| Как, напр., покажется читателю такого рода биография: «Св. Димитрий Тунтало, м. ростовский, знаменитейший как по святости жизни, так и по дарованиям ума и просвещению (1709)» – и только (стр. 263). Когда родился св. Димитрий, где учился, при каких условиях, управлял паствою и занимался литературною деятольностию, – ничего нет! Между тем, все это или почти все есть в солидной статье о ростовском святителе м. Евгения (т. 1, стр. 116–137), так возвеличенной его современниками. Мы уже говорили об обширности Евгениевской биографии Кирилла и Мефодия (II, 56–68) и весьма краткой о них статейке (23 строчки) «Обзора». В таком же отношении находятся статьи об Арсение Мацеевиче (Сл. т. 1, стр. 56–7; Обзор, стр. 343), Лазаре Барановиче (II, стр. 5–7, Обзор, стр. 206), п. Никоне (II, 108 –139, Обзор, 226), еп. нижегородском Питириме (II, 168–175, Обзор, 300), м. Платоне Левшице (II, 175–191, Обзор, стр. 403–411) и др. Как в этих биографиях, так и во всех других «годы рождения писателей почти нигде (Филаретом) не обозначены, поставлены только годы смерти, да и те часто ошибочные.... В сообщении биографических сведений заметны нестройность, произвол, неопределенность» 591 . В библиографической части своих статей архиеп. Филарет, действительно, поправлял м. Евгения. Ho: I, случалось, что, поправляя, и сам ошибался, так что истина оставалась на стороне Евгения, или ни на той, ни на другой. Говоря, напр., о Гаврииле Бужинском, м. Евгений приписал ему слово о «Промысле Божием к России», напечатанное-де в 1-й ч. «Старины и Новизны» за 1776 г. (Сл. т. I, стр. 78). Филарет вздумал поправить Евгения и вместо 1776 г. поставил 1766 (стр. 287). Между тем «Старина и Новизна» издавалась только в 1772 и 1773 г. г. (Смирдин, 6,077), да в ней и не бывало такого слова Бужинского, а есть лишь его речь «В похвалу С.-Петербурга и его основателя» (см. 1772 г., ч. 1, стр. 49). В статье об Иннокентие Нечаеве пр. Филарет отмечает принадлежащий ему перевод книжки – «Приготовление к смерти» и ставит 2 года – 1793 и 1798 (стр. |
| 408 О монахе Ефреме Потемкине сказано: «ея же ради вины аще и не бысть именно предан анафеме, обаче самым делом ей подлежание, и яко друг иным раскольникам и единомысленник во время их проклятия сопроклят бысть». Возможно, впрочем, что эти слова принадлежат Симеону Полоцкому , составлявшему акт Московского собора 1666–1667 г. См. Материалы для истории раскола. Изд. Братск. Слова, II, стр. 98. 412 Суворов. О церковных наказаниях. С. 184 и сл. См. еще любопытный факт из царствования императрицы Елизаветы у Соловьева. Очерки из истории крепостного права в Великороссии во второй половине XVIII в. (Русская мысль. 1880, август, стр. 75 и сл.). 413 А. И. III. 237; Доп. А. И. V, 2, 12; А. Э. III, 104 и 249; Соловьев. XXVII, 153; XXIX, 133; Семевский. Очерки из истории крепостного права в Великороссии во второй половине XVIII в. (Русская Мысль. 1880, авг., с. 75 и сл.). 414 Ст. ст. 44 и 246 Устава гражданского судопроизводства воспрещают быть поверенными по делам лицам, отлученным, а ст. 83 и 371 данного Устава и статьи 95, 706 Устава уголовного судопроизводства говорят о недопущении к свидетельству отлученных от церкви по приговору духовного суда. Ср. мотивы к 1001 ст. Устава уголовного судопроизводства по изданию государственной канцелярии. 415 См. Суворов. О церк. наказаниях. С. с. 167–168. В 1734 г. малороссийским архиереям воспрещено вступаться в гражданские дела и привлекать мирских людей к своим судам, причем воспрещено им также за их частые дела отлучать от входа в церкви и предавать клятве. Соловьев. XX, 318. Один из самых поздних примеров вседомовного отлучения см. в Русск. Старине, 1883 г. сент.: вседомовное отлучение за обиду причта, определенное митрополитом Ростовским Арсением Мацеевичем . 419 Указ Св. Синода от 11 июля 1851 г. В 24 ст. Устава о предупреждении и пресечении преступлений и в 17 ст. Устава духовной консистории говорится еще о назначении публичной епитимьи в приходской церкви или в монастыре за уклонение в течение двух или трех лет от исповеди и Св. причастия. Но так как в этих же самых статьях добавляется, что публичная епитимья налагается без отвлечения должностных и поселян от домов, то отсюда следует, что в монастыре таковая епитимья может быть исполняема лишь тогда, когда это возможно без отвлечения должностных и поселян от домов, следовательно, без заключения в монастыре. От исполнения епитимьи в монастыре должно отличать содержание в монастыре, как суррогат тюремного заключения, определяемый приговором уголовного суда на основании ст. 138 н. 2, 1549, 1566, 1585, 1593, 1594 и 1597. См. Суворов. О церковных наказаниях. С.с. 221–214. |
| В епархиях малороссийские архиереи были чрезвычайно непопулярны. «Беда да горе! — писал в 1763 г. епископ Белгородский Иоасаф Миткевич. — Всы теперь малороссияне везде в крайнем презрении» . Конечно, не могло быть и речи о каком–либо сопротивлении епископам и их малороссийскому окружению в епархиальных управлениях. И в монастырях в 1–й половине XVIII в. появляются во все возрастающем числе настоятели–украинцы . Период преследований при Анне Иоанновне не изменил состава иерархии, так как репрессии затронули в равной мере обе группы епископата. В царствование Елизаветы число выходцев с Украины среди епископов еще более увеличилось. Лишь в 1754 г. вышел указ, предписывавший Святейшему Синоду выдвигать на должности настоятелей и епископские кафедры не только малороссийских, но и великорусских кандидатов . После того как малороссиянин Арсений Мацеевич показал себя главным противником секуляризационных планов Екатерины II, императрица прониклась недоверием к украинским архиереям и взяла за правило назначать епископами великорусов. Она справедливо указывала на «закоснелое властолюбие» украинских иерархов. Число великорусских епископов, которые еще в 1764 г. занимали всего лишь 12 кафедр из 26, начало возрастать также и потому, что теперь ученое монашество стало пополняться выпускниками Славяно–греко–латинской Академии в Москве . б) Своеобразный феномен ученого монашества в Русской Церкви заслуживает более подробного рассмотрения. Его значение трудно переоценить — на протяжении всего периода от XVIII до XX в. на нем лежало не только управление Церковью, но и руководство всей пастырской работой. Обычно всю ответственность за церковные нестроения синодального периода возлагают только на систему государственной церковности, упуская из виду такую важную сторону дела, как отношение иерархов к своим служебным обязанностям, которое в течение этих 200 лет оставляло желать лучшего. Отстаивать канонически установленные границы своей власти было правом и обязанностью епископов, но не менее важными для них должны были быть их пастырские обязанности . |
| Язычество знало все эти грехи, особенно в период упадка. Взять, например, историю Римской империи или греческой цивилизации. Например, спартанцы, эти знаменитые воины, были в большинстве своем гомосексуалисты, так как они с детства жили в изолированных мужских обществах, где это считалось самым обычным делом. И монахи тоже? Нет, никогда не было такого, чтобы все монахи грешили. Среди монахов всегда могли быть грешники. Это действительно было так, и в исторических документах это зафиксировано. Еще император Юстиниан в середине VI века казнил двух епископов, которые были уличены в содомском грехе. Это смертный грех, и он отнесся к этому, как к ветхозаветной норме: прелюбодеяние, любодеяние, мужеложство, скотоложство, еще и кровосмешение, о котором скажем позже – это пять основных плотских смертных греха. Существует масса всяческих форм разврата, и очень много плотских грехов, но смертными являются только эти пять. Но ведь Пушкин никогда не был бы Пушкиным, если бы у него не было женщин? Но он никогда себя в этом не оправдывал. Вы помните, позже, когда он женился, он даже каялся в этом, в поздний период жизни он был очень чутким к этим вещам. Так жили люди в его среде: не всегда понятно, где это был просто флирт, а где флирт заходил уже слишком далеко. У него был такой темперамент! Он как-то другу своему написал, что колеблется, жениться ему или не жениться: ведь она у него сто тринадцатая. Темперамент был не только у него. Но здесь имеются в виду увлечения, не факт, что это была сто тринадцатая наложница. Флирт, к сожалению, был очень принят: и копили, и считали. Это было принято в высшем обществе. И наложницы были приняты, в том числе и при христианских императорских дворах Европы и в XVIII, и в XIX веках. Более того, это считалось обязательным для императора. Было бы странно, если бы император не имел кроме жены какую-нибудь наложницу – фаворитку, как тогда говорили, или фаворита, если это императрица. Но все-таки служители церкви это не приветствовали? Конечно не приветствовали, но они обязаны были молчать. Это императорская власть. Скажешь – завтра без головы останешься. Архиепископ Арсений (Мацеевич) ведь не случайно только сейчас канонизирован. Екатерина II сгноила его в застенках только за то, что он обличал ее нечестие. Есть и другие прецеденты, просто нам надо лучше знать свою историю. |
| Таким образом, за тем необыкновенно высоким подъемом греческого влияния на Руси, какое мы видим при Никоне и которому, казалось, суждено было надолго и прочно утвердиться на Руси, последовал столь же быстрый упадок у нас всякого значения греков. Правда, русские уже не считали их, как прежде, утерявшими правую веру и истинное благочестие, признавали их совершенно равными себе по Православию, но вместе с этим из русской жизни окончательно и навсегда исчезает всякое непосредственное влияние современных греков – времена Никона у нас никогда уже не повторяются. Сношения с греками не прекращаются и теперь, но в них русские выступают только в качестве покровителей и благодетелей бедных единоверцев, а греки только в качестве просителей и несчастных, ищущих у русских или милостыни, или защиты от притеснения неверных. Иногда, как мы видели, русские еще обращаются в некоторых случаях к восточным патриархам, причем, однако, последним приходится только утверждать и подкреплять своим авторитетом то, что уже ранее окончательно решено русским правительством. При этом к содействию восточных патриархов русские прибегают только в тех исключительных случаях, где им кажется неудобным действовать на свой страх, или по щекотливости самого дела, или где так или иначе затрагивается межцерковный вопрос, когда голос одной Русской Церкви будет недостаточен, или когда русские фактически уже нарушили в чем-либо права восточных патриархов, как это, например, было в деле присоединения Киевской митрополии к Московскому патриархату. О каких-либо высших правах Греческой Церкви над русскою, о праве восточных патриархов вмешиваться в русскую церковную жизнь, играть относительно ее роль верховных руководителей и опекунов нет более и помина. Точно так же у русских не является более мысли приглашать к себе греков, чтобы учиться у них, пользоваться в чем-либо их советами и указаниями, наоборот, русские стремятся теперь всячески оградить себя от вторжения в их среду греков. Архиепископ Амвросий в письме к Арсению Мацеевичу говорит, что надлежит «исходатайствовать на вдовствующия епархии настоящих пастырей, а не азиатских выходцев и афонских прелазатаев, за какое опущение нам ожидать неминуемого гнева Божия, на Страшном суде ответа» 503 . |
| Примечательно, что и само слово «патриотизм» появляется как раз в haчaлe XVIII b., даже известна относительно точная дата первого употребления слова «патриот» в значении не просто «земляк», а именно «сын Отечества» — 1716–1717 гг. В эти годы П. П. Шафиров, ближайший сподвижник Nempa I, написал «Рассуждение о причинах Свейской войны», в котором от лица «верного патриота из Российского народа» опровергает «неправедные клеветы» со стороны Европы и защищает царя как «Отца Отечества» и истинного защитника Родины с. 2]. С этого времени слово «патриот», в значении «человек, любящий свое Отечество» закрепляется в общерусском лексиконе и становится общеупотребимым, вобрав в себя смыслы так и не получивших широкого распространения выражений «отечестволюбец» и «доброхот». Это свидетельствует о том, что само явление деятельной «любви к Отечеству», соотнесение собственной жизни с исторической судьбой Российского государства получает определенную рефлексию. Так, уже к cepeдuhe XVIII b. литератор П. А. Левашов пишет «Слово к истинным патриотам» (1757), писатель А. Т. Болотов часто использует его в своей публицистике в журнале «Сельский житель» (1778), поэт И. И. Дмитриев создает стихотворение «Глас патриота на взятие Варшавы» (1794). Но уже в XVIII в. идея «пользы Отечества», как важнейшая традиционная духовно-политическая ценность, становилась обоснованием противоположных суждений. Так, М. В. Ломоносов воспевал русских государей, императора Петра I и императрицу Елизавету Петровну за то, что они принесли неизмеримую «пользу и славу» «дражайшему» и «любезному» «Отечеству», а главный смысл собственной научной деятельности видел в «прославлении Отечества» [см.: 42, с. 584–612, 235–256; 43, с. 585–592; 44, с. 381–403]. И, наоборот, пренебрежением «пользой Отечества» объясняет митрополит Ростовский Арсений Мацеевич проведение секуляризации церковных владений [см.: 45, с. 25–39]. Идея «пользы Отечества» сразу же стала побуждать русских мыслителей к размышлениям о различных формах возможного наиболее целесообразного государственного устройства России. И это было естественно, ведь само понятие «Отечество» «очищено» от связи с конкретным государственным строем или каким-либо правящим слоем, оно, как уже говорилось, намного шире понятия «государство». Конечно, большинство отечественных мыслителей и государственных деятелей за идеальную форму государства признавали существующую в тот исторический период в России абсолютную монархию. Более того, самых выдающихся российских правителей наградили высочайшими титулами: Петра I Алексеевича, как уже говорилось, официально признали «Отцом Отечества» и «Великим», Екатерину II Алексеевну неофициально тоже называли «Великой» и «Матерью Отечества». |
| В 1901 году я рецензировал сочинение Виноградского «О соборе 1682 года» 49 , представленное на премию в Учебный комитет; в 1905 году сочинение Титлинова, представленное на степень магистра 50 ; в 1908 году сочинение Лысогорского – о митрополите Платоне Лёвшине 51 , представленное на премию в Академию наук; в 1909 году собрание профессоров, собственников академических журналов постановило выдать мне пособие на лечение из сумм запасного капитала в размере 700 рублей; в 1910 году читал сочинение протопресвитера военного и морского духовенства Шавельского «Уния до 1839 года» 52 , представленное на степень магистра; в 1914 году сочинение единоверческого священника в Петербурге Шлеева – о единоверии, представленное на степень магистра 53 ; в 1915 году сочинение Лысогорского «Единоверие на Дону», представленное на степень доктора церковной истории 54 ; в 1916 году – это же сочинение, представленное в Общество истории и древностей российских на премию. Только о сочинении Виноградского и Шлеева мною были даны отзывы отрицательные; авторы же остальных сочинений получили степени и премии. Вознаграждение же рецензенту, то есть мне, последовало только от Академии наук за сочинение Лысогорского о митрополите Платоне – золотая Уваровская медаль и на сочинение Лысогорского – о единоверии от Общества истории и древностей российских – деньгами в размере 150 рублей. Учебный комитет вознаграждений не выдавал; что касается сочинения Лысогорского – о единоверии, то автору была присуждена докторская степень только по одному моему отзыву, так как второй рецензент – профессор Титлинов 55 дал отзыв отрицательный 56 . Академия наук, отзываясь, что Уваровских медалей в данную минуту она не имеет, обещалась уплатить мне вознаграждение (за рецензию на сочинение Румянцева – о попе Никите Пустосвяте 57 ) деньгами, но обещание своё не исполнила (вероятно, по причине революционного времени). Пособие на лечение, выданное мне из редакционных сумм, послужило причиной того, что я и после тяжкой болезни своей не оставлял редакторства, прослужив редактором «Христианского чтения» всего 9 лет, по трём выборам. Можно ещё добавить, что выступал я и неофициально: рецензентом докторского сочинения профессора Титлинова о митрополите Гаврииле 58 , и оппонентом на коллоквиуме священника (ныне обновленческий епископ) Попова 59 об Арсении Мацеевиче 60 . |
| Но и кроме протестов Арсения Мацеевича у Екатерины были причины поспешить с решением вопроса о церковных имениях. Между крестьянами церковных вотчин еще с начала 1763 года обнаружилось брожение, стали передаваться из одной волости в другую подложные указы, в которых говорилось, что церковные имения будут отобраны у церквей и монастырей и земли будут разделены между крестьянами, указы эти повели к волнениям и неповиновению крестьян своим духовным владельцам. Хотя правительство издавало указы, обязывавшие крестьян церковных вотчин повиноваться своим владельцам 279 , но самый факт возмущений и неповиновений должен был побуждать правительство поскорее покончить с этим неприятным вопросом. Наконец, 26 Февраля 1764 года, объявлен был всенародный манифест, которым церковные имения отчуждались от их владельцев и поручались в полное ведение коллегии экономии 280 , учрежденной 12 Мая 1763 года. 281 При том взгляде на право духовных лиц владеть землями, который Екатерина высказала в своей речи к св. Синоду, естественно ожидать, что правительство постарается извлечь из секуляризованных церковных имений, как можно, больше выгоды для государственных нужд. Посмотрим же, какие оклады назначило правительство прежними владельцам этих имений. Так-как по последней ревизии архиерейских, монастырских и церковных крестьян значилось 910 866 человек, обложенных манифестом 26 Февраля 1764 года полуторарублевым окладом, то прямого денежного дохода, кроме разных неокладных доходов с фабрик, заводов, различных промыслов со всех церковных имений сходило 1 366 299 руб. Из этой цифры дохода по составленным комиссией о церковных имениях штатам определялись следующие расходы: на три епархии первого класса (Петербургскую, Московскую и Новгородскую с Александро-Невским и Чудовым монастырями) 33 542 р. 5 к.; на 8 епархий второго класса – 44 500 р. (на каждую 5 500 р.); на 15 епархий 3-го класса – 63 488 р. (на каждую 4 030 р. 80 к.); на содержание двух викарных архиереев 8 061 р. 60 к.; на Троицкую Сергиеву лавру – 10 070 р.; на 15 мужских монастырей 1 класса – 30 262 р. |
| Мощи святителя Димитрия осматривала в динаре 1757-го года комиссия, состоявшая из митрополита Ростовского Арсения Мацеевича , митрополита Суздальского Сильвестра Гловатского и заседавшего в Московской Синодальной Конторе Симоновского архимандрита Гавриила Краснопольского 577 . В доношении комиссии св. Синоду читается о мощах: «Власы на главе вниз от шапки по обе стороны, також и на браде, паруса мало с подседию, целы и невредимы суть, а под шапкою, коя (коея?) опушка иршица (опушка меховая) ко лбу пристала, имеется ли, узнать нельзя, глава же от выи в составе значится мало omcmaлo (sic), ynobameльho от тяжести насыпавшейся земли (на гроб святителя) и щору (щебня); губы исподняя и верхняя и хрящ у носа и лице землею взято, составы же всего того в виду целы и един от другого не отлучены ни мало; отвалились руки, сложенные на персех, правая цела и жилы видны целы, а левая всоставе в локте отделилась и жилы, кои суть видно, пресеклись, да у правой же руки у четырех перстов, – у указательного, да у великосреднего и подле его сущего и у мизинца, по два состава переломились, из коих один и с ногтем имеется, и оные во особенном серебренном ковчежце положены, у ног голени и в коленах составы такоже видны, жилы целы, а тела на них не оказуется, а на протчих составах, а потом на бедрах, по части не имеется, у него (его?) ножных стоп кости кои (иныя?) отделились, а голени не истлели»... В заключительном своем отзыве комиссия говорит о мощах, что «почасти на некоторых составах неистленное тело, а дочасти и нагия оказуются кости» 578 . Мощи святителя Иннокентия осматривала в Январе – Марте 1801-го года комиссия, состоявшая из епископа Иркутского Вениамина Багрянского и из викария Казанского, после епископа Пермского. Иустина Вишневского. Краткие сведения о том, что найдено было комиссией по осмотру, сообщаются в указе св. Синода от 1-го Декабря 1804-го года, которым мощи Иннокентия оглашаются за совершенные святые мощи 579 , и именно состоят в следующем: помянутые епископы с другими приглашенными людьми «осмотр нетленному епископа Иннокентия телу произвели с должным вниманием и осторожностью; по которому открылось, что глава, грудь, ребра, спина и ноги, все в целости и с плотию, точию присохшею, от коих происходит благовонный запах, мощам свойственный и многими ощущаемый» 580 . Списки почитаемых усопших |
| Елизавета Петровна особое значение придавала составу и деятельности Св. Синода, который пополнился новыми лицами, почти исключительно епископами (всего 8 персон), среди них такие видные церковные деятели, как архиепископ Новгородский Дмитрий (Сеченов), занявший лидирующее положение в Синоде, архиепископ С.-Петербургский Вениамин (Григорович), Псковский епископ Гедеон (Криновский), обладавший блестящим проповедническим даром, и энергичный Ростовский архиепископ Арсений (Мацеевич) . Обер-прокурором Синода был назначен князь Я.П. Шаховской – человек просвещенный, «крепкий ревнитель государственного интереса и всякой законности». Он подобрал опытных и компетентных чиновников в синодскую канцелярию и быстро привел в порядок дела в Синоде. Елизавета Петровна постоянно интересовалась работой Синода, требуя от обер-прокурора еженедельных докладов. В конце царствования Елизаветы Петровны остро стал вопрос об управлении церковными имениями. Синодальная Канцелярия Экономического Правления, куда в 1744 г. было передано управление этими имениями, не подняла их доходности. Для решения вопроса о церковных имениях Елизавета Петровна в 1757 г. учредила Конференцию из членов Синода и светских лиц. По докладу Конференции 30 сентября 1757 г. о мерах «к освобождению монашествующих от мирских попечений и к доставлению им свободы от трудностей при получении вотчинных доходов» последовал указ, который предусматривал, чтобы архиерейские и монастырские имения управлялись не «монастырскими служками», а «отставными офицерами»; все повинности монастырских крестьян перевести на оброк; чтобы из дохода ничего не употреблялось в расход сверх штатов и остальное хранилось особо и ни на что без именного указа Ее Величества не издерживалось, так, чтобы ведая размер остатков, Ее Величество могла раздавать на строение монастырей» 225 . Однако по совету влиятельных духовных лиц императрица отказалась от реализации этого указа, и управление монастырскими имениями снова было передано в ведение Синода. Эту меру Елизаветы Петровны исследователи рассматривают как «первый шаг» по пути к секуляризации церковных имений. |
|
|
