| Через два года турки стали привозить хлеб из Солуни. Вследствие такой бедности скитским отцам не под силу было платить дань, за что они были посажены в Лаврскую башню, в том числе и о. Неофит. О. Нектарий пошел выручать его, но и его посадили. Потом выручил всех о. Констанций; потому что он хорошо знал по-турецки. В то тяжелое время, когда турки безнаказанно притесняли афонских монахов, пристал к берегу скита св. Анны каюк с христианами, бежавшими от турок. Увидав, высаживающихся на берег людей, скитяне стали уговаривать их скрыться где-нибудь в другом месте. Христиане возразили на это: – Куда же мы пойдем? везде турки нас преследуют. Здесь на Афоне, по крайней мере, есть где укрыться. Турки, в это время пришли в скит из монастыря св. Павла. Увидав на берегу христиан, они воскликнули с гневом: – А, вы принимаете разбойников! – и поспешно скрылись. Отцы стали уговаривать христиан отплыть от их берега во избежание беды. Те пошли к лодке. Но в это время на них напали турки и стали стрелять по беззащитным христианам. Одних они убили, другим, связав сзади руки и, привязав к шее веревку, привели в монастырь св. Павла. Только двое спаслись, бросившись в море и выплыв. В монастыре турецкий начальник велел всех мужчин убить в потоке. Когда их повели на казнь, один богатый пленник вынул мешочек с деньгами и отдал его турку, прося отпустить его. Тот взял деньги, но пленника не пощадил. Солдаты всех отвели как овец на заклание в поток, где и изрубили около 10 человек. Женщин же и детей турки держали по своему обычаю с неделю, а потом отвезли и продали в неволю. Еще до прихода турок на Афон 11 человек скитских отцов и несколько мирян ездили на каюке в Румелию собирать созревшую пшеницу. Тогда повсеместно крестьянами были оставлены их поля, из-за страха перед турками. На одном Афоне тогда было более 50.000 христиан обоего пола и разного возраста. Целый месяц приезжали они и жали хлеб с большой осторожностью; 5 или 6 человек жали, а прочие с ружьями караулили. Привезя каюк полный хлеба, отцы разделили пшеницу по 88 ок на человека; но им даже на неделю не хватило этого хлеба, ибо приходили мирские люди и говорили: – Умираем с голоду, дайте хлеба! – и нельзя было не дать. |
| прибытие в Скит Св. Анны 09:50 отправление из Скита Св. Анны в Дафни 10:00 прибытие в Дафни 11:10 отправление из Дафни в Скит Св. Анны 12:15 прибытие в Скит Св. Анны 13:10 отправление из Скита Св. Анны в Дафни 13:15 прибытие в Дафни 14:15 отправление из Дафни в Уранополис 14:45 прибытие в Уранополис 16:15 3) Воскресенье отправление из Уранополиса на Св. Гору 10.30 прибытие в Дафни 12:00 отправление из Дафни в Скит Св. Анны 12:15 прибытие в Скит Св. Анны 13:10 отправление из Скита Св. Анны в Дафни 13:15 прибытие в Дафни 14:15 отправление из Дафни в Уранополис 14:30 прибытие в Уранополис 16:10 Дафни - Кавсокаливия Комментарии Всего комментариев: 3 2012/01/27, 09:04:39 2011/09/16, 22:09:16 Здорово! дух захватило, спасибо за коммент. почему то так и себе педставлял высадку на Афоне... мечтаю зимой попасть на Афон... спаси Господи! Сергей 2011/02/26, 23:18:11 Причаливаем в крохотный портик Дафни, все выходят. Я держусь как только могу... Специально выхожу из самых последних, чтобы дать себе время взять себя в руки. Спускаемся по лестнице и я повторяю себе без конца: «Смотри не плачь, когда нога ступит на землю Афона». Нога ступает на Святую Афонскую Землю, делаю несколько шагов, меня пошатывает, чувствую себя слабым, беззащитным, грешным и ничтожным, оставляю вниз сумку, сажусь на землю и начинаю плакать, не обращая внимания ни на кого, стыд ушел, полное безразличие к тому, что подумают другие. Афон заставил меня заплакать, заплакать сильно своим величественным молчанием... - Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешного. Пресвятая Богородице, Матушка Родная, спаси нас...- губы сами твердили это, глаза сами плакали- я уже тут был ни причем, меня уже не было... Через несколько минут пришел в себя, наконец то взял себя в руки и пошел к остановке автобуса, где все уже сели и ждали, когда войду и я. Никто не вымолвил ни слова. Никто не спрашивал ничего. Молчание. Сел на одно место, к окну. Маленький автобусик двинулся. Наравляемся к Карее- крохотной столице Афона. |
| Новости Пасха. Воскресение Христово. Осталось 5 дней Преставился ко Господу старец Фома (1942-27/14 августа 2016) из кельи Фомадов, скит Малая Анна. Преставился ко Господу старец Фома (1942-27/14 августа 2016) из кельи Фомадов, скит Малая Анна. Подборка фото: Жизненный путь старца Фомы Преставился ко Господу старец Фома из кельи Фомадов, скит Малая Анна, Афон, Лавра . Старец Фома был искусным певчим и просто очень добрым, отзывчивым, милостивым и мягким человеком. За это его все любили. Не раз он посещал Россию, где демонстрировал свое певческое искусство. Так что в Росии отец Фома весьма известен. Жизненный путь Фомы удивительно копирует житие старца Иерофея . Однажды один благочестивый мальчик увидел в своей деревне монаха. С удивлением он узнал, что монах живет на Святой горе Афон, где управляет Сама Богородица. Мальчишка попросил монаха взять его с собой. И монах неожиданно согласился. Родители без воражений отпустили девятилетнего мальчика, хотя выглядел он вообще шестилетним, потому что был голод. Восемь детей родители прокормить не могли. Кому-то пришлось бы умереть. Пусть лучше умрет на Афоне... Когда парусное судно причалило к Афону, его встретили афонские сердарисы и строго настрого запретили мальчику выходить. Законы Афона запрещали ребенку жить на Горе. Поскольку мальчик был совсем маленьким, вы можете увидеть это на фотографии, монах посадил его в большую корзину, которые в то время навьючивали на мулов, закрыл крышку и повез в скит Малой Анны. Никому в голову не пришло, что в корзине может поместиться жвой человек! Неожиданно вместо охапки сена в скиту обнаружили в корзине нового послушника. Так ребенком Фома пришел на Святую Гору Афон. Вся жизнь его прошла на святой Горе под знаком служения Господу и целомудрия. Как он нам рассказывал, его еще в юности постригли в монахи, а потом сделали иеромонахом. В 60-е годы на Святой Горе была разруха и запустение, даже голод. Юные монахи стали заново изучать нотное пение по древним рукописям. Стали петь на Панигерах. И так посвятили пению всю свою жизнь. |
| Когда его старец ушел из этого суетного мира, тогда и он, имея великую ревность к безмолвию, ушел подвизаться в каливу Успения на Малую Анну. Плакал и рыдал геро-Азария, когда видел непослушного монаха. Когда его спрашивали, почему он так расстраивается, тот отвечал: – Послушного покрывает молитва старца, даже отсутствующего, и охраняет от многих зол, потому что он находится под покровом своего отца. А непослушный подобен лодке, имеющей на себе тяжелый груз: одна волна ее бьет, другая проходит мимо, но конец ее – потопление в волнах. Ища безмолвия, папа-Григорий из Святой Анны удалился в малый скит Святой Анны. В каливе Святого Предтечи он оставил своего послушника, папа-Аверкия, который, будучи болгарином по происхождению, как жаждущий олень, приник к греческой культуре и научился превосходно говорить по-гречески. Папа-Аверкий во всем подражал своему старцу и папа-Мине из Черногории. Необдуманное слово никогда не выходило из его уст. Он продавал лимоны и апельсины своей каливы и покупал на вырученные деньги хлеб. Ни одного посетителя он не оставлял без своего гостеприимного внимания. Когда прохожий стучал в дверь, папа-Аверкий, видя, что это нездешний, приносил ему на дощечке 5–6 смокв и воду в деревянном стакане. Сотворив перед гостем благоговейный поклон, он уходил, чтобы через разговор не утерять единения с Богом! Когда в скиту была общая работа, папа-Аверкий первый бежал с веревкой в руке, чтобы не отвергнуть послушания любви. Отцы говорили ему: – Отче духовник, ты уже немолод возрастом. Каждый день служишь Литургию, каждый день ешь хлеб и воду, что будет потом? Ты должен щадить свою плоть, чтобы она служила тебе, пока ты не дошел до гроба. Но он серьезно, со слезами на глазах отвечал: – Отцы мои, сейчас, когда я уже старик, я должен сохранить послушание, чтобы не оказаться непослушным, когда будет исходить моя душа, и не быть осужденным на вечные мучения! В Карею он ходил очень редко и другим не советовал надолго покидать скит, говоря: – Монаху Святой Анны непозволительно отлучаться из скита, чтобы не утерять путь деятельной добродетели, который возводит монаха на высоту внутреннего делания и руководит его к бесстрастию. |
| Еще одно избранное чадо Лавры и Святой Горы – премудрый епископ Корицкий Евлогий Курилас, ныне временно находящийся в Афинах ввиду нестроений в богоспасаемой его епархии 99 . Автор многих работ по богословию и различным отраслям светского знания, он достиг вершин внешней учености и, покинув в глубокой старости профессорскую кафедру, безмолвствует телом, но неустанно трудится над исследованием и разрешением важнейших духовных вопросов, особенно тех, что связаны с любезной ему Святой Горой. Недостает мне времени поведать об иных добродетелях лаврских отцов по причине их множества. Скажу одно: из всех насельников идиоритмий лавриоты выделяются особым смирением, простотой и уступчивостью, усердием к службе и совершенным братолюбием к насельникам зависимых обителей. Скит Святой Анны Наибольший из всех скитов Святой Горы, он утвердился на крутом уступе ближе к ее подножию, на высоте пятисот метров над уровнем моря. Пассажиры судов, следующих на полуостров Агион-Орос или в Кавалу и далее в Константинополь, замечают его прежде всех других обителей и поначалу принимают за множество ласточкиных гнезд на склоне старца-Афона. Насчитывая семьдесят калив, Святая Анна издали кажется городком с широко разбросанными домами, в окружении садов и виноградников на высоких фундаментах. Скрытые горной толщей, подземные воды пробиваются на поверхность чистейшими источниками, которых с избытком хватает для нужд насельников и орошения их посадок. Суровость этого места – взять хотя бы подъем к нему – способна отпугнуть современного человека-празднолюбца. Паломник, разглядывающий скит со стороны моря, принимает самые дальние его строения за облака, подобные тем, что окутывают вершину Афона, и недоумевает, что произошло: то ли небеса опустились, то ли скит вознесся. Потом с опаской думает о подъеме, ибо в миру привык передвигаться по гладкой поверхности. И уже при самом начале своего восхождения с нетерпением ожидает конца, дивясь тому, как осиливают его монахи с тяжелыми мешками за спиной. Но там, куда лежит его путь, получает и ответ, подобный тому, какой получил один послушник, мучимый двоящимися помыслами и в небесном видении извещенный, что всякий шаг ради послушания и всякое боголюбивое странствие записаны на небесах и получают награду от Бога. И, когда достигнет соборного храма, узрит оттуда дивную панораму открытого моря, а рядом с собою – строгие жилища отцов. Познав же их братолюбие и подвиголюбие, вменит ни во что трудности восхождения и назовет себя блаженным, как сподобившийся столь дивного паломничества. |
| Наконец, тюремные избы для колодников, в то время, имелись при св. Синоде и при с.петербургском Духовном правлении. В них содержались в узах арестанты духовного звания и люди мирские, провинившиеся нарушением церковных правил. Кроме тюрьмы, крепости и каторжного дома, существовала еще канцелярия тайных розыскных дел. В царствование Анны Иоанновны, эта канцелярия, как известно, много поработала. Сколько дел доставили ей одни присяги, которых мы коснулись в начале настоящего очерка!... Кроме того что было написано нами по поводу присяги мы знаем одно неважное обстоятельство, что у исправления духовных треб при канцелярии состоял исключительно Петропавловского собора священник Григорий Федотов, который не оставил о себе никаких памятников деятельности в этом месте. В царствование императрицы Анны Иоанновны, раскол в С.-Петербурге сделался действующей силою и стал развиваться свободнее противо прежних времен. Главной и, может быть, теперь единственной формой его в столице была беспоповщина. Выговский Даниловский скит, который, с основания С.Петербурга, быль в непрерывных сношениях с обитателями его, сделался, в это время, центром раскольнической беспоповщинской пропаганды в столице. Поведение императрицы и гражданского правительства в отношении к расколу, не имея твердо установленных правил, было изменчивым: то с ними обходились ласково, то их жестоко преследовали и наказывали, то отпускали свободно во-свояси. Всё это доказывается фактами, относящимися к отдельным случаям. Общего же правительственного контроля над деятельностью раскольников не существовало, да, кажется, и быть не могло. Правительство императрицы Анны Иоанновны слишком занято было делами внешней и внутренней, собственно, так сказать, общегосударственной политики, за которой трудно было заметить сокровенную деятельность раскольников по разным закоулкам, да и времени не хватало следить за ней. Выговский историк Иван Филипов царствование императрицы Анны Иоанновны считает временем, вообще, благоприятным для Выговского раскола, выражаясь так: «её императорское величество веры не отымает, и всегда наши посланные к её императорскому величеству со зверьми ходили многажды, всегда от неё милость получали, а истязаний о вере от её императорского величества и при ней от иных не бывало (Ист. Выгов. пуст. стр. 384)». |
| На следующий день старец позвал послушника и начал обсуждать с ним те помыслы, которые обуревали его минувшей ночью. Послушник исповедал ему свое борение и те усилия, которые он прилагал, чтобы не разбудить старца. Тогда старец рассказал ему, что когда он благословил послушника и заснул второй раз, то увидел сон – некий трон, а на нем семь венцов, и услышал голос: «Этот трон принадлежит твоему послушнику, и эти семь венцов он заработал нынешней ночью " ». Возле келлии Данилиев 37 жил старец Дионисий со своими послушниками – монахами Арсением и Афанасием. Как-то Афанасий перестал слушаться Старца и начал слоняться. На Благовещение в соседней каливе был престольный праздник. Старец Дионисий со своими послушниками пошли туда на всенощную. Когда пришли в каливу, то монах Афанасий решил пойти на праздник в другое место. «Дитя мое, останься вместе с нами», – попросил его Старец. Тот, однако, и слушать не хотел. Тогда Старец ему напомнил: «Неповинующимся послушникам Бог шлет злых ангелов» (Ср.: Притч. 17:11 ). «Ну и пусть придут!» – запальчиво сказал монах Афанасий и ушел. На следующий день утром монахи увидели его с изменившимся лицом, больного. Сразу же посоветовали пойти к врачу в скит святой Анны. Врач растерялся, когда его увидел, не знал, что и делать – так плох был Афанасий. Наконец, состояние его резко ухудшилось, и, спустя несколько часов, он умер, крича и ударяя себя в грудь. Мертвого, его перенесли из Святой Анны в Малую Святую Анну – и дальше, в Катунаки, домой. Старец его простил уже мертвого. Отец Ефрем рассказывал, что, идя в то время по тропинке из Малой Святой Анны в Катунаки, он чувствовал сильную душевную смуту. В первые годы старчества отца Ефрема (1975–1976) его посетил один монах, который смущался своими помыслами. Старец его имел некоторые плохие привычки, и монах, желая избежать искушения, ушел от старца. Но он чувствовал некое смущение и не мог исполнять положенного монашеского правила. Формально, основываясь на монашеских канонах, он имел право уйти от старца 38 . Но отец Ефрем, когда узнал суть дела, сказал категорично: «Вернись к своему старцу! Не смущайся, вернись и впредь будь внимателен». |
| Каракалла (Каракала) (кон. XVII в., Димицана, Пелопоннес - не ранее 27.07.1775, скит св. Анны, Афон), патриарх К-польский (28 (по др. данным - 29) сент. 1748 - май/июнь 1751; 7 сент. 1752 - 15 (по др. данным - 16) янв. 1757). Происходил из знатного греч. рода; после захвата Пелопоннеса в 1715 г. турками был вывезен в К-поль, бежал на Афон, затем на о-в Патмос, где обучался в Патмосской школе (Патмиаде) у дидаскала Макария Патмосского (Калогеры) и принял монашеский постриг. Не завершив обучения, К. переехал в К-поль, где жили его брат и сестра. В 1737 г. рукоположен во митрополита г. Меленико (ныне Мелник, Болгария). С 22 янв. 1745 по сент. 1748 г. занимал митрополичью кафедру Никомидии. Предшественник К. на Никомидийской кафедре Гавриил при поддержке одной из партий при дворе султана на протяжении 3 лет пытался оспорить назначение К. и в итоге добился своего восстановления. 28 (по др. данным, 29) сент. 1748 г. К. был поставлен патриархом К-польским вместо Паисия II, занимавшего Патриарший престол в 1744-1748 гг. в 3-й раз. Противники К. утверждали, что его поставление связано со взятками и интригами высокопоставленных родственников, однако архивные документы свидетельствуют, что Паисий оставил Патриарший престол добровольно, а К. был избран общим решением Поместного Собора ( Σαβρμης. 1933. Σ. 164-165). Низложение и удаление К. на о-в Халки в июне 1751 г. было связано с его позицией по вопросу о повторном крещении католиков. Второму Патриаршеству К. в 1757 г. положили конец интриги сменившего его на Патриаршем престоле Каллиника IV , а также удаленных из К-поля архиереев, находившихся в оппозиции к К. «Низложение» К. (Ibid. Σ. 177-186) собственноручно подписал патриарх Каллиник IV. Документ резкой полемической направленности содержит многочисленные выпады и оскорбления в адрес К. Он был сослан на Кипр (по др. сведениям, на Синай), затем получил дозволение переселиться на Афон, где подвизался в скиту св. Анны. В 1763 г. он без разрешения патриарха К-польского Самуила прибыл в столицу под предлогом решения долговых вопросов. В действительности его приезд объяснялся желанием вернуться на Патриаршую кафедру в 3-й раз. Однако эти попытки не увенчались успехом: патриарх Самуил подтвердил документ о низложении 1757 г., и К. вновь был сослан сначала на Синай, а затем на Афон. Изображение К. на фреске в скиту св. Анны (опубл. в: Γριτσπουλος. 1959. Σ. 385) содержит дату «27 июля 1775», однако невозможно сказать, идет ли речь о дате кончины К. или о времени создания изображения. |
| Желудок у меня был слабый. Глава тринадцатая. Молчание Начал меня Старец посылать за пределы нашего скита: в скит Святой Анны, в Новый Скит, в монастыри, – чтобы я относил туда вырезанные нами крестики, делал необходимые покупки, приносил нужные вещи, продукты, фрукты, относил пшеницу на мельницу, отправлял письма. При этом он наказывал мне не разговаривать: – Когда ты выходишь с нашего двора, не разговаривай, держи рот на замке. – Буди благословенно, Старче. – Теперь, когда ты будешь всюду ходить, тебя будут спрашивать: «Откуда ты? Как тебя зовут?» Ты же не говори ничего. Если бы я с кем заговорил, мне бы влетело. В то время послушников приходило на Святую Гору мало, и отцам было любопытно узнать, откуда я. Увидев меня, они спрашивали: «Иноче, откуда ты? Кто твой Старец?» Я не отвечал, соблюдал наказ Старца. Однажды мне довелось в такой ситуации встретиться с епископом, который впоследствии меня рукоположил. Это был восьмидесятилетний старик из Малой Азии, совершавший знамения и чудеса. До этого я ни разу его не видел. Старец Иосиф мне сказал: – Возьми письма и спустись к морю, отправь их. Будь внимателен, не заговаривай ни с кем, не то я тебя просто убью, на части разорву. Так что смотри, заговоришь – пропал. Я взял письма, пошел вниз, но баркас еще не пришел, и отцы бродили по пристани. Я сказал себе: «Присяду-ка я под маслиной в тенечке, чтобы меня не заметили отцы и не стали со мной говорить, а не то влипну в историю». Я присел под деревом и стал тянуть четки. Когда немного прояснилось, я заметил, как ко мне направляется какой-то батюшка, которого я раньше не встречал. Тук-тук своей палочкой. Я сразу понял, что это Владыка. Я отодвинулся подальше и спрятался за стволом маслины, но тропинка проходила рядом с деревом. Владыка меня увидел и пошел прямо ко мне. «Ох, как я теперь буду выпутываться? Ведь это Владыка», – подумал я. Он подошел и зацепил меня своей палочкой так, что не шевельнешься. «Ну все! – сказал я себе. – Вот это здорово!» Я опустил голову, схватился за четки: «Господи Иисусе Христе, спаси мя! Господи Иисусе Христе, помоги мне!» Что я ему отвечу? Старец Иосиф мне сказал, что, если уж меня слишком прижмут к стенке, я должен ответить: «У меня нет благословения Старца разговаривать». Это было моим последним козырем. Итак, Владыка стоял передо мной. |
| Жестокая духовная брань ожидала отца Иоакима. Подобно борцу, готовящемуся к состязаниям, он постарался всемерно облегчить себя. Ради этого подвижнику надлежало освободиться от всего лишнего, сколь бы ценным и дорогим оно ни было для него. Единственным, что он желал оставить при себе, была надежда на победный венец. Поэтому отец Иоаким попросил старца разрешить ему оставить бремя и ответственность священства, которые, по его словам, он вынужден был принять лишь из-за нелегкого положения Церкви в Америке. «Здесь имеются священники, причем люди святые. Я не считаю себя достойным оставаться рядом с ними. Ведь я же прибыл сюда, чтобы стать простым монахом», – смиренно говорил он. Наконец старец, видя слезы и настойчивость отца Иоакима, уступил. Свободный от тяжкого бремени священства, отец Иоаким отправился к предстоятелю скита и посреди кириакона, перед священной и чудотворной иконой святой праведной Анны, вручил ему тяжелый крест архимандрита вместе с двумя памятными наградами, полученными от Иерусалимской Патриархии и от американского правительства. После этого отец Иоаким роздал все свои новые и богатые одежды, которые отличали его от других отцов, и облачился в смиренную и простую святогорскую рясу и грубую шерстяную скуфью. Он вступил на путь аскетических подвигов ради Христа. Мужественное сердце отца Иоакима не испугали ни трудный подъем к каливе, ни многочасовые ночные службы, ни изнурительные бдения, ни отсутствие такой пищи, которая подходила бы для поддержания его серьезно подорванного здоровья. Тем более не согнуло его и строго уставное соблюдение постов: по понедельникам, средам и пятницам надлежало питаться лишь один раз в день, причем без растительного масла. В Великие посты предстояло ограничивать себя еще строже, а часто и вовсе обходиться без пищи. Его подвижническая душа с радостью включилась в новую жизнь, как будто для нее и была создана. Крест послушания В своей новой иерархии жизненных ценностей отец Иоаким поместил на первое место послушание старцу. Он знал, что на пути монашеской жизни более, чем где бы то ни было, необходим опытный руководитель, которому нужно предать себя целиком. Все твои дела, мысли и желания – все должно находиться под абсолютным контролем старца. Для этого отец Иоаким, начиная с момента своего поступления в послушание, каждый вечер приходил к старцу, чтобы рассказать ему обо всех своих проблемах и состоянии своего внутреннего мира, сообщить все, что пережил в течение дня. Трудности, искушения, восстание помыслов – это каждодневный удел монаха. Это естественный путь для каждой души, ведущей невидимую брань за то, чтобы добиться бесстрастия и обожения, пройти как бы между Сциллой и Харибдой, между бесчисленными подводными камнями и рифами. |
|
|
