| Списки иерархов… С. 930–931). 38 Директор лицея Н.И. Синицын раньше состоял преподавателем в Морском корпусе, и в 1833 году назначен был, по влиянию министра народного просвещения А.С. Шишкова, директором Ришельевского лицея с переименованием из капитан-лейтенантов в надворные советники. Синицын заявил себя в Одессе добрым и благородным человеком (Записки Мурзакевича/Русская старина. 1887 г. Март). 39 Н.Ф. Покровский раньше служил директором гимназии и училищ в Тверской губернии, попечителем лицея назначен был в 1831 году. Во время своей попечительской службы Н.Ф. Покровский привел в образцовый порядок лицей, который до него был довольно распущен (Там же. 1887 г. Февраль – март). 40 Александр Скарлатович Стурдза, родом из молдавской богатой и благородной фамилии, в 1809 году поступил на службу в Министерство иностранных дел и здесь проходил в разное время разные должности, был на Венском конгрессе, в 1822 году вышел за болезнью в отставку и поселился близ Одессы в имении сестры своей под названием Манзирион. В Одессе у него был собственный дом. Стурдза умер в 1854 году. Он известен как писатель, по преимуществу церковный. Биография А. Стурдзы, составленная иеромонахом Анфимом, напечатанная в «Страннике», вышла и отдельной брошюрой. 41 В Одессе о. Аникита познакомился с одним послушником Глинской пустыни купеческим сыном Алексеем Митрофановым, который также предполагал предпринять путешествие по святым местам Востока. О. Аникита по случаю моровой язвы в Константинополе отложил поездку до следующей весны (1835 года) и решился перезимовать в Одессе, а Митрофанов возвратился назад в Глинскую пустынь Курской епархии и прибыл опять в Одессу следующей весной, недели три спустя после отъезда отсюда о. Аникиты. О. Митрофанов оставил описание своего хождения по святым местам, часть которого напечатана в «Душеполезном чтении» за 1884 год (июль. С. 291–314). В 1838 году Митрофанов принял монашество с именем Арсения, в 1844 году сделан был игуменом Святогорской Успенской пустыни, в 1850 году возведен в сан архимандрита и скончался здесь в звании настоятеля в 1859 года (Душеполезное чтение. |
| Эта обедневшая семья несчастного лжеепископа не могла оставаться в Ветрянке: там все смеялись над ними, и нельзя было поручиться, чтоб участь Анфима не постигла рано или поздно и его приверженцев. Собрав остатки расхищенного имения, они уехали в ветковские пределы и жили там в Боровицах. Раскаялась ли Елизавета в том, что растеряла все свое богатство на Анфима, и долго ли горевали хорошенькие дьякониссы по своем милом архиепископе, — не знаем. VII. Искание архиерейства в конце XVIII столетия Соблазн, произведенный между старообрядцами в пятидесятых годах прошлого столетия лжеепископами Афиногеном и Анфимом, не охладил ревнителей «древляго благочестия» в искании архиерейства. Они по-прежнему собирались на соборы, по-прежнему толковали о необходимости иметь своего епископа и по-прежнему пытались добыть его. Иван Алексеев говорит, что в 1755 году, то есть когда Анфим еще был в чести у некрасовцев и принимал сан «архиепископа всего православия», ветковские и гомельские жители, вместе с старообрядцами стародубских слобод, после долгих рассуждений о необходимости иметь епископа для поставления попов и освящения мира и антиминсов, решились подать просьбу о том, чтобы великороссийские архипастыри рукоположили им выборного от них человека. Алексеев не знает, чем кончилось это дело, что отвечали на челобитную старообрядцев. Мы тоже не знаем, ибо не встретили в архивных делах упоминания об этой просьбе. Без сомнения, старообрядцам было отказано в их ходатайстве. Не такое было время. С кончиною императрицы Елизаветы Петровны настали новые, лучшие для старообрядцев времена. Ее преемник, Петр III, тотчас по вступлении на престол издал относительно старообрядцев такое узаконение: «никакого в содержании закона, по их обыкновению, возбранения не чинить, ибо во всероссийской его императорского величества империи и иноверцы, яко магометане и идолопоклонники, состоят, а те раскольники-христиане, точию во едином застарелом суеверии и упрямстве состоят, что отвращать должно не принуждением и огорчением их, от котораго они, бегая за границу, в том же состоянии множественным числом проживают безполезно, и для того его императорское величество высочайше указать соизволил, о том сочиня сенату обстоятельное учреждение предложить к высочайшей апробации». |
| в феврале сделаны записи только под 1-м, 3-м и 11-м днями; в марте – под 15-м и 20 м днями; в апреле – под 7-м, 14-м и 22-м днями, а в мае – только под 3-м днем и т.п. Эти сокращения иногда доходят до того, что вместо записей за месяцы июнь и июль, стоит просто «Июнь и Июль« и затем непосредственно отмечено: »День 6-й«, но какого месяца, не сказано. Только после этого прибавлен лист серой бумаги с отметкой наверху карандашом: »К 16 полулисту« и затем следуют довольно краткие заметки под 8-м, 10-м, 12-м и 14-м днями июня; только под 31-м днем этого же месяца сделана довольно большая запись. После этого вставлена «Инструкция, утвержденная в 28-й день августа», с отметкой: «Получ. из св. Синода 9-го октября»; за ней следует небольшая заметка и потом: «Август» и далее »День 2-й». В декабре одна запись находится под тремя днями: «Дни 7-й, 8-й и 9-й». Записи кончаются маленькой заметкой под 26-м декабря: «Было последнее прощальное свидание мое с вселенским Анфимом и с фаворским Иерофеем», после которой записано: «Конец. Богу слава». Таким образом самый полный и подробный месяц по записям – январь. Но текст этого месяца, будучи почти одинаковым по обоим спискам, местами довольно значительно различается, так как беловой список не просто сделан с черняка, но во многих местах текст его впервые составлен, как это будет видно из сравнения при обозрении содержания. Содержание дневника этого года составляет рассказы о. Порфирия о пребывании его в России, – в Петербурге, до 14-го октября, о вторичном командировали его на Восток и о пребывании его в Константинополе с 25-го ноября по 26-е декабря. Дневник января месяца написан почти в том же тоне, как и вторая половина предыдущего года. – Под 7-м числом о. Порфирий описывает свой сон, который, по его мнению, был предзнаменованием того, что он был причислен к братству Сергиевой пустыни, под началом тамошнего игумена. Вот что между прочим он говорит по этому поводу: " Сон в руку . Челн мой ударился о подводный камень... недалеко до крепости... |
| В составе хронографов и хронографических компиляций XVII-XVIII вв. (НБУВ ИР. Собр. Нежинского ин-та. Спер. 39, XVII в.; РГБ. Унд. 728 и 729) встречается 4 отрывка Е. в. к. (из глав 11-13, 14-15; 16; 58; 37, 24-33, 47-48, 40-42); первый из них читается также в сборнике рубежа XVII и XVIII вв. (РГБ. Собр. Д. В. Пискарёва. 155 (М. 590)). Фрагменты Е. в. к. включены и в состав статей, предшествующих тексту Хронографа Русского редакции 1620 г. (СККДР. Вып. 1. С. 41). Пространная редакция Е. в. к. известна в меньшем количестве списков, датируемых не ранее XVI в. (сербские среди них отсутствуют). Наиболее полный из них, озаглавленный «Книги светих таин Енохов» и изданный М. И. Соколовым, находился в болг. сборнике XVI-XVII вв. из старого собрания НБС. 321 (447), погибшем в 1941 г. Более старый (XVI в.) славяно-молдав. список из собрания А. И. Яцимирского (БАН. 13.13.25) обрывается в начале гл. 23. Восточнослав. списки содержат отрывок текста из глав 28-32 Е. в. к. и относятся к еще более позднему времени: сборник из ГИМ (Хлуд. 30) переписан в 1679 г. в Полтаве, сборник из РГБ (Музейное собрание. Ф. 178, 3058), переписан между 1731 и 1734 гг. подьячим духовной канцелярии Троице-Сергиева мон-ря Анфимом Шешковым (впосл. мон. Антоний той же обители); текст в последней рукописи, озаглавленный «Книга Енохова, сына Аредова», отмечен как выписанный из «Перла многоценного» - сборника проповедей архим. Кирилла (Транквиллиона-Ставровецкого), изданного в 1646 г. в Новгороде-Северском (РГБ. Музейное собрание. Описание. М., 1997. Т. 2. С. 24-25, 469). Под устойчивым названием «Енох» (изредка с уточнением: «что восходил на небеса и видел различныя престолы на седмих небесех и множество ангел» или: «что был на пятом небеси»), Е. в. к. фигурирует в слав. (собственно рус.) «списках отреченных книг» 2-й трети XV - сер. XVII в., начиная с редакции, приписываемой митрополитам Киприану и Зосиме, и кончая изданием «Кирилловой книги» (М., 1644) ( Кобяк Н. А. Индекс ложных книг, приписываемый митрополитам Киприану и Зосиме//РФА. 1988. Вып. 4. С. 711; Грицевская И. М. Индексы истинных книг. СПб., 2003. С. 163, 166, 168-170, 172, 174, 176-177, 179-181, 187, 197, 201, 206). |
| Василий назначил его епископом в Сасимы – бедный и незначительный городок в кесарийской области 324 . Конечно, не охлаждение дружественных чувств и не желание отмстить Григорию за его отказы прибыть в Кесарию при избрании архиепископа и по занятию кесарийской кафедры Василием руководили последним в столь обидном для его друга назначении, хотя сам Григорий смотрел на этот поступок Василия, как на выражение далеко не дружественных чувств, и жестоко порицал его 325 . Побуждением со стороны Василия к назначению друга епископом в Сасимы было то, что когда, по разделении одной Каппадокии на две в гражданском отношении (371 г.), образовались здесь два митрополичьих престола – в Кесарии и Тиане, то между двумя митрополитами возникли некоторые недоразумения и споры относительно принадлежности Сасимов к митрополии кесарийской и тианской, -споры, перешедшие даже в открытую вражду. Чтобы удержать за собой Сасимы, Василию приходилось вести упорную борьбу с властолюбивым архиепископом тианским, Анфимом, для чего, конечно, ему необходимо было назначить туда человека сильного в слове, мужественного и готового на всякие лишения. Такого именно человека он видел в лице своего друга Григория, которого и решился, во что бы то ни стало, посвятить в епископы Сасимов 326 . Как же отнесся Григорий к предложению Василия? Против воли, по одному безусловному послушанию, возведенный в пресвитера и, среди служения родителям и назианзской пастве, утешавший себя надеждой хотя по смерти родителей, освободившись от возложенных на него обязанностей, «сделаться гражданином всякого места» 327 , он теперь видел, что, с принятием епископства, он может лишиться и этой последней надежды. Поэтому, он всеми силами противится предложению своего друга, и только тогда уступает ему, когда его отец, приняв сторону Василия, настойчиво требует от него безусловной покорности себе, как отцу, и Василию, как его архиепископу: тут он, по его собственному выражению, «не преклонившись духом, преклоняет главу свою под руки святителей» 328 , не преминув при этом заметить своему другу, что он «уступил в этом не убежденно, а принужденно» 329 . |
| Василий, сам профессиональный ритор, не относился к числу тех, кого легко было ввести в заблуждение риторикой: он понял, что письмо Григория содержало замаскированный упрек в нерешительности, и оскорбился этим. [ 31 ] Однако он ответил со свойственной ему уравновешенностью, дав понять Григорию, что не намерен оправдываться ни перед ним, ни, тем более, перед своими противниками. Удивительно, пишет Василий, не то, что какие-то неофиты критикуют его, а то, что близкие друзья, которые имели достаточно случаев убедиться в его православии, прислушиваются к голосу этих неофитов. " Причина же этого в том, что... не встречаемся мы друг с другом; ибо если бы, как в прежних обстоятельствах.., проводили мы вместе много времени в году, то не дали бы доступа к себе клеветникам " . [ 32 ] Епископская хиротония Одно из писем Григория к Василию посвящено начавшемуся конфликту между последним и Анфимом Тианским. [ 1 ] Суть конфликта заключалась в следующем. Когда в 371 г. император Валент по экономическим и финансовым соображениям разделил Каппадокию на две области, город Тиана стал столицей Второй Каппадокии. В связи с этим епископ Тианский Анфим, прежде подчинявшийся Василию, стал самостоятельным митрополитом, поскольку его кафедра получила значение столичной. Василий, не согласный с такими переменами, объявил войну Анфиму. Первым делом Василий решил создать новые епископские кафедры на территории, вошедшей в юрисдикцию Анфима, и рукоположить на них своих сторонников. Одним из городов, где Василий создал такую кафедру, стали Сасимы: епископом этого города он назначил своего друга Григория. Епископская хиротония Григория - один из самых тяжелых эпизодов в его жизни, о котором он не мог вспоминать без глубокого сожаления. [ 2 ] Рукоположив Григория для несуществующей кафедры, Василий не только окончательно лишил своего друга безмолвия и " философской " жизни: он навсегда лишил его права стать законным епископом где бы то ни было,- в том числе и в Назианзе, где Григорий уже фактически управлял епархией,- так как, соласно церковным канонам, епископ одного города не мог принимать на себя управление церковью другого города. Читая жалобы Григория на свою судьбу, мы опять невольно задаемся вопросом: что заставило его согласиться на еще одно " насилие " и принять хиротонию, которая противоречила его устремлениям? Григорий отчасти дает ответ на это в Слове 10-м, произнесенном в присутствии Василия Великого и Григория Назианзена-старшего: |
| Вот что об этом сказано в дневнике Зедергольма: «О современных церковных делах я имел подробные разговоры со старцем отцом Иларионом. Его мысль состоит в том, что удаление геронтов, хотя отчасти оно может иметь следствия невыгодные, оправдано злоупотреблениями геронтов. Также старец игумен Герасим и иеродиакон Иларион не одобряют того, что в Болгарию архиереями посылаются не природные болгары и даже люди, не знающие славянского языка. «Как же могут они поучать свою паству?» В этом они видят главную причину неудовольствия болгар, хотя и не отвергают возбудительных действий римской пропаганды». С болгарином Анфимом и с греком Иларионом Зедергольм говорил об общих церковных вопросах; внутренний же его мир, наиболее личный мир его души, раскрывается пред нами яснее, когда он в дневнике своем пишет о другом Иларионе, знаменитом старце и отшельнике. Здесь он весь, как я уже упоминал, благоговение и любовь. Он записывал в дневнике свои мнения и возражения, когда касалось до других лиц; об Иларионе он только повествует и только записывает тщательно почти каждое его слово, забывая о своих мыслях при воспоминании о великом пустыннике, – Зедергольм именно в эти-то минуты является более, нежели когда-либо, самим собою, то есть человеком, желающим достичь, по мере сил, того высшего самоуничижения во Христе, которое зовется духовным просветлением. Не могу удержаться, чтобы не рассказать здесь о старце. Вот выписки из дневника Зедергольма. Скит Святой Анны. Первое свидание с иеросхимонахом старцем Иларионом. «Отец Иларион родом из грузинских дворян. Четырех лет от роду его взял к себе на воспитание дядя его, иеродиакон, живший в пустыне безлюдной. По воскресеньям дядя уходил в город говорить проповеди , и малютка оставался один. Случалось, что подходил к келье медведь и наводил на него страх и ужас. Двадцать лет рос Иларион в глубоком уединении, а потом родные его взяли ко двору грузинских царей. Многое в придворной жизни изумляло благочестивого юношу-пустынника. «Как же это? – говорил он себе. – Ведь они христиане. Так как же они постоянно обманывают друг друга, злословят, проводят жизнь в неге и совершают другие дела, совсем не свойственные христианам?» Наконец Иларион возымел твердое намерение бросить мир и принять монашество. Но вскоре посвятили его в иеромонахи и сделали придворным духовником. Отец Иларион оказал важные политические услуги своему отечеству. |
| 1998. С. 60). Официальное вступление в должность директора Ризарийской семинарии состоялось 13 марта 1894 г. Н. Э. управлял семинарией 14 лет. Всякий раз, узнав о серьезном проступке семинариста, он усиливал молитву и налагал на себя строгий пост. Это действовало на воспитанников сильнее любого наказания и вызывало их искреннее раскаяние. В письме от 4 июня 1894 г. премьер-министру Х. Трикупису Н. Э. отметил актуальные проблемы семинарии и предложил меры по их решению ( Димитракопулос. 2012. С. 176). Н. Э. не гнушался физического труда, в т. ч. занимался уборкой мест общественного пользования; благоустроил семинарский сад. По мысли владыки, главным элементом в деле образования должна была стать напряженная литургическая жизнь. Усилиями Н. Э. Ризарийская семинария превратилась в мощный центр духовной жизни, где читали лекции известные ученые. Заведуя Ризарионом, Н. Э. служил и проповедовал в храмах Афинской митрополии, устраивал духовные беседы для приходских клириков. Часть денег, получаемых за службы или жертвуемые митрополитом Афинским, он тратил на помощь нуждавшимся семинаристам и бедным прихожанам. Оставшиеся средства использовал на издание книг, большую часть к-рых он раздавал бесплатно, а впосл.- на восстановление Свято-Троицкого мон-ря на Эгине и на содержание монахинь и их родителей. В июле 1894 г. Н. Э. провел неск. дней в Кими. В 1895 г. владыка стал председателем комиссии по сбору пожертвований для погорельцев г. Синопа. 18 окт. 1904 г., во время общенародной панихиды по «македонскому воителю» П. Меласу († 13 окт. 1904), в кафедральном соборе Афин «ризариты» (педагоги и семинаристы) организовали сбор пожертвований для населения Македонии. 21 мая 1905 г. в домовом храме семинарии отслужили панихиду по «иже в Македонии павшим». Н. Э. был членом ученого об-ва (силлога) «Анапласис», преподавал в учрежденных под его эгидой светских школах, публиковал статьи в одноименном журнале. Участвовал в деятельности правосл. об-ва «Три святителя», к-рое в мае 1906 г. избрало Н. Э. своим почетным членом. Владыка являлся постоянным членом Историко-этнографического об-ва и об-ва поощрения церковного искусства (в 1905 был избран членом его правления). Часто бывал на Иерусалимском подворье в Афинах. Афинские архиереи приглашали Н. Э. на конференции, в своих докладах он затрагивал социально значимые проблемы. Благотворительные организации и об-ва («Объединение малоазиатских греков», «Христианское об-во» и др.) обращались к Н. Э. за помощью и избирали его своим почетным председателем. По просьбе Н. Э. меценат Андреас Сингрос выделил 5 тыс. фунтов стерлингов на обустройство с. Литион на Хиосе. Н. Э. организовал сбор пожертвований, к-рые отправил в Литион. В период управления Ризарийской семинарией владыка переписывался с Пахомием Ареласом; в это время началась его дружба с Анфимом, митр. Вифлеемским, и с его учеником И. Специерисом. |
| Григория возмущало, с каким непониманием отнесся друг к его жажде безмолвия и покоя и насилием втягивал его в распри о власти, ибо учреждение кафедры в Сасимах имело целью усилить Василия в его борьбе с Анфимом Канским. «Укоряешь меня в лености и нерадении, — с раздражением писал Василию Григорий, — потому что не взял твоих Сасимов, не увлекся епископским духом, не вооружаюсь вместе с вами, чтобы драться, как дерутся между собою псы за брошенный им кусок». Печально и уныло принял он хиротонию, «уступил принуждению, не убеждению». «Снова на мне помазание и Дух и снова хожу, плача и сетуя». Радость дружбы была омрачена навсегда, и даже над гробом отца и в присутствии Василия Григорий много позже жаловался, что «его огорченного бедствиями жизни под благовидным именем священства предали на беспокойное и злокозненное торжище душ». Он резко упрекал Василия: «Вот что принесли мне Афины, общее упражнение в науках, жизнь под одною кровлею, питание с одного стола, один ум, а не два в обоих, удивление Эллады, взаимное обещание как можно дальше отринуть от себя мир. Все рассыпалось! Все брошено на земь! Да погибнет в мире закон дружбы, которая так мало уважает дружбу». В Сасимы Григорий, правда, поехал. Но, по его собственному признанию, «вовсе не касался данной ему Церкви, не единожды не совершал там Богослужения, не молился с народом, не возложил руки ни на одного клирика»... По новой просьбе отца Григорий вернулся в родной город и помогал родителю в его епископских трудах, а после его смерти управлял осиротевшей Церковью временно, «как человек сторонний». И, наконец, получил возможность отойти от дел и «пошел беглецом» в Селевкию Исаврийскую, ко храму прославляемой девы Феклы. Здесь предавался он богомыслию и созерцанию. И снова то было ненадолго. Здесь его застигла скорбная весть о кончине друга. И затем его покой был нарушен зовом в Константинополь на борьбу с арианством. 3. Снова «не по доброй воле, но насильственно увлеченный другими» явился св. Григорий в Константинополь защитником Слова. |
| Именно это сознание высоты пастырского призвания и заставило св. Григория бежать от непосильного служения, к которому он не считал себя готовым... С тех пор и в продолжение почти десяти лет св. Григорий оставался в Назианзе в качестве помощника своего отца и надеялся, что ему удастся избежать почестей высшего звания. Эта надежда оказалась напрасной. В 370 году св. Григорий вместе со своим отцом принял участие в избрании св. Василия Великого архиепископом Кесарийским и своим влиянием способствовал успеху этого дела. Укрепляя своё положение в борьбе с арианами, св. Василий открыл много епископских кафедр и в 372 году посвятил своего друга, св. Григория, епископом в Сасим – незначительное и дикое местечко, лежавшее невдалеке от Назианза. По своему положению этот пункт являлся спорным между двумя митрополиями, и этим поставлением св. Василий закреплял его за собой. Это действие друга, на которое св. Григорий согласился крайне неохотно, настолько его опечалило, что он удалился в пустыню, не совершив ни одного богослужения в Сасиме. Св. Григория возмущало, с каким непониманием отнёсся друг к его жажде безмолвия и покоя и втягивал его в распри о власти, – ибо учреждение кафедры в Сасимах имело целью усилить положение св. Василия в его борьбе с Анфимом Тианским. По новой просьбе отца св. Григорий вернулся в родной город Назианз, где и заменял отца при условии, однако, не быть ему преемником. В 374 году он похоронил отца, дожившего до 100 лет; вскоре умерла и мать. Его брат Кесарий и сестра Горгония умерли ещё раньше. Когда порвались последние родственные узы, св. Григорий удалился в 375 году в Селевкию Исаврийскую, чтобы окончательно отдаться созерцательной жизни. Здесь он получил известие о смерти св. Василия и тяжело пережил потерю друга. Св. Григорий, несомненно, полагал, что уже ничто более не ожидает его в этой жизни, кроме аскетического уединения, скорбных воспоминаний и безмолвных размышлений. Но Промысл Божий готовил для него и нечто другое – должна была настать ещё самая деятельная и важная пора его жизни, хотя ей и суждено было ограничиться лишь тремя достопамятными годами. По смерти покровителя ариан Валента императорский престол занял Феодосий, оказавший поддержку православным. В 379 году остаток православной паствы Константинополя обратился к св. Григорию с просьбой прийти к ней на помощь и упорядочить церковные дела. Советы друзей, упрекавших св. Григория в предпочтении своих желаний общецерковному благу, побудили святителя покинуть пустынное уединение и прибыть в Константинополь. |
|
|
