| Пламя других страстей менее яростно, однако же всегда проницает и с продолжением времени растлевает весь состав человека. И это очень заметно, например, в человеке любострастном, завистливом или скупом. Внутренний состав нашего тела, коему особенно угрожает будущее мучение в аду, также заключает в себе не только способность к воспламенению, но и неистощимый запас огня. Во время болезней это таинственное сродство тела нашего с огнем еще более обнаруживается. Ибо какая болезнь не обнаруживается жаром? Некоторые болезни явно состоят из какого-то мучительного горения всего тела или больных частей его. Отсюда взяты самые названия сих болезней, например: огневица, или антонов огонь. Грех, обратив грешников в существа горящие и несгораемые, из них же и для них произведет и огненный мир, или, как говорит Св. Писание, озеро огненное, чтобы каковы обитатели, таково же было, так сказать, и помещение для них. Ибо нужно ли, чтобы всемогущество Божие само творило эту огненную адскую бездну? Эта огненная бездна может возникнуть сама собою из греха. Каким образом? Нет никакого сомнения, что человек своими беззакониями портит и заражает ядом греха не только свое тело, но и все вещи, которыми злоупотребляет, даже и окружающий его стихии. Порча эта большей частью неприметна, но иногда делается настолько ощутительною, что заражает самый воздух, которым он дышал, от чего происходят повальные болезни. Теперь представим всю порчу стихий, произведенную грехами всех людей; сложить ее с порчею и ядом, которыми заражают видимую природу духи отверженные; вообразим после сего, что в последний день мира и обновления всех вещей испорченная и ядовитая от грехов часть сил природы отделится от нового, чистого и светлого мира Божия — какое из сего составится скопище яда и тления! какой океан огня и пламени! И вот стихия, в коей будут обитать духи и души отверженные! С особенным намерением и целью мы входим в подобные объяснения, чтобы представить для веры некую опору в самом опыте и отнять у неверия и вольнодумства предлог утверждать, что слово Божие предлагает нам касательно будущего состояния нашего только тайны, непостижимые для разума. Намерение наше то, чтобы устранить мрачную и ложную мысль, якобы Творец Сам непосредственно будет мучить тварь Своим всемогуществом. Нет, любовь вечная не мучит и не может мучить никого. Мучит, терзает, жжет и здесь, на земле, и там, в аду, — грех. Бог не сотворил ни смерти, ни ада: их произвел грех 10 . |
| «Душа» . Прошу тебя, возлюбленный, потрудись еще немного и разъясни мне то, о чем спрошу тебя. Если Господь мертвит и живит, убожит и богатит, смиряет и высит, низводит в ад и возводит, как выше сказано тобою, и как в другом месте Он говорит, «что и зло Он сам устрояет» (Второз. 32:39): то каким образом сатана признается виновником всякого зла? «Ум» .Не обманывайся, душа, одинаковыми наименованиями зол и не думай, что одно и то же зло — разврат и нищета. Одно, то есть разврат, составляет преступление заповеди Божией, богомерзко и отвратительно, убивает душу, низводить ее во ад и предает бесконечным мучениям. Нищета же есть отъятие средств, питающих блудную страсть, и происходить она для некоторых по судьбам Божиим. Ибо Господь, как премудрый и душеспасительный врач, желая сделать кратковременный человеческий род причастным Своей божественной славы, не ко всем применяет одинаковый способ лечения, но, соответственно болезни каждого, премудро изобретает и могущее уврачевать его средство. Поэтому, если кому богатство служит причиною величания и гордости; или сила — причиною дерзости; или красота — разврата: то этого лишает красоты, посылая на него недуг, искажающий его внешний вид, или желтуху, дерзость же несносного силача укрощает расслаблением телесных членов или долговременными болезнями; гордость же, происходящую от богатства, низлагает крайнею нищетою. Также и на города и целые народы, прогневляющие Его своими беззаконными делами, посылает неурожаи, губительный болезни, внезапные нашествия дальних народов, или страшные землетрясения, дабы этим исторгнуть с корнем душепагубную их злобу. И короче сказать, все душепагубные страсти, которые, обыкновенно, низводят души во ад, Он, как благий и премудрый врач, очень искусно исцеляет различными способами. Итак, пусть никто Всеблагого не признает, без ума, виновником душевредных зол, так как и врач, обыкновенно, не называется злым потому, что он раскаленным железом и бритвою лечит антонов огонь и другие заразительный язвы, посыпая их по необходимости сильно действующими порошками. |
| Какое же отчаяние борьбы, какое же исступление справедливости надо испытать, чтобы так себя зарядить – и пойти как человек-динамит!… – Как Женя Емельянова говорила, помнишь: началось бы всюду! добиться бы правды! – а там на всё остальное – наплевать! Какая же правая ненависть вела этих девушек, этих несбывшихся невест! Как же можно жить лёгкой ничтожной жизнью – выставки, лекции, спектакли – и забыть об этих героинях? и не ощущать пылающей ответственности перед их святыми жертвами? – Да что эти великие далёкие примеры! – перед дядей, перед дядей родным, Вероника!?! 61 В портрете дяди Антона что должно было быть заметно первому неприсмотревшемуся взгляду – поиск. Что жизнь этого молодого человека и не устоялась и не хочет он устояния, а ищет: понять правду и ей послужить. Это – и в глазах, как он всматривался выше аппарата, чуть прихмурясь; и во лбу, никогда не размягчённом от складок мысли; и в отклоне головы вместо парадного позирования; и в продроге узкой шеи, кажется вот на снимке видном. За две руки подвели Веронику к портрету – и стояла она, рослая, как старшая, между щуплой тётей Адалией и приземистой тётей Агнессой. Глазам Ленартовичей безмерно был роден брат и дядя, но несомненно светилась в нём и родственность обобщённая: наша общеинтеллигентская, наша неповторимая, несравненная, жертвенная, по которой и незнакомые – с первого взгляда друг другу сродны и соединены. Запечатленная талантливость. Энергичная худощавость. И этот горький продрог шеи, как будто уже так рано он обманулся в людском идеале. А ещё понёс Антон от рождения – печать обречённости, и уже с отрочества он как будто понимал, что обречён. Да даже в детстве, странно, он был задет выражением: “умер от антонового огня”, и всё спрашивал: а что это – Антонов огонь, а почему от него умирают? Впрочем, такие обнажённо чистые выражения лиц всегда производят впечатление, близкое к обречённости. Если правда, что отпечатываются на рождённом звёзды неба, то отпечаталась на дяде Антоне та – через мрак весёлая – весна 1881 года, когда казнили тирана, а Антон родился. |
| В раскомандировке, против самого входа, я увидела эту самую обещанную «почетную грамоту» за подписью шахткома — «благодарность» шахты я уже получила. Ну а путевку… Вас для того и собрали, чтобы вы мне ее выписали. Спасибо руководству моей шахты! (Поклон в сторону президиума. Чувствую, что голос вот-вот сорвется. Немного воды — и все в порядке.) Начну с письма. По-моему, выкрасть письмо или злоупотребить доверчивостью старушки — более подходит под рубрику «недостойного поведения», чем сам факт его написания. В этом письме в юмористическом тоне я описывала, какое впечатление у меня осталось от такой дозы статистики. Шарж, гротеск, фельетон, карикатура не требуют той точности, которую мы вправе ожидать от фотографии или бухгалтерского отчета. Они требуют ума. Для их понимания также требуется ум. Я бы отклонилась от цели, если стала бы доказывать давно известную истину: ум, как и порох, опасен лишь тогда, когда находится под давлением. Теперь — об оскорблении, нанесенном нашему союзнику Китаю. Тут я просто удивляюсь! От вирусного испанского гриппа, прокатившегося по Европе после первой мировой войны, погибло двадцать миллионов, и испанцы не обиделись. И ни один Антон не обиделся оттого, что гангрену зовут «антонов огонь». (Смех.) Отчего же Китаю обижаться на то, что я болела китайским вирусным гриппом? Вместо того чтобы процитировать несколько отрывков из моего письма и тенденциозно их комментировать, прочли бы все письмо целиком — и все бы убедились, что это бодрое, остроумное письмо без всякого злого умысла. Теперь — о лотерейных билетах. Лотерея, как и картежная игра или рулетка, — все это нечто, возбуждающее азарт. А я не поощряю азарта, даже преследующего благую цель — строительство и прочее. Если бы меня насильно заставили купить билет в игорный дом, я так же предпочла бы его уничтожить: и сама бы не пошла в карты играть и другого вместо себя бы не послала. Ну а если кому нравится, что ж, пусть играет. Что же касается свастики и надписи «Геббельс», которые я пририсовала горному мастеру Матлаху, так это знак моего к нему презрения! «Геббельс» — его кличка. |
| А Матюхин, подтверждая подхорунжего, стукнул кулачищем по столу: – Уничтожим кровавую коммунию! А молодой лобастый, белые кудлы вьются как завитые, сельский франт, закричал с дальнего конца: – Вешать мерзавцев! Котовский – к делу: но где же Антонов сам? Без него у нас вряд ли выйдет. Матюхин: – Пока не найдём. Говорят, контужен в последней рубке, лечится. Но всех тамбовцев поднимем и мы, опять. И план его ближний: напасть на концлагерь под Рассказовом, куда согнали и вымаривают повстанческие семьи. Это – первое наше дело. Котовский – согласен. Котовский – сигнал?.. И – разом котовцы вырвали с бёдер кто маузер громадный, кто наган – и стали палить через стол в союзников. Грохот в избе, дым, гарь, вопленные крики баб. Один за другим матюхинцы валились кто грудью на снедь, на стол, кто боком на соседа, кто со скамейки назад, в опрокид. Упала лампа на столе, керосин по клеёнке, огонь по ней. Этот лихой, зоркий, с угла – успел отстреляться дважды – и двух котовцев наповал. Тут и его – саблей напрочь голову со вскрученными усами, – так и полетела на пол, и алая – хлынула из шеи на пол, и кругом. Эктов не вскочил, окаменел. Хоть бы – и его поскорей, хоть из нагана, хоть саблей. А котовцы выбегали из избы – захватывать переполошенную, ещё не понявшую матюхинскую там, снаружи, охрану. А уже конные котовцы гнали на другой конец села – рубить и стрелять матюхинцев – во дворах, в избах, в постелях – не дать им сесть на коней. Кто успевал – ускакивал к ночному лесу. 1994 На краях 1 Жуков, сын крестьянский, с 7 лет поспевал с граблями на сенокосе, дальше – больше в родительское хозяйство, в помощь, но и три года церковно-приходской кончил, – потом его отдали в саму Москву к дальнему богатому родственнику, скорняку, мальчиком-учеником. Там он и рос – и в прислуге, и в погонках, и в работе – и так, помалу, определился к скорняжному делу. (Кончив учение – снялся в чёрном костюме чужом и в атласном галстуке, послал в деревню: «мастер-скорняк»!) Но началась германская война, и в 15м году, когда исполнилось 19 лет, – призвали его, и, хотя не рослый, но крепкий, широкоплечий, отобран был в кавалерию, в драгунский эскадрон. Стал учиться конному делу, с хорошей выпрямкой. Через полгода возвысился в учебную команду, кончил её младшим унтером – и с августа 16-го в драгунском полку попал на фронт. Но через два месяца контузило его от австрийского снаряда; госпиталь. Дальше стал Жуков председатель эскадронного комитета в запасном полку – да уже на фронт больше и не попадал. В конце Семнадцатого сами они свой эскадрон распустили: роздали каждому законную справку чин чином, и оружие каждый своё бери, коли хошь, – и айда по домам. |
| Но о. диакон строг. Заметивши, что кадило мало дымит, он поднимает его высоко, до уровня рта, и, дунувши на него, громко говорит мне: «Э, братец, у тебя нет тут ничего!» Он даже, по-видимому, любит, если во время каждения в кадиле ярко вспыхивает огонь, который сверкает на золоте иконостаса, на окладах икон, на парче облачений, особенно когда ловким движением о. диакон описывает кадилом в воздухе круг, обращаясь, после каждения на народ, опять к иконам. Для пения «На реках Вавилонских» достается обиход. Оба дьячка протяжно и старательно поют, один — махая рукой, а другой — пристукивая ногой. В особенно трудных и важных местах Петрович для чего-то защищает лицо левой ладонью, точно хочет отгородиться ото всех и остаться сам с собою. Им подтягивает белокурый Иван Антонов, который знает наизусть все ирмосы, а когда поет, запрокидывает голову, устремив глаза куда-то в высоту и как будто что-то там отыскивая. Совершая каждение в это время где-нибудь в отдаленной левой стороне храма, где ярко горят свечи на «кануне» и где становится много нищих, дедушка вдруг присоединяется к поющим, не стесняясь удаленностью от клироса и подпевая звучным, почти детским голосом: «Како воспоем песнь Господню на земли чуждей!..» А то на слова поющих «Дщи Вавилоня» отзовется громкой и резкой скороговоркой: «Окаянная!» Или, при пении: «блажен, иже имет и разбиет младенцы твоя о камень» — дедушка как бы в назидание себе и стоящим говорит твердо и решительно: «Вот так и со всяким грехом надобно расправляться». Молящиеся привыкли ко всему этому, не выражая нимало удивления, почтительно сторонясь и отвешивая поклоны ниже пояса в ответ на каждение. С обедней на Прощеный день спешат. «Нужно дать время всем блинов наесться, накататься, а после вечерни и по домам — прощаться», — говорит Петрович, знающий все обычаи деревни. Поэтому о. диакон еще в средине заутрени начинает на жертвеннике все приготовлять. Он что-то передвигает, вытряхивает, оглушительно сдувает пыль, громко сметает с жертвенника большим белым крылом. Он очень глух и потому все делает громко: тяжело и громко двигает по каменному полу ногами в валенках, обшитых кожей, громко говорит, громко кашляет, громко считает деньги. К концу заутрени в церкви становится совсем светло. В восточное окно алтаря начинает ударять солнышко, и в лучах его плавает и колышется кадильный дым; длинный пологий луч чрез южную алтарную дверь ударяет на клирос, и Петрович то и дело притворяет дверь с изображением св. архидиакона Стефана. В церкви народу прибавляется: подъезжают из деревень. |
| Рожистое воспаление на левой ноге была первая, за всю его жизнь, опасная болезнь. Язва доходила до берцовой кости, и врачи одно время опасались антонова огня. Теперь зажило все; но надо было беречься; нога все еще болела иногда, опухала после долгого стояния, как сегодня в церкви, во время заупокойной обедни. Сегодня – двадцать третья годовщина смерти императора Павла I: 11-е марта 1801 – 11-е марта 1824 года. «Одной ногой в могиле», – усмехнулся он, глядя на свою протянутую ногу, той грустной усмешкой над самим собою, которая являлась у него в последнее время все чаще. От слишком долгой неподвижности нога затекала, немела. Надо было переменить положение. Но встать, пошевельнуться – лень. В пять назначил себе приняться за работу; пробило пять, половина шестого, шесть, а он все откладывал. Теперь, после болезни, часто находила на него эта лень, желание сидеть так, целыми часами, не двигаясь, уставив глаза в одну точку, ничего не делая, ни о чем не думая, только чувствуя, что душа затекает, немеет, как отсиженная нога, и бегают в уме, как мурашки в теле, маленькие мысли, случайные слова. Бог весть когда и где слышанные, прилипшие к памяти, назойливые. Все одна и та же, бесконечно, однозвучно тикает да тикает в ушах, как маятник, глупая песенка. Один стих забыл, старался вспомнить и не мог; выходила бессмыслица: Но на счастье прочно… К розе, как нарочно, Привилась полынь. Какая рифма на полынь? Простынь? Пустынь? Аминь? Нет, бессмыслица. Но чем бессмысленней, тем прилипчивей. Или еще другое. Давеча, когда государыня советовала ему, вместо скучных русских романов, читать Вальтер Скотта, вспомнился ему анекдот Константина Павловича, большого любителя таких вздоров: как уездная барыня-старушка, слушая разговор о Вальтер Скотте, удивилась: «Конечно, господин Вóльтер большой вольнодумец, но право же, скотом нельзя его назвать». – «Вальтер Скотт, Вóльтер скот; Вальтер Скотт, Вольтер скот», – если повторять быстро, с ударением на первом слоге, выходит, в самом деле, похоже. «А воспаление-то сделалось там, где нога уже болела раз», – подумал вдруг и вспомнил, как года три назад, на кавалерийских маневрах шальная лошадь зашибла ему ударом копыта это самое место – берцовую кость левой ноги. Так и в душе больное место, кажется, совсем зажило, а потом вдруг опять заболит: ушиб на ушиб, рана на рану – хуже всего: может антонов огонь сделаться. Нет, не надо, не надо об этом; уж лучше – «Вальтер Скотт, Вóльтер скот». |
| При появлении первых признаков грибковой инфекции эффективен препарат Хорус. 3,5 г разводят в литре воды. Обработку этим препаратом проводят через каждые 15 дней, но не во время цветения и за 3 недели до сбора урожая. Как альтернативу можно использовать Плантенол (3 л на 10 л воды), Скор или ХОМ. В среднем выполняют 4–5 обработок до сбора урожая. Перед каждой обработкой осматривают садовые культуры, обрывают и уничтожают заражённые плоды. Сегодня в специальных магазинах предлагают современные препараты – фунгициды, на упаковках которых указаны назначения и инструкции по использованию. Главное – во время проводить обработку слив. Поражённые участки коры тщательно вырезают острым ножом, захватывая на срезе 2–3 см здорового верхнего слоя. Срезы и все видные трещинки замазывают садовым варом. Срезанные побеги и ветви, листву, опавшую с поражённых деревьев, «подчистую» собирают, аккуратно выносят за пределы сада и сжигают. Вирусные инфекции Болезни, опасные вирусной природы неизлечимы. Источники: насекомые-вредители, тля. Оспа (шарка) Заболевание плодов. На листьях появляются пятна в форме колец и полосок, с жёлтым оттенком. Их хорошо видно на свету. Крона приобретает мраморный оттенок. Поражённые ягоды твердеют, созревают намного раньше срока, усыхают. Карликовость сливы Вирус этой инфекции заносится на сливу насекомыми, птицами и даже животными. Листочки заражённого растения мельчают, становятся узкими с неровными краями. Со временем они утолщаются и становятся хрупкими, образуя пучки. Слива замедляет свой рост и погибает. Растения, поражённые вирусной инфекцией, удаляют с участка и сжигают. Корневую яму выжигают. Проводят дезинфекцию используемых инструментов. Бактериальные инфекции Источниками являются болезнетворные бактерии и микробы, которые различными путями попадают на деревья. Корневой рак Палочковидные бактерии из грунта, через ранки и трещинки на корнях, проникают в клетки сливы. Инкубационный период длится около двух месяцев. На повреждённых корнях возникают «опухоли» – наросты и наплывы, которые препятствуют продвижению питания к верхним частям растения. Из-за загнивания корней слива постепенно угасает. Бактериальный ожог (антонов огонь) |
| Когда мы видим столь ужасное зло, заключающееся в отнятии жизни у нашего ближнего, то невольно является вопрос: как же наказывают смертью некоторых преступников, а равно убивают целые тысячи людей на войне? «Всякое ли отнятие жизни есть законопреступное убийство?» «Не есть беззаконное убийство , – учит нас Катехизис, – когда отнимают жизнь по должности», как-то: 1) Когда преступника наказывают смертью по правосудию. 2) Когда убивают неприятеля на войне за Государя и отечество». Чтобы понять непредосудительность такого убийства, нужно иметь в виду то, что – а) касательно преступника, осуждаемого на смерть (конечно, на смерть осуждаться должны преступники самые важные), человечество поступает точно так же, как каждый поступает с опасно больным членом своего тела, например, с пальцем, у которого открылся антонов огонь, т.е. что убивая преступника, человечество тем самым предохраняет от имеющейся в нем язвы остальных членов своих; равным образом – б) к убийству на войне всякий самый искренний христианин вызывается необходимостью же, чтобы защитить веру, Царя и отечество, которые иначе могут быть ниспровергнуты врагами. Конечно, лучше было бы, если бы убийства не было совсем (как лучше было бы, если бы не было ампутаций, а нашли бы средства к излечению и искалеченных членов); но, пока человечество не составит из себя единого стада, лелеемая некоторыми перемена теперешних ружей и картечи на серпы и сошники есть только pia desideria, благочестивое желание 194 . Другой вопрос, также сам собой являющийся в виду ужасного зла, заключающегося в отнятии жизни у ближнего, относится к невольному убийству, когда убивают нечаянно и без намерения. Как должно думать о такого рода убийстве? В Катехизисе и на этот вопрос дается ответ. «Невольный убийца, – читаем мы в нем, – не может почитаться невинным, если не употребил надлежащих предосторожностей против нечаянности, и во всяком случае имеет нужду в очищении совести по установлению Церкви». Что невольный убийца не может действительно почитаться невинным и во всяком случае подлежит церковной епитимии, об этом свидетельствует лучше всего сама совесть таких убийц. Никакой человек, у которого не помрачена совесть, не может остаться спокойным, когда ему, по несчастью, придется сделаться невольным убийцей ближнего своего, кто бы ни был сей ближний, друг или совершенный незнакомец. Бывают примеры, что невольные убийцы до того обеспокоиваются своим нечаянным убийством, что налагают вследствие того руки на самих себя. Это, конечно, есть новое преступление и весьма тяжкое (о самоубийстве у нас также будет речь), но оно, тем не менее, свидетельствует, до какой степени грустно быть и невольным убийцей, и как необходимы и естественны для невольных убийц те правила покаяния, которые назначаются им св. Церковью. |
| Также и на города и целые народы, прогневляющие Его своими беззаконными делами, посылает неурожаи, губительные болезни, внезапные нашествия дальних народов, или страшные землетрясения, дабы этим исторгнуть с корнем душепагубную их злобу. И короче сказать, все душепагубные страсти, которые, обыкновенно, низводят души во ад, Он, как благий и премудрый врач, очень искусно исцеляет различными способами. Итак, пусть никто Всеблагого не признает, без ума, виновником душевредных зол, так как и врач, обыкновенно, не называется злым потому, что он раскаленным железом и бритвою лечит антонов огонь и другие заразительные язвы, посыпая их по необходимости сильно действующими порошками. А тех зол, которые, действительно, таковы и низводят во ад, предавая страшным мучениям, главным виновником есть сатана, а также и мы сами, когда без ума повинуемся ему. Сильно желая нашей погибели, он, всескверный, не перестает придумывать ее для нас, и какие знает повеления Божии, направляющие нас беспреткновенно к небесному званию, – убеждает нас поступать против них, всяким способом прельщая наши мысли. И одних всегда разжигает беззаконными плотскими похотями; других отовсюду опутывает узами сребролюбия; иного горестно губит пьянством и объедением, а другого научает радоваться всякому человекоубийству. И одним из них указывает на неисчерпаемую и неисследованную пучину божественных щедрот; других увещевает не ждать суда в будущем и не думать, что Бог промышляет о нашей жизни, но что движением звезд и кругом счастья совершаются так или иначе все человеческие обстоятельства. Короче сказать: многочисленные козни устрояет он, скверный, для прельщения нашей мысли. Как опытный ловец не одну и ту же приманку ставит всем высокопарным птицам, но, зная, какая из них к чему более склонна, то ей и предлагает: так и всепагубный этот бес, узнав, чему мы более радуемся – или по естественной наклонности, или по навыку, этим и устраивает нам очень хитро сеть и ею запинает нас. Таким-то образом, душа, виновником всякого пагубного зла, вместе с нами, есть сатана. |
|
|
