| С самого юного возраста он строго постился и, чтобы «помешать» себе много есть, очень туго затягивал пояс. Однажды он довел себя постом до того, что в изнеможении повалился на кровать. Впоследствии Старец рассказывал: «Мои руки были тонкие, как у африканских детей, потому что, когда я был маленьким, мой организм недополучил основных питательных веществ. Моя шея стала тоненькой, как стебелек от вишенки. «У тебя голова отвалится», — дразнили меня дети». Одно время, когда вместе со своими братьями и сестрами Арсений ходил работать в поле, по дороге он отставал и шел позади. От любопытства братья решили подсмотреть, что он делает. То, что они увидели, их глубоко поразило. Арсений снимал обувь и босиком бежал по полю со скошенным клевером, который был очень колючим — все равно что тонкие гвозди. Острия скошенной травы протыкали кожу на ступнях, ноги были в крови. Однако мальчик с радостью терпел боль, подражая Мученикам, о которых читал в Житиях. Он старался стать сообщником и сопричастником их страстей — таким мученическим мудрованием и Божественным рачением была распалена его душа. Арсений имел обычай раз в неделю подниматься на гору. Там в безмолвии он проводил день в посте, молитве, чтении духовных книг и поклонах. Его влекло безмолвие, и он желал удостоиться жить так, как жили аскеты и пустынники. С собой у него был Крест. «Тогда, поднимаясь с Крестом на гору, — рассказывал Старец, — я имел такую веру, что ничего не боялся». Родители радовались за Арсения и любовались им. Имея благоговение, они понимали, ради чего он совершал свои подвиги и не беспокоились. А вот старший брат Рафаил, видя, как Арсений предается великим подвигам, снова попытался ему помешать. Однако на этот раз Арсений — до пятнадцатилетнего возраста молчаливо принимавший братскую опеку — «возвысил голос» и оказал брату сопротивление. После этого уже никто не дерзал мешать Арсению. Позже, повстречавшись с младшим братом уже как с монахом, Рафаил попросил у него прощения. Арсений подвизался не только с юношеским пылом, но и со старческим благоразумием, сочетая подвиги с многим вниманием и самоконтролем. Каждый день он подвергал себя рассмотрению: что он сделал, как говорил, не ранил ли кого-то своим поведением? |
| Вскоре отец Арсений благословил его и самому принять учеников. Отец Иоанникий был им за старца, а отец Арсений — общим руководителем и духовником. Сделал это отец Арсений с великим разумением и мудрым расчетом, устраивая, таким образом, для отца Иоанникия как бы переход от пустынножительства к общежитию. Даже после того как отец Иоанникий за послушание старцу Арсению принял на себя старческие обязанности, в душе своей он все же остался учеником. А потому имел попечение прежде всего о пользе своей собственной душе, чтобы не потерять тех драгоценных духовных плодов, которые стяжал тяжелым трудом. Далее мы будем иметь возможность наблюдать за этим качеством его духовного устроения, чтобы получить наглядное назидание: как с его изменением отец Иоанникий с течением времени станет великим старцем; как всецело, без остатка пожертвует он своей собственной пользой ради пользы ищущих ее от духовного общения с ним. Со своими учениками старец Иоанникий был кроток и снисходителен. Все немощи их сносил и терпел великодушно, соблюдая драгоценный свой душевный покой. Делал он это именно ради того, чтобы не разрушать своего духовного устроения. Это качество свойственно еще не устоявшимся в добродетелях духовным воинам, страшащимся неосторожным словом или делом повредить самим себе. Скорее, это свойство можно отнести к наемникам, а не сынам, которые еще не уверены, что являются наследниками отеческих сокровищ, и работают за вознаграждение. Отец Иоанникий сам за богослужением много читал и пел, но однажды ночью, встав для совершения утрени, без всякой на то причины внезапно лишился зрения настолько, что не мог уже ничего читать по книгам, разве только то, что знал наизусть. Ученики очень опечалились, да и сам он тоже скорбел. Продолжилось это несколько дней. И вот как-то после повечерия он вышел в окружающий келлию лес и провел там всю ночь, а возвратившись к утрене, по-прежнему читал в церкви с большой быстротой и радостью. Ученики удивились, стали вопрошать своего старца о внезапной перемене зрения. «Когда я ночью в лесу усердно молился, — отвечал на их вопросы отец Иоанникий, — то вдруг увидел явившуюся мне в небесном сиянии Владычицу. В благоговейном страхе и трепете я поклонился Ей до земли и услышал от Нея следующие слова: «Молитвы твои и обещания Господу и Мне приняты, но смотри же, старайся исполнить их во всей точности, а Я исцеляю твое зрение, и до самой кончины твоей будешь читать без помощи!» — и затем Она стала невидима». |
| А Хайдеггер, сынок, это философ был такой. Дядя Арсений хотел сказать, что ты у нас будешь философом. - Не буду! - А кем будешь? Тихон задумался. Все уже сидели за столом и с интересом ждали ответа. Мальчик задумчиво смотрел на тарелку с супом. - Что молчишь, сынок? - Кем стану? Человеком… Специалистом… Президентом Путиным! - Родители, скажите, а вы, надеюсь, записываете за будущим великим философом Тихоном Михайловичем Смирновым его перлы? - А что такое перлы, дядя Арсений? – оторвался от супа Тихон Михайлович. - Это жемчужины, друг мой. В данном случае словесные. - Мы все собираемся, Арсений Васильевич, но руки не доходят, - ответила Ирина, - а с другой стороны у него, что не день, как очередной перл. На прошлой неделе в поликлинику с ним ходили. Прививку надо было делать. Ни в какую! Стоим с медсестрой, уговариваем. А она в маске. Ну, вроде бы уговорили. Он говорит медсестре: «Ладно, буду, только намордник сними». - Это что, - притворно вздохнул Михаил, - помнишь, Ириша, что он про меня в саду сказал? - Разве такое забудешь? – в ответ вздохнула она. – Прихожу за ним, а воспитательница говорит: мы сегодня с ребятами про профессии говорили. Спрашивали, кем их родители работают. Дошла очередь до вашего сына, он и отвечает: папа у нас тварь. Почему, спрашиваем. Потому что тварь – это человек, который что-то сотворил. Папа каждый день садится за компьютер и творит, творит, творит. Потом спрашиваем, а кто у тебя мама? Помойка, говорит. Потому что все моет: и меня, и посуду, и пол. Практически весь обед прошел под знаком Тихона. Тот сидел гордый и сиял, как начищенный пятак. И когда разговор за столом менял свое направление, мальчик методично возвращал его в нужное русло. - Дядя Арсений, а все-таки, кто это – философы? Покровский растерялся: - Даже не знаю, как тебе ответить… - Взаправду ответь. - Взаправду. Понимаешь, друг мой, есть люди, которые работают руками, например, что-то делают, сеют хлеб. Другие работают ногами… - Как это? - Например, футболисты. Для них главное – ноги. |
| Икос 8. Весь ум свой к Богу возвысив, ты, отче святый, дремания веждом своим не дал еси, присно бодрствуя, моляся и трезвяся. Сего ради вопием ти: Радуйся, со сном, яко со злым демоном боровыйся; радуйся, один час сна для себе довольным считавый. Радуйся, да не впадеши в разслабление, – учеников своих назирати просивый; радуйся, над плетением корзин добре трудивыйся. Радуйся, скудную пищу вкушавый; радуйся, овощи единожды в год принимавый. Радуйся, Арсение, великий угодниче Божий. Кондак 9. Вся заповеди верно исполнил еси, преподобне, и тако угодил Господеви, яко сословие монашеское нарекоша тя «Великим», воспевая Богу: Аллилуиа. Икос 9. Вития многовещанныя не могут сравнитися с тобою, отче Арсение, в познании души человеческия, яко не токмо иноцы искаху твоего наставления, но и святители к тебе прихождаху. Ты же, чужд быв человекоугодия, от всех двери келлии своея затворял еси, почитая у простецов учитися науке из наук – спасению души, неже самому учителем быти. Того ради вопием ти: Радуйся, благодатными дары преукрашенный; радуйся, духом разсуждения обогащенный. Радуйся, богомудренно учеников своих назидавый; радуйся, спящую совесть их искусно пробуждавый. Радуйся, страхом Божиим яко щитом от злых приражений защищенный; радуйся, старче Божий, свыше просвещенный. Радуйся, Арсение, великий угодниче Божий. Кондак 10. Спасения душевное стяжал еси, святче Божий, многими труды и поты, и образ преподобия и благочестия оставил всем иночествующим, да последуя стопам твоим, велегласно вопиют Богу: Аллилуиа. Икос 10. Стена крепка бысть произволение твое, отче наш Арсение, в делании духовнем, ибо николиже забывал еси речений Господа: «никтоже возлож руку свою на рало, и зря вспять, управлен есть в Царствии Божии» 141 . Сего ради бодренно нес иго Христово, дóндеже достиг Небеснаго Царствия, идеже и пребываеши со всеми святыми, подвизая нас пети тебе тако: Радуйся, несокрушимую твердость в подвизех явивый; радуйся, всецело воле Божией себе предавый. Радуйся, на всех путех жизни Промыслом водимый; радуйся, от варвар и злых обстояний многажды хранимый. |
| Если больно вспомнить о том, что же пережили ревностные к вере современники! Самый резкий протест выразил митрополит Ростовский Арсений, уже раньше заявивший себя горячим и бесстрашным ревнителем церковных прав. Ознакомимся с этою интересной и типичной личностью. Митрополит Арсений Мациевич произвел чрезвычайно глубокое впечатление на своих современников. То уважение, которое невольно вызывало в себе его прямая до резкости личность, бесстрашно всегда защищавшая то, что он считал за правду — это уважение было усилено состраданием, какое вызвано было его беспримерным несчастьем. Конечно, в характере Арсения были черты, которые способствовали его падению. Но теперь, в отдалении полутора веков, нетрудно видеть, что и в основе даже тех сторон его характера, которые вызвали к нему ненависть некоторых властных его современников — лежит благородство, страстная преданность Церкви, служению которой он себя посвятил, его архиерейская совесть. Народ, чуткий в различении людей, в особенности же божьих людей, признал его великим страдальцем. Некоторые события того периода его жизни, когда он является пред нами уже не властным и крутым митрополитом, а в ореоле своего страдания — носят на себе отпечатки не только чрезвычайности, но и, прямо, чудесности. А та сила воли, с какой он перенес свой тяжкий крест, та тяжелая и поучительная драма души, которая из самолюбивого и властолюбивого человека выработала терпеливого узника, начертавшего в стене своего каменного гроба бессмертные слова: «Благо, яко смирил мя еси, Господи!» — дают ему место не только среди замечательных, но и среди наиболее праведных людей своего времени. Митрополит Арсений происходил из польской шляхты, образование получил в Киевской академии. Постриженный в монахи, он вскоре был рукоположен в священнический сан и назначен при Московском синодальном доме экзаменатором ставленников. Он должен был испытывать лиц, которым предстояло посвящение в священники или диаконы, в знании ими всего нужного для этого сана. Живого, пылкого характера, твердый и настойчивый, он выказал в этой должности большую строгость. |
| Узнав затем, что Акакий или Арсений действительно прибыл в Москву, Досифей от 15 июля посылает Адриану новую грамоту, в которой уже подробно сообщает, кто такой был епископ Акакий или Арсений и какие преступления совершил он. По словам Досифея, Акакий прибыл в Иерусалим мирским человеком «и обещался работати нашему родному брату, монаху Каллисту», у которого он украл потом часть животворящего древа и бежал в Кипр, где был рукоположен во иереи. Из Кипра он бежал в Пелопоннес, «иде-же дав сто ефимков митрополиту Монемвасийскому», поставлен был от него епископом Андрусским помимо всяких канонов. Узнав об этом, он, Досифей, вместе с патриархом Константинопольским и Собором «отлучихом его и анафематствовахом яко святокрадца и несвященна, яко наругателя и торгующа великим священства саном и таинством». Но Акакий вместо того, чтобы покаяться, «приложи зло ко злу»: составил подложные грамоты и назвавшись митрополитом Иоппским, будто бы посланным от Иерусалимского патриарха за сбором милостыни, отправился в Венецию, где и присвоил себе сто золотых, завещанных одним христианином святому Гробу. Из Венеции он прибыл в Вену, «идеже совокупися тутошнему кардиналу, поведа ему папежство», так что кардинал стал ему давать содержание от себя и, кроме того, одарил его подарками. Но, попущением Божиим, Акакий в Вене «обличися в падении с некоею блудницею, сего ради искаша его озлотворити». Тогда он бежал из Вены к сербам, живущим в Венгрии, и, выдавая себя за епископа Иоппского, посланного Иерусалимским патриархом, стал собирать милостыню для святого Гроба. Сербский архиепископ Арсений усомнился в его правах сборщика и потребовал от него рекомендательную грамоту Иерусалимского патриарха, которую тот дать ему, конечно, не мог, и кроме того, обличал его за соединение в Вене с латинами. «Он же, яко злохитрый, хождаше в народ и глаголаше, яко архиепископ завиствует Гробу Господню и милостини его препинает, и возмути народ на архиепископа и тако по неволи (насилием) совершал толикая освящения и литургии и собрал милостыню ко Гробу Господню». |
| Если больно вспомнить о том, что же пережили ревностные к вере современники! Самый резкий протест выразил митрополит Ростовский Арсений, уже раньше заявивший себя горячим и бесстрашным ревнителем церковных прав. Ознакомимся с этой интересной и типичной личностью. Митрополит Арсений Мациевич произвел чрезвычайно глубокое впечатление на своих современников. То уважение, которое невольно вызывало в себе его прямая до резкости личность, бесстрашно всегда защищавшая то, что он считал за правду – это уважение было усилено состраданием, какое вызвано было его безпримерным несчастием. Конечно, в характере Арсения были черты, которые способствовали его падению. Но теперь, в отдалении полутора веков, не трудно видеть, что и в основе даже тех сторон его характера, которые вызвали к нему ненависть некоторых властных его современников – лежит благородство, страстная преданность Церкви, служению которой он себя посвятил, его архиерейская совесть. Народ, чуткий в различении людей, в особенности же Божьих людей, признал его великим страдальцем. Некоторые события того периода его жизни, когда он является пред нами уже не властным и крутым митрополитом, а в ореоле своего страдания – носят на себе отпечатки не только чрезвычайности, но и прямо чудесности. А та сила воли, с какой он перенес свой тяжкий крест, та тяжелая и поучительная драма души, которая из самолюбивого и властолюбивого человека выработала терпеливого узника, начертавшего в стене своего каменного гроба бессмертные слова: „Благо, яко смирил мя еси, Господи! “ – дают ему место не только среди замечательных, но и среди наиболее праведных людей своего времени. Митрополит Арсений происходил из Польской шляхты, образование получил в Киевской академии. Постриженный в монахи, он вскоре был рукоположен в священнический сан и назначен при московском синодальном доме экзаменатором ставленников. Он должен был испытывать лиц, которым предстояло посвящение в священники или диаконы, в знании ими всего нужного для этого сана. Живого, пылкого характера, твердый и настойчивый, он выказал в этой должности большую строгость. |
| Он называл себя жене «твое чудище в рясе», могло ли такое «чудище», которым стращали, появиться среди этих враждебно настроенных подростков? И он сидел в полутьме при высоко повешенной, слабой лампочке, с книгой или проповедью в руке; а иной раз дремал в ожидании, когда уйдут. Такие изгнания в кухню стали делом привычным. Раз квартирантка из смежной с кухней комнаты заметила, что батюшка дремлет над книгой, и зазвала его к себе. Ребенок спал, разметавшись на кроватке. В чужой комнате на него пахнуло уютом и любовью семейного очага. Мать быстро приготовила чай, угостила батюшку печеньем. Что-то внутри быстро отогрелось — ему стало все как-то впору. Молодая вдова говорила о своей жизни доверчиво, исповедно. В этой небольшой комнатушке он увидел уголок настоящей жизни, теперь уже недоступной ему. Простая женщина хранила бодро и безбоязненно свой мирок, горела лампадка, мальчик спал под осенением креста и икон. Одиночество пастыря исчезло, сменилось теплом и лаской. Но с тех самых дней чаще и чаще начал думать он о своей разводной бумажке с Ниной и придавать ей особое значение. Предчувствие какого-то грядущего бедствия не оставляло его. «Что я — суеверная баба что ли? Что я тогда сделал справкой о разводе? Что я мог прибавить или отбавить от нашей общей чаши? Ничего!». После смерти родителей у протоиерея Павла осталось мало родни — только сестра Мария, с которой он когда-то пытался уйти на богомолье; она рано овдовела и жила с единственной дочкой Александрой, той самой Алечкой, которая мечтала о подвигах и писала доклады о Феофане, когда можно было собираться на квартире у дяди. Был еще брат немного моложе о. Павла, Арсений, глазной врач. Ох, уж мне этот Арсений! — вздыхал бывало Павел. Арсений всю жизнь свою балагурил, шутил, как заправский шут, однако же, врачевал в области, был религиозен, направлен на высокий лад, как и все в их семье, но абсолютно не семеен и не способен ни к какому простому жизненному делу. Есть специальность, есть знание по части глаз — и ладно. А дома можно пить из одной чашки с котом, не мыть ежедневно посуду, вытирать нос неподрубленной тряпочкой и с великим трудом собираться в баню. |
| Синода, книга дана была ему для просмотра, а в 1742 г. (когда автор её после испытанных страданий и унижений уже умер), книгу отослали для рассмотрения тобольскому (впоследствии ростовскому) митрополиту Арсению Мациевичу. Когда митрополит Арсений одобрительно отозвался о книге, тогда ому поручено было приготовить её к печати. «В 1744 г. м. Арсений представил «Обличение» в исправленном виде в Синод. Книга напечатана была в сентябре 1745 г. по указу Св. Синода с разрешения Е. И. Величества, Императрицы Елизаветы Петровны 86 . Таким образом «Обличение» на «Пом. Отв.» появилось в печати через 22 года после книги Денисова, ставшей известной (и остающейся) в рукописи 87 с 1723 г. Но в рукописи «Обличение» появилось гораздо раньше. Есть указание на то, что «Обличение» Феофилакта составлено было в 1723 г., т. е. через несколько месяцев после поручения о составлении книги; но это не многим было известно. Для большинства и для раскольников могла бросаться в глаза и производить немалое смущение продолжительная медленность составления и издания «Обличения»; причину такой медленности недоброжелатели приписывали церкви, её нерадению и даже «безответности», т. е. бессилию отвечать на «Пом. Отв.» 88 . В оправдание причины позднего издания «Обличения» Арсений писал следующее: «Что с великим пристрастием и домогательством требуете от нас письменных возответствованиев на ваши иеромонаху Неофиту ответы и сим до сих пор пред неведущим народом хвастаете и величаетесь, будто бы мы вам за скудоумием нашим, а за вашими премудрыми и непобедимыми ответами не возответствовали; но сия ваша бесовская ложь и заобыкновенная пустынническая спесь от ведущих и в вере искусных людей довольно известна и посмеятельна, понеже от Св. Синода тогда же вам письменное возответствование было, и книга против вашей неправды раскольнической сочинена, токмо за различными перипетиями в неудобствами до сих пор не напечатана. Не великое же мнится быти порицание; хотя бы и без возответствования ваши ответы оставить, которые здравого ума и учения совсем чужды и слова доброго недостойны… Однакож да не возносите на высоту рога вашего нечестивого и да не хвалитеся безумием своим, не токмо показанная от Св. |
| И сия мужественная и неустрашимая душа, и во всем ином, и в этом показала свое превосходство и неодолимость, по примеру весьма немногих других сохранивши невозмутимость среди моря. Доставшиеся ей из родины наследственные деньги, исключая немногого количества, истощивши на бедных, вдов, сирот и нищих, остальное определила употребить на сооружение священного и божественного храма, и посвятить его Христу, Спасителю нашему, чтобы почтить его великим сим именем, еще прежде сама себя непритворно посвятивши Ему и соделавшись храмом одушевленным и угодною обителью, или лучше сказать добровольною жертвою и приношением, достойным небесного жертвенника. Храм и воздвигнут был, в продолжение не многого времени, её великим усердием и непрерывным попечением, и воздвигнут очень приглядный, привлекательный и изящный как по художественности строения, так и по пожертвованным для храма святым и божественным иконам и по живописи на стенах, представляя и разнообразную красоту своей деревянной кровли. Но вот что едва не опустил я, увлекшись благоукрашением храма. Святая начала постройку храма, явились и зодчие, которым поручено было совершение этого дела. Когда же приступили к копанию земли для заложения фундамента, случилось и здесь то, что, как знаем, приключилось с божественным и великим отцом Антонием. Ибо, говорится, когда он шел некогда в глубочайшую пустыню, явился ему призрак блюда, сделанного из серебра, лежащего на пути; боговдохновенный муж познал, что это – искушение от лукавого и пренебрег им, а видимый тот призрак обратился в дым и исчез. Еще немного пройдя, видит лежащую на земле кучу, не навождение демонское подобно блюду, а вещь действительную и бывшую тем, чем казалась, то есть золотом 10 . Может быть Бог хотел показать совершенное пренебрежете подвижника к таким вещам, и что даже и настоящее золото не служило ему препятствием в прекрасном стремлении. Подобное же нечто, говорят, произошло и с святою Матроною, когда копали уступы для фундамента храму. Потому что там нашелся закопанный клад и золото в монетах в большом количестве. |
|
|
