| Разделы портала «Азбука веры» ( 12 голосов: 4.0 из 5) Аполлон Григорьев Григорьев Аполлон Александрович (1822–1864) – поэт, критик. В 1838–1842 годах учился в Московском университете вместе с А.А. Фетом, который почти весь студенческий период жил во флигеле дома Григорьевых на Малой Полянке. «Связующим нас интересом оказалась поэзия», – вспоминал Фет. Тогда же Аполлон Григорьев, Фет и еще один их сокурсник Яков Полонский (так, по словам Аполлона Григорьева, образовывались связи «на жизнь и смерть») опубликовали свои первые стихи в «Москвитянине», издателем которого был их университетский профессор истории М.П. Погодин. Круг замкнется, если добавить, что лекции по литературе в университете читал С.П. Шевырев, ведущий критик и идеолог «Москвитянина». В 1850е годы Аполлон Григорьев вновь сближается с «Москвитянином», возглавив вместе с А.Н. Островским его «молодую редакцию». В москвитянский период 1850–1856 годов появились его наиболее яркие критические статьи. При всем неприятии западников он не принадлежал, по его признанию, ни к какому «приходу», имевшему «партийный оттенок». Называл свою критику органической, защищая в искусстве «мысль сердечную», а не «мысль головную». В начале 1860х годов выразил идеи почвеничества, ставшие программой журналов «Время» и «Эпоха» братьев Достоевских. Для композитора А.И. Дюбюка, близкого к кругу «молодой редакции», написал тексты двух цыганских романсов, и сам был подвержен «гитарной страсти». В рассказе Фета «Кактус» описан приезд Аполлона Григорьева в московский хор Ивана Васильева и исполнение им цыганских романсов. Стихотворение «Цыганская венгерка» самого Аполлона Григорьева, созданое на основе «таборной» цыганской песни, в свою очередь тоже стало популярнейшим романсом. Но цыганская тема – далеко не единственная в его поэзии. В 40е годы он, выходец из духовной семьи, пережил глубочайший духовный кризис, о котором писал в воспоминаниях: «Отчего ж это, бывало, в пору ранней молодости и нетронутой свежести всех физических сил и стремлений, в какое-нибудь яркое и дразнящее и зовущее весеннее утро, под звон московских колоколов на святой – сидишь весь углубленный в чтение того или другого из безумных искателей и показывателей абсолютного хвоста… сидишь, и голова пылает, и сердце бьется – не от вторгающихся в раскрытое окно с ванильно-наркотическим воздухом призывов весны и жизни… а от тех громадных миров, связанных целостью, которые строит органическая мысль, или тяжело, мучительно роешься в возникших сомнениях, способных разбить все здание старых душевных и нравственных верований… О! эти муки и боли души – как они были отвратительно сладки! О! эти безсонные ночи, в которые с рыданием падалось на колена с жаждою молиться и мгновенно же анализом подрывалась способность к молитве, – ночи умственных беснований вплоть до рассвета и звона заутрень…» |
| Венера зачала от Марса во чреве и родила Купидона, красивейшего отрока, который никогда не старел, но всегда пребывал молодым; его изображают крылатым, носящим лук и золотые или оловянные стрелы, Держащим возжженную свечу в руке и с завязанными повязкою глазами. Дело его состояло в том, чтобы служить своей матери Венере и вместе с нею возжигать блудную похоть в людях, уязвлять сердца стрелами плотской любви. Богиня Венера, гневаясь на Аполлона за то, что он ее блудное дело с Марсом предал известности и посмеянию, уязвила его сердце любовью к некоей красивой девице Левкофое, дочери царя вавилонского, и вожделением к ней разожгла его, так что Аполлон настолько возлюбил ее, что и возимое им солнце оставил на небе без движения, медля с девицею. Он пришел к ней в подобии ее матери и насиловал ее, и она осталась беременною. Первая любовница его Клития, узнав об этом, возревновала и возвестила о случившемся отцу девицы Архаму. Отец, охваченный гневом, тотчас дочь свою живою зарыл в землю. Аполлон, бессильный воскресить ее, превратил ее в благовонное дерево, а Кли-тию возненавидел и совершенно оставил. Она же, тужа о лишении любви Аполлоновой, перестала есть и пить. Постоянно она взирала на восходившее и заходившее солнце и провожала его туда, куда вез его Аполлон. Она совершенно изнемогла от голода и сильной скорби и превратилась в траву и цвет, называемый елиотропиас, то есть подсолнечник. После сего Аполлон смеялся над носящим лук Купидоном, как над отроком малосильным и не умеющим стрелять из лука. Купидон, на смех отвечая смехом, тайно устрелил его в сердце золотою стрелою и уязвил его в любовь к некоей девице, имя которой Дафна. Точно так же он устрелил и девицу стрелою оловянного и сделал так, чтобы она возненавидела Аполлона, и насколько Аполлон любил ее, настолько она ненавидела его. Он же, не стерпев горящего в нем пламени любви, устремился за убегавшею от него и преследовал ее в горах и пустынях, желая догнать и насильно удовлетворить свое похотное желание. Когда он ее уже достигал и готов был схватить своими руками, то она призвала имя отца своего Пенеоса и с его помощью превратилась в лавровое дерево, которое носило и имя этой девицы Дафны. |
| Венера зачала от Марса во чреве и родила Купидона, красивейшего отрока, который никогда не старел, но всегда пребывал молодым; его изображают крылатым, носящим лук и золотые или оловянные стрелы, держащим возжженную свечу в руке и с завязанными повязкою глазами. Дело его состояло в том, чтобы служить своей матери Венере и вместе с нею возжигать блудную похоть в людях, уязвлять сердца стрелами плотской любви. Богиня Венера, гневаясь на Аполлона за то, что он ее блудное дело с Марсом предал известности и посмеянию, уязвила его сердце любовью к некоей красивой девице Левкофое, дочери царя вавилонского, и вожделением к ней разожгла его, так что Аполлон настолько возлюбил ее, что и возимое им солнце оставил на небе без движения, медля с девицею. Он пришел к ней в подобии ее матери и насиловал ее, и она осталась беременною. Первая любовница его Клития, узнав об этом, возревновала и возвестила о случившемся отцу девицы Архаму. Отец, охваченный гневом, тотчас дочь свою живою зарыл в землю. Аполлон, бессильный воскресить ее, превратил ее в благовонное дерево, а Кли-тию возненавидел и совершенно оставил. Она же, тужа о лишении любви Аполлоновой, перестала есть и пить. Постоянно она взирала на восходившее и заходившее солнце и провожала его туда, куда вез его Аполлон. Она совершенно изнемогла от голода и сильной скорби и превратилась в траву и цвет, называемый елиотропиас, то есть подсолнечник. После сего Аполлон смеялся над носящим лук Купидоном, как над отроком малосильным и не умеющим стрелять из лука. Купидон, на смех отвечая смехом, тайно устрелил его в сердце золотою стрелою и уязвил его в любовь к некоей девице, имя которой Дафна. Точно так же он устрелил и девицу стрелою оловянного и сделал так, чтобы она возненавидела Аполлона, и насколько Аполлон любил ее, настолько она ненавидела его. Он же, не стерпев горящего в нем пламени любви, устремился за убегавшею от него и преследовал ее в горах и пустынях, желая догнать и насильно удовлетворить свое похотное желание. Когда он ее уже достигал и готов был схватить своими руками, то она призвала имя отца своего Пенеоса и с его помощью превратилась в лавровое дерево, которое носило и имя этой девицы Дафны. |
| С сыном Менетия, – так впереди он свирепствовал пикой, — 700 Если бы Феб Аполлон не стоял на возвышенной башне, Гибель ему замышляя и Трои сынам поборая. Трижды Менетеев сын взбегал на высокую стену, Дерзко-отважный, и трижды его отражал стреловержец, Дланью своею бессмертной в блистательный щит ударяя; 705 Но когда он, как демон, в четвертый раз устремился, — Голосом грознопретительным Феб стреловержец воскликнул: “Храбрый Патрокл, отступи! Не тебе предназначено свыше Град крепкодушных троян копием разорить; ни Пелиду, Сыну богини, который тебя несравненно сильнейший!” 710 Рек, – и далеко назад Менетид отступил, избегая Гнева могущего бога, стрелами разящего Феба. Гектор же в Скейских воротах удерживал пышущих коней: Думал, сражаться ль ему, устремившися к воинствам снова, Или своим ратоборцам в стенах повелеть собираться? 715 В сих колебавшемусь думах, предстал Аполлон Приамиду, Образ цветущий приявши младого, могучего мужа, Храброго Азия, Гектора, коней смирителя, дяди, Брата родного Гекубы, отважного сына Димаса, Жившего в тучной фригийской земле, при водах Сангария; 720 Образ приявши его, провещал Аполлон дальновержец: “Битву оставил ты, Гектор? Поступок тебя не достоин! Если б, сколь слаб пред тобою, столько могуществен был я, Скоро б раскаялся ты, что кровавую битву оставил! Вспять обратись, напусти на Патрокла коней быстролетных; 725 Может быть, славу победы тебе Аполлон уготовал!” Рек – и вновь обратился бессмертный к борьбе человеков. И немедленно Гектор велел Кебриону вознице Коней бичом на сражение гнать. Аполлон же отшедший В множестве ратных сокрылся, – и там меж ахеян воздвигнул 730 Страшную смуту, троянам и Гектору славу даруя. Гектор ахеян других оставлял, никого не сражая; Он на Патрокла летел, устремляя коней звуконогих. В встречу ему и Патрокл соскочил с колесницы на землю; Шуйцей держал он копье, а десницею камень подхитил, 735 Мрамор лоснистый, зубристый, всю мощную руку занявший; Бросил его упершись, – и летел он не долго до мужа; Послан не тщетно из рук: поразил Кебриона возницу, |
| силу рока, и исполняющий волю Аполлона Орест скоро освобождается от эринний. В трагедии «Эвмениды», замыкающей трилогию, сам Аполлон содействует оправданию Ореста и его окончательному освобождению от эринний, привлеченных матереубийством. Поручив дело Ореста заботам свей мудрой сестры Афины, Аполлон успокоивает эринний мстительниц, и они по отношению к несчастному матереубийце становятся эвменидами (от ευμενς благосклонный – эвмениды – милостивые). Трагедия открывается действием в Дельфах в храме Аполлона, где Орест ищет убежища: в одной руке его окровавленный меч, орудие убийства, в другой оливковая ветвь, признак лица, ищущего пощады. Вокруг Ореста расположились спящие эриннии, столь ужасающего вида в античном театре, что беременные зрительницы преждевременно рождали при появлении их на сцене. Явившийся Аполлон побуждает Ореста идти в Афины искать покровительства у мудрой Афины Паллады и изгоняет потом эринний из своего храма, говоря, что берлога кровожадного льва – пристойное для них место, а не храм божества. Аполлон даже грозит чудовищным эринниям своими стрелами, которые заставят их испустить всю высосанную ими человеческую кровь. Главный интерес трагедии «Эвмениды» сосредоточен на изображении обсуждения дела Ореста в Афинском судилище: при равном количестве оправдательных и обвинительных голосов, определенных обычным способом ареопага, Афина оправдывает матереубийцу. Особенно замечательна роль Аполлона в этой трагедии: он выступает перед афинянами, как защитник судимого Ореста, употребляет все усилия к его спасению от эринний; помимо энергичного описания умерщвления Агамемнона во время его освежения в ванне, когда была наброшена на него вероломною женою запутавшая его ткань, Аполлон аргументирует невинность Ореста и ослаблением самого представления об убийстве матери, которое по Аполлону далеко не такой тяжкий проступок, как убиение отца, ибо мать не зарождает ребенка, но только является кормилицею семени, брошенного отцом, в нее лишь влагается зародыш, но жизнь его зависит от отца; доказательством может служить богиня Афина, родившаяся совсем без матери (θεα |
| С этим ставят в связь предание о Сафо будто бы бросившейся со скалы в море. 117 Своеобразным и загадочным способом очищения от убийства является μασχαλισμς. Это слово происходит от μασχλη – подмышка и обозначает собой действие, состоявшее в том, что убийца отрезывал убитому оконечности рук и ног и клал их под подмышки. Этим актом убийца надеялся избежать преследования. Так по Эсхилу и Софоклу был εμασχαλσϑη Агамемнон (Хоеф. 439; Электра 445). Трудно понять смысл этого ужасного акта. Роде пытается поставить его в связь с культом предков. При погребении убитого в могилу его втыкали копье. Этим выражалось что родственники принимают на себя обязанность отомстить убийце, но древнейший и прямой смысл мог быть тот, что копье давалось убитому, чтобы он сам поразил убийцу. Теперь, если у его тела будут отрезаны руки и ноги, ему нечем будет схватить копье. Убийца окажется в безопасности. 118 Развившиеся нравственное сознание поднялось до мысли, что в очищении нуждается не только преступное пролитие, но и всякое пролитие крови. Это выразилось в мифе об Аполлоне и в его культе. Аполлон поразил пифона – дракона, жившего в Дельфах. Пифон олицетворял собой темное, злое начало, но, однако совершенное убийство и притом убийство в борьбе Аполлон должен был искупить продолжительными покаянными подвигами. Некоторые ставят с этим в связь пребывание Аполлона в услужении у Адмета. Аполлон получил очищение в своей дельфийской лавровой роще. Через каждые девять лет в Дельфах праздновался праздник венков, на котором воспроизводилась в драматической форме борьба Аполлона с пифоном. Мальчик, изображавший Аполлона, после того как убивал пифона, должен был бежать в священную рощу, где его очищал, так сказать, сам Аполлон и где его голову увенчивали лавровым венком. 119 Как бы ни было глубоко преступление, оно могло быть искуплено, если для него имелись серьезные мотивы и, если совершивший его достаточно пострадал. Греческая трагедия выразила это в Оресте. Орест, сын Агамемнона и Клитемнестры. Клитемнестра убила Агамемнона и Оресту грозила опасность, что мать устранит его с дороги, чтобы обеспечить трон за своим возлюбленным Эгистом. Но Электра, дочь Клитемнестры, отправила брата в безопасное место. Через восемь лет после смерти отца Орест возвратился на родину в Микены и убил Клитемнестру и Эгиста. Он совершил мщение по повелению Аполлона. Но за ужасное злодеяние матереубийства он должен был быть наказан. Его охватило бешенство и его преследовали Эриннии. После долгих блужданий Орест нашел себе убежище у богини Афины. Афина сама передала его дело на суд афинского ареопага, причем Аполлон выступил его защитником. При подаче голосов Афина опустила в урну белый, оправдательный камень. Число камней за оправдание и осуждение оказалось одинаковым, Орест был оправдан и Эриннии превратились в эвменид. Так представляет намдело Эсхил в своей трилогии Орестия, заключающей в себе три трагедии: Агамемнон, Хоэфоры и Эвмениды. |
| Как ни очевиден сказочный характер этих мифов, но грек не хотел, а, пожалуй, даже и не мог отказаться от них, так как на них была основана вся его религиозная жизнь, начиная с верований и кончая обрядами. Богослужебный культ большей частью всецело опирался на мифы: совершавшиеся в честь того или другого бога церемонии были в некотором роде только повторением соответствующего мифа или по крайней мере более или менее ясным намеком на него. С другой стороны, живучесть мифов обусловливалась в значительной мере и тем обстоятельством, что искусство во всех его видах черпало свое содержание главным образом из мифологии. Все, например, скульптурные изображения воспроизводили какой-нибудь момент из мифологической истории известного божества или целой группы богов. Греческая трагедия, особенно на первых порах, точно также черпала свое содержание из мифологических сказаний, что можно видеть в произведениях Эсхила и Софокла. Благодаря всему этому греческая религия так и осталась на точке мифологического развития, не обнаруживая тенденции перейти к чистому догмату или определенному вероучению. Это не значит, что грек безусловно верил в объективную истинность мифологических сказаний; но он слишком свыкся с ними, дал им слишком большое место в своей жизни, чтобы отвергнуть их, как нелепость, как басню. Критическое или недоверчивое отношение к правдивости мифологических сказаний о богах обнаруживается довольно рано. Оно замечается уже у Гомера и Гезиода, которые дозволяли вносить в миф или некоторые поправки, или же собственные толкования. §47. Главнейшие греческие боги Если древнейшая греческая религия носила в отдельных местностях своеобразный характер, то она сохранила местную окраску и в более позднее время. Хотя в различных местностях и стали исповедоваться одни и те же боги, но им приписывались здесь и там особенные своеобразные черты; так, Аполлон Критский. Аполлон Карнейский, Аполлон Сминфейский, Аполлон Амиклейский и т. д. были как бы различными божествами и с ними связывались далеко не одинаковые представления. |
| Как не признать смертными (богов), которые смотрят на единоборцев и каждый покровительствует своему (из единоборцев), или того, кто женится, растлевает отроков, и делает блуд, кто смеется и сердится, кто убегает и получает рану? Ибо они своими действиями, которыми открыли себя людям, каковы они, - возбуждают и людей подражать им. И сами демоны вместе с вождем своим Зевесом, не подчинены ли также судьбе, так как они поработились тем же страстям, каким и люди? Кроме того, как почитать тех, у которых величайшее разногласие во мнениях? Говорят, что Рея, называемая у жителей финикийских гор Цибелою, узаконила отсечения постыдных членов из-за Атиса, которого она любила; напротив, Афродите нравились брачные совокупления; Артемида - волшебница, Аполлон - врач. Афина и Эскулап разделили между собою капли крови после отсечения головы у Горгоны, любовницы Нептуна, от которой произошли Пегас конь и Хризаор: этими каплями крови Эскулап возвращал здоровье, а другая посредством той же крови сделалась человекоубийцею и производительницею войн. Мне кажется, афиняне, не желая унизить этой богини, приписали земле сына, рожденного от совокупления с Гефестом, чтобы не думали, что Миневра Гефестом лишена девства, как Аталанта - Мелагром. Ибо Гефест совершенно хромой, делавший кольца и серьги, этими женскими украшениями сумел обольстить не имевшую матери и сиротствующую девочку. Посидон управляет кораблями, Марс любит войны, Аполлон музыкант, Дионис делается тираном Фивян, Кронос цареубийцею. Зевес совокупляется с дочерью, и она от него родит. Об этом свидетельствуют элевсинские таинства, дракон таинственный и Орфей, который говорит: затворите двери для непосвященных. Плутон похищает Прозерпину и его деяния делаются мистериями; Деметра оплакивает дочь, и афиняне этим прельщают некоторых. В храме Аполлона есть место называемое Омфал, которое почитается гробницею Диониса. Я хвалю тебя, Дафна, за то, что ты, победивши невоздержность Аполлона, обличала его прорицательное искусство, так как это искусство не помогало ему угадать, что находится около тебя. Пусть скажет мне стрелометатель (Аполлон), как Зефир убил Геоцинта. Зефир победил его, и хотя трагик-поэт говорит " ветерок, драгоценнейшая колесница богов " , но Аполлон был побежден слабым ветерком и потерял своего любимца. |
| Потом Дий путем волшебства был уведомлен, что он победит Гигантов, когда сделает себе щит из кожи богини Аегли, жены лесного бога Пана, покроет голову свою главою горгоны Медузы и будет иметь при себе неотлучно богиню Палладу. Дий так и поступил. Он содрал кожу с богини Аегли, сделал из ее кожи шит, вооружился Горгоною и вместе с Палладою вышел против Гигантов и победил их. Дию оказывал помощь и хромой Вулкан: он, как было сказано прежде, ковал ему молнии, которыми Дий поражал сверху Гигантов. После этой брани Дий, желая вознаградить своею милостью Вулкана за его труды и радение, говорил ему с клятвою: проси у меня, чего хочешь, и дам тебе. Он же просил, чтобы Дий разрешил ему лежать с Минервою (она же и Паллада). Дий, не имея возможности переменить своего слова по причине клятвы, попустил ему по его прошению, а Минерве повелел, чтобы она сама сопротивлялась Вулкану, если хочет и может. Вулкан боролся с Минервою и не мог одолеть ее. Однако от великой похоти Вулкановой родился как бы без жены младенец Ерихфоний со змеиными ногами, который, придя в возраст, сделался царем афинян. Он стыдился змиеподобных ног своих, а поэтому изобрел колесницу (будто бы прежде, до его изобретения, колесниц не существовало) и ездил в ней, чтобы не видны были его ноги. Сын Юноны Марс возлюбил жену Вулкана Венеру. Когда он однажды смесился с нею, то это увидел с высоты небесной Аполлон, возящий солнце. (Так еллины тогда веровали, будто бы Аполлон был возницей и управителем солнечной колесницы, почему их стихотворцы иногда и самого Аполлона называют солнцем.) Аполлон, увидев дело Марса и Венеры, возвестил об этом Вулкану. Тогда Вулкан тайно сковал невидимые вериги, обложил ими одр свой и показал вид, что отошел куда-то далеко. Тем временем Марс пришел к Венере, и когда оба они нагими лежали на одре, то были теми невидимыми веригами так крепко связаны, что не могли двинуться с места. Вулкан же тотчас возвратился, нашел их в таком положении и созвал всех богов, среди которых были Меркурий, Нептун и Аполлон, но богини не пришли. И все смеялись над нагими и связанными. Нептун же упрашивал Вулкана об узниках, но последний едва был умолен и разрешил их. |
| Гиббон или Аполлон Жизнь человеческая изобразила, таким образом, геометрический угол. Основание его – человек, крайняя точка по линии восходящей стороны угла – Аполлон, по нисходящей же – прапрадед нынешнего гиббона. 15 ноября, 2011 Жизнь человеческая изобразила, таким образом, геометрический угол. Основание его – человек, крайняя точка по линии восходящей стороны угла – Аполлон, по нисходящей же – прапрадед нынешнего гиббона. Человек есть противоречие Человек принадлежит двум мирам и двум планам бытия: духовному и физическому. Он не только простая вещь физического мира, которому он принадлежит телом и всей сложной системой физиологических процессов, но более того, своим духом и личностью он отрицает этот мир, не подчиняется обязательности и принудительности его неумолимых законов. Он протестует против этих законов природы своей свободой, своей личностью, жаждой своего творчества. Священник Александр Овчаренко Человек есть противоречие между наличным содержанием жизни и ее идеальным применением. В сознании этого противоречия и лежит загадка о человеке, т.е. сам человек есть «противоречие» (Эмиль Бруннер) и, по мудрому замечанию Плотина, «человек ведь ни есть же гармония». Мы не знаем, но можем догадаться, до какого состояния дошли бы люди. Не те, которые стали строить города, сплачиваться в государства и оставили после себя следы культуры, как, например, евреи, греки, римляне, и др. А те, которые разбрелись после вавилонского столпотворения по всему миру, поселились в пещерах, лесах, ущельях гор. Венец творения, свободный царь природы, человек, это чудное существо, происшедшее от соединения могучих двух начал – материи и духа, – постепенно опустился до степени животного и мог совсем исчезнуть, выродиться, как выродились и исчезли, например, с лица земли мамонты. И если в городах человек дошел до скотского состояния (пример Содома и Гоморры), то, что же стало с теми, которые жили на лоне природы и, как настоящие дети природы, руководились только законами животной жизни? «Повелители мух» |
|
|
