| Но значило ли это то, что передано «какими-то» студентами Антонию? Бывали случаи, когда в другое время, услышав где-либо шум или пение в неположенные часы, появлялся я в NN, «заставал» выпивку, но в этом случае я уже, конечно, никак не присоединялся к студентам, застигнутым на месте преступления, а предлагал им немедленно все прекратить, и если они не обнаруживали готовности тотчас же исполнить мое распоряжение, то я объявлял им, что не уйду – и не уходил – до тех пор, пока они не уберут все и не разойдутся. Опять значило ли это, что я пил вместе со студентами или разрешал им все?.. Вот единственный случай в году, когда академическое начальство (не я один, а и ректор, иногда и кто-нибудь из профессоров) выпивает со студентами, – это при выпуске окончивших курс. Так ведь это уже не со студентами, а с окончившими курс на прощальной у них трапезе, устраиваемой ими прилично с винами, закусками, с речами, тостами и т. п. Да и эти прощальные трапезы учреждены при ком? – при самом Антонии (до него не было), и с тех пор их невозможно вывести. Да и возможно ли уничтожить то, что разрешается ректорами? Волей-неволей приходится присутствовать на этих прощальных обедах и, когда ректоры уходят, мне приходится оставаться для контроля, чтобы все было чинно и в порядке до конца. Тут, конечно, всегда бывает сердечная беседа с разными воспоминаниями и излиянием чувств и в конце концов сердечное прощание со своими питомцами, быть может, уже навсегда; скажешь, конечно, им несколько прочувствованных слов и пожеланий, а они, по обычаю, подхватят на руки, покачают и иногда унесут до квартиры. Вот все, что бывало в моей инспекторской практике. Значит ли, опять, это то, что я пью со студентами и – до того, что меня они уносят в квартиру на руках?.. А ведь нашелся какой-то негодяй (а, может быть, и не один) из тех антониевских приятелей – паразитов, которыми Почаевская Лавра кишмя-кишит и которые, подделываясь к Антонию, не задумываются сочинять разные небылицы, лишь бы угадать в тон своему гостеприимному покровителю. |
| Государство — не просто регулятор рынка, арбитр в спорах, не просто бюрократическая система, а система, которая призвана руководствоваться в своей деятельности высшими нравственными принципами. В связи с этим мы призваны сегодня актуализировать наследие равноапостольного Константина, святого императора Феодосия, святого князя Владимира, наследие династии Романовых. Среди Романовых были разные люди, в том числе склонные к мирским грехам, но все же христианский идеал государственности этой династией сохранялся. Россия не в последнюю очередь именно благодаря верности этому идеалу совершила значительные успехи в ходе государственного строительства, освоения новых территорий, научного и технического развития. Напомню, что некоторое время назад состоялась выставка «Православная Русь. Моя история. Романовы». Ее посетило более трехсот тысяч человек, отклики на нее до сих пор активно распространяются по всей России. Один из священнослужителей, посетивших мероприятие, отметил: «Эта выставка вбила последний гвоздь в советский миф об отсталой лапотной России». Россия не просто шла в научно-техническом авангарде — она была страной, где за небольшими исключениями поддерживался мир между народом и властью. Все это было достигнуто во время правления династии Романовых. Не потому, что все они были политическими гениями, а потому, что в их мышлении присутствовал нравственный идеал христианской государственности. В Священном Писании говорится, что начальник, представитель власти «есть Божий слуга, тебе на добро… отмститель в наказание делающему злое» (Рим. 13:4). Как мы знаем из Основ социальной концепции Русской Православной Церкви, в поддержке добра и в ограничении зла содержится нравственный смысл существования государства. Духовное измерение государственности — глубокая черта православной традиции. Почему Константин и Владимир были названы Церковью равноапостольными? Их подвиг — принятие властных решений, сформировавших волю народа к принятию христианства как нравственной основы жизни, — оценивается как нечто равное апостольскому служению. Большинство христианских народов стали таковыми именно благодаря тому, что императоры Константин и Феодосий приняли известные решения. Народы исторической Руси стали христианскими именно благодаря выбору равноапостольного Владимира. И кто теперь из наследников христианского бытия этих народов осмелился бы сказать, что их решения были ошибочными, слишком расходящимися с отвлеченным, утрированным толкованием свободы и государственного нейтралитета? |
| Несчастный архимандрит Дионисий остался стоять в недоумении у престола. И вдруг на весь алтарь раздался звучный голос архиепископа Волынского Антония: «Братцы, братцы, пойдемте скорей назад: про хиротонию забыли». Это было так просто, так непринужденно и спокойно. Что думал бедный архимандрит Дионисий, не знаю. Но любители всюду подмечать приметы запомнили это не без суеверия, а потом, в бытность Дионисия без лести преданным пилсудчине, любили вспоминать про это «предзнаменование». Навсегда останется воспоминание об этой невозмутимой тишине и трезвом спокойствии, которое исходило от митрополита при его служении. Его выводила из себя безграмотность чтецов, певцов или диаконов, театральность, вычурность, наигранность, искусственное умиление словом, все то, что он презрительно называл «мистикой». Надо было видеть, как он читал домашнее правило; это одно из лучших воспоминаний — совместная молитва, совместное чтение правила перед литургией с митрополитом Антонием. «Федя» читком, скороговоркой читает повечерие, а потом митрополит читает канон или акафист. Читает не спеша, просто, внятно, бесстрастно, крестится истово, красиво и уставно. Глаза смотрят перед собой совершенно спокойно, как-то особо трезвенно. Никогда не помню закрытых глаз, деланного слащавого тона, псевдоумиления. Совершенно так же слушал он перед литургией чтение входных молитв. Когда он подходил к местным иконам с клобуком на плече, медленно кланялся в пояс или, когда можно по уставу, земно (кстати, какая красота были эти антониевские земные поклоны, несмотря на всю его грузность и старческое недомогание) и просто, без аффектации прикладывался к иконе. Также и при облачении он спокойно и просто стоял на «рундуке» и с милой улыбкой умного лица смотрел, как «студентики» Миши, Сережи, Володи подносили ему облачение, облачали его, прислуживали ему. Старый протодиакон Вербицкий говаривал про него, про его облик при облачении: «Орел! Эк как стоит. Словно “овча на заколение ведеся”». Строго и благоговейно стоял он во время литургии. С той же улыбкой он ждал радостного для него момента в чтении Писания или в евхаристическом каноне. Слова Спасителя под конец жизни часто произносил со слезами; нередко глаза увлажнялись слезами при слушании Евангелия, особливо при чтении им страстных Евангелий. Боже! Как Антоний читал первое страстное Евангелие. Кажется, и сейчас слышу его голос: «Ныне прославися Сын Человеческий…» |
| Воздвигнутая Антонием (Каржавиным) стена и дух формализма и недоверия исчезли совершенно. Академия вздохнула, почуяв что-то небывалое, что-то весеннее и оживляющее. Отпускные билеты были забыты. Ректор Антоний оказался полной противоположностью инспектору Антонию. Стал зазывать к себе студентов на чай, на откровенные беседы, создал атмосферу полного доверия и радушия. Он сам верил в силу возрождающей пастырской любви и воздействовал этим именно авторитетом любви на мятущееся и сбиваемое с толку студенчество. В академии сразу же воцарилась любовь к церковному уставу, к богослужению, и не тупо-уставщически, а разумно и осмысленно совершаемому. Вдохновенные проповеди на евангельские и преимущественно нравственные темы оживили стены старых елисаветинских «чертогов», в которых помещалась академия и где веял дух казенного благочестия и схоластического богословия. О ректорстве и профессорстве архимандрита Антония так вспоминает старый московский студент (протопресвитер Т.Теодорович): «Лекции ректора по пастырству горели таким внутренним огнем подвига, таким горячим призывом служить Христу и Церкви, что влияние их незабываемо. Многое было нам прощено, потому что надлежаще понято, исправлено и никому из студентов не была испорчена жизнь. Какой-то взаимный огонь тепла смягчил и наши студенческие отношения». И вот, когда обвиненный в «либерализме» Антоний был сухим формалистом митрополитом Сергием (Ляпидевским) переведенв Казань, то и для самой молодой из наших академий настал после длительного периода «папаши Владимирского» свой не менее знаменитый период — «антониевский». Архимандрит Антоний принял это как церковное послушание и поехал насаждать тот же дух доверия к молодежи, сострадательной любви и монашеского подвига в пределы заволжские. На пароходе в Казань писал он тому же своему бывшему питомцу по Москве (о.Теодоровичу): «Еду снова возиться с мятежным, но милым студенчеством». И уехав после революции в изгнание, владыка Антоний не перестал собирать около себя молодежь, преимущественно, конечно, студентов-богословов. |
| К протографу Кирилло-Белозерского списка восходит список, использованный при создании Минейной редакции Жития Федора (у них общие чтения: «донесоша» (вместо «несоша»), «народа множество безчислено» (вместо «народа множество без числа»), но отсутствуют многочисленные искажения Кирилло-Белозерского списка). К общему протографу списков 1 и 41 восходит список, использованный в редакции Андрея Юрьева, на что указывает общее чтение «к святому жертвенику» (после чего одинаково опущено «сему»), а также близкое к списку 1 сочетание «и нача их учити» (в списке 1 без «их», а в других списках: «и нача глаголати им»). Судя по хронологии сохранившихся списков, Пространный вид Проложной редакции сформировался в начале 70-х годов XV в. Основной вариант Пространного вида также образовался путем присоединения биографической заметки к Краткому виду – но при этом список Краткого вида отличался от списка, использованного при создании Древнейшего варианта. Текст был существенно переработан: 18 сентября переделано на 19 сентября, к словам «не бе слышати гласа» добавлено – «поющих», в фразе «плачются народи людстии» последнее слово изменено на «мнози». Списки Основного варианта в свою очередь разбиваются на несколько групп: Ростовскую, Первую северо-западную, Вторую северозападную, Ярославскую. Ростовская группа названа так по преимущественному распространению списков этой группы в пределах Ростовской епархии. Северо-западные группы определяются широким распространением их списков в Пскове, Новгороде и Великом княжестве Литовском. Ярославская группа замечательна своей близостью к Житию Федора Ярославского в редакции иеромонаха Антония. Списки Ростовской группы выделяются в первую очередь чтением «к жертвенику святому» (вместо «к святому жертвенику сему»). Для Ярославской группы аналогичное чтение выглядит как «к жертвенику сему», но более характерно осмысление князей Юрия и Василька обоих как «Всеволодичей» (что неправильно, так как Василько был Константиновичем): если в остальных списках упоминаются «князи Юрьи Всеволодича и Василка», то в списках Ярославской группы они представлены как «князи Всеволодичи Юрьи и Василка». Это показательное изменение текста перенесено в списки Антониевской редакции. Правда, другие дефектные чтения Ярославской группы в редакции Антония отсутствуют, откуда можно сделать вывод, что Антоний либо пользовался протографом Ярославской группы, либо корректировал текст по другим спискам. Многочисленными списками представлена Первая северо-западная группа. Ее отличают вторичные чтения: после слов «светающи дни» добавлено «недельну»; годом смерти Федора ошибочно объявлен не 6807, а 6907; после слов «кто в вас не соблюдет» добавлено – «слова моего». |
| Чудо 6 «О разслабленом мужи» изложено на основе рассказа «О клирице о Михаиле» Жития митрополита Алексия 535 . Наиболее оригинальным выглядит повествование о чуде 7 «О князе Романе», в нем лишь начальная фраза «Ни же се да умолчим съдеянное святым» – выписана из 4-го чуда Жития митрополита Алексия, а последующие слова «не токмо стяжавше дар от Бога еже немощныа исцеляти» (Нижегор., 39, л. 39) заимствованы из 2-го чуда Жития митрополита Алексия 536 . Чудо 8 «О жене слепои» почти целиком выписано из рассказа «О жене слепои» Жития митрополита Алексия (заменены только имена) 537 . Литературным образцом для чуда 9 «О отроковице Анастасие» послужил рассказ «О отроковици» Жития Сергия Радонежского (Троиц., 116, л. 395). В чуде 10 «О Леонтие» только первые слова «Ин же пакы некыи человек именем» (Нижегор., 39, л. 42 об.) выписаны из 6 чуда Жития митрополита Алексия 538 , весь остальной текст заимствован из чуда «О Захарии» Жития Сергия Радонежского (Троиц., 116, л. 391 об. – 392). Описание чуда 11 «О Данииле» в значительной мере основано на тексте «О корчете» Жития Димитрия Прилуцкого 539 . Тот же источник использован в чуде 12 «О жене»: здесь использован рассказ «О жене раслаблене» Жития Димитрия Прилуцкого 540 . При этом несколько необдуманно выписана фраза «никогда же можаше видети лица преподобнаго, яко же преди рекохом» (Нижегор., 39, л. 44). Но о сокрытии лица игумена «преди» говорилось именно в Житии Димитрия Прилуцкого, поэтому упомянутое замечание, механически занесенное в Антониевскую редакцию, лишено смысла. Чудо 13 «О Софоние иноце», как уже было сказано, основано на Слове митрополита Феодосия о чуде с монахом Наумом, следовательно, источником являлось Житие митрополита Алексия с сопровождавшим его Словом митрополита Феодосия. Таким образом, использование во всех трех частях одних и тех же источников (и одних и тех же стилистических трафаретов) позволяет считать, что все три части рассматриваемой редакции принадлежат одному лицу, а именно, обозначенному в заголовке иеромонаху Антонию. Указанные источники свидетельствуют о времени не ранее 80-х годов XV в. (в первую очередь это касается Жития Димитрия Прилуцкого, Статьи о проявлении мощей ярославских чудотворцев, Статьи об убиении Батыя), а самые ранние списки редакции и ее переработок относятся к началу XVI в., что и определяет время создания Антониевской редакции как конец XV – начало XVI в. |
| Чтобы не все говорить одни жалобы, скажу, что училищу Высочайше дарована арендная статья – участок Сосница близ Полоцка, дающая около 150 рублей аренды; но, говорят, что могла бы давать вдвое больше. Жаль, что под Полоцком, а не под Витебском. Прошу Вашего Архипастырского благословения и святых молитв и с глубочайшим почтением и душевною преданностью имею честь пребыть»... 17-го ч. служил я в Университетской Антониевской церкви по случаю храмового праздника и годичного Акта в Университете. За литургией говорил проповедь профессор Богословия, протоиерей В.И. Добротворский 406 из текста: преобразуйтеся обновлением ума вашего ( Рим.12:2 ), – «об усвоении начал преобразования, возвещаемого и со- —259— 1875 г. вершаемого христианством». После литургии был в Университетской зале акт, на котором присутствующих оказалось гораздо больше, чем в церкви за литургией; между посетителями был и Командующий войсками граф Сумароков-Эльстон. На акте произнесена была профессором Надлером речь на тему: «Юстиниан и партии цирка в Византии». 18-го ч., в воскресенье, после литургии, в моих покоях происходило открытие Харьковского Комитета Православного Миссионерского Общества. По предварительном сношении с начальником губернии и по приглашению чрез «Епархиальные и Губернские Ведомости» желающих принять участие в деятельности Миссионерского Общества, в собрание на первый раз явилось до 125-ти человек. После молитвенного начала, когда все собравшиеся в залу заняли свои места, я обратился к собранию со следующей речью: «Достопочтенные о Господе отцы и братия! Полагаю, что цель настоящего нашего здесь собрания для каждого из Вас уже известна. Да, – мы пригласили вас, и вы, как добрые и послушные чада церкви, пришли сюда, чтоб принять участие в добром и поистине великом деле христианском. Шесть лет тому назад, высшее духовное правительство, с соизволения Верховной Власти, обратилось ко всем архипастырям православной русской церкви с приглашением оказать содействие учрежденному тогда и ныне существующему в первопрестольной Столице, под председательством ее высокочтимого архипастыря, Совету Православного Миссионерского Общества, в доставлении материальных средств к поддержанию духовных миссий, которые с самоотвержением подвизаются в разных местах обширного сибирского края в деле обращения блуждающих во тьме язычества инородцев к свету евангельского учения. Многие из епархиальных преосвященных с любовью отозвались на приглашение высшей власти и без замедления поспешили открыть в своих епархиальных городах миссионерскте комитеты. |
| Камень Антония Римлянина//Новгородский исторический сборник. Л., 1984. 2(12). С. 203–210).–Комментарии Р.А. Симонова и В.В. Милькова. 491 Правдивое отражение новгородских реалий. Князь Святослав Ольгович, сын Черниговского и Тмутараканского князя Олега Святославича (Гориславича), отец знаменитого Игоря – героя «Слова о полку Игореве», действительно княжил первый год в Новгороде в 1136 г., когда и было составлено «Учение о числах». Находился на престоле до 1138 г. Кирик проявил своеобразную дерзость, называя князя раньше архиепископа. Властные полномочия князей в это время были номинальными, а реальное управление вечевой республикой сосредоточивалось в руках архиепископа и боярства. Здесь автор заявляет о себе как о стороннике единодержавной формы правления.–Комментарии Р.А. Симонова и В.В. Милькова. 492 Нифонт –с 1130 по 1156 гг. занимал владычный престол в Новгороде. Добился прямого подчинения Новгородской церкви Константинополю, минуя зависимость от киевского митрополита (см.: Голубинский Е.Е. История русской церкви. М., 1901. Т. 2. 1-я пол. С. 310). Выступал против т. н. «русской партии», выдвинувшей автокефального митрополита Климента Смолятича (1147–1150 гг.) и едва ли не за эти заслуги получил от патриарха титул архиепископа. Д.С. Лихачев считает Нифонта первым архиепископом, находившимся в непосредственном подчинении Константинопольского патриарха (см.: Лихачев Д.С. «Софийский временник» и новгородский политический переворот 1137 г.//Исторические записки. М., 1948. Т. 25. С. 248). Нифонт был собеседником Кирика, к нему с острыми вопросами обращался пытливый антониевский ученый-монах. Содержание бесед отражено в «Вопрошании Кириковом, иже вопроси епископа Нифонта и иных».–Комментарии Р.А. Симонова и В.В. Милькова. Читать далее Источник: Кирик Новгородец и древнерусская культура : [Сборник : в 3 ч.]/М-во образования и науки РФ, Федеральное гос. бюджетное образовательное учреждение высш. проф. образования «Новгородский гос. ун-т им. Ярослава Мудрого», Ин-т философии Российской акад. наук ; [отв. ред. В.В. Мильков]. - Великий Новгород : Новгородский гос. ун-т им. Ярослава Мудрого, 2012-./Ч. 1. – 2012. – 248 с. Поделиться ссылкой на выделенное |
| По сути дела, это новое единство в значительной степени предваряет систему декорации Мирожского собора и более поздних монументальных циклов Новгорода. Прежде существовало устойчивое мнение об архаизме антониевских фресок, на первый взгляд подтверждаемое внешним тяготением к нормам искусства за пределами эпохи Дук. На самом деле, как это показывают последние изыскания, 295 генезис такой живописи более сложен и не связан с архаикой. Специфику существования фресок в интерьере подтверждает сложный характер росписи. Крупный масштаб, нарочитый отказ от ритмичности, массивная архитектоника, обилие фронтальных фигур, лаконичность композиций созвучны мощи интерьера, акцентируют доминирующие ритмы архитектуры собора. Даже в сценических изображениях («Благовещение», фрагментарно уцелевшие сцены боковых алтарей) главенствуют вертикали. Фигуры впечатляют своими крупными, распластанными на поверхности торсами, массивными силуэтами. Однако эта несущая отголоски прежней неподвижности формы «блочность» постоянно нарушается введением ракурсов, совмещением фронтального расположения с «вывернутыми» относительно торса руками: повсюду обнаруживается тенденция к более динамичным, чем прежде, решениям. Особенно заметен новый подход в интерпретации фигуры сидящей Богоматери из «Благовещения " » или в S-oбpaзho изогнутой фигуре юноши из сцены «Брак в Кане Галилейской». Показательно сравнение фигуры Богоматери в новгородском цикле с идентичной фигурой фрески Киевского Михайловского монастыря. В киевской композиции, датированной 1112 г., фигура, помещенная почти внутрь округлой экседры, несмотря на её явную подвижность, сохраняет таким образом свои статуарные качества. На фреске в Новгороде основной ритм задан вертикалями, последовательно расположенными друг за другом (трон, фигура Девы, узкая высокая палата). При этом все формы вытянуты в высоту, что ориентирует движение не из глубины наружу, а вдоль стенной поверхности. Эти же мотивы движения усилены заостренным линейным ритмом уплощенных одежд, буквально испещренных отвесными или ломаными узорами складок. К тому же мотивы уплощения объема фигур и второстепенных элементов существуют не сами по себе, а как способ подчеркнуть округлость и материальную весомость ликов. Сходные приемы дифференцированного подхода к фигуре (распластанной, насыщенной игрой подвижных драпировок) и к личному (чрезвычайно плотному, ощутимо трехмерному) являются характерным признаком комниновского искусства второго этапа 296 (второй четверти XII в.). Если михайловские мозаики стали своеобразным водоразделом русского искусства македонского и нового (комниновского) периодов, то фрески Антониева собора демонстрируют очевидность художественного мышления в формах зрелого комниновского стиля. |
| Так и думал я тогда: Алеша Храповицкий, увлекавшийся благочестием, прислуживавший на архиерейских литургиях митрополита Исидора, потом сам монах и архиерей, совершенно феноменальный молодой ректор двух академий, пробудивший студенчество, возродивший школу, растолкавший заплесневевших в своем позитивизме и скепсисе профессоров, знаменитый «Антоний Волынский», завлекатель душ в монашество, смелый отрицатель всякого схоластицизма в богословии, моралист в догматике, учитель сострадательной любви в пастырстве, враг и латинства и протестантизма, барин в лучшем смысле этого слова — и в то же время глубоко презиравший «всяких аристократишек», которые становятся на колени, любят акафисты и молебны, мешают благочестие с распущенностью; Антоний, крайний радикал в церковности и враг всякой революционности и ненавистник либерализма, ну, словом, вот этот мой кумир в течение долгих лет, — этот Антоний теперь в этом тяжелом свинцовом гробу! Так я его и не видел мертвым, не полюбовался выражением его прекрасного спокойного усопшего лица. Этот классик во всех отношениях Антоний, этот носитель церковной красоты безо всякой красивости и сусальности лежит теперь в гробу, от которого нет-нет да и дохнет волна тленного запаха, смешивающегося с благовонием кадил и ароматом восковых свечей. Неумолима волнообразная непрерывность истории. Сам когда-то он у ног какого-то своего Гамалиила, а потом и сам ставший Гамалиилом для многих, Антоний со своими ректорскими чаепитиями в Сергиевом Посаде и в Казани. Кругом него «студентики» слушают разинув рот его толкования Писания, рассказы про профессоров, шуточки о разных архиереях из вдовых батюшек, не умеющих уставно служить, или шипящий и разглаживающий снизу вверх свою бороду с насмешкой над «интеллигенцией, которая и кадило-то от митрополита не умеет отличить». И я сам, когда-то умиленно и безоговорочно слушавший эти антониевские афоризмы, влюбленный в него по уши, теперь вот стою у гроба своего аввы, великого аввы Антония, аввы стольких наших архиереев и монахов. |
|
|
