| В данном случае он выступает своеобразным «патроном» крестьян – таким образом, разбойника, как уже упоминалось, не всегда можно однозначно трактовать как представителя социальных низов, но реконструировать его реальный социальный статус – дело не всегда легкое. К тому же в греческой версии есть косвенный намек на то, что этот предводитель шайки происходил из бывших военных: там сказано, что крестьяне на него надеялись «как на искушеннейшего в войне» 422 . Среди обращенных в монашество мы находим одного флейтиста (αλστς/sinfoniacus), также бывшего ранее разбойником 423 (сар. 14 ). При этом данные двух версий расходятся относительно его происхождения. Греческая говорит, что он жил в городе (ν τ πλει διγοντος), латинская – что он зарабатывал себе на жизнь пением в селе (in vico illo cantandi arte victum quaereret). Из контекста ясно, что его профессия воспринимается как низкая и презренная. Возможно, речь идет о странствующем музыканте, который мог жить как в селе, так и в городе. Наконец, в рассказе об отшельнике Аммоне Фиваидском (сар. 9 ) мы видим «грабителей и человекоубийц», обращенных аввой к жизни праведной 424 . Такое обилие примеров обращения из разбойников (их, по сути, столько же, сколько примеров обращений из крестьян) вряд ли презентативно. Автор «Истории монахов», так же, как и автор «Лавсаика», мог специально фокусировать на них внимание своих читателей. Любопытный пример содержится в рассказе о путешествии паломников из монастыря Бауит (cap. 8 ). Авва Аполлон дал им в провожатые трех иноков своего монастыря, знающих латинский, греческий и коптский языки 425 . Такой уровень образования явно выдает в них городских жителей. В «Истории монахов» мы находим, по крайней мере, один пример того, что монахом стал благочестивый купец (cap. 14 ), довольно богатый, живший до этого в Александрии, совершавший деловые поездки в Верхний Египет и владевший несколькими торговыми кораблями 426 . По своему социальному статусу он, скорее всего, принадлежал к привилегированному «александрийскому» сословию. |
| Совершенно очевидно, что для плодотворности именно такого восприятия надо было создать условия, способствовавшие сосредоточенности и полному погружению в псалмовые тексты. Ничто извне не должно было отвлекать, так как любые помехи мешали осмыслению. Если бы псалмы распевались на яркую и эмоционально насыщенную мелодию, то вольно или невольно внимание отвлекалось бы и ее интонационные импульсы мешали бы абсолютной сосредоточенности. Поэтому музыкальный материал должен был быть полностью безликим и аэмоциональным. В связи с этим нужно отметить, что среди монашества даже существовало довольно активное течение, категорически отрицавшее необходимость пения псалмов вообще. Так, например, известен небольшой греческий диалог, сохранившийся в средневековой рукописи и до недавнего времени приписывавшийся некому аббату Памве. Среди ученых никогда не было единого мнения о времени создания этого сочинения. Его датировка колебалась в рамках пяти столетий – от III до VII вв. А в результате недавно проведенного исследования даже пришли к заключению, что сам аббат Памва не мог быть автором диалога. Как бы то ни было, но его содержание отражает воззрения, бытовавшие в монашестве на протяжении длительного времени, чуть ли не с самого его зарождения. Автор этого сочинения с горечью констатирует: «Увы, увы... недалек тот час, когда монахи позабудут свою здоровую пищу – слово Святого Духа, ради того, чтобы предаться гимнам и песням. Какое сокрушение, какие слезы может вызвать тот, кто поет эти тропари, стоя в церкви или в келье и поднимая крик, подобный [реву] быка? Ведь если мы стоим перед лицом Бога, то мы должны стоять в великом сокрушении, а не в праздничном увеселении...». Конечно, зная возможности художественного творчества, можно удивляться, что Псевдо-Памва даже не догадывается, какие обильные слезы может исторгнуть из эмоционально-взволнованной души настоящее музыкальное искусство. Но причины его «недооценки» нам станут ясны несколько позже. Сейчас же следует отметить, что приведенная точка зрения – далеко не единственное свидетельство отрицательного отношения к монашескому пению. В так называемой псевдо-антониевой литературе – то есть в «Письмах», «Увещеваниях», «Наставлениях», «Правилах», выдававшихся за сочинения святого Антония, но написанных значительно позже, – полностью аннулировано «певческое начало», и Антоний предстает уже не столь горячим приверженцем пения псалмов, как у Афанасия Александрийского , Палладия и Иеронима. Ему даже приписывается следующая максима: «Занятие музыкой не подобает монахам, а только священникам и мирянам». |
| —109— скусно. Далее автор переходит к Лавсаику (362–504): установив на основании чрезвычайно запутанного рукописного предания подлинный вид этого памятника, он с подробною отчётливостью решает все критические вопросы, связанные с содержанием Лавсаика (хронологические и географические данные, автор, время появления и пр.). Далее следует отдел об апофегматах (601–686). На основании всех существующих изданий и исследований (в том числе греческих и славянских рукописей Московской Синодальной Библиотеки) здесь предлагается обстоятельный и детальный очерк состава, происхождения и характера этого оригинального памятника. Сочинение заканчивается (685–759) отделом, занимающимся изучением «Жития Антония», принадлежащего перу Афанасия, архиеп. Александрийского, и разбору всех связанных с ним недоумений, направленным к доказательству его несомненной принадлежности Афанасию. Вопрос, обсуждаемый г. Троицким, не новый. После издания коптских памятников по начальной истории монашества в Египте, сделанного Амелино и падающего на 1889–1895 годы, в западной науке обнаружился усиленный интерес к изучению всех дошедших до нашего времени документов, касающихся этой истории. Выводы Амелино, за немногими исключениями, были восприняты Grutzmacher’oMb в его брошюре „Pachomius und das älteste Klösterlehen“ (Leipzig, 1896). За критическую оценку оригинальных теорий, высказанных Амелино, взялся Ladenze, (Etude sur le cenobitisme Pachomien pendant 1e IV siecle et la premiere moitie de V-e, Paris, 1898) и в своей основательной диссертации о пахомианском общежитии в 4-м и первой половине 5-го века дал первую научную попытку подорвать главные выводы Амелино. Движение, начавшееся, собственно, с специального вопроса об историческом значении памятников, опубликованных Амелино, благоприятно отразилось и на изучении двух других основных источников для первоначальной истории восточного монашества, тем более что они отчасти затрагивались открытиями французского учёного. Известный немецкий историк Preuschen (Palladius und Rufinus, Giessen, 1896) на основании специального изучения массы рукописей, пытался восстановить подлинный греческий |
| б) Сданный Его Высокопреосвященством с надписью: «1909 г. Авг. 11. В Совет Московской Духовной —233— Академии» – указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода от 7 августа за 10713: «По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали: предложенную Г. Синодальным Обер-Прокурором объяснительную записку исправляющего должность доцента Московской духовной академии Дмитрия Коновалова, от 15 июля сего года, в коей, полагая, что причиною последовавшего от Святейшего Синода предложения ему уволиться от службы при академии послужил неблагоприятный отзыв Архиепископа Волынского Антония о магистерской диссертации его „Религиозный экстаз в русском мистическом сектантстве“ и представляя свои объяснения по поводу сего отзыва, просит разрешить ему, продолжая академическую службу, дополнить и переработать в течение 1909–10 учебного года означенную диссертацию, или представить теперь же, не позднее 15 Августа 1909 года, новую имеющуюся у него в рукописи диссертацию, озаглавленную „Учение Св. Кирилла Александрийского о Лице Богочеловека“. Приказали: 1) За состоявшимся определением Святейшего Синода, от 15 июня сего года за 5208, коим, между прочим, постановлено предложить исправляющему должность доцента Московской духовной академии Дмитрию Коновалову подать прошение об увольнении от службы в академии, настоящую просьбу Коновалова о разрешении ему продолжать эту службу – отклонить и 2) объявить Коновалову, что со стороны Святейшего Синода не встречается препятствий к представлению им, Коноваловым, ученого труда для получения степени магистра богословия, согласно действующим на сей предмет правилам; о чем и послать Вашему Преосвященству указ». Определили: Указы Святейшего Синода принять к сведению и руководству, сообщив содержание оных и. д. доцента Академии Д. Г. Коновалову. III. Сданный Его Высокопреосвященством с надписью: «1909 г. Авг. 18. В Совет Московской Дух. Академии» – указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода от 14 августа за 10940: |
| Итак, давление падшего космоса на человека может рассматриваться как один их источников зла. Человек входит в мир как в зону, пострадавшую от чернобыльской катастрофы. Частный случай давления искаженного космоса на свободную волю человека – это давление социальное. Не обманывайтесь: худые сообщества развращают добрые нравы ( 1Кор 15:33 ). Третий источник зла – это мир нечеловеческого разума. Мир демонический. Мы не знаем, как возникло зло внутри него. Можно вспомнить гипотезу митрополита Антония Сурожского , согласно которой перед каждой свободно-личностной волей (а личность предполагает определенную осознанную центрированность своей жизни, своего рода апперцепцию) однажды встает выбор: или любить Бога больше, чем себя, или любить себя больше, чем Бога. Это выбор, а значит – свобода. Объясненная свобода уже перестает быть таковой. Если найдены и указаны логически необходимые пути, приведшие именно к такому свободному акту, значит, этот акт не был свободен, но был спровоцирован своими причинами. Итак, происхождение зла необъяснимо не только потому, что оно означало бы разложимость тайны свободы на философские реактивы. Дело в том, что не только философски невозможно, но и нравственно недопустимо описывать происхождение зла. В русской философии произошел настоящий бунт, заключавшийся в том, что, едва речь заходила о проблеме происхождения зла, философы и богословы просто отказывались ее решать 75 . С.Л. Франк при этом пояснял, что в силу нашей ложной (а потому, наверное, и распространенной) мыслительной привычки «объяснить» – значит «понять», а «понять» – значит «простить». Так вот, говорил он, «прощать зло я не намерен, а потому и не буду придумывать, откуда, как и «в силу каких причин» оно произошло. У зла нет причин, нет оснований – его не должно быть и ни к чему строить такие схемы мироздания, которые рационально и аргументированно показывали бы необходимость зла и предоставляли ему уютное место. «Здесь человеческая мысль претерпевает жгучий соблазн доказать необходимость греха, его неизбежность во вселенском равновесии, и этим «оправдать Бога». Подобает с сугубой трезвостью духа преодолевать эти искушения», подтверждал эту позицию и о. Георгий Флоровский 76 . Еще ранее то же предостережение мы слышим от Климента Александрийского : «Пусть не говорят необдуманно, что причина зла – недостатки материи, а также легкомыслие, происходящее от невежества, да и вообще, что зло – необходимость». |
| Народы весьма долго сохраняют свои старинные обычаи, и особенно те, которые основаны на понятиях, имеющих связь с верованиями. Коренные жители Египта, так называемые Копты христиане, по словам патриарха, до сих пор одевают своих покойников в самые лучшие одежды, и кладут в их могилы водку, деньги, курительную трубку и другие вещи. Тоже делали в старину и некоторые из православных. Но блаженной памяти патриарх Иерофей то увещаниями, то духовными прощениями успел искоренить этот суеверный и убыточный обычай. Таким же образом уничтожено было им и другое языческое обыкновение, закалить овцу после венчания женим и невесты, и класть ее у порога их дома, так что они должны перешагнуть чрез эту еще трепещущую жертву старого предрассудка. Нынешние Египтяне гонят водку из пшеничной соломы. Я отведывал ее. Годное зелье! Достойно замечания их наблюдете над временем болезней. Однажды они говорили мне, что всякий повальный недуг, и даже чума, в Египте, усиливается или ослабевает постепенно с 9 Марта по 24 день Июня, и с этого дня совсем прекращается, так что люди, прикасаясь к зараженным вещам, остаются невредимы. Если приписать это явление действию жара, который с Июня увеличивается там в сорок степеней; то в карантинах можно бы очищать вещи вместо окуривания сильнейшим жаром. 11. Занятия наши Пребывание наше в Каире было сколько приятно, столько и полезно. Все мы, подобно пчелам, вырабатывали там сот, более или менее благовонный, смотря по качествам цветов, нами находимых. Г. Соловьев рисовал разные виды и делал снимки с икон, портретов и картин древних; прочие по моим указаниям переписывали любопытные статьи из Греческих рукописей; а я прилежно работал пером. Любопытство и любознательность побуждали меня заняться подробным рассмотрением рукописей, хранящихся в патриаршей библиотеке, не смотря на то, что их названия в списке не обещали богатой жатвы. Ибо нередко случалось мне находить в стародавних книгах непечатных вставленные сборники, и современные заметки о чрезвычайных явлениях в природе и об исторических событиях, подобно тому как в заброшенных и давно забытых колыбелях иногда обретают дорогие кресты, или запонки, или деньги на зубок, подаренные младенцам и родильницам крестными, родными и соседями. Но к сожалению, от несносного жара и удушья левый глаз мой налился кровью; и я принужден был ограничиться рассмотрением лишь трех любопытных рукописей, именно: проповедей Александрийского патриарха Герасима, упокоившегося на св. горе Афонской в 1710 году и там скончавшегося, пространных записок Газского митрополита Паисия Лигарида, о низложении нашего патриарха Никона , и акафиста архангелу Михаилу. |
| Но уже до этого в Египте были «анахореты» (отшельники). Фиваидскую пустыню, в которой расцвели монастыри, отделяли от Александрии расстояние и образ жизни; однако два этих центра были связаны «невидимыми нитями». Образованные люди, бросая карьеру юристов и риторов, нередко поселялись в иноческих киновиях; а во время догматических споров подвижники приходили в города свидетельствовать о православии. Об изначальной адверсативности этого духовного движения гностицизму убедительно пишет английских исследователь Д. Читти. «Дуалисты языческого или околохристианского толка гнушались телесного, совершенство же Антония выражалось, помимо прочего, в том, что он в течение пятидесяти последующих лет оставался совершенно здоровым и даже не потерял ни одного зуба, хотя и стер зубы до самых десен. Дуализм, рассматривающий материю в качестве злого начала, был характерен для большинства аскетических учений и являлся источником соблазна для многих христиан … И все же, монашествующие даже в своих аскетических крайностях, по большей части, придерживались совершенно иных взглядов» 26 . Выводы, которые извлекаются из рассмотренных нами свидетельств истории, значимы для понимания путей философской мысли. Как можно было заметить, эпоха эллинизма была религиозно окрашена. В таких условиях естественно происходила рецепция религиозных идей со стороны философии, примером чему служат мысли Плутарха, Посидония, Александра Полигистора, Нумения, Плотина и др. Но необходимо отличать религиозную философию от философски нагруженной мифологии, какой был гностицизм. В противоположность философским школам гностические заменяли свою аргументацию «легендой» ( О. М. Новицкий ). В свою очередь, эта «легенда» была частью эзотерического учения, представлявшего собой целую кладовую философских и религиозных идей, подобно кладовой в лавке какого-нибудь александрийского антиквара, наполненной магическими предметами, астрономическими приборами, алхимическими каталогами, разложенными в порядке, ведомом одному только хозяину. |
| Это сближает многие стороны положительно-церковного англиканского богословствования с православным, так, напр., вывод " сакраментальной " точки зрения (освящение твари, и телесности тоже, силою действующего Духа Божия) из того же факта воплощения Слова, победы Его над смертью. Особенно характерны для ряда англиканских религиозных мыслителей и богословов эти мосты, перебрасываемые от проповеди Воплощенного Слова к свидетельству о Нем, делами любви, служением ближнему. Уже творение мира есть самоограничение Божие, есть акт смирения Божия - ибо Бог творит рядом с Собой некую иную, относительную реальность, допускает существование рядом с Собой созданной Им — свободно самоопределяющейся твари. Вочеловечение поэтому тесно связано с творением: оно есть новый, еще больший, еще более разительный акт не только снисхождения, но и смирения, добровольного самоограничения Божия. Тайна воплощения все снова и снова приковывает верующую англиканскую мысль. Что поражает и привлекает нас здесь, это — живость и сила догматического интереса. Это не отказ от догматической мысли, который так часто наблюдаем в протестантизме, потерявшем нередко сознание важности и ценности самых основных христианских истин, а поэтому и интерес к ним; вместе с тем это не школьная каталогизация наследия отцов, без собственного религиозного осмысления, без веяния духа жизни, довольно типичная для некоторых современных богословов. Нет, это — живое, самостоятельное движение богословской мысли, питаемое традицией, движение по линии религиозного мышления отцов — особенно Иринея, Афанасия и Кирилла Александрийского — и верное вселенской православной традиции, но старающееся подойти к предмету богословского познания из жизни, из потребностей жизни, из духовных запросов, исканий, предпосылок живого, чувствующего человека, из его молитвенного христианского опыта, из живого и поныне живого, нестареющего опыта Церкви, стоящей в мире и связанной с миром, но не растворяющейся в мире. Это сближает положительно религиозную англиканскую мысль с живым процессом религиозного мышленая у древних Отцов, у которых мысль вытекла из живого религиозного опыта, и у лучших русских богословов — Митрополита Филарета, И. Киреевского, А. С. Хомякова, Светлова, Несмелова, митрополита Антония, а не с сухими каталогизаторами полученного наследия. Это дает представителями этого течения в англиканской богословской мысли печать свежести и религиозной подлинности — соединения " современности " (в том смысле, что религиозный опыт Церкви переживается и сегодня, и современными людьми, как и древле) и живости с неизменностью самого религиозного содержания, превосходящего всякую человеческую субъективность. |
| Из приведенных историй видно,что святые отцы никогда не понимали Священное Писание абстрактно,рационально. Их толкования существовали не в виде многотомных ученыхкомментариев, а в виде поступков, обстоятельств жизни, наконец, в видесвятости, которую человек стяжает в непрекращающемся диалоге со СловомБожиим. У отцов не было никаких методик — в пустыне слова Писанийнепрестанно истолковывались самой жизнью. Человек Божий, впитывая их всебя, становился «живыми письменами», которыми Дух Божий пишет уже «нена скрижалях каменных, но на плотяных скрижалях сердца» (2 Кор. 3, 2—3 ). В свете этих слов хотелось бы вернуться к упомянутой апофтегме. Братьяостались не удовлетворены ответом аввы Антония и сказали: «Отче, но мыхотим еще услышать твое личное слово». Тогда Антоний ответил: - Евангелие говорит: если кто ударит тебя по правой щеке, подставь левую. Они сказали: - Мы не готовы так поступать. Старец ответил: - Если вы не можете подставить другую, тогда хотя бы сдержите гнев, если вас ударят по одной щеке. - Мы и этого не можем. - Если вы не можете даже этого, то не воздавай те злом за причиненное вам зло. Они сказали: - Мы и этого не можем. Тогда старец сказал своему ученику: - Приготовь им хлебной похлебки, поскольку эти люди недужны. Если вы не можете этого и не хотите, что я могу сделать для вас? Сын Александрийской церкви Отношение к Слову Писаний как к правилу жизни было характерным нетолько для монахов, но и вообще для христиан. Духовные наставления аввыАнтония показывают, что первые поколения насельников египетской пустынибыли достойными продолжателями духовных традиций Александрийскойобщины. Христианство в Александрии зародилось в средеобразованной диаспоры, насчитывавшей около миллиона иудеев.Христианская община стала наследницей сокровищ книжной и религиознойкультуры александрийского эллинизма, расцвет которой, в частности, былсвязан с влиянием Ори гена. Школа пустыни во многих отношениях сталанаследницей традиций его школы: как известно, община Оригена и егоучеников жила неким подобием монашеской жизни, которая разворачиваласьвокруг Слова Божия. Блаженный Иероним в послании к Марцелле яркоописывает, как у них молитва чередовалась с чтением, а чтениепереходило в молитву и ночью, и днем. Не без влияния этих традицийсвятой Киприан Карфагенский сформулировал знаменитое правило: «Илимолись усердно, или читай; в одних случаях говори с Богом, в других -слушай Бога, который говорит с тобой». Эта мысль известна также в виделаконичной формулы: «Когда молишься, ты говоришь с Богом, когдачитаешь, Бог говорит с тобой». |
| Основанные здесь, по благословению Великого Антония, Аммоном Нитрийским келлии так умножились, что живущих в них было до шестисот человек. Иноки пустыни Келлий соединены были в своем управлении с иноками Нитрийскими. Сюда удалялись обыкновенно любители уединения из горы Нитрийской, после того как уже утвердились в жизни иноческой. Здесь они проводили жизнь более безмолвную; потому и их келлии так удалены были друг от друга, чтобы ни взор, ни слух не развлекался близким сожитием других братий. Потому и поставлено было правилом не ходить одному в келлию другого, чтобы не нарушать безмолвия. Только по субботам и воскресеньям они собирались в храм для общего богослужения и тут, как бы восхищенные на небо, изливали свою душу в пламенных молитвах к Богу. Если замечали, что кто-либо из братий не приходил к общему богослужению, это было знаком, что он или болен, или скончался, тогда каждый спешил к его келлии и нес, что имел, дабы или облегчить страдания больного, или воздать последний долг усопшему. Если приходил кто-либо к ним, каждый готов был отдать ему свою келлию. Пустыня Келлий управлялась пресвитером, кажется начальником и в горе Нитрийской 29 . Макарий, пресвитер Келлий, получил название Александрийского, потому что родился в Александрии. В молодости он занимался мелочною торговлею, но и тогда он отличался кротостью и скромностью и знал наизусть писания Ветхого и Нового Завета. Родившись в 295 году, 40 лет от роду, он принял св. крещение и, вероятно, тогда же избрал отшельнический образ жизни и поселился в пустыне Нитрийской. У него было в этой пустыне три келлии – одна в Ските, другая в пустыне Келлий, третья в горе Нитрийской. Но эти келлии были устроены не для удобства жизни, но для большего самоумерщвления. Келлия в пустыне Скита была без окон. Там он обыкновенно проводил великую четыредесятницу, чтобы, не развлекаясь и видом природы, посвящать себя на служение Богу. В пустыне Келлий его жилище было так тесно, что он не мог в ней протянуться во весь рост; более обширна была его келлия в горе Нитрийской, где он принимал приходивших к нему для духовной беседы. |
|
|
