| Копии таковых бумаг, посланных в правительственные учреждения значатся в книге скитских официальных записей, а письма с означенной подписью хранятся и на скитских подворьях. Мало того, что о. Антоний оправдывается только голословно, он даже, между прочим, ложно обвиняет нас в «богохульстве» («Миссионерское обозрение» 5–6 за 1916 г.), что нами уже отвергнуто в помянутой статье «Каково учение, таковы и средства к его защите». И, кроме того, он в печати клевещет на нас. Так, например, в статье «Моя борьба с имяборцами на Св. Горе» («Исторический вестник», 9–10 за 1916 г.; издана и отдельной брошюрой), он оклеветал игумена Иеронима, что будто бы он в начале избиения имябожниками православных ударил его по плечу кулаком, и что отцы Иаков и Досифей будто бы душили его, схватив его за горло. Клевещет, между прочим, он в этой же статье и на меня, что будто бы я, по словам монаха Сисоя, сравнил имя Божие с ряской. Но это или его личный злой вымысел, или самого о. Сисоя, так как в той же части моего с последним разговора, в коей была помянута ряска, об имени Божием ничего не говорилось, и было лишь суждение об имени самого о. Сисоя и об именах других лиц. Другая часть моего разговора с ним передана в широко распространяемой имябожниками книжке Е. Выходцева «История Афонской смуты» также в искаженном виде. В ней меня обвиняют в том, что будто бы я заявил, что Существо Божие есть непостижимая сила, а Имя Божие лишь оболочка. Но этого я не только никогда не заявлял, но и был крайне огорчен в религиозных своих чувствах, когда услышал подобные слова от о. Антония Булатовича. Он в день своего ухода из скита назвал в игуменском зале имя Божие тварной оболочкой. Эти его слова есть и в его сочинениях. В таком же искаженном виде передан в этой книжке и другой мой разговор с послушником Никитой. Кстати, надобно заметить, что эта книжка написана весьма тенденциозно и отнюдь не соответствует своему назначению. Ей более было бы прилично название «Клевета на православных иноков и измышленное оправдание имябожников, преимущественно о. |
| Известно немало свидетельств о посещениях П.А. Флоренского и беседах в его доме приезжавших к нему в Сергиев Посад. О некоторых собеседниках мы узнаем по надписям на подаренных ему книгах. Среди сохранившихся – имена литераторов: фольклористов Б.М. и Ю. М. Соколовых , переводчика и историка западной литературы М. А. Петровского , сказителя былин Б.В. Шергина, писательницы и троюродной сестры Флоренского – О.Д. Форш. Сюда приезжали М. Волошин – память о нем сохраняет оставленная им акварель; А. Сидоров , который создал для Павла Александровича экслибрис и посвятил ему сонет; А. Белый. Этих людей Флоренский привлекал как знаток литературы и нескольких языков, собиратель народной поэзии, превосходный мастер слова. О значении его в литературно-философских кругах говорит такой любопытный факт, как избрание В. Хлебниковым П.А. Флоренского в «председатели земного шара». Из сохранившихся воспоминаний мы узнаем: «...отправились к Флоренскому. Немного подтянулись. Вошли, как школьники в келью отшельника. Флоренский не удивился, хотя он не знал никого даже по имени. Разговор велся вокруг «Законов времени». Красноречивый Кухтин немного мешал хорошему молчанию. Флоренский говорил нам о своем «законе Золотого сечения», о том музыкальном законе, по которому известная лирическая тема (настроение) у разных поэтов одинаково дает преобладание тех или иных шумов, строится на определенной шумовой формуле. После Хлебников подверг такому опыту пушкинский «Пир во время чумы» ... О «председателях» Хлебников почему-то умолчал». 275 Приезжал к Флоренскому ученый-этнограф, несколько лет путешествовавший по Эфиопии, а затем живший на Афоне А.К. Булатович (иеромонах Антоний). Близки были взгляды П.А. Флоренского посещавшему его тогда молодому философу А.Ф. Лосеву . В беседах-раздумьях проводил он многие часы с С. Н. Булгаковым. Именно так запечатлены они М.В. Нестеровым, создавшим полотно «Философы» в саду дома на Дворянской улице, в мае 1917 года. Вместе с М.В. Нестеровым приезжала познакомившая их А.С. Мамонтова – первая хранительница абрамцевского дома, которой Павел Александрович, стараясь поддержать в трудные минуты и призывая сохранить, образно говоря, тело и душу заповедного места, писал: «...я верю в то, что кризис очистит русскую атмосферу, испорченную едва ли не с XVII века. Тогда «Абрамцево» и Ваше Абрамцево будут оценены; тогда будут ходить и беречь каждое бревнышко Аксаковского дома, каждую картину, каждое предание в Абрамцеве, в Абрамцевых Абрамцево, дорогое Вам, прежде всего есть духовная идея, которая не уничтожаема. Скажу худшее. Если Абрамцево уничтожить физически, то и тогда, несмотря на это великое преступление уничтожения пред русским народом, если будет жива идея Абрамцева, не все погибло». 276 |
| В основном, о. Антоний Булатович достигает цели в своей богословской критике имяборчества, но обращение за помощью к другим философским категориям в значительной степени облегчило бы его задачу. Например, он мог бы обратиться к ключевому различию между «материальной» и «формальной» точками зрения, чтобы раскрыть грубую ошибку архиепископа Антония (Храповицкого) относительно имени «Иисуса», как данного всякому мужчине; не воспользовавшись этим, он дал своим противникам, в частности архиепископу Антонию, возможность обвинить имяславцев в «хлыстовстве» 748 . С точки зрения материальной, имя Иисус не обязательно должно быть связано с присутствием Божиим, хотя Имя Божие, Иисус Христос, формально говоря, есть Сам Бог. Существует только один Именуемый, существует только один Иисус Христос, само употребление Имени Которого может вызвать ощущение Присутствия Божия, а перед Ним, как мы знаем из Священного Писания ( Флп. 2:10 ), должно преклониться всякое колено небесных, земных и преисподних. Другая пара философских категорий является даже более уместной в дебатах, то есть реализм и номинализм. Сам о. Павел Флоренский замечает это капитальное различие в своём одобрительном предисловии к труду о. Антония Булатовича 749 . Итак, два спора раннего Средневековья имеют свои аналоги в вопросе о имяславии. С.В. Троицкий , самый откровенный противник имябожников, выделяется как номиналист , как человек, отрицающий, что существует необходимая онтологическая связь между именами и объективной действительностью. Он отмечает, что «Имена сами по себе нисколько не связаны с предметами», прибавляя, что «имя есть лишь условный знак, символ предмета, созданный самим человеком» 750 . Таким образом, можно проследить, как философские категории могут оказать помощь в попытке сфокусировать истинное существо данного богословского спора. Что такое имена, в конце концов, и как они нас связывают с действительностью? Этот, и все вытекающие из него вопросы (особенно вопрос, относящийся к Имени Божию ) требуют спокойной и молитвенной окружающей обстановки. Святая Гора Афон должна быть идеальным местом для этого . Несомненно, пожизненная привязанность к почтенной, монашеской форме молитвы, Иисусовой молитве, служила поводом для возникновения богословской интуиции имяславия, но не было никакой опасности, и никто не мог предположить, что могли запретить эту молитву. Итак, можно спросить, какую роль играли в самом богословском споре посторонние, выше изложенные факторы? Как историки, исследующие эпизод Афонской смуты, могли решить эти вопросы? Эпизод остаётся трагическим, несмотря на то, что он послужил прогрессу в богословской интуиции в широком масштабе. Прибытие «Херсона», судна императорского морского флота, на берег к монастырю Св. вмч. Пантелеимона 3 июля 1913 г. останется позорной страницей в истории . |
| М. Н. Гире определял также и режим проведения следствия в одесской полиции, как это видно из его переписки с местными властями и товарищем Министра внутренних дел В. Ф. Джунковским. 6 Его же влияние обнаружилось также и в решениях Св. Синода и Сената. Новое понимание взаимоотношений Департамента полиции и одесских властей дает приводимая в сборнике переписка по поводу стрижки прибывших иноков. Так, из разбора шифрованной телеграммы Одесского градоначальника на имя товарища Министра внутренних дел генерала Джунковского выясняется следующее: «...Совещание при участии архиепископов Никона и Назария и командированных лиц признало необходимым снять с прибывших афонцев, кроме монашеского платья, также волосы. Ввиду упорного нежелания имяславцев подчиниться последнему требованию, прошу срочных указаний относительно допустимости принудительной стрижки. Градоначальник Сосновский». Ответ гласил: «Одесса. Градоначальнику. Принудительную стрижку имяславцев мерами полиции признаю недопустимой. За Министра внутренних дел Джунковский». 7 Опубликованные в сборнике списки монахов-имяславцев свидетельствуют о том, что большую часть афонских монахов составляли бывшие крестьяне. Одним из их наставников был о. Антоний (Булатович), отставной гусарский лейб-гвардейский офицер, принявший монашество и схиму. Конфликт на Св. Горе Афон, начавшийся с догматического вопроса, постепенно приобрел форму конфликта с властями афонских монастырей, а в России настроил часть монашества и мирян на конфликт со Св. Синодом и с его иерархами. Бытует мнение, что инициатором передачи афонских монахов гражданским судебным органам был архиепископ Никон, однако приводимые в сборнике архивные документы говорят, что подобная инициатива исходила исключительно из Российского МИДа. Косвенной виной архиепископа Никона может быть только факт непротивления преждевременной передаче решения этого конфликта полицейским и судебным органам Российской Империи. Не все проблемы, известные в историографии вопроса, удалось решить выпуском этого сборника. Так, не удалось найти сведений о фактах гибели монахов во время удаления их из Св.-Пантелеимоновского монастыря. В разных публикациях их число колеблется от 10 до 6, но большинство исследователей в этом случае ссылаются на издание о. Антония (Булатовича), 8 который сам в это время находился не на Афоне, а в С-Петербурге, поэтому узнал о событиях лишь от вторых лиц. |
| 25 См. на эту тему, напр.: Иларион/Алфеев/, игумен. Споры об имяславии в начале XX века. Доклад на VIII международном симпозиуме по русской духовности (сентябрь 2000 г.). [Русск. яз. – аудиозапись; пер. на ит. яз.: Bose, 2001]. 26 Антоний/Булатович/, иеромонах. Апология веры во Имя Божие и во имя Иисус. Москва, 1913. Стр. 188. 28 Если книга иеромонаха Антония может вызвать и вызывает некоторые соблазны ввиду неточности формулировок, то книга схииеромонаха Илариона «На горах Кавказа», с опубликования которой в 1907 году собственно и начались споры, с точки зрения православного учения о молитве и о божественном свете совершенно безукоризненна. Иларион, схииеромонах. На горах Кавказа. Санкт-Петербург, 1907. Но, как выясняется, те, кто громили «имябожников», ее даже и не читали. См.: Иларион/Алфеев/, игумен. Ibid. 31 Giustino. Dialogo con Trifone, 113, 1. Milano, 1988. P. 326. Св. Иустин был первым, кто собрал (в «Диалоге с Трифоном Иудеем») ветхозаветные мессианские пророчества и приложил их ко Христу. 35 Agostino. Locuzioni e questioni sull’Ettateuco. Vol. 2. Questioni su Giosuè, 5. Roma, 1998. P. 1131. 36 Stercal, C. Da Giosuè a Gesù: l’intelligenza del mistero cristiano. “Parole di vita”, 4, 1995. 39 Adv. Marc., 3, 16. Цит. по: Scognamiglio, R. Giosuè nell’esegesi dei Padri. “Parole di vita”, 1986. P.47. 47 Это произведение – попытка представить историю спасения как серию божественных пророчеств и постепенно исполняющихся предсказаний. Несколько глав книги посвящены «обетованиям совершившимся и прообразуемым» в книге Иисуса Навина. Несмотря на то, что автор порой очень свободно и некорректно пользуется Писанием – что было характерно и «простительно» для гораздо более ранних писателей, но никак не писателей V века – все же его комментарий небезынтересен, и мы будем к нему обращаться. 50 Берешит Рабба, VI, 9. Цит. по: In principio. Interpretazioni ebraiche del racconto della creazione. Il midrash. Roma, 1988. P. 92. 53 Кстати, в современном иврите, являющемся в известной степени реконструкцией древнееврейского языка, имеется слово trsm, мисрат (от того же корня trw), имеющее значение «министерство», «офис», и т.п. |
| Антонием Булатовичем.( 334 ) Второе касается русского монашества на Афоне. Именно в этой среде, заведомо наиболее подготовленной к пониманию богословия св. Григория Паламы , возникла, наконец, практическая потребность его более полного усвоения, и именно в этой среде были созданы – в рамках богословско-полемической литературы – первые проблемные (а не чисто описательные) и, как представляется автору этих строк, догматически безупречные патрологические исследования на эту тему. Таковы были труды иеросхимонаха Антония Булатовича (1870–1919)( 335 ). Следует особенно подчеркнуть, что в этих трудах учение св. Григория было развернуто к читателю именно той его стороной, которая хуже всего умещалась в тогдашние учебники православной догматики. Как уже было показано, о. Антоний был вынужден отвечать на типичные возражения антипаламитов, но только не древних и византийских, а современных и русских (а также греческих). Новый антипаламизм не представлял собой какого-то единого учения (что, кстати, тоже роднило его с византийским), и это лучше всего доказывает, что он не мог быть почерпнут из учебников. Тем не менее, учебники догматики были виноваты постольку, поскольку не содержали важнейших частей православного богословского Предания и, когда потребовалась их помощь, вкупе неключими быша( 336 ). (Теперь уже написаны достаточно содержательные учебники православной догматики – это, прежде всего, книги св. Юстина Поповича и о. Думитру Станилоаэ; жаль только, что ни одной такой книги не появилось на русском). Подведем некоторый итог. В Афонском споре сформировался тот интерес к наследию св. Григория Паламы , который будет характерен для всего XX в. С одной стороны, спор вызвал объединение двух прежде независимых линий изучения наследия византийских исихастов – изучения практического (которое не прекращалось в монашестве) и изучения научного (главным образом, исторического и филологического). С другой стороны, впервые пробудился жизненный, а не только ученый, интерес к догматико-полемической стороне этого учения. |
| История имяславия в ХХ в. вкратце выглядит следующим образом: в 1907 г. появилась книга схимонаха Илариона под названием «На горах Кавказа». В этой книге, кроме описания жизни отшельников и ревнителей на кавказских горах, было изложено традиционное православное учение об Иисусовой молитве и умном восхождении, причём особенно подчёркивалось, что вне имени Иисуса никакое спасение ни для монаха, ни для мирянина невозможно. Имя Божие уже по своей сущности свято и есть сам Бог, ибо неотделимо от Его сущности. В книге имелось множество чудесных мистических описаний природы Кавказа и образа жизни отшельников, покинувших монастыри, уединившихся в скитах и через Иисусову молитву стяжавших мистическое единение с Богом. Книга, одобренная к тому же духовной цензурой, не пробудила, собственно, никакого отклика в русском обществе. Единственным местом, в котором она произвела сильное впечатление, был Афон с его древними православными монастырями. Там образовались две враждебные друг другу партии, аналогичные тем, о которых мы говорили выше в связи с вопросом о почитании образа и о Фаворском Свете. Одни, а это в основном были представители администрации, учили, что имя Божие – лишь пустой звук и не стоит ни в каком отношении к Самому Богу, что у него то же начало, что и у всего тварного, а потому обожествление его, говорили они, есть языческий пантеизм и магия. Другие, напротив, отстаивали божественное начало имени Иисуса и утверждали, что в имени Божием пребывает энергия Бога, неотделимая от Его сущности, и потому оно не может быть тварным. Имя Божие – это Сам Бог. Представителями последней точки зрения были в основном монахи, ревнители и отшельники, имевшие обыкновение исполнять Иисусову молитву и давшие обет молчания. Спор, начатый на Афоне со случайных, незначительных бесед, продолжался до тех пор, пока в 1912–1913 гг. движение имяславия не приобрело определённого размаха и пока не стали явными его связи с исихастским движением XIV b. Убеждённым сторонником имяславия заявил себя иеросхимонах Антоний (в миру Булатович), которому принадлежат две основополагающих для имяславного учения книги, а именно: «Апология веры во имя Божие и во имя Иисуса» 1220 и «Апология веры в непобедимое, непостижимое божественное имя Господа нашего Иисуса Христа» 1221 . |
| Разве дело шло о выражении? Разве религиозная совесть афонских подвижников волновалась аргументами, а не тем безмерным и несказанным, что пришло новой радостью и новым благовестием в мир как раз в ту годину, когда на мир с другой стороны надвигалась гроза невиданных и неслыханных потрясений? Аргументы все явились после как слабые попытки осознать и оформить новое горение сердца, и разделило монахов на два стана лишь это неизъяснимое горение сердца об Имени Божием, а не аргументы. «От избытка сердца глаголют уста», и заговорили, «зааргументировали», заволновались афонцы, когда натолкнулись кругом себя на духовную спячку; из созерцателей и молитвенников выстроились в фалангу исповедников и воинов Христовых, когда спящие восстали на защиту своего сна и, поддерживаемые властью и оружием (не за то ли пострадали Волынь и ее святыни и подверглись поруганию?), начали борьбу с почитанием Имени Божия сначала устами, а затем разгромом древнейшего оплота православия в Уделе Богоматери. Ограничиваясь одними контраргументами, Синод обошел решительно всю сердцевину афонских событий и этим самым внутренне подорвал авторитетность своего выступления. На контраргументы Синода иеромонах Антоний Булатович и другие имяславцы выставили новые аргументы, и, рассуждая строго, спор между двумя сторонами ныне только и начался. Торжественное выступление Синода, само собою и естественным ходом событий, свелось на ту степень незначительности, которая изначально и по существу была ему присуща, и случилось с Синодом открытое низведение со степени согласно Евангельскому рассказу. На духовном Пиршестве почитания Имени Божия Синод самовольно и властно занял первое место. Господин же Пира на глазах у всех возлежащих перевел его на место последнее. Если бы контраргументы Синода были правильны, мы могли бы ограничиться одним констатированием, что в Послании Синода совершенно отсутствует положительное разъяснение вопроса. Уже это одно показало бы нам с очевидностью, что Послание Синода есть не тот торжественный и внутренне авторитетный акт богословского поучения, коим оно притязало быть, а рядовое полемическое произведение, представляющее незначительный и второстепенный интерес. |
| – Выписано мною 5 экз. «Церк. Вед.», с посланием и статьями. При свидании снабжу Вас. Привет дому Вашему. Обнимаю Вас и прошу молитв и благословения. Да хранит Вас Господь! Любящий Вас М. Новосёлов Р. S. А к 18–19-му не успеете побывать у Муретова с Халкинской бумагой? – О Мур-ве нужно нам поговорить особо... – Был вчера у нас еп. Ф-р 366 . Пил чай: сидел часа 1½... – Очень доволен «Богосл. В-ком». 56. Новосёлов – Флоренскому 17 июня 1913 г. Сергиев Посад + + + Дорогой отец Павел! Достаньте, при случае, из Акад. Библиотеки «Душепол. Чтение» за 1846 г . Там помещена статья: « Слава имени Иисусова ». Д. Сергей Борзеловский. Начинается стр. 499-й. С Афона сообщили мне об этом. Просят издать особо. Автор письма очень хвалит эту вещь. – Статью Хр. Григоровича 367 прислали в Благовещ. келлию в 300 экз. налож. плат. Но там отказались принять посылку. Господь с Вами! Любящий Вас М. Новосёлов Заходите. А не знаете: типография вышлет 18-го брошюры в Москву? Нужно только 300 экз. Туберовского оставить здесь и 100 экз. Кожевникову. О «Душеп. Чт.»: никому не говорите! 57. Новосёлов – Флоренскому 22 июня 1913 г. (?) 368 Дорогой отец Павел! O. Ант. кланяется Вам. Он хочет издать прилагаемую небольшую рукопись в 10.000 экз. Просит Вас просмотреть её. Привет дому Вашему. Храни Вас Господь, мой дорогой! Любящий и благодарный М. Н. 22 июня P. S. Прилагаю счёт, который нужно разбить на два. 73. Иеросхимонах Антоний (Булатович) – Флоренскому 19 августа 1914 г. Г. Лебедин, Харьковской губ., Марковской волости + + + ИИСУС ПОСРЕДЕ НАС Ваши Высокоблагословение, дорогой Отец Павел, мир Вам и спасение и благословите. Ждал, ждал ожидаемых исправлений и, наконец, получил от о. Никанора побывавшего от Вас сообщение, что моё гусарское Богословие забраковано и исправить его невозможно. Вы не советуете его печатать, но оно уже сверстано и набрано и должно выйти в свет, потому что, хотя и кой-где и пишу не пером, а рублю топором, там, где даже и перо, пожалуй, не годится вследствие недостаточной остроты его, но всё-таки Вы не откажете этому труду в том, что в нём и немало Истинных и светлых Лучей Истины, которые, может, и вам пригодятся когда-нибудь для установления правильного взгляда на Имя Господне. Не обвините меня за эти слова в самомнении, нет, я только исповедую и почитаю действующую в моём скудельном и непотребном сосуде Благодать. |
| Если бы ранее и теперь от меня зависела судьба движения и спора, я сказал бы: «Господи, всё это пустяки. Займёмся-ка жалованием духовенству и эполетами епископам» – и постарался бы направить интересы и внимание куда-нибудь в сторону. Ночью Вы, положим, испытали мистич. проникновение в таинственность природы. Но приходит NN и сообщает: помилуйте. Ваш сад в ¼ десятины, а ничуть не бесконечность. 49. Иеросхимонах Антоний (Булатович) – М. А. Новосёлову336 15 мая 1913 г. Санкт-Петербург Христос Воскресе, дорогой Михаил Александрович. Присылаю Вам те исправления и замечания моих тезисов, которые сделал докладчик Троицкий, т.к. главная цель достигнута, и несмотря, на все предубеждения против меня, докладчик, а с ним и Синод согласились, что Имя Божие объективно, как Божественное откровение есть Божество и что в молитве Имя Божие отождествляется с Самим Богом, то я особенно возражать против этих поправок не намерен. Однако должен заметить, что 1) в одном неизданном отрывке Григория Паламы 337 , который мне читал Соколов 338 , есть место, где прямо сказано, что Имя Бог применяется, во-первых, к самому существу Божию, во-вторых, к каждой из Ипостасей и, в-третьих, к действию Божию, а, следовательно, и к Божественному откровению и к Имени. 2) В анафеме против Варлаама 339 действительно употреблён термин феотис, т. е. Божество по отношению как сущности, так и действия. 3) Не согласен с Троицким, который мысль человеческую называет действием человеческим. Мысль человеческая не есть продукт ума человеческого, постольку же, поскольку то, что видит око человеческое, не есть продукт его зрения. Ум человеческий есть некое мысленное око, как его называет Христос. Это око рассматривает сокровищницы памяти своей, разбирается в ощущениях своих и, водимый или духом истины, или духом заблуждения, зрит или истину или ложь. Итак, понуждение ума своего мыслить о Боге есть действие человеческое, но какая-либо истинная мысль о Боге, есть уже зрение Бога в каком-либо богооткровенном свойстве Его и есть Сам Бог. «Без Мене не можете творите ничесоже». «Дух истины наставит Вас на всякую истину», – говорит Господь Иисус Христос; и ещё: «Дьявол есть ложь и отец лжи», и «сперва диавол согрешает», т. к. внушает уму мыслить ложь. Сообщите мне Ваши замечания на тезисы Троицкого. |
|
|
