| Спустя немного после истребления альбигойцев, папа Григорий IX в 1232 г., по просьбе бременского архиепископа, пригласил епископов любекского, минденского и ратцебургского проповедывать крестовый поход против штедингов, небольшого фризского племени, жившего на берегах немецкого моря и обвиненного в ереси. Эгот поход состоялся и еретики в 1234 г. почти все были истреблены 10 . Около этого же времени началась крестовая война западных рыцарей против северных язычников. В это время утвердились на севере Европы с целью постоянной борьбы с язычниками и насаждения между ними христианства ордена меченосцев и тевтонский. Пруссы, Литва, жмудь и другие язычники, обитавшие в этих странах, в продолжение не одного столетия подвергались всем ужасам войны. Будучи не в силах отстоять свои отеческие верования против напора стройно организованной силы рыцарей; ряды которых постоянно пополнялись новыми пришельцами, стекавшимися со всех сторон пролить кровь свою в священной борьбе, против рыцарей, на стороне которых были и самая строгая дисциплина, и военное исскуство, и религиозное одушевление, язычники частию погибли в неровной борьбе, частию приняли христианство и подверглись самому жестокому рабству. – При таком способе обращения в христианство нельзя было и ожидать много обращения, кроме лицемерного. О Миндовге литовском летописец говорит: «крещение его было льстиво, потому что втайне он не переставал приносить жертвы своим прежним богам, сожигал мертвецов» и проч. Таких льстивых обращений было много, и они не были, конечно, прочны. Новообращенные даже долго спустя после своего обращения оставались такими же язычниками, какими были и прежде. Отсутствие духовного наставления, жестокости и жадность рыцарей поддерживали этот безобразный порядок вещей 11 . Вое эти факты показывают, что метод насильственного обращения в средние века, несмотря на свою несообразность с духом Евангелия, был господствующим и что крестовые походы были его внешним выражением. Мы увидим далее, что насилие было главною характеристическою чертою латинского миссионерства не тольво в XIII веке, но и во все почти следующие века до последнего времена. |
| Государь велел ответствовать, что Псковитяне владеют только собственными их землями и не вступают в чужие. Весьма достопамятна третия аудиенция, данная Послу Фридерикову в набережных сенях, где сам Великий Князь слушал его, отступив несколько шагов от своих Бояр. «Молю о скромности и тайне, – сказал Поппель: – ежели неприятели твои, Ляхи и Богемцы, узнают, о чем я говорить намерен: то жизнь моя будет в опасности. Мы слышали, что ты, Государь, требовал себе от Папы Королевского достоинства; но знай, что не Папа, а только Император жалует в Короли, в Принцы и в Рыцари. Если желаешь быть Королем, то предлагаю тебе свои услуги. Надлежит единственно скрыть сие дело от Монарха Польского, который боится, чтобы ты, сделавшись ему равным Государем, не отнял у него древних земель Российских». Ответ Иоаннов изображает благородную, истинно Царскую гордость. Бояре сказали Послу так: «Государь, великий Князь, Божиею милостию наследовал Державу Русскую от своих предков, и поставление имеет от Бога, и молит Бога, да сохранит оную ему и детям его вовеки; а поставления от иной власти никогда не хотел и не хочет». Поппель не смел более говорить о том и вторично обратился к сватовству. «Великий Князь, – сказал он, – имеет двух дочерей: если не благоволит выдать никоторой за Маркграфа Баденского, то Император представляет ему в женихи одного из Саксонских знаменитых Принцев, сыновей его племянника (Курфирста Фридерика), а другая Княжна Российская может быть супругою Сигизмунда, Маркграфа Бранденбуркского, коего старший брат есть зять Короля Польского». На сие не было ответа, и Поппель скоро отправился из Москвы в Данию чрез Швецию, для какого-то особенного Императорского дела: Государь же послал в Немецкую землю Грека, именем Юрия Траханиота, или Трахонита, выехавшего к нам с Великою Княгинею, Софиею, дав ему следующее наставление: «I. Явить Императору и сыну его, Римскому Королю Максимилиану, верющую Посольскую грамоту. Уверить их в искренней приязни Иоанновой. – II. Условиться о взаимных дружественных Посольствах и свободном сообщении обеих Держав. – III. Ежели спросят, намерен ли Великий Князь выдать свою дочь за Маркграфа Баденского? то ответствовать, что сей союз не пристоен для знаменитости и силы Государя Российского, брата древних Царей Греческих, которые, переселясь в Византию, уступили Рим Папам. Но буде Император пожелает сватать нашу Княжну за сына своего, Короля Максимилиана, то ему не отказывать и дать надежду. – IV. Искать в Германии и принять в службу Российскую полезных художников, горных мастеров, Архитекторов и проч.». На издержки дано было ему 80 соболей и 3000 белок. Иоанн написал с ним дружественные грамоты к Бургомистрам Нарвскому, Ревельскому и Любекскому. |
| Мы не имеем права, полагал Клиффорд, считать дух за самодовлеющую силу: однако там, где имеют место факты физические одновременно с фактами духовными, там несомненно есть действующие силы, причем (и это самое важное!) «совершающееся происходит в двух совершенно различных областях: физические факты происходят сами по себе, а духовные также сами по себе. Между ними есть параллелизм, но нет между ними интерференции… Точно также и воля не есть нечто материальное: она – не вид материального движения… Да и все тело, хотя и может быть рассматриваемо нами как автоматически-действующая машина,.. однако, оно не есть только машина, потому что ее сопровождает сознание… Мы более, чем автоматы, ибо мы сознательны,.. что не мешает нам (заключает Клиффорд в духе Гексли) описывать телесные факты самостоятельно (независимо от фактов духовных), и если мы ограничим свое внимание ими одними, мы даже должны описывать себя как бы автоматов» 258 – все в смысле лишь рабочей гипотезы, ради лишь удобства научного мирообъяснения. После Канта и Беркли однако невозможно забывать, что всякое мирообъяснение, не исключая и такого, механически-материалистического, свершается в области нашего субъективного мышления, и в этом смысле весь внешний мир есть совокупность духовных изменений, …следующих друг за другом, согласно определенным законам» 259 . За этими сдержанными и отрывочными возражениями естествоиспытателей против так называемого научного материализма последовали более решительные. Первым таким публичным обличением его со стороны первоклассного ученого была речь лейпцигского профессора В. Оствальда на Любекском съезде натуралистов и врачей (20 сентября 1895 г.). «Я утверждаю», заявил здесь знаменитый химик, «что материалистически-механистическое мировоззрение не может быть удержано наукой: оно не оправдывает цели, ради которой оно вырабатывалось: оно стоит в противоречии с несомненными и общепризнанными истинами. Это научно-несостоятельное воззрение должно быть отброшено и заменено, если возможно, иным, лучшим… Честь науки обязывает нас предостеречь от ложного, опасного пути, по которому направляется великий корабль знания». |
| К произведениям Геннадиевского кружка этот текст можно отнести по лингвистическим особенностям. Древнерус. текст был одним из первых переводов Лактанция на национальный язык в Европе. В кон. XV или нач. XVI в. был выполнен перевод «Троянской истории» Г. де Колумна (Historia destructionis Troiae) (публ.: Троянские сказания: Средневековые рыцарские романы о Троянской войне по рус. рукописям XVI-XVII вв./Подгот. текста и ст. О. В. Творогова; коммент. М. Н. Ботвинника и О. В. Творогова. Л., 1972). Оригиналом для него послужило страсбургское издание 1485 г. На основании особенностей языка перевода Н. В. Геппенер выдвинул предположение, что работа могла быть осуществлена Герасимовым или кем-либо из его круга ( Геппенер Н. В. К истории перевода повести о Трое Гвидо де Колумна//Сб. ст. к 40-летию ученой деятельности акад. А. С. Орлова. Л., 1934. С. 351-360). Неск. десятилетиями ранее был выполнен перевод романа на нем. язык, неоднократно впосл. переиздававшийся. По предположению Д. Миллера, в Геннадиевском кружке была переведена с нем. оригинала одна из наиболее популярных в Зап. Европе народных «энциклопедий» - «Луцидариус» (Златой бисер) (публ.: Архангельский А. С. К истории древнерусского Луцидариуса: Сличение славяно-рус. и древне-нем. текстов. Каз., 1899); перевод выполнен с любекского издания 1485 г. Однако Н. С. Тихонравов (Соч. М., 1898. Т. 1. С. 300-307) относил перевод этого произведения к более позднему времени, А. Л. Хорошкевич высказала мнение, что перевод мог быть сделан до 1518 г. Ю. Д. Траханиотом ( Хорошкевич А. Л. Русское государство в системе международных отношений кон. XV - нач. XVI в. М., 1980. С. 246-247). По способу перевода и языковым особенностям предположительно можно связывать с деятельностью Геннадиевского кружка нек-рые др. переводные тексты, не привлекавшие к себе внимания исследователей. В списках XVI-XVII вв. сохранился перевод «Географии» Помпония Мелы (осуществлен с одного из 3 венецианских изданий XV в.); с новгородскими переводами его сближает, в частности, «греческое» прочтение лат. |
| XXXI (по старому каталогу 268). Выписка об ученых мужах , упоминаемых в разных книгах, расположенная синхронистически с 1700 г. по 1727 год. Писана вчерне, в полстраницы, на белой бумаге, рукою Г. Миллера, на 32 листах. Во многих местах оставлены пробелы, а в некоторых писано во всю страницу. X 17,9. На переплете «13», «285»]. XXXII (по старому каталогу 270). Isagoge in rem litterariam ad optimarum scientiarum subsidia, virosque de iis meritos cognoscendos perducens autore Io. H. a Seelen, rect. gymn. Lubecens., т.е. Введение в литературу, руководствующее к познанию свободных наук и мужей, упражнявшихся в оных. Сочинение Иог. Г. Зеелена, рект. Любекской гимназии. Писано это сочинение рукою Миллера со множеством пропусков и пробелов, всего на 95 листах, исключая первых 6 листов, в две колонны. X 16,4. На переплете: 287 и 15]. XXXIII (по старому каталогу 271/b). Specimen historiae litterariae de litteris , т.е. Опыт ученой истории о письменах. Писан этот опыт Миллером, вчерне, на 30 листах в полстраницы. Это то же сочинение, что и под 272, только вчерне и под другим заглавием. X 16,4. На переплете 258, 288 и 16]. XXXIV (по старому каталогу Ne 271/а и 272). Consultatio de scribenda historia litteraria de litteris , ubi monstratur, quid hic praestandum sit, et auctores huc pertinentes fere omnes allegantur et recensentur; ita ut simul speciminis loco introductionis in hanc historiae litterariae partem servire possit: ad illustranda varia scriptorum antiquorum loca, т.е. Рассуждение о писании ученой истории о письменах, в котором показывается, что здесь нужно выполнить, и приводятся почти все сочинители, принадлежащие сюда; так что оно может вместе служить вместо опыта введения в сию часть ученой истории: к объяснению разных мест древних писателей. Это то же сочинение, что и под 271 (XXXIII), только перебелено и разделено на параграфы. Вначале на 6 листах помещены выписки (неполные) о письменах гиероглифических, алфавиты: самаританский, армянский из Ватиканской библиотеки Ангела Рокха (Angelus Roccha). |
| 2205 Мы не имеем права, полагал Клиффорд, считать дух за самодовлеющую силу; однако там, где имеют место факты физические одновременно с фактами духовными, там несомненно есть действующие силы, причем (и это самое важное!) «совершающееся происходит в двух совершенно различных областях: физические факты происходят сами по себе, а духовные также сами по себе. Между ними есть параллелизм, но нет между ними интерференции… Точно также и воля не есть нечто материальное: она – не вид материального движения… Да и всё тело, хотя и может быть рассматриваемо нами как автоматически-действующая машина,… однако, оно не есть только машина, потому что её сопровождает сознание… Мы более, чем автоматы, ибо мы сознательны,… что не мешает нам (заключает Клиффорд в духе Гексли) описывать телесные факты самостоятельно (независимо от фактов духовных), и если мы ограничим своё внимание ими одними, мы даже должны описывать себя как бы автоматов» 2206 – всё в смысле лишь рабочей гипотезы, ради лишь удобства научного мирообъяснения. После Канта и Беркли однако невозможно забывать, что всякое мирообъяснение, не исключая и такого, механически-материалистического, свершается в области нашего субъективного мышления, и в этом —31— смысле весь «внешний мир есть совокупность духовных изменений, …следующих друг за другом, согласно определенным законам». 2207 За этими сдержанными и отрывочными возражениями естествоиспытателей против так называемого научного материализма последовали более решительные. Первым таким публичным обличением его со стороны первоклассного ученого была речь лейпцигского профессора В. Оствальда на Любекском съезде натуралистов и врачей (20 сентября 1895 г.). «Я утверждаю», заявил здесь знаменитый химик, «что материалистически-механистическое мировоззрение не может быть удержано наукой: оно не оправдывает цели, ради которой оно вырабатывалось; оно стоит в противоречии с несомненными и общепризнанными истинами. Это научно-несостоятельное воззрение должно быть отброшено и заменено, если возможно, иным, лучшим… Честь науки обязывает нас предостеречь от ложного, опасного пути, по которому направляется великий корабль знания». |
| ПЕТР ВЕЛИКИЙ. V I. Детство и юность Петра, до начала шведской войны II. Внутренние и политические события от начала Северной войны до Альтранштадтского мира III. От Альтранштадтского мира до Прутского мира России с Турцией IV. Внутренние дела после Прутского договора до Ништадтского мира со Швецией V. Политические события от Прутского до Ништадтского мира VI. Внутренние события после Ништадтского мира VII. Политические события после Ништадтского мира до кончины Петра Великого V. Политические события от Прутского до Ништадтского мира По окончании военных действий против турок, театр Северной войны некоторое время сосредоточивался в Померании и Финляндии. Русский царь действовал со своими первоначальными союзниками, датским и польским королями, а король прусский колебался между двумя враждебными сторонами, впрочем, стараясь показывать наиболее дружеское расположение к царю. Шведское войско в Померании и вообще на южном побережье Балтийского моря состояло под главной командой генерала Штейнбока. Сам царь лично предводительствовал против него своим войском, 12 февраля 1713 года напал на шведов при Фредерикштадте, нанес им поражение и взял этот город. Штейнбок двинулся в Голштинию, которая находилась тогда во владении несовершеннолетнего Карла Фридриха, сына герцога, убитого в Клисовской битве в 1702 году. Этот молодой герцог состоял под опекой своего дяди, любекского епископа, который носил титул администратора Голштинского герцогства. Штейнбок заключил с этим администратором договор, которым администратор давал право шведскому войску укрыться в замке Тонингене, а Штейнбок от имени своего короля обязывался вознаградить герцога за всякие потери, которые причинил бы Голштинии датский король, когда бы последний открыл военные действия. После отхода Штейнбока к Тонингену, Петр поручил вести войну датскому королю, дав ему в помощь русский отряд под командой Меншикова, а сам намеревался воевать против шведов в Финляндии. Возвращаясь в Россию, Петр заехал сначала к ганноверскому курфюрсту, а потом к молодому прусскому королю, только что вступившему на престол после смерти своего отца. Петру не удалось втянуть в Северную войну прусского короля; последний следовал политике своего родителя, уверял Петра в дружбе к нему, но не хотел явно становиться во вражду с Швецией и наблюдал, чтобы обстоятельства доставили ему случай извлечь пользу из этой войны, без больших усилий с его стороны. Вернувшись в Петербург, царь летом 1713 года, с 12000 войска, поплыл к берегам Финляндии, пристал к Гельсингфорсу, прогнал оттуда шведского генерала Любекера и поручил, вместо себя, вице-адмиралу Апраксину продолжать войну в Финляндии. В конце августа русские овладели столицею Финляндии Або, покинутою и шведским войском и жителями, а в октябре того же года Апраксин и генерал Голицын разбили шведского генерала Армфельда близ Тамерфорса, и вся почти Финляндия до самой Каянии очутилась в руках русских. |
| нашли отражение в рукописях Нифонта Кормилицына и Вассиана Кошки. В рукописи последнего имеется также Сказание «о знамении небесном, иже бысть в Немецкой земле в граде Риге» (1524 г.). Все перечисленные выше владельцы русских переводов европейских «вестей» оставили заметный след в культурной и религиозной жизни России XVI столетия. Остановимся на этих текстах более подробно. «Изложение истинно истиннейшее и предивнейшее вестей от Неапольского града от господина Лудовика, того же града воеводы: како Неаполь водою умиление истребися в день 11 октября месяца, еже вси вместо потопа нарицати могут» рассказывает о случившейся в 1523 г. страшной буре, в результате которой Неаполь и его окрестности подверглись затоплению. И. Майер обнаружила вероятный оригинал – четырехстраничный памфлет. В сборник Дионисия Звенигородского перевод попал уже в 1520-х гг. вместе с кратким переводным текстом, рассказывающем о землетрясении 1524 г. в Венгрии. Оригинал последнего известия не обнаружен. Таким образом, мы сталкиваемся со случаем специального собирания переводных известий о стихийных бедствиях. Поскольку до пострижения Дионисий Звенигородский принадлежал к одной из знатнейших фамилий Московского государства, восходившей к Рюрику, можно не сомневаться, что он обладал обширными возможностями для пополнения своего сборника. К сожалению, конкретных сведений об источниках, используемых Дионисием, у нас нет. Скорее всего, искать их следует в дипломатических кругах. О разрушении греческих и итальянских городов землетрясением 1542 г. рассказывает «Повесть зело страшна и умиления и плача достойна, еже бысть в Римьской земле в граде, нарицаеме Шимбории, тако же и в Турской земли в той же день Божие бысть попущение и погибель граду, именем Солонихии в лето 7050-го». Сообщение построено как рассказ приехавших в Колывань любекских купцов о том, как в городе Шембории они перенесли страшное землетрясение во время которого падали стены, а люди разбегались в поле. Гремел гром, разгорелись пожары, а над городом поднялось дымное облако. |
| После детального сравнительного изучения монет Ю. Денисенко сделал следующие предположения о происхождении единственных дошедших до нас экземпляров описанных золотых монет: «…“угорский” и корабельник были заказаны в качестве умиротворяющих подарков Ивану III». Обе монеты изготовлены на новгородском монетном дворе. «Угорский» изготовили летом 1478 года после захвата Новгорода в качестве подношения Ивану III, а корабельник – осенью 1482 года. Причем заказ на «угорский» сделали власти Новгорода, а заказ на корабельник исходил из Москвы, от митрополита Московского Геронтия, находившегося в натянутых отношениях с Иваном III из-за обрядовых споров. Однако в то время золотые монеты такого типа не были единичными экземплярами, о чем говорит факт конфискации в 1482 году на Готланде у любекского купца «12 русских нобелей», которые Ю. Денисенко считает русскими корабельниками 31 . И.Г. Спасский также упоминает о документе 1484 года, в котором о московском золотом говорится как о платежном средстве. Однако и сам исследователь, и многие другие вслед за ним полагают, что «выпуск собственной золотой монеты Московского государства при Иване III» имел «декларативный, политический характер». «После Ивана III золотая чеканка уже не прекращалась в Москве, однако служила она вовсе не для целей обращения. Основным назначением золотых русской чеканки стало служить знаком “государева жалованья” – наградой за ратные подвиги» 32 . То есть золотые монеты разного веса («угорские» разной кратности или его частях, «копейки» и др.) выдавались в качестве награды и поощрения служивым людям разного звания за заслуги перед князем и были предшественниками наградных медалей 33 . 2. Монеты династии Романовых С воцарением династии Романовых строгости в сюжетах на монетах стало больше, но христианские символы оставались крайне редкими. Так, при Михаиле Федоровиче чеканился «копейный ездец» (рис. 30). С воцарением династии Романовых строгости в сюжетах на монетах стало больше, но христианские символы оставались крайне редкими |
| У нас нет прямых сведений о реакции Рима на великую битву, но выше приводилось суждение много работавшего в итальянских архивах С. П. Карпова о неизученных «богатствах» тамошних материалов, которых хватит «не одному поколению историков и архивистов». Впрочем, мы располагаем вполне достаточными для понимания существа дела сведениями из германской части католического мира. О Куликовской битве писал, например, ее современник монах-францисканец и хронист Дитмар Любекский, а позднее «обобщающую» характеристику в своем сочинении «Вандалия» дал ей виднейший германский историк XV века Альберт Кранц, который являлся «деканом духовного капитула» Гамбурга - то есть вторым лицом в католической иерархии этого германского города: «В это время между русскими и татарами произошло величайшее в памяти людей сражение... Победители русские захватили немалую добычу...Но недолго русские радовались этой победе,потому что та-тары, соединившись с литовцами, устремились за русскими, уже возвращавшимися назад, и добычу, которую потеряли, отняли и многих из русских, повергнув, убили. Было это в 1381 г. (ошибка на один год.- В. К.) после рождения Христа. В это время в Любеке собрался съезд и сходка всех городов общества, которое называется Ганза Сведения о битве и были получены, очевидно, от ганзейских купцов, торговавших с Новгородом, о чем убедительно писал С. Н. Азбелев, специально изучавший вопрос о роли новгородцев в Куликовской битве. В сообщении Альберта Кранца, доказывает С. Н. Азбелев, речь идет «о нападении литовского войска на новгородский отряд, возвращавшийся... в Новгород вдоль литовского рубежа. Весьма возможно, что справедливо и дополнительное указание Кранца, который пишет, что в этом нападении участвовали также и татары: часть бежавших с Куликова поля татар могла присоединиться к литовским отрядам... Сохранилась запись Епифания Премудрого, датированная 20 сентября 1380 г. (т. е. через 12 дней после Куликовской битвы): «...весть приде, яко литва грядут с агаряны» (т. е. с татарами)... однако столкновение с новгородцами, очевидно, исчерпало военный потенциал литовского войска |
|
|
