| Любая глубина — это высота, а иначе — болезнь... Как защититься от аффектов в трудные времена? 23.03.2015 08:59:37 Светлана Коппел-Ковтун Поводом к написанию данной статьи послужил разговор о трагической судьбе Марины Цветаевой. После дискуссии о самоубийстве Марины и её церковном отпевании задумалась о многом. Протодиакон Андрей Кураев, по ходатайству которого и было получено разрешение на отпевание, аргументировал это решение тем, что Марина покончила с собой в состоянии аффекта, будучи доведённой до самоубийства обстоятельствами времени. Подумалось, что не за горами, возможно, времена схожие, трагичные, когда каждый из нас окажется под ударом и может не справиться с жизнью и собой. Поэты, безусловно, люди более ранимые и менее приспособленные к жизни, сам «душевный строй поэта располагает к катастрофе» (Осип Мандельштам), и все же каждый из нас, оказавшись в критической ситуации, попадёт под удар и должен суметь защитить себя, свою психику от негативных последствий стресса, потому я решила поговорить с психологом Екатериной Усачёвой об аффективном поведении и о причинах к нему приводящих. — Что такое аффект? В чём особенности аффективного поведения? — Аффект это яркая эмоциональная реакция на значимое для человека событие. Аффективное поведение всегда социально неприемлемо, ибо несёт дискомфорт как человеку, так и окружающим его людям. Это поведение, которое выходит за границы нормы. Но в обществе всегда существуют границы поведения или табу — тот же уголовный кодекс, к примеру. То есть, свобода в общественной жизни очень строго регламентируется, и вот всё, что выходит за границы регламентируемых прав и свобод, является аффективным или девиантным поведением. Аффект как таковой — это яркая непродолжительная вспышка (сам человек часто даже не помнит что произошло), а девиантное поведение это уже продолжительное изменение поведения, жизни, психических реакций, зачастую развивающееся на фоне той или иной болезни (алкоголизм, наркомания, психические расстройства). — В чем опасности аффективного поведения? |
| Вызвать где на мысленно-познавательных путях возможно только у исключительных натур, у которых мышление не замыкается в логически отвлеченные формы, но питается из глубоких источников сердца и созерцания. Возможно, что именно таков был аффект, вызванный Сократом у Платона. Путь от воли к аффекту весьма затруднителен, ибо сама воля обычно вызывается к жизни и питается аффектам и в отрыве от него оказывается или проекцией инстинкта, или рассудочным произволом. Но инстинкт ведет не к духовной религиозности, а к суевериям страха или к корыстной симуляции; а рассудочный произвол не имеет прямого доступа к духовному чувствилищу человека. Поэтому все попытки построить религиозное очищение и религиозный акт на волевом решении и на волевой дисциплине обречены на неудачу: религия вырождается от них в разновидность алчности, в бессердечное властолюбие (функция инстинкта), несомое лицемерной дисциплиной (функция рассудочного произвола). Такова судьба католицизма. Путь от чувственных ощущений в их телесном составе нами разобран: добровольно несомые аскетические упражнения могут содействовать появлению очистительного аффекта, но плодотворность его будет всегда зависеть от нечувственных, нетелесно вызванных " движений " сокровенного религиозного чувствилища. Если дух не овладеет аскетически вызванным аффектом, не оформит его и не наполнит его, то могут получиться обратные результаты - соблазн, падение и психическое заболевание. Вот почему религиозный катарсис нуждается в других путях, ведущих от воображения к бессознательному чувствилищу и от непосредственного, жизненно целостного опыта в глубину сердца ( " путь по огням жизни " ). Воздействие на воображение для пробуждения очистительного аффекта есть один из древнейших путей. Этот путь подсказан человеку естественно, самой природой, ибо от воображения к аффекту и обратно идет вообще кратчайшая, быстрейшая и сильнейшая передача. Так, например, - если аффект вожделения творит желанные ему образы, то и обратно - страшные образы вызывают в душе страх и трепет; если аффект зависти или ненависти населяет человека образами расправы и мести, то образы духовного искусства способны облагораживать душу человека. Отсюда древняя и верная идея: дать человеку те образы, которые вызвали бы в нем готовность и волю к религиозному катарсису. |
| На вопрос о том извозчик отвечал: «Ее должность такая! Ей должно быть вечно и нещадно битой». Твоя судьба, в продолжение веков, русский человек! Ведь, может быть, и мачеху били в детстве; и вот ты входишь в это и говоришь — бог с ней! Но ты так не делай. Ты пожалей маленьких; тебя теперь бить не будут, и не оправдывай жестокость над тем, кто уже родился не рабом. Мне скажут: вы нападаете на институт присяжных, когда и без того… и так далее. Не нападаю я на институт, и в уме не имею нападать на него он хорош, он бесконечно лучше того суда, в котором не участвовала общественная совесть. Но я беседую с этой совестью о таком-то и таком-то ее проявлении… …Но бить ребенка какой-нибудь год и потом выкинуть на верную смерть — это другое дело. «Муж оправданной, — пишет г-н Достоевский в вышедшем на днях «Дневнике», — увез ее в тот же вечер, уже в одиннадцатом часу, к себе домой, и она, счастливая вошла опять в свой дом». Как трогательно. Но горе бедному ребенку, если он остался в том доме, куда вошла «счастливая»; горе ему, если он когда-нибудь попадет в отцовский дом. «Аффект беременности» — ну, выдуманно новое жалкое слово. Как бы силен этот аффект ни был, однако женщина под влиянием его не бросалась ни на мужа, ни на соседних жильцов. Весь аффект ее исключительно предназначался для той беззащитной девочки, которую она тиранила целый год без всякого аффекта. На чем же основались присяжные в оправдании? На том, что один психиатр признал «болезненное состояние души» подсудимой во время совершения преступления; трое других психиатров заявили только, что болезненное состояние беременной женщины могло повлиять на совершение преступления; а один акушер, профессор Флоринский, которому едва ли не лучше известны все проявления состояния беременности, выразил прямо несогласие с такими мнениями. Стало быть, четверо из пятерых экспертов не признали, что в данном случае преступление положительно было совершено в состоянии «аффекта беременности» и затем невменяемости. Но присяжные оправдали. Эк, велико ли дело: ведь не убился же ребенок; а что его били, так ведь «его должность такая». III. Искажения и подтасовки и — нам это ничего не стоит |
| «Affekte sind Gemütsbewegungen (ein seelisches Geschehen) besonderer Art, die in den Verhaltungsweisen eines Individuums zum Ausdruck kommen’, die wir in den bewusst und unbewusst ablaufenden irtotorischen Vorgängen, in Handeln, in der Sprache, Mimik und Gestik verfolgen können». Он рассматривает аффект, как смешение ощущений и чувственных тонов, вызываемое восприятиями и представлениями. Для аффекта характерны: повышенный тонос чувственности, неумеренность и нелогичность движений и связь чувства с другими психическими функциями, интеллектуальными и волитивными, т. е. его комплексный характер, что согласуется с древнецерковной аскетической точкой зрения. Показательно установившееся деление аффектов на стенические и астенические, т. е. связанные с чувством удовольствия и неудовольствия. Таким образом, аффекты представляются, как модификации диссоциированного тимоса, как состояния тимоэпитимии, как движения неразумной души, комбинированные с ноопсихическими и волитивными функциями, и с состояниями метасхематизированного духа. Конструктивным фактором в этом комплексообразовании является ум в его катастатическом состоянии эмпатии и гедопатии. В первой книге Моисея, в 3-й главе, дана вся гамма первых человеческих эмоций, аффектов и страстей, после грехопадения: эмоция стыда («узнали они, что наги» – 1, 3, 7), эмоция страха («голос Твой я услышал и убоялся» – т. ж. 3, 10), аффект вожделения (3, 6) и аффект гнева у Каина при убийстве брата. По-видимому, и в животном мире не совсем благополучно с естественными силами и функциями. Падение человека отразилось и на животных. Не приходится говорить о наличии страстей у животных в том виде, как они встречаются в человеке. Но эффективность, как выражение повышения раздражительности, у животных налицо и проявляется в хищнической жестокости и беспощадности, кровожадности, столь характерных для «борьбы за существование». Впрочем, хищничество, свирепость и зверскость характерны и для некоторой породы людей. Исаак, Григорий С., Максим говорят о зверином в человеке ( θηροειδης). Инстинктивность |
| Культ действует иначе; он утверждает всю человеческую природу, со всеми аффектами; он доводит каждый аффект до его наибольшего возможного размаха – открывая ему беспредельный простор выхода; он приводит его к благодетельному кризису, очищая и целя тем τραματα τς ψυχς [душевные раны]. Он не только позволяет выйти аффекту всецело, но и требует наибольшего его напряжения, вытягивает его, обостряет, как бы подсказывает, подстрекает на аффект. И, давая ему полное признание, утверждая аффект в правде его, культ преображает его… Гнев ли, ярость ли, скука ли… – все берет на себя культ и все преобразует и до конца удовлетворяет: до дна в культе испиваем мы самую эссенцию своего волнения, всецело насыщаемся, без малейшего оставшегося неудовлетворенного желания, – ибо культ дает всегда более, чем мы просим, и даже больше, чем мы можем хотеть…» 424 Священник Владимир Шмалий. ПРОБЛЕМАТИКА ПОЛА В СВЕТЕ ХРИСТИАНСКОЙ АНТРОПОЛОГИИ (БЫТ 1:27) Данная статья не претендует на анализ всего многообразия вопросов, связанных с проблематикой пола. В ней будет предпринята попытка рассмотреть значение существования человека в виде двух полов, выяснить смысл половой дуальности в свете основных положений христианской антропологии. Важнейшим постулатом православного богословия является богооткровенное утверждение парадоксальной двойственности человека. С одной стороны, человек – творение наряду с иными творениями, хотя и занимающее среди них особое, царственное положение 425 . С другой стороны, суть человека заключается не в том, что его роднит с миром, а в том, что его от мира отличает, то есть в его сотворенности «по образу» Божию 426 и призвании стать богом по благодати 427 . При этом образ Божий, с одной стороны, трансцендентен человеческой природе, поскольку это образ Бога, никоим образом непричастного тварности, с другой же стороны, образ имманентен человеку – в человеке отражается Бог. Именно в свете указанной антиномичности человека и приходится решать вопрос о месте половой дуальности в человеческом естестве. |
| Нужно, действительно, знать, как бы поступил в данном случае Христос, а для этого требуется проникнуть в Его волю, сжиться с ней, действовать не наугад, а углубившись в тайники своей души: процессом своего усовершенствования сделать свою душу способной всегда чувствовать путь Христов, чтоб идти по нему действительно твёрдой стопой. Но это именно и есть задача аскетизма, подвига личного совершенствования. Собрать свою душу, сконцентрировать, извлечь наверх всё доброе в душе, создать в себе способность отодвигать назад эгоистические стремления духа, подчиняя их любви, – всё это может сделать и делает лишь то, что зовётся нравственным воспитанием духа, или по-гречески аскетикой. VIΙ. Г. Розанов , не ведая порядком ни христианства, ни аскетизма, толкует об „аскетическом наркозе, обольстительном, опьяняющем яде аскетизма“. Но в действительности наркоз не на стороне аскетизма. Та любовь к ближнему, о которой говорит, хотя бы, например, книга „По стопам Христа“, часто действительно наркоз, самовнушение: человек эстетически вдохновляется красотой любви, искусственно возбуждает себя в этом направлении и только в наркозе самовнушения готов отдать жизнь за ближнего. Это состояние очень знакомо и аскетам, но ценилось по достоинству: они назвали его состоянием „прелести“. Это настроение самообольщения. В большинстве случаев эта любовь в сущности есть влюблённость в себя, в своё величие, это аффект на эстетической основе, а не настроение. Аскетизм осуждает аффект. Он желает создать безграничную любовь, как пребывающее, настроение, как спокойную и постоянную стихию жизни. Иоанн Милостивый своим дыханием согревает прокажённого. „Какой надрыв лжи,“ – говорит по этому поводу Иван Карамазов. Да, это можно сделать именно в психопатическом надрыве, так и бывает у „эстетов“. Любовь богоискателей христианства „конца и начала века“ без аскетического её воспитания всегда будет только надрывом. Но Иоанн Милостивый делал своё дело без надрыва, как спокойное, неотклонимое требование воспитанной в любви души. Это любовь аскета. Надеюсь, никто не подумает, будто я не желаю, чтобы нашлись хотя бы такие христиане, которые под влиянием случайных впечатлений пойдут служить ближнему. Нет, да будут благословенны и они, но я боюсь, что такие делатели строят без фундамента; их делание непрочно, пока они не положат в основу своего делания заботу о созидаемых души своей, в орудие созидающего жизнь и человеческое счастье Духа Божия. |
| Иррациональными силами пользуются для осуществления рациональных лозунгов. Иррациональные, часто нелепые и несправедливые традиции прошлого, накоплявшиеся долгими столетиями и мешавшие развитию жизни, революционно опрокидываются и заменяются разумной организацией. Будущее, которое революция претендует создавать, всегда есть рациональное будущее, в будущем должен восторжествовать разум. Но разум торжествует благодаря восстанию иррациональных сил. Такое соотношение между иррациональным и рациональным мы видим в двух самых больших революциях – французской и русской. Активистов революции охватывает чувство мести, которое может быть объяснено, но которое принимает формы стихийно-иррациональные и даже безумные. Революция всегда прикована влюблённой ненавистью к прошлому, и она не может существовать, не может развиваться и возрастать без врага, поднимающегося из ненавистного прошлого. Когда этого врага реально уже не существует, то его выдумывают, питаются и питают мифом о враге. Добро зависит от зла, революция зависит от реакции. Ненависть вдохновляет. Миф в революции, как, впрочем, и вообще в истории, играет несоизмеримо бóльшую роль, чем реальность. Но другой аффект играет определяющую роль в революции – аффект страха. Правители революции, находящиеся на её вершинах, всегда живут в смертельном страхе, они никогда не чувствуют себя твердо. Власть вообще всегда связана со страхом. Этим страхом определяется прежде всего жестокость революции, неизбежность царящего в ней террора. Одержимый страхом всегда начинает преследовать. Человек, одержимый манией преследования, – опасный человек, от него всегда можно ожидать преследований. Нет ничего ужаснее людей, одержимых страхом, всюду видящих опасности, заговоры, покушения. Именно эти люди, охваченные аффектом страха, который может быть животным и мистическим, создают инквизиционные суды, пытки, гильотины, они сжигают на кострах, гильотинируют и расстреливают неисчислимое количество людей. Преследования, пытания и казни еретиков тоже ведь вызваны страхом. |
| Почему люди злословят и как с этим бороться – рекомендации психолога Где искать истоки злословия, почему богатые тоже плачут, кто такие «бытовые психологи» и когда нужно отойти в сторону 7 октября, 2014 Где искать истоки злословия, почему богатые тоже плачут, кто такие «бытовые психологи» и когда нужно отойти в сторону Злословие – не только грех, но еще и сложный психологический механизм, с помощью которого люди пытаются решить свои внутренние проблемы. О феномене злословия рассуждает Татьяна Павловна Гаврилова, кандидат психологических наук, старший научный сотрудник Психологического института Российской академии образования, профессор кафедры детской и семейной психотерапии Московского городского психолого-педагогического университета (МГППУ). Одна из причин злословия – человек таким образом проявляет враждебное отношение к миру. Он злословит не о каких-то конкретных людях, а об определенном типе людей, например, ему не нравятся кавказцы, евреи, интеллигенты, молодежь противная, тетки невозможного характера, старики надоели. Вот бабушки сидят у подъезда и пристально следят за молодыми женщинами: как одета, как причесана, с кем идет. Бабушек задевает яркая красота или успешность, и вся эта бабушкина обида, недовольство жизнью проявляются в такой избирательной враждебности. Татьяна Павловна Гаврилова. Фото matrony.ru Соперничество и зависть – истоки злословия Люди могут злословить, потому что они соперничают, завидуют. Думаете, завидуют менее успешные более успешным? Ошибаетесь – соперничают и завидуют вполне успешные люди и чаще всего женщины. Я думаю, что соперничающая женщина – это женщина с мужскими чертами характера и поведения. Другой человек, может быть, и не предвосхитил ее по успехам, но даже то, что он в чем-то талантливее ее, может приводить соперничающую женщину ко взрывам злости. Скованные аффектом Есть важное понятие – аффект – это длительное мучительное переживание недовольства одного человека другим. У одной моей знакомой возник такой аффект на ее родственницу. Она подолгу рассказывает своим друзьям, какая та ужасная, как она обижала своего мужа покойного, потом сына, а теперь унижает внука. |
| Русской эмигрантской молодежи выпала несчастная доля, и не по ее вине. Судьба ее трагична. Быть оторванным от родины — великое несчастье. Оторванность эта калечит человеческую душу, лишает ее нормального источника питания. Молодежь эта в массе своей не приняла революционного процесса, происходившего в русском народе. Она не приняла не только большевизма и советской власти, она не приняла революции в целом и потому оказалась выброшенной за борт России. Она принадлежит к классам, по которым революция ударяла. Она обречена на незнание России, на очень малый объем опыта о России. Но чем меньше она Россию знает, чем дальше от нее отстоит, тем более страстно о ней мечтает. Любовь в разлуке есть особенно напряженная любовь. Молодежи эмигрантской, не принявшей революции, дан был опыт очень острый, но опыт очень суженный, при котором очень затруднено сравнение России современной, послереволюционной с Россией старой, дореволюционной. Молодежи доступно лишь очень отвлеченное знание старой России, или книжное или по искаженным воспоминаниям старших поколений. Лишь в детстве она знала старую Россию. В период же созревания ей был дан опыт о России в мировой войне, т. е. в совершенно исключительном состоянии, потом устрашающий опыт революции, гражданской войны, работы на фабрике, скитаний по всему свету, чужому и далекому. И основным аффектом, которым определяется душевная структура молодежи, является аффект ужаса перед революцией и перед всем, что революцию породило и сделало не- 4 счастной ее собственную долю, лишило ее возможности жить нормальной жизнью. При этом бывает очень трудно понять революцию в исторической перспективе. Такое понимание редко бывает дано жертвам революционного процесса. Ужас, страх не благоприятствует познанию. Необходимо победить страх, чтобы понять и осмыслить. Страх создает неврозы, невропатический темперамент, которому кое-что открывается, но многое закрывается. Аффект страха определяет большую часть эмигрантских настроений, эмигрантскую установку сознания. |
| Так, история показывает нам, что религиозные насильники всех времен и народов искали путей для вторжения в религиозное чувствилище человека, чтобы «разрушить» неодобряемую ими веру и водворить в нем новый, одобряемый ими, религиозный акт - любыми средствами и любой ценой, даже ценой человеческой духовности и религиозности вообще. Мало того: из двух возможностей - «богопротивного» существования и смерти непокорного - смерть предпочиталась. Отсюда религиозные войны Зороастра, Магомета и ею последователей, крестовые походы против еретиков, религиозные войны реформации, католическая инквизиция с ее тюрьмами, пытками и кострами, пресечение отдельных ересей в России и, наконец, современное, жесточайшее в истории, преследование Православной Церкви. Весь этот способ «религиозного очищения» совершенно не соответствует своей цели, не разрешает поставленную задачу и достигает обычно обратных результатов: замученные и убитые не могли обновить свой акт; оставшиеся в живых, истерзанные и застращенные, теряли духовную свободу, вступали на путь притворства и утрачивали вообще божественный дар веры; религиозный акт разрушался, но не очищался, не освобождался и не перестраивался; принудительно «обновленный уклад души» не был уже ни духовным, ни религиозным, а навязанный обряд оставался внешним, мертвым знаком погибшей религиозности. И, по слову Марсилия Падуанского, изнасилованные люди не могли найти вечного спасения («coactis nihil spirituale proflcit ad aeternam salutem»). Вот почему этот путь религиозного очищения должен быть раз навсегда отвергнут. 5 Таков первый путь очищения, ведущий от тела к бессознательному чувствилищу человека. Второй путь начинает от сознательной сферы человека и ведет в ту же самую глубину созерцающего сердца. Человеческая душа, нуждающаяся в очищении, должна пережить некий аффект, потрясающий бессознательное, нарушающий его привычный, но духовно неверный уклад и заставляющий его обновить свою интенцию, переоценить свои жизненные содержания и перестроить или по крайней мере исправить свой акт. Необходимо некое, достаточно глубокое «ранение чувствилища», которое «вытолкнуло» бы душу из «наезженных» ею «рельс», т.е. психических механизмов, и вызвало бы в ней процесс самодеятельного очищения. Вопрос в том, чем и как может быть вызван такой аффект у человека? |
|
|
