| Итак, философия и риторика — самое сердце культуры античного типа, и в сердце этом живет возрождающееся противоречие. Но изобразительное искусство, для нас вне всякого сомнения входящее в понятие «духовной культуры», греки поколебались бы включить в понятие своей παιδεα. По известному замечанию Плутарха, ни один «способный» юноша («способный» к чему? — конечно, к деятельности в сфере мыслительно–словесной культуры или в сфере гражданской жизни), любуясь шедеврами Фидия и Поликлета, сам не захочет быть ни Фидием, ни Поликлетом . Любопытно, что в автобиографическом сочинении Лукиана «О сновидении, или Жизнь Лукиана» противопоставляется как раз олицетворение Ερμογλιςικ τχνη («ремесло ваятеля») — и παιδεα. Первая ссылается в своей речи на имена Фидия и Поликлета, Мирона и Праксителя ; но только вторая являет собой «культуру» (по контексту Лукиана — культуру риторическую). Как раз в этом пункте, как известно, Ренессанс далеко отошел от античности. Еще Петрарка мыслил по–античному (и по–средневековому): представители любого «рукомесла», любой τχνη, «mechanici», исключены из культуры, из мира, где книги. «Что же будет, — патетически восклицает он в том же памфлете, — если люди ручного труда (mechanici) возьмутся за перья (calamos arripiunt)»? Каждый философ, каждый поэт, каждый ученый человек должен протестовать против такой ужасающей перспективы. Vestra res agitur! Чтобы оценить произведенную Ренессансом революцию, достаточно сравнить место, которое занимает Витрувий — тоже mechanicus, взявшийся за перо! — соотносительно в культуре своего собственного времени и в культуре новоевропейской от Альберти до Виньолы и далее . Таков же контраст тона, в котором имена живописцев, ваятелей и зодчих вводятся в античных текстах по истории искусства — и, скажем, у Вазари (чей труд в других отношениях представляет этим текстам довольно близкую аналогию ). Например, Плиний Старший, отзывающийся о художниках по античным масштабам весьма уважительно, так начинает свои биографические рубрики: «…Β девяностую олимпиаду жили Аглаофонт, Кефисодор, Фрил, Эвенор…» , «…Β открытые отныне врата художества вступил в четвертый год девяносто пятой олимпиады Зевксис из Геракл ей…» ; «…Ровесниками его и соперниками были Тиманф, Андрокид, Евпомп, Паррасий…» ; «…Паррасий, рожденный в Эфесе, там же и совершил многое…» У Плиния утверждается, что всех живописцев, которые были, есть и будут, превзошел Апеллес , как всех скульпторов — Фидий ; это сказано как будто довольно сильно, не без риторического пафоса, но отмечает только превосходство некоторого лица в некоем роде деятельности, а никоим образом не превосходство самого этого рода деятельности в ряду других. |
| Пастернак Борис Апеллесова черта …Передают, будто греческий художник Апеллес, не застав однажды дома своего соперника Зевксиса, провел черту на стене, по которой Зевксис догадался, какой гость был у него в его отсутствие. Зевксис в долгу не остался. Он выбрал время, когда заведомо знал, что Апеллеса дома не застанет, и оставил свой знак, ставший притчей художества. I В один из сентябрьских вечеров, когда пизанская косая башня ведет целое войско косых зарев и косых теней приступом на Пизу, когда от всей вечерним ветром раззуженной Тосканы пахнет, как от потертого меж пальцев лаврового листа, в один из таких вечеров, — ба, да я ведь точно помню число то: 23 августа, вечером, — Эмилио Релинквимини, не застав Гейне в гостинице, потребовал у подобострастно расшаркивающегося лакея бумаги и огня. Когда тот, сверх просимого, явился еще с чернилами, с ручкой, палочкой сургуча и печаткою, Релинквимини брезгливым жестом отстранил его услуги. Вынув из галстука булавку, он раскалил ее на свече, кольнул себя в палец и, выхватив карточку с фирмой трактирщика из целой стопки ей подобных, загнул ее с краю уколотым пальцем. Затем он протянул ее безразлично предупредительному лакею со словами: — Передайте г-ну Гейне эту визитную карточку. Завтра в эти же часы я повторю свое посещение. Пизанская косая башня прорвалась сквозь цепь средневековых укреплений. На улице число людей, видавших ее с моста, ежеминутно возрастало. Зарева, как партизаны, ползли по площадям. Улицы запружались опрокинутыми тенями, иные еще рубились в тесных проходах. Пизанская башня косила наотмашь, без разбору, пока одна шальная исполинская тень не прошлась по солнцу… День оборвался. Но лакей, вкратце и сбивчиво осведомляя Гейне о недавнем посещении, все же успел за несколько мгновений до полного захода солнца вручить нетерпеливому постояльцу карточку с побуревшим, запекшимся пятном. «Вот оригинал!» Но Гейне тотчас же догадался об истинном имени посетителя, автора знаменитой поэмы «Il sangue». Та случайность, по которой феррарец Релинквимини оказался в Пизе как раз в те дни, когда еще более случайная прихоть путешествующего поэта занесла сюда его самого, вестфальца Гейне, — случайность эта не показалась ему странной. Он вспомнил об анониме, от которого получил на днях небрежно написанное, вызывающее письмо. Претензии неизвестного выходили из границ дозволенного. Как-то вскользь и туманно пройдясь насчет племенных и кровных корней поэзии, неизвестный требовал от Гейне… Апеллесова удостоверения личности. |
| Наше мировоззрение – мировоззрение православного христианина, верного сына Православной Русской Зарубежной Церкви, обязанного, в силу вышеуказанного, к честной и добросовестной работе в той области, которая является нашей научной специальностью, т. е. в области литературоведения, психологии, психиатрии и богословия. Так как в литературоведении существует много различных методов подхода к изучению личности и творчества писателей, то необходимо и тут уточнить принципы нашего подхода. Прежде всего отметим, что так называемый социологический, особенно марксистский метод литературоведения нам глубоко чужд. Мы не отвергаем права на такой метод, но весьма резко ограничиваем сферу его компетентности. У Пушкина имеется прекрасное стихотворение – «Сапожник»: Картину раз высматривал сапожник И в обуви ошибку указал; Взяв кисть, исправился художник. Вот, подбочас, сапожник продолжал: «Мне кажется, лицо немною криво... А эта грудь не слишком ли нага?» Тут Апеллес прервал нетерпеливо: «Суди, дружок, не свыше сапога». Марксистский метод не может судить «выше сапога». Нас же больше всего интересовала психология творчества писателя, обусловленная его мировоззрением и мироощущением. Изучение «основных особенностей» религиозно-нравственной личности писателя является ключом к пониманию как характерологических, так и творческих особенностей его психики. Пользуясь этим методом, мы и проделали предлагаемую работу, посвященную 125-летию со дня кончины Пушкина. Проф. И. М. Андреев. 1 Настоящая работа, написанная к 125-летию со дня смерти поэта, по независящим от автора причинам, не могла быть напечатана в «Православном Пути» за 1962 г., а потому печатается с опозданием в «Владимирском Календаре» на 1964 г. 2 В письме А. И. Тургенева к А. Я. Булгакову и в «Воспоминаниях» В. И. Даля упоминается еще и доктор Андреевский, который присутствовал при кончине Пушкина и закрыл покойному глаза. Читать далее Источник: Проф. И. М. Андреев . Пушкин. (Основные особенности личности и творчества гениального поэта.) К 125-летию со дня смерти. — Jordanville: Типография преп. Иова Почаевского. Holy Trinity Monastery, 1963. — 58 с. |
| В 4-й и 5-й книгах Тертуллиан подвергает критике (на основании преданий) Маркионов библейский канон и на основании принимаемых Маркионом книг опровергает его лжеучение. 4-я книга посвящена «евангелию» Маркиона; 5-я – Апостолу. 5. «О плоти Христа» Сочинение «О плоти Христа» направляется против гностических заблуждений в области христологии (Маркиона, Апеллеса, Валентина и др.)· Наиболее радикальны в этой области взгляды Маркиона. Он считает плоть Христа призраком, а потому отрицает Его рождение и признаёт, что Христос внезапно сошёл с неба. Но если бы плоть Христа не была действительной, то это или потому, что восприятие её было бы невозможным, или недостойным, или опасным. Но для Бога нет ничего невозможного; если же достойно было Бога, вопреки истине [только] казаться человеком, то тем более было не недостойно Его принять не мнимую, а действительную плоть. Нельзя так и говорить, что Воплощение было опасно для Бога, что Он перестал бы быть Богом, сделавшись человеком, ибо Бог неизменяем и всегда остаётся таким, каков есть. Маркион отрицает и рождение Христа, ибо считает сам этот процесс гнусным и предосудительным. Но напрасно Маркион гнушается достопочтенным устройством природы, благодаря которому и сам появился на свет. Впрочем, если Маркион сам себе не нравится, то это его дело; Христос же полюбил человека и полюбил настолько, что не возгнушался рождения и смерти и благоволил испытать на Себе весь позор его природы. Значительно смягчает учение Маркиона его ученик Апеллес. По мнению последнего Христос имел действительную плоть, но не такую, которая рождена, а взятую с неба от звёзд, подобно Ангелам. Но Ангелы ведь воспринимали не небесную, а настоящую, человеческую плоть, ибо избегали лжи и обмана. То правда, что они принимали плоть нерождённую, созданную на время из ничего и в ничто обратившуюся, но они не принимали плоти через рождение, ибо и не должны были умереть. Никто из Ангелов не сходил с неба для того, чтобы быть распятым, чтобы умереть и воскреснуть. Христос же приходил именно для этого. А чтобы умереть – нужно родиться. Притом же, по свидетельству Евангелия, во Христе были все признаки земного происхождения. Так что хотя и удивлялись Его словам и делам, но в теле Его никто не усматривал ничего необыкновенного; самый вид Его был крайне невзрачный, Он голодал, плакал. |
| Кроме того, она должна соответствовать возрасту человека, его лицу, фигуре, росту, профессии (III, 56, 1), а также отражать его внутреннее состояние. Климент порицает тех своих соотечественников, которые вырезали на подошвах обуви эротические сценки, чтобы запечатлевать на земле «распутство своих мыслей» (II, 116. 1). Прикладное искусство в плане прекрасного не должно «соперничать» с природой. Если женщина прекрасна от природы, то не следует ей «истинную красоту» затемнять «ложной» (II, 127, 3). Косметикой, по мнению Климента, женщина «губит свою естественную красоту». Если же она некрасива, то дорогие украшения только подчеркнут ее природные недостатки (II, 128, 1). Последовательные выступления против излишеств в прикладном искусстве и вообще против его использования в быту связаны у Климента с тем, что для него это искусство было символом богатства. Богатство же мыслилось источником всех нравственных зол и социальной несправедливости, отрицательным фактором человеческого бытия, и поэтому, помимо нравственных добродетелей, идеологи раннего христианства постоянно противопоставляли ему и свой эстетический идеал - «истинную красоту». Климент Александрийский рассказывает о том, как живописец Апеллес, увидев, что один из его учеников изображает «золотую Елену» в лучших ее нарядах с массой украшений, заметил: «О, юноша, будучи не в силах изобразить Елену прекрасной, ты показал ее богатой». После чего Климент добавляет: «Вот такими Еленами являются теперь и наши женщины, не истинно прекрасными, но богато наряженными» (II, 125, 3) . Человек, по мнению Климента, должен прежде всего заботиться о красоте души, состоящей в справедливости, рассудительности, мужестве, целомудрии, любви к добру и скромности. Любовь (αγπη), по Клименту, также является одной из сторон красоты (III, 3, 1). И только затем он может проявить заботу и о своей «телесной красоте» (τ σωματικν κλλος), которую Климент в соответствии с эллинистической традицией определяет как «соразмерность частей и членов наряду с красивым цветом» (συμμετρα μελν κα μερν μετ " εχροας- III, 64, 2 - стереотипная формула, часто повторявшаяся и в средневековой эстетике). |
| Чем же жил этот богатый город? Каково было внутреннее, умственное и религиозно-нравственное состояние его жителей? В Ефесе были на лицо все необходимые условия для того, чтобы его жители могли стать на сравнительно высокую степень образованности. Ионийцы, отпрыск греческой нации, известный своими высокими умственными способностями, по природе были очень развитой национальностью. Богатство и разнообразие окружающей внешней природы должны были развивать умственные дарования ефесян, давая пищу уму и воображению. Торговое значение Ефеса, как центра среди всех цивилизованных стран, омывавшихся восточной частью Средиземного моря, и далее – восточных, на малоазийском полуострове, было наиболее удобной почвой, где возможны приобретения разнообразных и полезных умственных обогащений, как на месте, так и в путешествиях по чужим странам. И на первый взгляд Ефес был славен своей образованностью. Тут родился и жил знаменитый Гераклит (500 до Р. X.) 1506 ; его высокие философские идеи об абсолютном, как тождестве бытия и небытия, о движении или течении, как сущности мировой жизни, о бессмертии души и т. п. упрочили за ним место в истории философии наряду с Платоном и Гиппократом, которые были ревностными последователями его системы. Из Ефеса, далее, произошел Гермодор, принимавший участие вместе с децемвирами в редактировании кодекса XII римских таблиц 1507 . В Ефесе же родился поэт Гиппонакт 1508 (540 до Р. X.), ямбические сатиры которого полны остроумия, не страдают личным характером и написаны строго выдержанным, чисто-сатирическим ямбом. Художник Парразий 1509 (400–380 до Р. X.), произведения которого находились во времена империи в Риме в качестве образцов для художников, также был родом из Ефеса. Наконец, Апеллес 1510 , славный ученик знаменитейшего художника древности Памфила, любимец Александра Великого, произведения которого отличаются сколько верностью действительности, столь же и богатством творческой идеи, также принадлежал Ефесу. Ефес имел гимназии и театр, в нем была какая-то школа Тиранна 1511 , в нем жил и писал свои письма Псевдогераклит. по-видимому Ефес жил высокими духовными интересами. |
| в Роде, именем Протоген реченный. Сей рябку 420 тако живо написаше, да же к ней живых множество леташе. Инде змий тако живописан бяше, якоже в птенцех пение держаше, Иже Лепиду не даяху спати; змий за то страхом не дал им пискати. На Клавдиеве феатре прелщаху род вранов окна, яже от вап бяху 421 , Непщующе 422 бо праведная быти, тщахуся теми на ветр излетети. Апеллес коня тако написаше, якоже кони живыя прелщаше, Мняще бо того коня жива быти, не престаяху рзание 423 творити; Имже некая лица ся писаху, яже знамена и черты являху Живых, якоже бе возможно знати физиогномом, что о них вещати. (Из цикла «Живот») Живот человеческий скоро претекает, ибо, яко цвет селный, тако отцветает. Здрав кто утро и весел, надеется жити с Мафусаилом долго, силен, славен быти, И се на вечер коса смерти посекает, прекрасный цвет юности во тлю обращает. Веселится кто ныне, славно торжествует, а смерть невидимая косу на нь готует, И се солнцу западшу, и он тожде деет, падает в гроб, утро же смердит, ибо тлеет. Оле непостоянства жития нашего! Никтоже есть известен бытия своего. Несть блаженство под солнцем, то бо токмо в небе, хотяй жити блаженно, то заслужи тебе. Тамо жизнь безсконечна и вечно блаженна, тамо здравие присно, радость божественна. Тамо мир есть без бедства, безбедство мирное и вечность блаженная, блаженство вечное. Любы 424 совершенная тамо обитает, совершенство любимо вечно пребывает. Тамо страху несть место и печаль не будет, ликование, радость во веки пребудет. Нощи тамо не знают, день выну сияет, а никому никогда варом 425 досаждает. Вси же единодушно в Бозе пребывают, Его зрением умы своя услаждают. Тамо здравие вечно, болезнь ни едина, океан веселия, радости пучина. Тамо правда царствует, никтоже прелщает и сам ни от когоже прелщаем бывает. Оттуду блаженнии никогда гонятся, окаяннии тамо никогда впустятся. Тамо ум без поблуды имать вечно быти, память паки ничтоже возможет забыта. Воля вовеки Богу будет подчиненна, любы непритворная, сладость неизменна. Чювства без вреждения имут пребывати, |
| Антисфен, отец Антисфена Афинского VI 1 Антифонт, софист и толкователь снов, противник Сократа II 46 Антифонт, автор книги «О первых в добродетели», которая использовалась составителями жизнеописаний. См. Ук. ист. Анхипил (или Анхимол), ученик сократика Федона, питавшийся только водой и смоквами II 126 Анхит, отец врача Павсания VIII 61 Апеллес, скептик II/I вв. См. Ук. ист. Апемант, известный человеконенавистник I 107 Аполлодор Афинский, грамматик II в., автор философских, исторических и мифографических сочинений, в том числе стихотворной «Хронологии» событий 1184 –120 гг. См. Ук. ист. Аполлодор Садовый Тиранн (втор. пол. II в.), эпикуреец, автор 400 книг, учитель Зенона Сидонского X 25; ср. Ук. ист. Аполлодор Кизикийский, см. Аполлодор Счислитель. См. Ук. ист. Аполлодор Селевкийский, стоик, ученик Диогена Вавилонского, автор сочинений по логике. См. Ук. ист. Аполлодор Исчислитель, математик, возможно идентичный Аполлодору Кизийскому, близкий пифагорейству. См. Ук. ист. Аполлодор, отец физика Архелая II 16 Аполлодор, преданный последователь Сократа, не покидавший его даже в тюрьме, рассказчик в «Пире» Платона II 35 Аполлонид Никейский, грамматик времен Тиберия. См. Ук. ист. Аполлониад, раб Платона III 42 Аполлонид, лидиец из войск Кира Младшего II 50 Аполлоний Кронос, философ мегарской школы, ученик Евбулида, его прозвище перешло от него к прославленному его ученику Диодору II 111 Аполлоний Тирский, стоик I в., создавший таблицы преемств философов и списки книг стоической школы; биограф Зенона Китийского. См. Ук. ист. Аполлоний (ок. 100), учитель Деметрия Аспендского V 83 Аполлоний, отец Хрисиппа VII 179 Аполлофан, стоик из Антиохии, ученик Аристона Хиосского. См. Ук. ист. Аполлофемид, отец Диогена Аполлонийского IX 57 Апсефион, афинский архонт в 469/68 г. II 44 Арат (ок. 315–240), ученый-поэт, долго живший при дворе Антигона Гоната, автор знаменитой дидактической поэмы о небесных явлениях, где изложена астрономическая теория Евдокса Книдского II 133; VII 167; IX 113 |
| Вот как рано развивается в них жажда крови! Наконец, убежденные хозяином дома, тронулись девы черкесские и одна за другой стали спускаться в кружок, с своих высоких котурнов, но с тою-же стыдливостью и робостью, которые придавали особенную прелесть их пляске. Если разбирать ее в тонкости, она не имела ничего необыкновенного: каждая Черкешенка, подняв или опустив руки, медленно кружилась, то приседая, то подымаясь на концах пальцев; но все очарование состояло в девственной скромности, которая сопровождала всякое их движение; сама их одежда выражала то же чувство. Стройные, высокие станом, осыпанные длинными космами черных волос своих, с опущенными рукавами и волнистыми покрывалами поверх блестящего наряда, они представлялись воздушными существами, неприметно движущимися на земле, как описывают Дивов и пери восточные сказки, или их лучше сравнить с западными Ундинами, которых образ можно только угадать сквозь обливающие их волны. Чем более умножались одобрительные рукоплескания, тем ярче разгорался стыдливый румянец на их правильных лицах, и длиннее казались черные ресницы потупленных глаз. Когда же одна оканчивала свой круг, и другая должна была сменить ее на страшном для нее поприще, она подымалась опять на свои котурны и, как робкая голубка, теснилась к подругам, не смея поднять глаз на толпу восхищенных ею Черкесов. Осмелюсь ли выразить свое мнение, в слухе нашего образованного общества: Азиатская пляска Черкесских дев произвела на меня впечатление более приятное, нежели легкие танцы блестящих балов Европейских. Глядя на них, мне приходило часто на мысль, слово знаменитого живописца Апеллеса, когда со всей Греции собрали лучших красавиц, для того чтобы он мог создать по ним идеал своей Венеры, и одна из них убежала, потому что не хотела сбросить одежды перед художником. Апеллес остался недоволен своим гениальным произведением. «Чего же еще недостает в твоей картине?» – спрашивали изумленные афиняне. «Стыдливости убежавшей красавицы», – отвечал он. День клонился к вечеру; ночлег ожидал нас в Георгиевске, за 5 верст от аула. |
| 3. Апеллес сообщает, что души были подвигнуты огненным ангелом, Богом Израиля и нашим, при помощи земной пищи на то, чтобы они оставили свои наднебесные обиталища; после этого он образовал вокруг них грешную плоть. 4. Валентинова толпа втискивает в душу семя Софии, благодаря которому они по видимым образам узнают истории и «милетские рассказы» 322 о своих эонах. 5. Мне поистине жаль, что Платон стал «поставщиком пряностей» для всех еретиков. Ведь это его мнение, высказанное им в «Федоне» 323 , что души и отсюда идут туда, и оттуда – сюда, а также в «Тимее» 324 , что порождения Бога, когда им было поручено создать смертных, взяв для души бессмертное начало, окружили его смертным телом словно ледяной коркой; затем, – что этот мир есть образ какого-то другого. 6. Чтобы придать достоверность тому, что душа прежде пребывала с Богом в небесах, соприкасаясь с идеями, а оттуда приходит сюда и здесь по образцам вспоминает то, что узнала раньше, он разработал новое доказательство, μαϑσεις ναμνσεις, что означает, что учения – это воспоминания; ведь, приходя оттуда сюда, души забывают то, среди чего они находились прежде; затем, узнав от видимых вещей, припоминают. Итак, таким доказательством Платон вводит то, что заимствуют еретики, и я полностью опровергну еретиков, если разобью доказательство Платона. Глава XXIV. Опровержение учения Платона о воспоминании души. 1. Во-первых, я не соглашусь с тем, что душа склонна к забвению: ведь Платон признал за ней такую божественность, что она оказывается равной Богу. Он делает ее нерожденной, – одно лишь это я мог бы использовать для доказательства полной божественности. К тому же он признает ее бессмертной, нетленной, бестелесной (ибо он полагает, что и Бог таковой), невидимой, неизобразимой, однородной, главенствующей, разумной, интеллектуальной. Чем большим он мог бы объявить душу, если бы намеревался провозгласить ее Богом? 2. Мы же ничего к Богу не приближаем и тем самым ставим душу гораздо ниже Его, ибо признаем ее рожденной и вследствие этого менее причастной божественности и блаженству, рассматривая ее как дыхание, а не как дух. Признавая ее бессмертной, так как это в ней от божества, говорим, что она подвержена страданию, так как это в ней следствие рождения, а потому она с самого начала допускает отклонения, а значит, способна забыть. Об этом достаточно сказано в моей полемике с Гермогеном. |
|
|
