| В конце XIII или начале XIV в. произошло коренное преобразование церковного пения в России, совершенно изменившее нотацию певческих рукописей. К концу XV в. заметны стали некоторые изменения и в мелодиях знаменного распева, но эти изменения нисколько не нарушали общего характера знаменного распева, а представляли лишь распространение, сокращение и различные вариации его основных черт. Главный остов песнопения оставался всегда почти нерушимым. Стоглавый Собор, озаботившийся увеличением „книжных училищ“, где вместе с чтением и письмом обучали и пению, дал сильный толчок разработке церковных мелодий их записей. Появилось много „мастеров церковного пения“ 2492 , которые стали трудиться над составле- —90— нием новых мелодий. Новые мелодии носили разные на именования: „малое знамя“, „Ино знамя“, „путевой распев“ и др. Малое знамя отличалось кратким изложением методической основы, ино знамя представляло уже большую распространенность знаменного распева, а путевой распев был самым цветистым и распространенным видом того же распева. Конец XVI и начало XVII веков, помимо увеличения „мастеров церковного пения“ и улучшения самого пения, были замечательны еще увеличением богослужебно-певческих книг. Над положением на ноты стихир русских святым трудился даже сам царь Иоанн Грозный. Результатом композиторской деятельности русских песнорачителей означенного периода явились нотные книги: „Трезвон“, „Всенощное бдение“ и „Псалтирь“, положенная на ноты игуменом Новгородского Хутынского монастыря Маркеллом Безбородым и др. Теми же певцами расширена несколько и самая область крюковой семиографии. В конце XVI века стал входить в употребление особый вид нотных знаков, именуемый казанским знаменем. Казанское знамя представляло собою смесь знаменной нотации со знаками демественного пения. Этот вид нотного письма изобретен певчими дьяками царя Иоанна Васильевича и употреблялся наравне с крюковой системой нотописания 2493 . Измененные мелодии знаменного распева носили название переводов. Переводы свое название получали или от имени их творцов, или по месту их происхождения, напр. |
| Его неоднократно приглашали в Петербург для участия в комиссиях, созывавшихся Св. Снодом и Министерством Народного Просвещения. С его мнением считался обер-прокурор Св. Снода К. П. Победоносцев . В 1888 г. С. В. Смоленский напечатал свой замечательный труд: «Азбука знаменного пения» (Извещение о согласнейших пометах) старца Александра Мезенца. Старец Александр Мезенец был председателем Комиссии, возникшей после Московского собора в 1667 г. для исправления текста богослужебных книг. С. В. Смоленский тщательно проверил текст «Певчей азбуки» и заново отредактировал его. «Этот труд (по отзыву исследователя церковного пения протоиерея В. М. Металлова) расширил круг существовавших познаний в области крюков и углубил взгляд исследователя в самую сущность крюковой системы нотописания». «Став директором Московского Снодального училища и одновременно заняв кафедру истории церковного пения в Московской консерватории, С. В. Смоленский с неустанной энергией и упорством принялся за проведение в жизнь своих заветных и давно обдуманных планов. Его созидательная работа в Снодальном училище дала серьезные результаты. Церковный хор, под талантливым управлением В. С. Орлова, о котором еще будет речь впереди, стал первоклассным художественным ансамблем. Само училище из заурядной певческой школы превратилось в серьезный музыкально-педагогический институт, с 9-ти классным курсом и приготовительным классом. Объем программ по ряду дисциплин сравнялся с консерваторским. Подбор преподавателей был серьезный. В числе педагогов были: В. В. Калинников, М. М. Ипполитов-Иванов, Н. Д. Кашкин, А. Д. Кастальский, В. С. Орлов, А. А. Эрарский и др. Энергия и трудолюбие Смоленского особенно сказались в устройстве при училище богатейшей библиотеки церковных рукописей; он собирал ее в течение ряда лет на свой личный страх и риск, не имея на это оффициального поручения и не получая никаких на то субсидий. Ценные памятники музыкальной старины приходилось разыскивать не только в Москве, но и в различных провинциальных монастырях, молельнях и даже за границей. |
| В разъединении с Московским государством православные юго-западные братства не обращались к великорусской Церкви по предметам обрядового богослужения, а в частности и по предмету церковного пения, и из ее богослужебной практики не делали заимствований. Ибо великороссийская Церковь не была первоисточником православного богослужения и имела обрядность, тождественную с обрядностью юго-западной Церкви. Кроме того, в период господства Унии на юго-западе России сама она колебалась разными обрядовыми мнениями. Богослужебные ее книги и обряды, а равно и церковное пение также имели не мало недостатков и нуждались в исправлениях. Рассматривая в частности содержание церковного пения по юго-западным ирмологам, мы видим, что оно действительно опирается на твердых началах восточной Православной Церкви и состоит, как и пение древней христианской Церкви, в совмещении напевов разных народов восточного исповедания. Юго-западная система совмещения распевов с некоторыми изменениями принята затем со второй половины XVII века и великороссийскою Церковью, но отвергнута старообрядцами, сомневающимися в православии всех народов, кроме самих себя. В основание церковного пения в юго-западных ирмологах положено знаменное или столповое пение по древнему преданию русской Церкви и дополнено частью местным киевским и греческим, а главным образом болгарским распевом. Но в ирмологах нет и следов напевов, заимствованных от инославного запада. Южнорусская редакция знаменного распева. Первым и главным основанием юго-западного пения по юго-западным нотно-линейным ирмологам служит столповое пение или большой знаменный распев. Им распета в ирмологах большая часть богослужебных песнопений, как-то: некоторые литургийные песнопения, все ирмосы, стихиры воскресны, богородичны, догматики и на стиховне, антифоны, подобны стихир и большая часть праздничных песнопений. Юго-западные ирмологи составлялись, распевались и переводились на квадратную нотопись независимо от великорусских толкований, исправлений и преобразований русского церковного пения, последовавших в XVII веке и в разобщении с великорусскими мастерами церковного пения. Отсюда естественно, что знаменные напевы, в них заключавшиеся, имеют свою особую редакцию. Что же это за редакция, какова она сама по себе и в каких отношениях находится к старым хомовым и Иосифовским изложениям столпового пения, к истинноречному изложению А. Мезенца и, наконец, к нотно-линейным великорусским переводам XVII и XVIII века? |
| Доживи Синодальное училище до наших времен, мы имели бы возможность ознакомиться с составом общей и музыкальной библиотек училища, в значительной степени собранных Смоленским за двенадцать лет его службы, имели бы возможность ознакомиться и с завещанным им училищу личным книжным и нотным собранием, если оно действительно было передано в Москву после кончины ученого. К сожалению, из всего этого осталось немногое. Так, один из двух упомянутых в завещании фотоальбомов Смоленского – великолепный, с золотым обрезом и золотым тиснением альбом «Московское Синодальное училище 1900–1901» – оказался в фондах Мемориальной квартиры Николая Семеновича Голованова, знаменитого дирижера, в прошлом выпускника Синодального училища. На обороте первого листа альбома имеется надпись нового владельца: «Альбом этот в 1901 году принадлежал Степану Васильевичу Смоленскому, бывшему директором Синодального училища, и поднесен ему после его назначения на пост директора Придворной Капеллы в Петербурге. Случайно найден мною в магазине антикварном в Ленинграде. 17.IX.1932. Николай Голованов». Рукописные, нотные, книжные коллекции – громадная часть наследия Смоленского, которая, к сожалению, не поддается сегодня точному учету. Книги, принадлежавшие Смоленскому, с его надписями и пометами, вероятно, могут встретиться в разных библиотеках и архивах России. Например, не так давно смотрителем библиотеки Петербургской духовной академии о. Стефаном (Садо) было сделано нечаянное открытие: в сборнике духовных песнопений «Лепта» (Бийск, 1890) обнаружилась дарственная надпись Смоленскому о. Макария (Невского) , впоследствии митрополита Московского, а также вклеенные в книгу два письма о. Макария к Степану Васильевичу (они публикуются в комментариях к четвертой главе Воспоминаний). Завещание, в котором ученый, казалось бы, исчерпывающе распорядился своим архивом, не решило, однако, всех проблем. Перешедшие к А.В. Преображенскому письма и рукописи опубликованных работ, естественно, не могли бесконечно пребывать в частных руках. После смерти Анны Ильиничны Смоленской в 1912 году Преображенский стал владельцем и всех Дневников. Кроме того, можно утверждать, что 10-й пункт завещания, требовавший сожжения той части архива, которую Смоленский считал черновой, несущественной, не был исполнен. Поэтому до нашего времени дошло множество фрагментов статей, заметок, черновых тетрадей, планов и конспектов по вопросам церковного пения, музыкальной культуры, нотописания, методики преподавания пения; сохранились и нотные рукописи, целые и разрозненные; сохранилась масса тщательно подобранных Смоленским официальных документов; сохранились даже тетради, стихи, переводы гимназической поры. |
| В византийской литературе 11 и 12 вв., в замен церковного песнотворения, появились комментарии к творениям наиболее знаменитых древних песнописцев. Таковы схолии Зонары, Евстафия Фессалоникского, Феодора Продромы, Григория Коринфского на разные песнопения Иоанна Дамаскина и Космы Маюмского. Появились школьно учебные трактаты в форме церковной песни, наприм., стихиры и каноны о воздушных явлениях, о возрастах жизни человеческой, о грамматике и проч., даже пародии с надписанием церковного гласа и подобна, каков, наприм., канон Михаила Пселла на монаха Иакова 11 в.; появилась особая форма равносложного хоре-ямбического стиха гражданского (πολιτικς στχος), по своей игривости мало соответствующего важности священных песнопений; появились, наконец, многочисленные переводы, богослужебных книг на иностранные языки варварских племен – болгар, валахов, сербов, русских, кавказских иберов и георгиеров. 434 Вместе же с тем, отвлеченные от церковного песнописания силы трудолюбцев нашли не малое применение и в области церковного пения. – С 11 века в пении западной церкви возникает новое движение, обнаружившееся теоретическими исследованиями предмета, полифоническим началом в пении и изменением крюковой нотописи в линейную. Одним из первых представителей этого движения был итальянец, бенедиктинский монах Гвидо Аретинский. Затем века 12 и 13 изобилуют достойными внимания церковными композициями. – Пение церкви восточной, вследствие религиозной распри Востока и Запада, в это время не подчинялось непосредственно западному влиянию, но и в нем произошли подобного же рода перемены, которые, как кажется, произведены не отдельными выдающимися деятелями, но силой времени и постепенным перерождением вкуса, хотя и не без влияния, незаметно проникших в Византию частью восточных, частью западных веяний. Приметной гранью, отделяющей этот период греческого церковного пения от предыдущего и последующего времени, служит возникновение нового вида крюковой же греческой нотации, засвидетельствованное археологами. Так, по сообщению архим. Порфирия Успенского , крюковые знамения в греческом Ирмологе 11 века, хранящемся в Афонском Ефсигмене, ни мало не походят на знамения стихиры Синайского Стихираря 999 г., 435 – знак, что Сирийская крюковая нотация И. Дамаскипа уже успела видоизменится в самой Греции. С другой стороны, и в самом мелодическом творчестве греков за это время, а также и в практике певчевского исполнения, нельзя не видеть некоторых оттенков нового, хотя еще и довольно слабо развившегося направления. Это – некоторое уклонение церковных композиторов и певцов от установившегося в предшествующую эпоху строгого церковного стиля и стремление к пению, искусственно украшенному. В этом новом направлении церковного пения усматриваются два существенные элемента, именно: 1) появление добавочных в пении больших мелодических украшений восточного характера и 2) искусственность приемов исполнения. |
| А время все шло. Приближался к концу второй месяц нашего пребывания в монастыре св. Екатерины. Ощущение тоски от постоянного упорного однообразия монастырской жизни давало мне себя чувствовать все сильнее и сильнее. К концу июня я кончил свою работу, между тем как разросшаяся работа моих сотоварищей заставляла их остаться в монастыре еще с месяц. По воскресеньям мы даже перестали выходить на прогулки. Лица и разговоры были ежедневно одни и те же. Ежедневно я спрашивал о. Каллистрата, что будет к обеду, и ежедневно получал ответ: кутья, факес, фирики, фасулья (род чечевицы, бобы), – все те названия примитивных блюд, которые я в конце своего пребывания в монастыре считал чуть ли не личными врагами. Каждое утро появлялась у нас в учебной комнате фигура о. Каллистрата и объявляла: φαγετ ενε τοιμον . τ ρα θλετε, ν φτε, ρστε (кушанье готово! в котором часу вам угодно кушать?) Особенно грустно звучало это приглашение одно время, правда, очень короткое, когда наши запасы, привезенные из Египта, иссякли, и мы послали новый заказ на бульон, сардинки, вино и пр. в Суэц. Но выписанные припасы благополучно дошли до монастыря, и кризис миновал. Днем после сна о. Каллистрат брал книгу с загадочными для меня крючками греческого нотописания и вполголоса заунывно и однообразно выводил молитвы. Нередки бывали беседы и с экономом, о. Вениамином. Он особенно любил вспоминать о неоднократных посещениях монастыря двумя учеными англичанками, Маргаритой Джибсон (Gibson) и Люис Смис (Smith), которые, по словам эконома, говорили на столь многих языках, что однажды, испугавшись удара грома, не могли найти языка, чтобы объясниться даже между собой. Вспоминал он не раз также приезд одного английского лорда, поселившегося в саду и устраивавшего завтраки и обеды в сорок блюд. Иногда о. Вениамин заводил речь о библиотеке, о недостатке помещения, высказывал надежды на улучшение в этом смысле и на устройство даже особой комнаты для занятий. Но все эти беседы уже меня не занимали. Я начинал прямо рваться на свободу… |
| Эта приписка наводит на мысль, что в древнерусской Церкви было всенародное пение некоторых песнопений. На богослужебном сборнике первой половины XVI в. любопытна летописная приписка: «лето 7022 Декабря 11 священа бысть церковь Покрова св. Богородицы в Новом селе Олександровском; тогда великий князь и во двор вшел», т. е. в опричнину царь Иван Грозный 137 . Приписка установляет время поселения Грозного в Александровской слободе. Бесспорно, что тщательное расследование Троицких книг откроет в приписках к ним массу ценных во всех отношениях известий. Встречаются книги, важные для истории церковного пения вообще и, в частности, для обычаев этого пения в Лавре и русских церквях – Стихирари XVI в. 138 и Кондакарь исхода XII, в котором встречается, между прочим, сугубая аллилуйя, замечательный по крюкам и древнему нотописанию. Наконец, нельзя не упомянуть и о том, что некоторые Троицкие книги важны для изучения элементов истории русского искусства, как оно обнаруживалось в изображении красками, золотом и киноварью лицевых украшений, заглавных букв, заставок и проч. на Троицких книгах. В этом отношении замечательны: Апостол (XVI в.) 139 , Стихирарь уставщика Логгина, современника архим. Дионисия, в котором заставки и рамки, сделанные весьма искусно золотом и киноварью, свидетельствуют о развитии этого искусства у Троицы; Псалтирь с восследованием 1429 г. (?), исследованная академиком О.И. Буслаевым 140 ; Псалтирь с восследованием Авраамия Палицына, хранящаяся в библиотеке М. Д. Академии 141 , и много других. В историческом отношении, повторяем, высокую ценность представляет из себя хранящийся в библиотеке Лавры старый вотчинный архив, заключающий в себе исторические и хозяйственные сведения о многих местностях России, так как владения Лавры находились почти во всей Великой России. Он дает массу сведений по истории и исторической географии, этнографии, колонизации древней Руси и сообщает богатейший материал для истории ее экономического быта и, главным образом, самой Лавры. Вместе с актами вотчинными в архиве находится до 300 святительских грамот: благословенных, ставленных, настольных и других, за печатями и подписями всероссийских митрополитов и патриархов, – важных для церковно-исторической науки. |
| Отцы, запрещая сие, говорят, что кроме клириков, поющих с амвона, никто не должен начинать пения, подпевать же не запрещено простым, но они должны петь только то, что написано в церковных книгах на дифферах или кожах». Поводом к такому запрещению послужило тогда распространение и употребление некоторыми певцами псалмов, песней и молитв, самочинно составленных христианами, неканонических или даже еретических, в замен принятых церковью 28 .Запрещение петь и читать в церкви мирянам в том же смысле подтверждено и собором Трульским в 691 году, правило 33. В силу этих правил не только миряне, но даже непосвященные монахи и отшельники, не могли исправлять должности клириков, певших и читавших на амвоне 29 . Таким образом, правило эти клонились не к прекращению участия мирян в общем церковном пении, но к упорядочению этого пения и к пресечению беспорядков. B IV и в V beke они соблюдались и при общенародном пении, соблюдаются в православной церкви и до ныне, хотя участие мирян в клиросном пении всюду практикуется. Причины же прекращения обычая общенародного пения в храмах, как увидим ниже, были другие. По умирении церкви от внешних гонений торжественные случаи христианского богослужения и присутствие на нем высших слоев общества вызвали в городах потребность в улучшении церковного пения и в заведении особых певческих хоров или ликов. Улучшение пения требовалось не менее того и для огораждения православных от увлечения пением еретиков, обративших словесное и музыкальное искусство на погибель душ человеческих, а также и от увлечения сценическим искусством пения языческого театра. Первым учредителем хорового церковного пения должно считать святого Иоанна Златоустого. Действуя против ариан, он ввел клир особых певцов для совершения Всенощного Бдения и молебных пений, а конечно и для пения на литургии, установил хиромонию и знаки нотописи 30 . Супруга царя Феодосия великого дала ему и особого придворного учителя, который, обучая певцов, заготовлял и гимны для пения 31 . О хоровых песнопениях упоминается также в житии Порфирия епископа Газзского († 420 год), писанном в Х веке 32 . |
| Большинство напевов, известных нам, записаны в более позднее время, когда вполне установилась знаменная система. Это так называемые мелодии знаменного распева. Название это происходит от изображения мелодий знаками, называвшимися знаменами, крюками, столпами. Слово распев следует отличать от напева. Распев -совокупность мелодий известного происхождения и характера, тогда как напев означает ту или другую группу частных мелодий данного распева. Знаменный распев – коренной и древний уставный распев Русской Церкви. Постепенное развитие его можно проследить непрерывно от XI века. Система записи мелодий безлинейными знаками – крюками или знаменами была единственным способом записи церковных напевов. Старообрядцы-беспоповцы до сих пор пользуются в своем пении книгами с знаменной нотописью. Знаменная нотация древнейших русских певческих книг есть нотация греческая, но с течением времени замечается переход византийской нотации в совершенно русские крюки или знамена. Уже к концу домонгольского периода, то есть к началу XII века, русский шрифт обретает своеобразие. Число рукописей домонгольского и монгольского периодов весьма незначительно. Как звучали напевы того времени неизвестно, так как нотные знаки того времени также не расшифрованы. Текст певческих книг только славянский. Греческие слова или тексты встречаются редко, по-видимому они исчезли, когда иерархия стала исключительно русскою. Нам неизвестны мелодии раннего периода, но имеются сведения о существовании церковно-певческих школ, конечно, не в смысле учебных заведений, а как частное обучение у мастера-певца. Церковный певец, стоявший на клиросе, имел учеников, вот они и составляли школу пения. Первый Митрополит Русской Церкви – Михаил, греческий подданный, разъезжая по Руси, везде «устроял» клирос, то есть приготовлял церковных певчих. Певчих сперва выписывали из Византии. Так «Степенная книга» говорит, что при Ярославе Мудром (XI век) были призваны три греческих певца с семьями. Эти певцы должны были упорядочить дело церковного пения в Киеве. «Степенная книга» называет их пение «ангелоподобным», кстати, упоминая, и о «красном» (то есть красивом) «демественном» (византийском, придворном) пении. В роде Владимира Святого замечается любовь к церковному пению. О княжиче Борисе, убитом по приказу Святополка, рассказывается, что последние часы своей жизни он провел в пении псалмов. Дочь Ярослава – Анна, бывшая замужем за французским королем Генрихом I, устроила в Киеве женскую школу, где учили пению. |
| Славился монастырь школой хорового партесного пения с развитым пятилетним нотописанням. Об этом подает широкие данные исследовательница из Болгарии академик Елена Тончева в книге " Монастырь Большой Скит - школа Болгарского распева " , вышедшей из печати еще в 1981 г. За почти 200-летний период своего существования Манявский скит был непримиримым противником унии, выступал за чистоту украинского православия. Его поддерживали киевский митрополит Петр Могила, молдавские правители, Львовское ставропигиальное братство, украинская шляхта и население, оказывающее сопротивление унии и полонизации. Особенно тесные связи поддерживали с львовскими братчиками, от которых монастырь получал денежную помощь, богослужебные книги, которые печатались в типографии, основанной первопечатником Иваном Федоровым. Скит также поддерживал связи со всеми православными странами, в частности с Московским государством. Уже в 1628 г. два монаха Ионакий и Гедеон ездили в Москву за милостыней. В 1643 г. монастырь получил от российского царя Алексея Михайловича богослужебные книги. Есть сведения, что там были и русские, и даже поселялись здесь. В 1646 г. постригся в монахи Матвей Григорьевич Доменков " рода и земля Московские " , а уже в 1650 г. он как скитский монах ездил в Москву по милостыню. В 1656 г. Богдан Хмельницкий дал проездные грамоты двум великоскитским монахам Григорию и Ивану, едущим в Москву, ездили в белокаменную монахи и в последующие годы. Быть похороненным на монастырском кладбище считалось за большую честь. Поэтому приговоренный к смертной казни поляками за участие в восстании гетман Иван Выговский в своем завещании просил похоронить его в стенах Великоскитской обители. Было ли выполнено завещание гетмана, остается тайной. Некоторые исследователи истории Скита считают, что герой разгрома 100-тысячной московской армии под Конотопом 8 июля 1659 г., вместе с женой, которая умерла, узнав о казни мужа, нашли свое вечное пристанище на монастырском кладбище. Монастырские здания расположились на небольшой плоскости у подножья отвесной горы Вознесенки и скалистым обрывистым берегом реки Багерс. Оборонительные стены с тремя башнями и многочисленными бойницами для ручного огнестрельного оружия построили из местного камня опытные львовские мастера. Главная трехэтажная монастырская башня, известная как " сокровищница " (высота 27.7 м), царила над всеми зданиями и могла обороняться самостоятельно. Все монастырские сооружения соединялись между собой многочисленными подземными ходами. Под стенами обители не раз появлялись татарские наездники, но взять ее ни разу им не удавалось. Однако Скит не избежал злой судьбы. Вторая половина XVII в. была временем многочисленных польско-турецких войн. В 1672 г. турки захватили сильную Каменец-Подольскую крепость, прикрывавшую западноукраинские земли с юга. Через четыре года Прикарпатье претерпело вторжение 300-тысячной турецкой армии. |
|
|
