| Воспоминания об Антонии Шутове (Письмо к редактору «Брат. Слова») Вы однажды высказывали мне желание, чтобы я написал для вас биографию Антония Шутова, именующего себя архиепископом московским и Владимирским, – именно изложил бы то, что мне близко известно о нем: как он удалился в Пруссию и как из беспоповцев перешел в поповцы, чтобы сделаться видным членом Белокриницкой иерархии. Исполняя ваше желание, я и буду описывать только то, что сам видел или что слышал от самовидцев. При этом, для полноты сказания, я должен коснуться и тогдашнего существования беспоповцев-федосеевцев на Преображенском Кладбище. Думаю, что и это будет для вас небезынтересно знать. В 1846 году, в сентябре месяце, я приехал в Москву 109 . Тогда Преображенское Кладбище существовало еще в полном цвете богатства, а в Преображенской слободе, наполненной и теперь беспоповцами, тогда в каждом почти квартале были домовые моленные, – из них было несколько знаменитых, с богатыми иконостасами и паникадилами, напр. у Гучковых, Федора Алексеича и Алексея Никифорыча; у этих и других богатых фабрикантов в моленных управляли службою на крылосе их приказчики и фабричные, так что у каждого был свой хор певчих, кроме приходящих певцов. Таким образом приехавший в Москву из провинции старообрядец-федосеевец видел, кроме Кладбища, где было на обеих дворах до десяти моленных с ежедневной службой (на мужском дворе две и семь на женском), еще в Преображенском множество моленных и маленьких женских монастырьков тоже с моленными. Обходит их приехавший и чудится, называя Преображенское новым Иерусалимом. Что было тогда Преображенское для беспоповцев, и что стало теперь, и узнать нельзя. И это сделалось в благочестивое царствование Императора Николая первого. Вечная ему память! Я приехал в Москву, как выше сказано, осенью, в сентябре месяце. На первый раз, по рекомендательному письму, мы въехали на квартиру к Федору Алексеевичу Гучкову. У него пробыл я около недели, а потом, по его рекомендации, поместился у Ерофея Афанасьева, тоже беспоповца. |
| В 60-70-х гг. XIX в. П. участвовал в работе московского Духовного совета, в переговорах с неокружниками, в рукоположении ряда архиереев. Под руководством П. начал диаконское служение деятель Белокриницкой иерархии еп. Александр (Богатенков), в 80-х гг. являвшийся секретарем епископа, др. помощником П. был полемист и начетчик К. А. Перетрухин. В 70-х гг. XIX в. обострились разногласия между П. и архиеп. Антонием (Шутовым). На заседании Духовного совета 22 сент. 1878 г. Казанско-Вятский епископ просил снять с него управление епархией, получил отказ и уехал из Москвы. 24 сент. в отсутствие П. было принято решение освободить его от управления Казанской епархией, оставив за ним Вятскую кафедру. Осенью 1879 г. П. был освобожден от управления Казанской епархией, снова занял эту кафедру после смерти в 1881 г. архиеп. Антония (Шутова). П. постоянно жил и совершал богослужения в Черемшанском мон-ре на территории старообрядческой Саратовской и Астраханской епархии, из-за чего между ним и Саратовско-Астраханским еп. Паисием (Лапшиным) существовал конфликт. В 1889 г. московский Духовный совет запретил П. пребывание в Черемшанском мон-ре. Не признав запрещение, П. вынес дело на суд Белокриницкого митр. Афанасия (Макурова), для чего совершил поездку за границу. Вопреки правилам митр. Афанасий благословил П. служить в мон-ре. Духовный совет вторично запретил П. жить в мон-ре, под документом поставили подписи российские старообрядческие епископы. В дек. 1890 г. в Казани во время служения всенощной у П. случился инсульт, по его настоянию он был отвезен в Черемшанский мон-рь, где скончался. Участие в полемике Составленное П., по-видимому, в связи с присоединением в 1865 г. к единоверию ряда видных деятелей белокриницкого согласия соч. «Краткое обозрение существования церкви единоверческой» (один из списков - РГБ. Ф. 17. 982) сразу после появления получило неск. откликов от единоверцев ( [Романов П.]. Переписка Пафнутия (бывш. лжееп. Казанского) с Маркелом Даниловичем Рябовым (бывш. лжесвящ. вятским)//Вятские ЕВ. 1869. Отд. духовно-лит. 17. С. 366-377; Краткие ответы единоверческого священника на краткое обозрение единоверческой церкви Казанского Пафнутия//ПС. 1872. Ч. 2. С. 196-215). |
| С сер. 70-х гг. XIX в. П. вновь проявлял симпатии к старообрядцам, что отразилось уже в «Записках по народным беседам...». В 1881 г. П. порвал с правосл. Церковью. Осенью он присутствовал на похоронах архиеп. Антония (Шутова) на Рогожском кладбище , в следующем году уехал за границу и поселился в старообрядческом Мануиловском мон-ре, вскоре перешел в Белокриницкий мон-рь. Современники объясняли этот шаг личными качествами П.: самолюбием, «самообольщением мнимым всезнанием» ( Филарет (Захарович Федор) . Открытое письмо к вопрошающим о причинах, побудивших о. Пафнутия возвратиться в раскол. М., 1882. С. 2; Марков. 1915. С. 67). Др. причиной стало обострение отношений П. с московской противостарообрядческой миссией. После выхода в свет в 1881 г. брошюры Н. И. Субботина «О сущности и значении раскола в России», где автор высказался против предоставления старообрядцам вероисповедных прав и свобод, П. написал «Апологию христиан-старообрядцев, или Рассмотрение и опровержение обвинений, возводимых на старообрядчество духовно-господствующей литературой». В 1882 г. книга П. была издана на стеклографе (РГБ. Музей книги П1г/П-21; то же: Старообрядец. 1907. 10/11. С. 1118-1126; 12. С. 1249-1258). Проживая в Белокриницком монастыре как не имеющий священного сана монах, П. для старообрядческой аудитории переработал труд Московского митр. св. Филарета (Дроздова) «Начатки христианского учения, или Краткая Священная история и Краткий Катехизис». Книга П. вышла в 1886 г. в Черновцах под заголовком «Начальное христианское учение» (в 2007 переиздана в Новосибирске с ошибочным указанием, что она подготовлена «на основании книг дораскольной традиции»). За границей П. продолжил публицистическую деятельность, издав ряд статей и брошюр под псевдонимом П. О. В 1894 г. в типографии Ставропигийского ин-та во Львове П. напечатал Псалтирь, сопроводив статьей, в к-рой разбирались особенности книг, изданных при Московском патриархе Иосифе . По отзывам современников, П. имел заносчивый и неуживчивый характер. Подвизаясь в конце жизни в Белокриницком мон-ре, он не признавал власть старообрядческого Белокриницкого митрополита, не причащался в монастырской церкви, со временем поселился неподалеку от мон-ря. А. П. Мельников писал о том, что П. «умер преклонным старцем в состоянии психического расстройства» ( Мельников А. П. Из воспоминаний о П. И. Мельникове//Сб. в память П. И. Мельникова (Андрея Печерского). Н. Новг., 1910. Т. 9. Ч. 1. С. 56). В откликах на смерть П. в старообрядческой периодике его деятельность оценивалась положительно. |
| Бывало, в тех местах, где нужно поминать епископа, скажет: об епископе нашем... да и закашляется нарочно; затем, не назвавши епископа, продолжает говорить, что следует. Он, с своими прихожанами, занимал какое-то среднее место между окружниками и неокружниками. Когда же потом окружники взяли явный перевес над неокружниками и наиболее зажиточные из его прихожан склонились на их сторону, Максим начал поминать на службах Антония Шутова, хотя отзывался об нем постоянно с негодованием, как беспоповце по убеждениям. В последнее время Максим проживал на Рогожском Кладбище; а незадолго до смерти получил от Духовного Совета назначение служить при богатой моленной в доме Баулина, в Таганке. Эта моленная существовала издавна; но минувшей осенью к ней приделан алтарь, и она таким образом превращена в церковь (освящение торжественно совершилось 21 Ноября). При ней открыт новый раскольнический приход, к которому и определили Максима в попы. Максим болел всего одни сутки. Когда он сделался очень слаб, то приближенные стали говорить ему, чтобы пригласил для исправы батюшку отца-Петра (Драгунова); но больной не пожелал иметь духовником ни Петра, никого-либо из московских раскольнических попов; а так как его духовник – Фома состоит попом в Петербурге, то и умер (8 Декабря) ни у кого не исповедавшись. У попа Максима было значительное собрание старопечатных книг: собрание это почему-то он завещал не Рогожскому Кладбищу, как надеялись, а одному родственнику, служившему при нем в дьячках. Максим, как и все московские раскольнические попы, имел хорошее состояние: на свое погребение и поминовение он завещал 30.000 руб. Погребение происходило с величайшей торжественностью. При выносе тела из квартиры покойного, на Семеновской улице, вместе с попами участвовал в служении сам Савватий, именующийся архиепископ московский, при чем находилась и поляция. Отпевание происходило в часовне Рогожского Кладбища: участвовали в нем пятнадцать раскольнических попов, в том числе приезжие – петербургский Фома, из деревни Яковлевской Серафим и др.; пели сорок человек дьячков; народу было множество, – были и православные. |
| «О. п.», принятое до создания Московской старообрядческой кафедры, стало для противников основного претендента на нее - архиеп. Антония (Шутова) - основанием для обвинений его в еретичестве или измене. Н. С. Лесков писал, что противники «О. п.» «желали лишь отмстить чем-нибудь архиепископу Антонию и выгнать его из Москвы. И соединились тут все: и миряне, и попы, владыке Антонию недоброхотные» ( Лесков Н. С. Нынешние волнения в московском старообрядчестве// Он же. Собр. соч.: В 30 т. М., 2000. Т. 7. С. 317-321). Старообрядческий собор 1863 г. объявил, что «О. п.» не является обязательным вероучительным документом. Возникновение в следующем году неокружнической иерархии, шаткая позиция Белокриницкого митр. Кирила (Тимофеева), примкнувшего к неокружникам, потребовали более решительных действий. В 1865 г. «О. п.» было объявлено «яко не бывшим», что, однако, не остановило раздора. Среди первых защитников «О. п.» был его автор - Кабанов. В 60-х гг. XIX в. он создал цикл сочинений, направленных на поддержку основных идей документа: «Объяснение и всенижайшее прошение: Письмо митр. Кирилу Белокриницкому от 13 янв. 1863 г.» (Братское слово. 1891. 14. С. 389-400; 15. С. 480-496); «Омышление православных христиан, жительствующих в разных посадах и слободах Черниговской и Могилевской губерний, о грамоте, названной «Объявление об уничтожении Окружного послания»» (Окружное послание. 1885); «Апология «Окружного послания» противу мнимособорного определения, изданного в Белой Кринице июля 8 дня 1868 г.» ( Субботин Н. И. Современные летописи раскола. М., 1869. Вып. 1: Белокриницкий собор 1868 г. и относящиеся к нему акты и письма. С. 124-153). Ряд сочинений в защиту «О. п.» написал еп. Арсений (Швецов): «Обличение на тетрадь неокружников под названием «Доказательство на Окружное послание» и ответы на 7 вопросов их» (1892), «Рассмотрение разъяснения предводителя неокружников епископа Кирила Балтского» (1893), «Ответы на три вопроса противоокружников» (1898). Полемика велась Арсением также в переписке. |
| Был и еще пункт в учении федосеевцев, который стал смущать Петра, когда он «коснулся дел настоятельских». Это, так называния. «коварственная исповедь», которую употребляли федосеевские наставники в отношении к брачным, чтобы отличить их от безбрачных и унизить их пред последними, и которой сами не усвояли никакого значения, прибегая к ней только для того, чтобы «стадо их не оскудело в конец». 20 «Сие-то законопреступное лицемерие и коварство федосеевских наставников в исповеди, сознавался после сам о. Павел, всего скорее бросилось мне в глаза и точно также, как их жестокость к младенцам, рожденным в браке, побудило меня ближе вникнуть в недостатки федосеевского учения». 21 Чтобы разрешить свои недоумения, чтобы тщательнее изучить основание федосеевского толка, а равно и для того, чтобы исполнить давнее свое намерение о пострижении в иночество, Петр решился бросить свою пасеку и вместе самую родину и тайком, не сказавшись ни кому, отправился туда, где, по убеждению иногородных федосеевцев, процветало в то время «истинное христианство », где федосеевские наставники были знакомы «с тайнами царствия Божия», где находилось много людей, знавших «церковные законы», 22 одним словом в Москву, на Преображенское кладбище. Это было чрез шесть дет после того, как Петр поселился на пасеке, значит, на 26-м году от рождения, в конце 1845, или в начале 1846 года. Что узнал здесь Петр, беседуя с разными знаменитостями Преображенского кладбища, начиная с самого настоятеля его известного Семена Кузмича, и разрешил ли он свои недоумения, мы не знаем; но известно, что и в Москве также, как в Сызрани, Петр за свою начитанность, безукоризненное поведение и почти детское добросердечие приобрел общую любовь и уважение самых почетных лиц кладбища и самых влиятельных его прихожан. Но как ни хорошо было Петру жить в приютах. Преображенского кладбища, он оставался здесь не более года. Любовь к уединению не находила себе удовлетворения в шумной столице и Петр, по совету известного Андрея Ларионова Шутова, тогдашнего казначея Преображенского кладбища, а ныне лжеархиепископа Владимирского Антония, решился отправиться для устройства обители, на самых строгих иноческих правилах, не в Персию, как, сам того желал, а в Пруссию, где с давних пор находилось не мало федосеевцев 23 и где уже существовал небольшой федосеевский монастырь, в котором Шутов принимал самое живое участие. В феврале 1847 года Петр уже был в Пруссии, 24 куда прибыли из Москвы и еще два старца: Прокопий и Антоний. В 1849 году Петр делается прусским подданным и принимает иночество с именем Павла, 25 а в 1852 году, после разных приключений и знакомств с самыми значительными лицами, так называемой, австрийской иерархии, инок Павел делается настоятелем «Григорьичева скитка», устроенного одним из наставников прусских федосеевцев, 26 и превратившегося вскоре при новом настоятеле в большую федосеевскую обитель, которая, по словам раскольников, 27 сделалась для них «светом, стоящим на свещнице». 28 |
| Из письма преосвященного Иакова, присланного с Субботиным, видно, что архив Владимирской консистории в беспорядке; ему не дают даже и ключа под колокольню, где свалены дела, говоря, что и его не отыщут, не только что навести самим справку не далее, как за тридцать лет. В таком ли виде у вас архив? В Москве, помню я, без малейшего затруднения отыскал дела прошлого века для нужных мне справок. Затевает Иаков какие-то ремесленные училища. Но, как слышу, опытный и практический Антоний охлаждает его порывы. 1870 г. мая 7-го. Инспектору Михаилу разрешено пособие и увольнение в Евпаторию для лечения саккскими грязями. Вифанский инспектор отказался от епископства в Сан-Франциско, и действительно совершенно неспособен. Макарий сказал Лаврову, что едва ли что путное выйдет из нашего комитета. В нём человек семнадцать членов. Заседания продолжатся не более месяца, ибо Макарий едет в епархию. От Погодина получил я записку, писанную, впрочем, 17 апреля и по причине его тяжкой болезни, пролежавшей без отсылки. В ней он пишет: «готовится славное дело для православия на Западе, но нельзя пока разглашать о нём. А вы всё молчите!» Других слухов не имеем. Мы надеялись, что экзамены поранее кончатся у нас, но ректор не может не тянуть подолее. Весь май будут лекции. Иаков пишет, что Алексия оставили на лето в Питере, не спросясь его. Он осу- —321— ждает распоряжение о панихиде по младенцу, которое в тупик поставило и московское духовенство. Вчера был у меня бывший секретарь Антония Шутова архиепископа всея Руссии, Боголепов с рукописью, содержащей ответы на вопросы Павла Прусского , изданные в 1865 г., не без логики и остроумия составлены. Разумеется, я не разрешил их печатать, как прямо написанные в оправдание австрийского священства. Боголепов весьма бойкий человек. Хотел Государю представить свою рукопись и от него получить разрешение на печать. 1870 г. мая 14-го. Лавров писал, что заседания начнутся с того, что будут рассматривать новые судебные уставы, и решать, какая статья приложима и какая неприложима. |
| Ясное свидетельство об этом находится в статье о. Павла «При блаженной памяти – говорит он – приснопамятном Филарете в единоверческой церкви порученные ныне моему управлению монастыря, которая была тогда только приходской церковью, в последних годах жизни императора Николая 1-го много было присоединено к св. церкви по обряду единоверия из секты беспоповцев, так что составился целый приход и брачившихся в расколе прежде присоединения ко св. церкви было присоединено множество, но никто из них не был венчан церковным венчанием и не понуждался к тому, но только вписаны в метрические книги: такая то такого то мужа жена. И еще достойный внимания пример присоединения к св. церкви из австрийской лжеиерархии Антония Шутова протодиакона Кирилла Загадаева. Понеже оной австрийской лжеиерархии православная церковь кроме крещения никакого иного таинства не принимает, то Загадаев по распоряжению владыки Филарета преосвященным Леонидом....был присоединен ко св. церкви через таинство св. миропомазания, а потом поставлен во диакона к нашей церкви. И венчание над ним повторямо не было. Да и не могло быть повторено, потому что супруга его тогда еще не была присоединена к церкви, даже была ревнительницей раскола. Впоследствии Загадаев перешел в Петербург и, по присоединении его супруги ко св. церкви, Высокопреосвященным Исидором митрополитом Петербургским поставлен во священника...… Приведу вам и противоположный случай т. е. такой, где присоединяемые были перевенчаны, который однако же подал повод к сомнениям. В Херсонской епархии один из беспоповщинского раскола, а именно Фома Чернев предназначен был преосвященным Никанором по присоединении, к поставлению во священника единоверческой церкви. Его присоединял ректор семинарии и по присоединении повенчал. Тогда консистория возбудила вопрос: можно ли его рукоположить во священника, потому что сожитие его в расколе до венчания было де незаконное? Дело было доведено до Святейшего Синода и Святейшим Синодом было разрешено произвести о. Фому во священника. |
| Вскоре вокруг этих двух личностей составился небольшой кружок старообрядцев, принадлежавших также к белокриницкой иерархии и так же, как и они, искавших выхода из удушливой среды раскола. Прежде других вошел в сношения с Пафнутием архидиакон белокриницкой митрополии Филарет, прибывший в Москву с доверительной грамотой от Кирилла, в звании его посланника. Примеру его несколько спустя последовал и товарищ его, другой митрополичий посол – иеромонах белокриницкого монастыря Иоасаф, замедливший по некоторым обстоятельствам своим прибытием в Россию. К этому кружку примкнули также: епископ тульчинский Иустин, состоявший при Оренбургском епископе Константине – иеродиакон Викентий, протодиакон архиепископа Московского Антония Шутова, Кирилл Загадаев и некоторые другие. Отсутствие в этих лицах раскольнического фанатизма и свойственных раскольникам предубеждений против православной церкви и искреннее их сочувствие окружному посланию, в борьбе за которое некоторым из них пришлось принять самое деятельное участие, могли служить уже достаточным ручательством за то, что дело присоединения их к церкви лишь вопрос времени. Начавшиеся с издания окружного послания прискорбные и даже возмутительные события в поповщинском расколе ясно показали всем этим лицам темные стороны последнего и заставили их серьезно подумать о своем положении. С этого и началось их душевное перерождение. Сближение и беседы с Пафнутием и Онуфрием, в которых подняты и подвергнуты были самому строгому обсуждению принципиальные вопросы, касавшиеся глаголемого старообрядства, окончательно довершили начавшееся в этих лицах душевное перерождение, заставили их покончить с расколом и искать соединения с православною церковью. Наконец, когда все вопросы, волновавшие членов этого общества, были решены и итоги расколу были окончательно подведены, некоторые из них (Пафнутий, Онуфрий, Филарет и Иоасаф) решили приступить к осуществлению своих намерений 1241 . При этом их мысли, как и следовало ожидать, обратились с надеждою и упованием к Московскому митрополиту Филарету, и между самими старообрядцами снискавшему себе уважение: его мудрости и его отеческим попечениям решились они вверить самих себя и судьбу своего дела. Но «никак но осмеливаясь отважиться доступить к нему» 1242 , они обратились к посредничеству Н. И. Субботина , который своими статьями о современных движениях в расколе приобрел в то время немалую известность среди старообрядцев. В качестве посла от всего общества явился к Московскому профессору с означенною просьбою архидиакон Филарет. Понятно, что Н. И. Субботин с большим удовольствием и полнейшею готовностью согласился исполнить эту просьбу старообрядцев. |
| Так недавно происходили на Кладбище торжественные похороны некоего попа Якова. Этот Яков, гусляк из деревни Язвище, более 25 лет поповствовал в Москве. Отпевали его шесть раскольнических попов, и раскольников на похороны собралось очень большое количество. Умер и другой из старых попов, петербургский Фома, – тот самый, которого Шибаев и Драгунов прочили в Москву на место Савватия. Из Петербурга Фому привезли хоронить на родину, в Гуслицы, в деревню Авсюнино. Погребение совершал московский поп Савва с дьяконом Васильем, который при сем удобном случае напился и произвел бесчиние, за что даже Савватий подверг его тяжкому наказанию. Старые раскольнические попы, современники и ставленники Антония Шутова, начинают сходить со сцены: зато новые плодятся как грибы. Главным поставщиком их остается попрежнему фабрикант Арсентий Морозов. В Гулицах, в местечке Дулеве, находится, как известно, обширный фарфоровый завод Кузнецова. Владелец завода, сам старообрядец, построил для своих рабочих православного исповедания церковь , при которой и учрежден православный причт. Арсентий Иваныч почуял в этом опасность для любезного его сердцу австрийского раскола и начал хлопотать о водворении в Дулеве раскольнического попа, и именно Савватиева производства, то-есть мнимоокружнической партии, хотя в Дулеве окружников очень мало, а гораздо больше между местными раскольниками противуокружников. У него, Арсентия Иваныча, на фабрике жил крестьянин гуслицкой деревни Мисцева Иван Ромадинов, бывший сначала беспоповцем, потом противуокружником и наконец, в угоду Арсентию Иванычу, превратившийся в окружника: сего-то Ивана Ромадинова Морозов и велел Савватию произвести в попы, а Кузнецова упросил принять в Дулево. После этого раскололюбивое сердце Арсентия Морозова успокоилось: он питает уверенность, что поп, воспитанный на его фабрике, может и православных отвлечь от построенного им храма и противуокружников привлечь под паству своего «владыки-Саватея». На противуокружников Арсентий Иваныч страшно зол, и, конечно, не за то, что они произносят возмутительные хулы на святую церковь (это г-ну Морозову даже и приятно), а за то, что смеют не повиноваться его владыке-Савватию, или, что то же, ему самому – властителю австрийского раскола в московских пределах и особенно в Гуслице. |
|
|
