудником Кавказского историко-археологического ин-та РАН (затем АН СССР). Под рук. К. и при участии известных груз. историков М. Джанашвили , С. Эсадзе, С. Горгадзе и Джавахишвили в Тифлисе в 1921 г. был создан Исторический архив Грузии (ныне ЦГИАГ), директором к-рого стал К. (до 1926). В фонды ЦГИАГ были включены рукописи бывш. Церковного музея, фонды ведомственных архивов дореволюционного периода, 300 грамот, собранных К. в разные годы в церквах, монастырях и семьях. К. активно исследовал и публиковал источники и писал статьи в печатном органе архива «Саисторио моамбе» (Исторический вестник), а также в журналах «Мнатоби» (Светоч), «Бюллетень Кавказского историко-археологического института», «Известия Кавказского историко-археологического института» и др. Кроме своего имени К. использовал псевдонимы С. Давитиани и Homo Novous. |
| Произведенные на русском участке раскопки и найденные здесь остатки древней стены, порога Судных врат, арки базилики Константина и пристроек византийской эпохи, естественно, потребовали со стороны Палестинского общества сооружения зданий для защиты находок от непогоды. Для этого общество нашло необходимым всю северную часть участка, где были сосредоточены главные реликвии, связанные с евангельскими событиями, реконструировать так, чтобы к ним был возможен свободный доступ паломников; здесь же предполагалось устроить археологический музей. Тринадцатого сентября 1887 г. трудами Палестинского общества был заложен первый камень нового здания. К 1891 г. было закончено строительство сооружений, которые должны были охранять древние святыни. Порог Судных врат, открытый при раскопках, был огражден решеткой, и по обеим стенам были помещены иконы, а сверху, на арке, повешены лампады. Некоторый вклад в археологические исследования Святой Земли внесли и сотрудники основанного в 1894 г. Русского археологического института (РАИ) в Константинополе (см.: Успенский Ф. О РАИ в Константинополе//Труды Десятого археологического съезда в Риге (1896). М., 1900. Т. 3: Протоколы. С. 44–50). Хотя основной областью интересов института была византология, однако его ученые предприняли несколько археологических разведок по всему Ближнему Востоку и даже провели раскопки на участках Русской Духовной миссии, доставив богатый археологический материал (см.: Фармаковский Б. Последние научные предприятия РАИ в Константинополе//Труды Одиннадцатого археологического съезда в Киеве (1899). М., 1902. Т. 2: Протоколы. С. 79–80). Археологическая экспедиция 1891–1892 гг., проводившаяся по инициативе Палестинского общества и при участии Я. Смирнова (см.: Кондаков Н. Археологическое путешествие по Сирии и Палестине. СПб., 1904), а также экспедиции в 1898 г. в Заиорданье (см.: Дмитриевский А. ИППО и его деятельность за истекшую четверть века (1882–1907): Историческая записка. СПб., 1907), в 1908 г. на Синай, а в 1913 г. – в Тивериаду (см.: Семенов Д. Русское Палестинское общество и его деятельность до войны 1914 г.//НВ. 1925, 8–9. С. 210–214) привели к тому, что отечественная библейская археология поднялась к 1914 г. на уровень, в некоторых отношениях превышавший европейский (и уж тем более американский). |
| В одну из дружин попали и мы... и оказались в рядах защитников Киева на Дарницком направлении. Петлюровские отряды перешли в наступление и к вечеру заняли город. Дружины защитников, поскольку они не разбежались, были интернированы и заключены в здании городского музея, а я, получивший при перестрелке тяжелое пулеметное ранение правой руки (пуля раздробила кости), был доставлен в немецкий госпиталь, который еще задержался в Дарнице... Вообще же занятие города Петлюрой прошло довольно мирно. Новое правительство не проявило репрессий к заключенным дружинникам и вскоре отпустило их на свободу. Оно само находилось в критическом положении перед наступающей Красной Армией, которая уже в январе 1919 года заняла Киев. [...] На третий день удалось перевезти меня из Дарницкого госпиталя домой, благодаря помощи нашей соседки, жившей в доме напротив – Оли Кирьяновой, студентки III курса медицинского факультета. [...] Оля предложила свои услуги: проехать на извозчике через петлюровские части и привезти меня домой. Взяла с собой широкую меховую шубу моего отца и мою студенческую фуражку, в которую меня там облачили, замотав больную руку, усадили в санки и без приключений, через толпы петлюровцев, привезли домой. [...] Политические события развивались с необыкновенной быстротой. Уже в январе 1918 года Красная Армия овладела Киевом, и в городе установилась Советская власть. Когда оказалось возможным засунуть руку в рукав, я возобновил... занятия в Университете. [...] В это время Киевский исполком установил комиссию для ликвидации религиозных установлений. При этом не был забыт вопрос о культурных и художественных сокровищах киевских церквей и монастырей, и в этой области по советам наиболее авторитетных деятелей науки и искусства были созданы при комиссии четыре специальных секции, в которых имелись и археографическая, сформированная по указанию Киевского Археологического института, во главе которой стоял профессор Довнар-Запольский. Руководителем секции был назначен славист, специалист по славянской палеографии профессор Сергей Иванович Маслов. В комиссию вошли в качестве сотрудников бывший в то время директором археологического музея Беляшевич, известный издатель, библиофил Сергей Кульженко, славист доцент Яворский, ассистенты Яницкий и Базилевич и два студента Археологического института – Николай Тищенко и я. Каждому члену этой секции поручалось в течение недели обследовать рукописные и книжные фонды определенных монастырей и церквей и представить доклад с общим обзором коллекций и перечислением редких и ценных рукописей и старопечатных книг. Комиссия работала в течение всей весны и собрала интересные материалы, о которых впоследствии сообщил в печати руководитель секции, профессор Сергей Иванович Маслов. Для меня эта работа была ценнейшей школой-практикой, как археографии и палеографии, так и методики каталогизации рукописей и старопечатных книг. [...] 19-го мая мы с Олей повенчались в университетской Десятинной церкви [...] |
| б) Копию письма Директора Русского Археологического Института в Константинополе, Действительного Статского Советника Ф.И. Успенского, от 22 марта 1901 года за 126, на имя Высокопреосвященного Антония, Митрополита С.-Петербургского и Ладожского: «В личной беседе с Вашим Высокопреосвященством по предмету командирования Святейшим Синодом кандидатов и магистров духовных академий в Институт для ученых занятий были выяснены условия, при которых означенные командирования могли бы быть практически осуществлены. В спокойной уверенности, что это дело, будучи направлено просвещенной попечительностью Вашего Высокопреосвященства о благах русского духовного образования, доведено будет до желаемого конца, позволяю себе присоединить изложение оснований, на которых возможно осуществить посылку в Константинопольский Институт молодых людей из духовных академий (Приложение). Говоря о командировании ежегодно по одному лицу, а не по два через два года, я частью имею в виду недостаток молодых людей, приготовленных для специальных занятий, частью же руковожусь тем соображением, что при таком порядке второй кандидат найдет уже в Институте товарища, успевшего ознакомиться с Константинополем и могущего оказать ему руководство. Но в общем я не могу считать этого важным условием; если бы оказалось одновременно два хороших кандидата, тем лучше. При ближайшем избрании кандидата для посылки в Константинополь я просил бы обратить внимание на профессорского стипендиата Казанской духовной академии Ф. И. Успенского, который мне лично хорошо известен, если только его непосредственное начальство будет его рекомендовать для этой цели». —175— в) Копию записки, составленной Г. Директором Русского Археологического Института в Константинополе, – о командировании кандидатов и магистров духовных академий в Константинополь для занятий под руководством Института: «При учреждении Русского Археологического Института в Константинополе имелась в виду и посылка Святейшим Синодом кандидатов и магистров духовных академий для ученых занятий под руководством Института (Устав, пар. |
| В это время в Риме работают видные представители немецкой школы археологии Теодор Клаузер (1894–1984), который сыграл важную роль в развитии боннской традиции, Иоганн Колльвиц (1903–1968), особенно известный своими работами о римских саркофагах 1871 , и Фридрих Вильгельм Дайхманн 1872 . В 30-е гг. политические изменения в Европе затронули и археологию: в Рим приезжают эмигранты, бежавшие от идеологических преследований и антисемитской политики нацистов. Среди них – два выдающихся ученых: Рихард Краутхаймер и Фридрих Вильгельм Дайхманн, люди одного поколения. В 1935–1936 гг. Дайхманн был стипендиатом Немецкого института, а с 1937 г. – референтом по христианской археологии. Архитектор по образованию и историк архитектуры, он вместе с Вильгельмом Арнольдом Чира (1910–1969) провел раскопки крупного архитектурного комплекса около катакомб свв. Петра и Марцеллина на виа Лабикана в восточном пригороде Рима: мавзолея св. Елены и большой «цирковидной» базилики IV в. Результаты этих раскопок опубликованы в «Ежегоднике Немецкого археологического института» 1873 . С 1939 г. и до конца своей жизни Дайхманн работал над двумя большими темами: позднеантичная Равенна и сполии в позднеантичной архитектуре. Немецкий институт создал свои отделения для изучения греческого Востока: в Афинах, с особым византийским отделом, под руководством Эдмунда Вайганда (1887–1950), в 1929 г. в Стамбуле, во главе с византинистом Августом Хайзенбергом (1869–1930), и в том же году – в Мадриде. В 1965 г. в Стамбульском отделении Института был учрежден пост референта по христианской археологии и истории византийского искусства, его занял Иоганн Колльвиц. Коптские христианские памятники изучались в Немецком институте египетских древностей, открытом еще в 1907 г. 1874 Институт выпускает несколько периодических изданий: «Археологический Вестник» (Archäologischer Anzeiger), «Ежегодник Немецкого археологического института» (Jahrbuch des Deutschen Archäologischen Instituts, Jdl) кроме того, Римское отделение Института имеет собственное периодическое издание – «Сообщения Немецкого археологического института, Римское отделение» (Mitteilungen des Deutschen Archäologischen Instituts, Römische Abteilung, MDAI RA), аналогичные «Сообщения» издает Афинское отделение (Mitteilungen des Deutschen Archäologischen Instituts, Athenische Abteilung, MDAI AA), Стамбульское отделение выпускает «Стамбульские сообщения» (Istanbuler Mitteilungen, IstMitt). |
| Важность специального изучения памятников церковно-художественной старины в настоящее время сознается более, чем когда-либо, и интерес к их исследованию все растет и растет. Они входят, как одна из важнейших отраслей общего археологического знания, в программы занятий всех Археологических съездов, Императорского Археологического института в С.-Петербурге, русского Археологического института в Константинополе, многочисленных Археологических обществ, ученых архивных комиссий, епархиальных церковно-археологических комитетов. В 70-х годах началась оживленная деятельность в России по собиранию и сохранению памятников старины, особенно церковной; стали устраивать музеи древностей при духовно-учебных заведениях и при губернских ученых архивных комиссиях. Наибольший успех в этом деле выпал на долю киевской духовной академии; затем появились собрания церковных древностей и при всех других академиях; из собраний древних церковно-археологических комитетов отметим Архангельское, Нижегородское. Воронежское, Орловское, Калужское, Московское, Тверское и Холмское; из губернских – лучшее Тверское, затем Новгородское, Ярославское, Костромское, Нижегородское, Симбирское, Саратовское, Тамбовское; Таврическое, Екатеринославское, Воронежское, Орловское, Калужское, Рязанское, Псковское, Виленское, Смоленское, Тифлисское. Однако, большая часть этих собраний древностей не имеет правильной организации; но, что особенно важно, наряду с этими учреждениями, оберегающими памятники старины, стоит целая толпа, уничтожающая и расхищающая их. Предметы церковной старины не всеми одинаково ценятся, как дорогое наследие минувших веков православной русской церкви: многое продается на сбыт частным коллекционерам и продавцам, жемчуг и дробницы с драгоценных облачений снимаются, золотая парча сжигается для добывания золота, церковные сосуды переделываются и утрачивают свою археологическую ценность, храмы при так называемых реставрациях теряют свою древнюю красоту, стенописи и иконы переписываются нередко невежественными ремесленниками иконописцами. |
| Летом 1917 г., находясь на Кавказе, провел подготовительную работу по организации Кавказского историко-археологического ин-та (КИАИ) в Тифлисе. В записке, представленной в РАН, привел краткую историю изучения Кавказа в России и Зап. Европе, подчеркивая неудовлетворительный уровень этих исследований (Записка акад. Н. Я. Марра о Кавк. ист.-археол. ин-те. СПб., 1917. С. 13. [На правах рукописи]). М. задумывал ин-т как «форпост русской науки для систематических изысканий на древнем культурном Востоке, прилегающем непосредственно к Кавказу с юго-востока, юга и юго-запада» (Там же. С. 2). Совместно с Армянским этнографическим и Грузинским историко-этнографическим об-вами составил устав и программу работы ин-та, к-рые были утверждены 6 сент. 1917 г. на заседании Отдела истории и филологии РАН. Стал 1-м руководителем КИАИ, организовал работу на основе достижений с.-петербургской школы кавказоведения. В качестве научной базы в ин-т был отправлен весь архив раскопок Ани (отчеты, планы, чертежи, снимки и т. п.), который пропал в пути; т. о., анийские публикации М. получили значение первоисточника (Раскопки в Ани в 1904 г.//ИИАК. 1906. Вып. 18. С. 78-94; Краткий каталог Анийского музея: С 11 рис. СПб., 1906; О раскопках и работах в Ани летом 1906 г.: Предв. отчет. СПб., 1907. (ТРАГФ; Кн. 10); Реестр предметов древности из 6-й (1907 г.) археол. кампании в Ани. СПб., 1908; Надпись Епифания, католикоса Грузии: Из раскопок в Ани 1910 г.//ИИАН. Сер. 6. 1910. Т. 4. 17. С. 1433-1442; 11-я Анийская археол. кампания. СПб., 1913. (ТРАГФ; Кн. 13); Описание дворцовой церкви в Ани//Анийские древности. СПб., 1916. 1. С. 1-38 и др.). Основал неск. периодических научных изданий. В 1923-1927 гг. выходил ежегодник «Известия Кавказского историко-археологического института» (первые 2 тома вышли под ред. М. в Ленинграде в 1923 и 1927), затем - «Бюллетень Кавказского историко-археологического института», в которых помещались отчеты этнографических и археологических экспедиций, публикации первоисточников, памятников агиографической лит-ры, грамот, надписей, архивных материалов, описание рукописей и др. Ввел в научный обиход термин «Тао-Кларджети», объединив в этом понятии территории почти всей исторической Юго-Зап. Грузии. Создал научные серии «Тексты и разыскания по армяно-грузинской филологии» (1900-1913); «Яфетический сборник» (1922-1932); «Bibliotheca Armeno-Georgica», «Monumenta hagiographica Georgica» и др. Участвовал в деятельности Предсоборного присутствия РПЦ в С.-Петербурге в 1906 г., на к-ром в т. ч. рассматривался вопрос об автокефалии Грузинской Церкви; 1 дек. 1906 г. зачитал очерк об истории Грузинской Церкви (издан в 1907). |
| Покровский пользовался сравнительно-историческим методом Буслаева, сопоставляя источники письменные и иконографические, чтобы раскрыть истинный смысл изображений. Он обратил внимание на важную особенность христианского искусства: синтез, который создавали живопись, архитектура и литургия в пространстве церковного здания. Покровский неоднократно писал об общих проблемах археологии, разъясняя свой взгляд на археологию как научную дисциплину 2695 . Командировка Покровского в 1876–1877 гг. в Германию, Францию, Швейцарию и Италию была очень успешной. В Берлине он посещает Христианский музей протестанта Фердинанда Пипера, в Страсбурге слушает лекции его постоянного оппонента, Франца Ксавера Крауса, главы католической ветви немецкой христианской археологии. В Риме Покровский знакомится с де Росси, осматривает катакомбы и другие памятники. Он возвращается в Россию, полный впечатлений и идей. Синод принял предложения Покровского создать две самостоятельные кафедры, церковной археологии и литургики, и организовать археологический музей при Академии. Деятельность Покровского не ограничивалась Духовной академией. Он был директором Петербургского археологического института, членом Археологической комиссии, Русского археологического общества, Московского археологического общества, Общества любителей древней письменности, Комитета по охране русской иконописи и многих других научных институций. Кроме того, он стремился распространять свои идеи и знания посредством книг для широкой публики 2696 . Покровский выполнил переработку труда де Росси «Подземный Рим» 2697 ; к сожалению, эта полезная работа осталась неопубликованной. Тогда на русском языке было очень мало серьезной литературы о римских катакомбах, книги А. фон Фрикена 2698 и А. Завьялова 2699 были поверхностными и явно компилятивными. На протяжении 30 лет Покровский участвовал в российских археологических съездах. Ha VI съезде он сделал доклад об иконографии Страшного суда 2700 . Свой доклад о греческой и древнерусской настенной живописи, представленный VII съезду, он переработал в монографию 2701 . Главный труд Покровского об иконографии Евангелия был напечатан в «Трудах» VIII съезда. |
|
|
