| Наиболее точным, емким и наименее уязвимым в богословском отношении нам представляется тот вариант имяславского учения об имени Божием и имени Иисусовом, который содержится в книге архимандрита Софрония (Сахарова) “О молитве”. Перейдем к оценке сочинений противников имяславия. Нам представляется, что противники имяславия не сумели противопоставить имяславскому учению об имени Божием сколько-нибудь законченную богословскую доктрину. Они сумели лишь собрать значительное число разрозненных аргументов, которые им так и не удалось свести в систему. Между противниками имяславия наблюдались расхождения даже по ключевым пунктам учения об имени Божием (в частности, по вопросу о том, является ли имя Божие достопоклоняемым, является ли оно энергией Божией). Сосредоточившись на критике имяславия, его противники не уделили достаточного внимания положительной формулировке учения об имени Божием, для чего, впрочем, у них не было достаточных богословских ресурсов. Вопрос об имени Божием вообще не был рассмотрен ими по существу. Критика противников имяславия в адрес имяславцев была очень часто основана не на произведениях имяславцев, а на тех выводах, которые якобы могут следовать из их произведений. Так например, имяславцев обвиняли в том, что они считали сущность Божию именуемой, тогда как они говорили о ее неименуемости; их обвиняли в том, что они обожествляют звуки и буквы имени “Иисус”, придавая им магическое значение, тогда как они отрицали за собой подобное понимание; их обвиняли в том, что они “сливают” имя Божие с Богом, тогда как они отличали Бога от имени Божия. Наконец, целый ряд обвинений в адрес имяславцев следует отнести к числу демагогических – это обвинения в хлыстовстве, в “свальном грехе”, в следовании ереси Евномия, учению Филона, мусульманству, лютеранству, каббале и т. д. Подлинные произведения имяславцев часто вообще не читались их критиками. Так например, халкинские богословы, давшие свой отзыв на книгу схимонаха Илариона “На горах Кавказа” и на “Апологию” Булатовича, не читали эти книги; архиепископ Антоний (Храповицкий) также не читал книгу “На горах Кавказа”. Кроме того, произведения схимонаха Илариона и иеросхимонаха Антония (Булатовича), как правило, рассматривали вкупе, тогда как они принадлежали двум разным авторам и существенно отличались по богословскому содержанию. |
| Цитированные тексты, посвященные имени»Иисус», как кажется, не содержат в себе ничего намеренно нетрадиционного или еретического, хотя при чтении их не удается отделаться от ощущения, что имя»Иисус»в трактовке автора»Апологии»как бы заслоняет Самого Иисуса Христа, подменяет собой Христа. Так например, Булатович утверждает, что Иисус Христос на кресте должен был»оправдать»Свое имя, стать»тезоименитым»собственному имени: «Не у бо бе Дух Святый, яко Иисус не у бе прославлен». Этими словами апостол говорит, что тогда, когда Господь изрек эти слова, во Имя Его уверовать, как в Бога, было еще невозможно, ибо Господь Иисус не оправдал еще Имени Своего на кресте, а поэтому и тех богатых благодатных даров, обещанных Господом, получить тоже еще не было возможно, ибо невозможно было поверить, что Иисус Христос тезоименит Имени Своему и что Он есть истинный Спаситель, Христос, Сын Вышнего, Сын Бога Живаго. Но когда Господь прославил Имя Свое на кресте и явил Себя тезоименитым Имени Своему Своим воскресением и на небеса вознесением, тогда вместе с верой в Божество Христово воссияла в верующих и вера в Божественную силу Имени Его, как в Самого Иисуса, и когда апостолы обрели такую веру во Имя Иисус–Христово, тогда от этого имени потекли источники благодати В подобных текстах имя Иисуса выступает как нечто первичное по отношению к Самому Иисусу — будто сначала было имя, а потом появляется Иисус, Который должен его»оправдать»на кресте. Голгофская жертва Христа в таком случае воспринимается как средство для придания дополнительной силы имени»Иисус», ранее таковой силы не имевшему. Хотя Булатович вовсе не вкладывал подобный смысл в свои слова, именно в таком ключе их могли истолковать недоброжелательные критики. Мы снова видим, как некоторая небрежность автора»Апологии»и поспешность в изложении мыслей приводит к богословской неясности, которой непременно воспользуются противники имяславия. Молитва Иисусова В»Апологии»теме молитвы Иисусовой уделено меньше места, чем в книге схимонаха Илариона»На горах Кавказа». Иеросхимонах Антоний почти не касается практических аспектов молитвенного делания, обращая основное внимание на теоретическое обоснование призывания имени Иисуса в молитве. |
| Февраль-июнь . «Блокада» имяславцев на Афоне: лишение почты, подвоза продовольствия, денежных переводов, посылок. Изгнанный игумен Иероним поселился на Корее и «озаботился, прежде всего, о том, чтобы обширная корреспонденция скита не перешла в руки мятежников, насильственно завладевших властью, и просил Высшее русское правительство приостановить доставку на Афон в св. Андреевский скит писем, пакетов и посылок всякого рода, временно» 1749 . Длилась «блокада» 5 месяцев. Была установлена русским посольством в Константинополе и консульствами. Жалобы на Высочайшее имя не шли далее посольства 1750 . 11 февраля – письмо на Афон архиеп. Антония (Храповицкого) к о. Денасию: «Конечно, зело скорбел об усилии ереси, точнее, шайки сумасшедших, предводимых честолюбивым гусаром, желающим подражать Илиодору и наследующим в скором будущем его участь» 1751 . 7 марта – письмо на Афон архиеп. Антония (Храповицкого) к о. Иерониму: «Булатовича запрещено пускать в Петербург. Булатович без паспорта, где-то скрывается, как говорят, по Петербургу у своих знакомых и прячется. О. Мисаил раскаивается в своём безволии, выразившемся в подписании нелепой бумаги озорников» 1752 . Обер-прокурор Св. Синода В.К. Саблер сообщил иеромонаху Антонию, настоятелю Афонского подворья в СПб., чтобы ему доложили о появлении о. Антония (Булатовича). О. Антоний (Булатович) пришёл на подворье через два дня. Настоятель сообщил ему: « Тебя ищут, чтобы арестовать " 1753 . О. Антонию (Булатовичу) сочувствовали: Великая княгиня Ольга Александровна, кн. Васильчиков (близок Государю, крестный о. Антония), кн. Г.Н. Трубецкой (второй зам. министра Ин. дел, С.Д. Сазонова) 1754 . 7 марта – сенатор, действительный статский советник П.Б. Мансуров прибыл в Андреевский скит. Его встретили как «царского посланца» колокольным звоном. Мансуров держался нейтрально, не осуждая имяславцев и не льстя им. Братия говорила: «Вот бы кому быть судьёй в нашем споре». Жалобы братии на блокаду. Мансуров отвечал, что он приехал по делу об установлении над русскими монастырями на Афоне управления из России, однако пообещал поговорить с послом Бирсом 1755 . |
| и получивши решительный отказ, он, Антоний Булатович, перекрестившись, моментально вскочил на письменный стол, за которым сидел законный игумен о. Иероним, окруженный верными братиями в православии, Булатович искаженно закричал, помахивая руками: «Ура!» В то время, ворвавшиеся с Булатовичем многочисленные буяны, бунтари монахи стали неистово избивать православную братию. Моментально, в несколько минут, произошло страшное и неописуемое побоище озверевшими еретиками. Били всячески православных и верных игумену монахов, как попало, топтали ногами, рвали одежды и волоса, разбивали в кровь лица и глаза, бросали вниз по мраморным лестницам как попало, вообще, к прискорбию и стыду еретичествующих, избиение было полное и самое зверское, и по избиении каждого православного брата выкидывали за св. ворота, в чем был избиваемый, а это ведь было 12 января, зимою: милосердия и сострадания никакого не оказывалось. Таким же позорным образом был выкинут из обители, но небитый и стойкий в православии, Игумен и Священно-Архимандрит о. Иероним. Меня погромщики 3 раза с ругательством доводили до св. ворот с намерением выкинуть за св. ворота, но каждый раз в воротах кто-то кричал погромщикам оставить меня и отвести в мою келью. В сей печальный памяти день погромщиками выкинуто из обители, несколько лучших из братии православных монахов и еще тоже выкинуто ими несколько десятков в последующие от сего события месяцы. Оставшись в обители, я сильно тосковал, печалился и скорбел душою, что не был выкинут вместе с своим дорогим Игуменом и ежеминутно помышлял как бы тайно уйти из обители. В это смутное время везде в обители поставлены были имябожниками экстренные караулы из самых отъявленных и озверевших погромщиков, которые ждали повсюду с дубинами в руках, коих было за 30 человек. Порта была крепко заперта и охранялась в течение 6 месяцев главарем, монахом Петром. Вот таковые охранители, ходя по обители и караулили в коридорах день и ночь и своими угрозами наводили страх и панику на оставшихся в православии братию. |
| Тема имяславия, имяславских споров, требует, конечно же, отдельного обстоятельного разговора. Здесь же важно указать на тот факт, что само движение не смогло развиться в строгих рамках собственно богословия, в терминах которого и могла бы проистекать полемика. Проиллюстрируем это одним примером. В мае 1914 года Антоний Булатович поставил условием соединения имяславцев с Церковью , «исповедание Божества и Божественной Силы Имени Божия и Имени Иисуса Христа, понимаемого духовно» как «частное мнение, существующее в Церкви Православной» 24 . В случае, если бы с этим действительно можно было согласиться, спор не мог бы продолжаться в области богословия в присущих этому типу мышления формах, но перешел бы на язык религиозной мысли – понятия более широкого и не связанного, разумеется, формами догматического богословия. Сам Булатович и вынес имяславскую проблематику в несравненно более широкий контекст русской религиозно-философской мысли как составляющей всей русской культуры начала XX века. После такого перехода, конечно же, сразу оказываются бесполезными все богословские возражения оппонентов имяславия, так как сторонники Булатовича всегда могут объявить эти возражения непригодными в религиозно-философской дискуссии богословскими выкладками. А именно последнее и происходило после того, как имяславие оказалось, «благодаря» такому переходу, встроенным в мощную идеологическую парадигму русского «Серебряного века». Защитники имяславия из этой среды (Бердяев, Эрн, С. Булгаков до принятия священства) вряд ли задумывались о тонкостях «внутрь-пребывания ума» и внимания сердца. Вернее сказать, задумывались не более, чем о других вопросах нового религиозного сознания. Думается, что именно к этим людям приложимы такие слова святителя Феофана: «Ведь было бы нечто удивительное: не упражняясь в деле, иметь в нем знание, успех и опытность. Наши силы в том и развитие имеют, в каких делах мы их упражняем. Понятно, что не трудясь в деле своего внутреннего образования, то есть не заботясь о хранении ума, блюдения сердца и о внутренней непрестанной молитве, мы и не можем иметь в себе сих превосходных качеств, как совершенно незнакомые с сими делами» 25 . |
| После этого Русский Синод «найдя, что необходимые меры предостережения бывших русских монахов на Афоне от увлечения лжеучением имябожничества своевременно были приняты, призыв к оставлению заблуждения от имени Церкви был сделан им», признал, что «должен быть произведен над упорными и сознательными приверженцами и распространителями лжеучения суд» (смотри об этом в определении Св. Синода от 10 марта 1916 года 2670), каковой и поручил совершить Московской Синодальной конторе определением от 14–18 февраля 1914 года за 1471, причем конторе поручено было позаботиться предварительно суда об увещании имябожников. Между тем, глава и душа имябожников, о. Антоний Булатович, по прибытии в Россию скоро так укрепил свои прежние связи с правительственными и «высшими сферами» Российского государства, что превратился из человека, терпимого по милости и снисхождению, в человека, вместе со своими единомышленниками делающего последовательные сильные нападения на Русский Синод при помощи светской власти. И с начала 1914 года приходится, рассматривая отношения русской высшей церковной власти к имябожникам, выяснять себе главным образом вопрос: насколько устояла высшая церковная власть против этих нападений. Булатович и его единомышленники добивались от высшей церковной власти двух вещей: 1) признания имябожного их учения православным, святоотеческим, или, если не святоотеческим, то, во всяком случае, частным мнением, не противоречащим православной вере, – вместо прежнего Синодального суждения об имябожничестве, как о ереси; 2) снятия осуждения и канонических запрещений и отлучения с самих наказанных Церковью имябожников. Выше, в разделе II-м, я уже докладывал о том, что по первому пункту имябожники, давлением чрез светскую власть на Московскую синодальную контору, после целого ряда ее отзывов об имябожничестве, как о лжеучении и ереси, добились от нее того, что в одно и тоже заседание свое 7 мая 1914 года контора сделала два взаимно противоречивых, один другой исключающих отзыва об имябожничестве: и как о ереси-лжеучении, и как об учении, не дающем достаточного основания держащихся его для отделения от Православной Церкви. |
| Возможно ли сказать, что здесь «едино Божество» означает «нечто отличное от Бога»? Или, например, такой тропарь (из Канона Троична на воскресной нолунощнице, 6-го гласа, песнь 5, на «Славу»): Управляли сияньми богодетельными, и к благоугождению Твоего Триипостаснаго Божества [в греческом – Trisypostatou Theotetos , т. е. той самой божественности, которую еп. Никон и все имяборцы упорно отказывались считать Богом], Солнце славы, наставляя мя присно, и Божественного Царствия сотвори причастника. По логике еп. Никона, здесь Господь наставляет нас к благоугождению не Богу, а... кому же? 1623 . Архиепископ Антоний (Храповицкий) утверждает 1624 : Энергия и воля Божества имеют Божественность (но тоже не Бог) 1625 . При этом, однако, он говорил, что Бог может вселиться в сердце человека: Может быть, наконец, о. Булатович под чудотворной силой имени Божия разумеет то благоговейное чувство молящегося, ради которого призываемый Господь вселяется в его сердце? 1626 . – Но как же, по мысли архиеп. Антония, Господь может вселиться в наше сердце, если Его энергия не есть Он Сам? Архиеп. Антоний рассуждает: смешивать имя с Самим Богом не есть ли то верх безумия? Что есть Бог? Бог есть Дух вечный, всеблагий, всеведущий, вездесущий и прочая, единый по существу, но троичный в Лицах. Значит, и имя Иисус есть не слово, не имя, а Дух вездесущий, благий, троичный в лицах? 1627 . Итак, исходя из определения архиеп. Антония, Имя Божие есть только «слово», а Бог – Дух вечный, всеблагий... троичный в Лицах – вселяется в сердце ради благоговейного чувства молящегося. Каким же образом? Существом Своим? – но это невозможно, ибо существо Его неприступно твари. Итак, если архиеп. Антоний не считает энергию Божию Богом, то о каком же вселении в нас Бога он говорит? Также непонятно, каким образом «благоговейное чувство молящегося» может быть чудотворной силой имени Божия? Истинно чудотворить может только сила Божия, а вовсе не какое-то наше субъективное чувство. Критика архиеп. Антония в адрес о. Антония сама не выдерживает критики. |
| Во введении к настоящей книге мы уже говорили о том, что диспут между имяславцами и их противниками, так же как и перечисленные выше споры, имевшие место в Византии, был не чем иным, как спором о природе церковного Предания. И в случае с иконопочитателями, и в случае с Симеоном Новым Богословом, и в случае с исихастами налицо было расхождение между теми, за кем стояло живое христианское Предание, и теми, кто, считая себя защитниками Предания, на деле защищал его формализацию и искажение. Краеугольным камнем Предания является личный мистический опыт христианина — опыт непосредственной связи между Богом и человеческой личностью. Предание не может быть подлинно православным, если в его основе не лежит опыт встречи с Богом «лицом к лицу». Если Предание лишится своей мистической сердцевины, оно рискует превратиться в узкий традиционализм, имеющий мало общего с подлинно христианским Преданием, вдохновенным и мистичным . Именно это произошло с некоторыми русскими богословами XX века, отрицавшими по сути не учение об имени Божием, но тот многовековой мистический опыт афонского монашества, из которого это учение выросло. Особо следует указать на роль константинопольских греков в решении вопроса о судьбе монахов–имяславцев. Их позиция, как мы помним, с самого начала спора была резко негативной по отношению к имяславию. Следует еще раз напомнить о том, что богословская школа на о. Халки, которая провела «экспертизу» имяславских сочинений, не утруждая себя их чтением, находилась в начале XX века под сильным влиянием немецкого протестантского рационализма: большинство ее профессоров получили образование в университетах Германии. Влиянием немецкого рационализма в значительной степени объясняется негативное отношение не только к учению об имени Божием, выраженному в книге «На горах Кавказа», по и к самой мистической традиции, на которой эта книга основана. Нужно сказать также о том, что, как и во многих подобного рода ситуациях, столкновение между имяславцами и их противниками в 1910–х годах было конфликтом нескольких сильных личностей: со стороны противников имяславия таковой был прежде всего архиепископ Антоний (Храповицкий), со стороны имяславцев — иеросхимонах Антоний (Булатович). Характерное высказывание зафиксировал в своих воспоминаниях товарищ обер–прокурора Синода князь Н. Д. Жевахов. Осенью 1916 года, будучи в Курске, он разговаривал о «ереси имябожников» с местным архиереем архиепископом Тихоном (Василевским). Последний заявил князю, что весь шум вокруг названного дела поднял своими газетными статьями именно архиепископ Антоний. «Если бы не это, то не было бы и вздутия дела», — сказал архиепископ Тихон . |
| Илариона, вкупе с ним, перешли и на почву литературной полемики, в целях обратить на себя внимание. Местные афонские адепты сх. Илариона также решили словесные турниры перевести на печатное слово и путем письменным доказать свою ложную правоту. Поэтому они просили иеромонаха Антония Булатовича (жившего в русском Андреевском ските) взять на себя письменную защиту нового их догматического учения. О. Антоний, в мире бывший ротмистр лейб-гвардии Его Величества Гусарского полка, как передают очевидцы, вначале отказался исполнить их просьбу. Затем его мнения поколебались, а далее он с особой горячностью и особыми личными целями, как говорят, принял на себя руководство, в целях яркого распространения ложного учения о. Илариона, после которого считается главным виновником фактической, происшедшей на Афоне смуты и причисления к списку различных сект еще новой, названной Святейшим Синодом и русскими иерархами «имябожеской». Печатные труды о. Антония Булатовича Свое первое выступление· в качестве защитника нового учения о имени Божием, о. Антоний Булатович, недавно расставшийся с лихой гусарской саблей и совершенно не знающий богословия выразил в статье: «о почитании имени Божиего» и подписал ее дорогой для каждого афонца подписью «Святогорец» 4 . Эта статья была помещена в издаваемом Андреевским скитом журнале «Наставления и утешения Св. веры православной» (Апрель 1912 г.) О. Хрисанф, рецензент книги «На горах Кавказа», в опровержение статьи о. Антония, написал свой отзыв, помещенный в «Русском Иноке» 17 за 1912 г. Письменные выступления о. Антония Булатовича От 7 Мая того же 1912 г. о. Антоний Б-ч как бы от лица Фиваидских иноков написал открытое письмо к Архиепископу Антонию Волынскому, в котором изложил свою защиту нового учения и просьбу поместить это письмо на страницах «Русского Инока». Эта просьба осталась неисполненной, ибо «Русский Инок» не мог и не должен был помещать у себя статьи, явно нелепого характера и противоречивой истине. Непомещение письма задело Булатовича, и последний стал писать Архиепископу Антонию укорительные письма и, забыв свое монашеское смирение, позволил себе называть владыку еретиком. |
| Во введении к настоящей книге мы уже говорили о том, что диспут между имяславцами и их противниками, так же как и перечисленные выше споры, имевшие место в Византии, был не чем иным, как спором о природе церковного Предания. И в случае с иконопочитателями, и в случае с Симеоном Новым Богословом , и в случае с исихастами налицо было расхождение между теми, за кем стояло живое христианское Предание, и теми, кто, считая себя защитниками Предания, на деле защищал его формализацию и искажение. Краеугольным камнем Предания является личный мистический опыт христианина – опыт непосредственной связи между Богом и человеческой личностью. Предание не может быть подлинно православным, если в его основе не лежит опыт встречи с Богом “лицом к лицу”. Если Предание лишится своей мистической сердцевины, оно рискует превратиться в узкий традиционализм, имеющий мало общего с подлинно христианским Преданием, вдохновенным и мистичным 2237 . Именно это произошло с некоторыми русскими богословами XX века, отрицавшими по сути не учение об имени Божием, но тот многовековой мистический опыт афонского монашества, из которого это учение выросло. Особо следует указать на роль константинопольских греков в решении вопроса о судьбе монахов-имяславцев. Их позиция, как мы помним, с самого начала спора была резко негативной по отношению к имяславию. Следует еще раз напомнить о том, что богословская школа на о. Халки, которая провела “экспертизу” имяславских сочинений, не утруждая себя их чтением, находилась в начале XX века под сильным влиянием немецкого протестантского рационализма: большинство ее профессоров получили образование в университетах Германии. Влиянием немецкого рационализма в значительной степени объясняется негативное отношение не только к учению об имени Божием, выраженному в книге “На горах Кавказа”, по и к самой мистической традиции, на которой эта книга основана. Нужно сказать также о том, что, как и во многих подобного рода ситуациях, столкновение между имяславцами и их противниками в 1910-х годах было конфликтом нескольких сильных личностей: со стороны противников имяславия таковой был прежде всего архиепископ Антоний (Храповицкий) , со стороны имяславцев – иеросхимонах Антоний (Булатович). Характерное высказывание зафиксировал в своих воспоминаниях товарищ обер-прокурора Синода князь Н. Д. Жевахов. Осенью 1916 года, будучи в Курске, он разговаривал о “ереси имябожников” с местным архиереем архиепископом Тихоном (Василевским). Последний заявил князю, что весь шум вокруг названного дела поднял своими газетными статьями именно архиепископ Антоний. “Если бы не это, то не было бы и вздутия дела”, – сказал архиепископ Тихон 2238 . |
|
|
