| О многобедно» Мое счастье!» Хотя же малую явит отраду» И поманит» И будто польготит стаду», Да обманет». Прошел день пятый, и под дождевных» Нет отмены», Нет же и конца воплей плачевных» И кручины. Кантемир счел своею обязанностью написать Феофану утешительные стихи (epodos consolatoria), в которых говорит, что по ясным приметам наступает весна, явилась благодатная Диана (Анна): она скоро затравит диких зверей, разделит добычу (кожи этих зверей) и охранит стадо Феофана, который представляется седым пастухом, воспевающим Диану. В заключение Кантемир указывает на собственный пример: его также постигло несчастье, но он не унывает. У меня было мало козляток», Ты известен», Но и сих Егор и его други» Отогнали». Уж трижды солнце вкруг обежало» Путь свой белый», А я не имею льготы нимало», Весь унылый», Лишен и стадца, лишен хижины,» Лишен нивы», Меж пастушками брожу единый» Несчастливый. Кантемир надеялся не понапрасну. Молодой человек был отправлен министром в Лондон на основании способностей и знаний. как делывалось при Петре; бедный пастушок получил также и стадце и ниву (деревни в Нижегородском и Брянском уездах) и воспел за это благодатной Диане громкую оду. Но если обычаем времени, господствующими в нем отношениями объясняется вообще привычка поэтов XVIII века сочинять высокопарные оды в честь сильных земли, то тем более понятны похвальные стихи Анне Феофана и Кантемира, ибо они были диктованы благодарностью. Сказавши, что Аполлон запретил ему писать похвалы императрице по неимению достаточного для того таланта, Кантемир заканчивает свою оду так: По отношению нашего автора ко времени Петра Великого и последующему за ним уже можно догадаться, кому больше всего достанется в его сатире; поклонник нового начала, умственного развития посредством науки, он прежде всего схватится с старыми учителями, старыми руководителями общества, будет обвинять их в своекорыстном поклонении господствовавшему прежде началу, в его искажении, раздражаясь тем, что старые руководители упрекали его злоупотреблениями, крайностями того начала, которому он служил; он упрекал их в суеверии – они упрекали его в неверии. |
| Но и то было ненадолго: в царствование преемников Петра своевольства Запорожцев начались с новой силой и при Екатерине II достигли такой степени, что они захватывали не только земли, принадлежавшие соседней с ними Новороссийской губернии, но даже и ее мирных жителей. Этого было мало: однажды они силой увели к себе около восьми тысяч человек из гусарского и пикинерного полков, составлявших главную часть населения Новороссийской губернии. Но здесь кстати сказать вам, друзья мои, и об этой, соседней с Запорожцами губернии, обратившей на себя все внимание Потемкина. Он был почти первым, кто занимался обустройством Новой России — этого примечательного края в нашем Отечестве. При его деятельном и просвещенном управлении Новороссийская степь, или все то пространство по берегам Черного и Азовского морей, из которого потом составились Екатеринославская и Херсонская губернии, перестала быть степью, и поэтому справедливость требует рассказать вам подробнее о действиях Потемкина на этом, можно сказать, блистательном поприще генерал-губернатора Новороссийского. Итак, мы оставим пока беспокойных Запорожских казаков, тем более что история Новой России, соединяясь с их историей, сама собой приведет нас к ним. Еще в 1740 году Новороссийская степь была совершенно безлюдна. Она лежала у наших границ с Турцией и Польшей, поэтому в некоторых ее местах, ближе к Русским владениям, строили только небольшие крепости и селили легкие войска, как обычно это делалось на наших границах. Они состояли по большей части из Сербов, славившихся своей храбростью и призванных на службу к нам. Но число этих войск было настолько невелико, что при императрице Анне Иоанновне они состояли всего лишь из шести сотен человек Сербского гусарского полка. Эти гусары замечательны тем, что они были первыми известными жителями Новороссийской степи. Впоследствии к ним присоединились другие полки из вызванных таким же образом в Россию Волохов, Грузин, Болгар и Греков. Русские же поселенцы Новой России были, как мои читатели уже знают, из Великороссийских и Малороссийских беглецов, оставивших свое Отечество в грозное правление Бирона и возвратившихся при кроткой дочери Петра I. Так было до 1751 года, когда население значительно увеличилось на целую колонию из 218 человек Сербов, испросивших у императрицы Елизаветы позволения селиться на плодоносных степных землях и быть ее подданными и защитниками границы. |
| Сколько в отечественной истории было Биронов? Вокруг фигуры Бирона слишком много слухов и литературы, и слишком мало документов… 13 марта, 2014 Вокруг фигуры Бирона слишком много слухов и литературы, и слишком мало документов… Найти в России объективные источники, рассказывающие о Бироне, довольно сложно. Поэтому для начала самая общая информация о семействе Биронов. Дореволюционный Энциклопедический словарь: «Бироны (собственно, Бирены) — небогатый, но, по-видимому, старинный Курляндский дворянский род. Упоминание о нем восходит k XVI веку. В Курляндии он никогда не пользовался любовью, потому что был на стороне герцогов против дворянства. Из того, однако, что один из представителей этого рода заведовал конюшнями Курляндского герцога, нельзя заключать о низком происхождении будущего регента русской империи. Есть указания курляндских источников, что этот заведующий конюшнями был близким другом герцога и спас ему жизнь в одном сражении». Итак, для начала понятно хотя бы то, что фаворит Анны Иоанновны Эрнст-Иоганн Бирон был не простым конюхом (в нашей истории можно встретить и подобные утверждения), а все-таки дворянином. Хотя к лошадям действительно питал наследственную страсть. За что, впрочем, Россия должна ему быть лишь благодарна, поскольку Бирон очень много сделал для развития у нас коневодства. В те давние времена конь был и танком, и трактором, и паровозом. Кстати, Биронов было несколько. Во всяком случае, из тех, кто оставил след в нашей истории. По моим подсчетам, четверо: сам фаворит, два его брата (старший и младший) и сын Эрнста-Иоганна — Петр, которого он долго, но безуспешно пытался женить на будущей правительнице России — Анне Леопольдовне. Сразу же замечу, что два брата фаворита служили России честно и в политику никогда не лезли. Старший, Карл, поступил на русскую службу при Петре Великом , был им отмечен, произведен в офицеры, не раз мужественно сражался за Россию. Однажды попал в плен к шведам, откуда бежал. Сам фельдмаршал Миних — любимец Петра, а позже главный противник фаворита (Бирона-среднего), дал ему такую характеристику: «Ревностен и исправен по службе, храбр и хладнокровен в деле». Совсем недурной отзыв для боевого офицера. Свою карьеру Бирон-старший закончил в должности генерал-губернатора Москвы, а затем вместе с братом-фаворитом абсолютно незаслуженно подвергся гонениям. |
| После Петра, Аврамов как видно из его автобиографии, подавал такие же проекты Екатерине; и Петру II. Но поданный этому Государю проекта «попал в руки лукаваго Остермана и до времени погас». В 1730 году, Аврамов подал такой же проект Императрице Анне Иоанновне, под заглавием: «О должности, как ся императорскому величеству управлять христианскою, боговрученною ея величеству империею». Проект его состоит из 27 пунктов, из которых мы выпишем главнейшие. «В начале всего, по заповеди Христовой, настоящую присяжную страшную клятву впредь весьма оставить надобно, понеже о том и св. Златоуст в беседах на деяния, в нравоучении восьмом, пишет, яко клянущиеся ниже на праг церковный вступить суть достойны, и не клястися отнюдь, паче же Бога свидетеля не призывати. Наипаче же, для самаго сущаго и глубочайшая вашего величества пред Спасителем Богом смирения, потребно быть в России паки святейшему патриарху, самому благоговейному мужу, не от польских и малороссийских людей, с которым, за оное крайнее вашего величества христианское смирение, без сомнения, вся дела, во имя Христово, исправите в наилучшее. Весьма надо бы иметь вашему величеству всех дел своих вершенных, и которыя еще замышлены, быть имеют и действоваться, всегдашнюю записку, что в которое время указом чинить повелено будет, или что впредь чинить положится, также и походы и вся повседневныя действа и поступки, ради многих польз, от сего имеющих произойти, а наипаче ради истории вечной достохвальнаго вашего царствования. Ради, записки повседневных действ вашего величества иметь одного избраннаго и вернаго человека, которому открывать все свои намерения и указы. Оный бы избранный вашего величества тайных дел приобщник, записывая обстоятельно все ваши повеления и указы, такожде действия и провождения повседневныя, и усмотрев время свободное вашему величеству, когда изволите упраздниться от дел, прочитывали исправно пред вашим величеством. Праведно бы оный доносил вашему величеству, что усмотришь к лучшей христианской пользе, в премудрых советах указов и повелений ваших изяснял бы правилами Божиими и законами св. отец и гражданскими оные ваши, указы. Во всем с патриархом о полезном правлении духовенства российскаго сноситься и о лучшей пользе промышлять, чтоб оное духовенство в древнее ввесть благочиние и доброе благосостояние. И все гражданств уставы и указы обретающиеся с ним разсмотреть прилежно, согласны ли они с законом Божиим и церковными св. отец уставами, такожде и с преданиями церковными и, буде которые не согласны, те бы отставить, а впредь узаконить в согласия Божьяго закона и церковнаго разума». |
| «Я, нижеименованный, — пишет Дугин в этом новом своем обращении к Анне Иоанновне, — раб и ученик и сострадалец Господа нашего Иисуса Христа и ранам Его сообщник, желал пред Вашим Императорским Величеством стать и проповедать ясно Бога во Св[ятой] Троице. Зависти де ради архиерей меня не допустили и, напрасно обругав, в работу определили, и недобрым словом меня пред вами оговорили, и Божие дело оставили, а свое невежество паче утаили, а мне сказали: ежели де твои книги предложить, то сама государыня будет в печали, что непригоже в государстве делается, и утроба де ея возмутится». Дугин умолял императрицу взять сочиненные им тетради из Тайной канцелярии, прочесть их и узнать из них, что в ее государстве делается; если же ей угодно будет, пусть она прикажет представить его, Дугина, пред себя: «Имею бо некую тайну великую паче многих миллионов злата и камения, некоторое к пользе вам и к величию и радости здешняго мира и вечнаго с Богом сожития». Заканчивал свою записку Дугин новой мольбой Императрице, чтобы она приложила труд и прочла его книги «от конца до конца», или повелела отцу своему духовному пред собою читать их. Допрошенный в Тайной канцелярии по поводу написанного им, Дугин признался, что он этим надеялся получить свободу от каторги, «сострадальцем» же Христу он назвал себя потому, что совершенные над ним розыски (т. е. пытки) он сравнивал со страданиями Христа. Так сильно было в нем сознание его невиновности, что он не поколебался употребить это сравнение, которое в других устах показалось бы кощунственным. Он продолжал с непоколебимой наивностью верить, что, если Анна Иоанновна прочтет его тетради, он будет избавлен от каторги; он и архиереям в Синоде говорил о них, но те не поверили и говорили, что все это его «враки» и нечего об этих враках доносить Государыне. Видя невозможность добиться заветной цели предстать перед императрицей и исповедать ей свою веру в Бога и свою надежду на нее, Дугин и написал свою записку, потому что не мог допустить, чтобы его можно было сослать в каторгу за сочинение двух тетрадей, в которых он ратовал о благе народа, о мире, тишине и правосудии в государстве. Когда его спросили, что он разумел под великой тайной, которую собирался открыть императрице, он сказал, что вся его тайна заключается в том, что он хотел просить ее, чтобы она приказала по всему государству воскресный день содержать в твердости и чтить праздники и чтобы пожаловала всем русским людям премудрость, дабы они знали, что уста — врата Божия, язык — конь Христов, а сердце — престол Его; так де напечатано, поясняет Дугин, в книге Кирилла Транквиллиона и в других. Надеялся он также, что императрица велит учителям церковным учить российский народ, чтобы всякий знал путь спасения и имел прилежание к Божественным заповедям, и что она прикажет всех иноверных приводить в православие, как царь Константин и князь Владимир, которые «и неволею» приводили людей к Богу, а тем получит она себе равноапостольный венец. |
| Однакож многие теми новопечатными книгами еще не довольствуются и требуют вторичнаго печатания» 519 . Для удовлетворения этой общей потребности в чтении «Камня веры», по указам св. Синода, были предприняты еще два издания творения Яворского – одно в Москве (1729 г.) и другое в Киеве (1730 г.). Но скоро в судьбе «Камня веры» совершился решительный поворот. С воцарением Императрицы Анны Иоанновны правительственная власть в нашем отечестве сосредоточилась в руках иноземных немцев, враждебно относившихся как к русской народности, так и к православной вере. Описывая мрачные стороны иноземного владычества в русском государстве при Анне Иоанновне, Амвросий, архиепископ новгородский, с церковной кафедры говорил: «На благочестие и веру нашу православную наступили: но таким образом и претекстом, будто они не веру, но непотребное и весьма вредительное христианству суеверие искореняют» 520 . По словам того же проповедника, «враги наши домашние внутренние какую стратегему сочинили, чтобы веру православную поколебать, готовые книги духовные во тме заключили, а другие сочинять под смертною казнию запретили. Не токмо учителей, но и учения и книги их взязали, ковали и в темницы затворяли и уже к тому приходило, что в своем православном государстве о вере своей уста отворять было опасно: тотчас беды и гонения надейся» 521 . В такое тревожное и опасное для русского православия время успех «Камня веры» не мог не обратить на себя внимания правительственной партии: широкое распространение среди читающего русского общества сочинения митрополита Стефана, содержавшего в себе сильное и резкое обличение протестантов, не могло быть приятным стоявшим во главе русского государства немцам. Отсюда возникло гонение на книгу «Каменъ веры». 19 августа 1732 года императрицею Анною Иоанновною послан был в Москву Салтыкову следующий приказ: «Имея мы важны я резоны о книге «Камень веры» (которая бывшим архиереем Рязанским Стефаном Яворским сочинена в прошедших годах и напечатана), повелели оныя все напечатанныя и хранящиеся в казне взять в резиденцию нашу в С.-Петербург. |
| Иерусалим), Спасояковлевский в Ростове и Соловецкий. Внутренняя жизнь монашества. Внешняя обстановка монашеской жизни во многом имела влияние и на нравственное состояние монашества. За всю первую половину XVIII столетия оно представляет мало утешительных явлений и обрисовывается непривлекательными чертами во всех законодательных и других официальных и неофициальных памятниках того времени. Главными его недостатками выставляются упадок в монастырях не только общежительного, но и всякого порядка, своеволие и бродяжничество монахов, полное отсутствие религиозного образования и господство суеверия. Во время разных розысков по монастырям при Петре, а особенно при Анне Иоанновне тайная канцелярия заставила дорого поплатиться за эти беспорядки и суеверия многие монастыри, даже один из лучших — Саровский, в котором сохранялись и строгое общежитие, и, по крайней мере внешнее, обрядовое благочестие. Из высоких подвижников за это время, кроме, конечно, сокровенных рабов Божиих, встречаем одного иеросхимонаха Иисуса, бывшего сначала священником — духовником Nempa I, потом в 1708 г. сосланного на Соловки и здесь постриженного; в 1713 г. он основал Голгофо-Распятский скит на Анзерском острове, отличавшийся при его жизни строгим подвижничеством. Введение штатов 1764 г. произвело в монашестве сильное потрясение и на первых порах еще более расстроило его жизнь; никогда еще не было столько бегства монахов из обедневших монастырей и их бродяжничества, как несколько лет спустя после 1764 г. — кто искал себе лучшей жизни по разным монастырям, кто удалялся в лес для пустынного жительства, а некоторые уходили даже за границу — в Молдавию или на Афон. Но когда это движение немного поуспокоилось, началось лучшее время для монашества, и те же самые штаты 1764 г., то самое лишение старого вотчинного богатства, которые привели было монашество к расстройству, стали обращаться ему в пользу. Св. Синод и разные святители, ревновавшие о благе монашества, принялись за устройство монастырей, сообразно новому положению, через введение в них общежития, и за возвышение их внутреннего благоустройства. |
| «В малой России, читаем в 18 п., монастырям, попом и всякого духовного чина людям казачьих земель, грунтов и никаких угодий не покупать и казакам и всякого мирского чина людям им не продавать и не закладывать и в поминовение вкладом и никакими сделками не давать», в противном случае земли эти «отбирать безденежно и отдавать казакам наследникам тех имений или кому надлежит; понеже и в великой России о непокупке к монастырям вотчин такие же указы; а кто из малороссиян похочет в монастыри и к церквам вклад дать, и те б давали деньгами» 599 . При Анне Иоанновне в 1734 г. на основании этого указа узаконено было, – в случае посвящения в священнослужители человека, владевшего казацким грунтом, грунт этот немедленно от него отбирать и отдавать его родственникам 600 . Но кроме казацких грунтов, владение которыми было сопряжено с казацкою службой, поддерживалось запрещение духовенству покупать и всякие вообще земли. В 1735 г. малороссийское духовенство вместе с своими архиереями подало было просьбу государыне об отмене этого запрещения и о дозволении как покупать у мирских людей недвижимые имения, так и брать земли на помин души; в прошении писалось, что хотя это и запрещено в резолюции на докладные пункты 1728 г., но такое запрещение незаконно, нарушает древние постановления и правила. Императрица осердилась и послала указ управлявшему тогда Малороссией кн. Шаховскому, чтобы он призвал архиереев к себе и сделал им выговор, дабы впредь в прошениях своих таких грубых и предосудительных слов отнюдь не включали. Шаховский так их пугнул, что они начали извиняться, говорили, что написали прошение простотой своею, впредь так писать не будут, и просили прощения. Между тем, по указу императрицы, Шаховский должен был секретно уговаривать старшину, полковников и прочих чиновников, чтобы они послали просьбу о неукреплении мирских земель и угодий за духовенством, а людям, сидевшим тогда за составлением малороссийского уложения, внушать, какой от укрепления земель за духовенством может произойти убыток казачеству и интересам государственной службы и как необходимо внести важный пункт о не отчуждении земель в пользу духовенства в уложение 601 . |
| Б.К.: Безусловно, для Михаила Ломоносова Христиан Вольф был замечательным университетским учителем и добрым наставником. Кстати, в их судьбах можно наблюдать ряд знаменательных совпадений. Оба происходили из простых семей. Сходными оказались ориентации в познании науки. Оба они боролись против мистицизма, проникновения в науку ложных или научно не доказанных научных понятий и терминологий. Хотя они были религиозными людьми, однако им пришлось выдерживать нелегкую борьбу против религиозного обскурантизма. Кстати, Вольфу и Ломоносову принадлежат особые заслуги в деле модернизации их родных языков, а также в формировании (в рамках немецкого и русского языков) научной и философской терминологии. При этом очень важно, что Ломоносов много сделал для пропаганды в России немецкого языка. Вольф одним из первых в Германии отказался читать лекции по латыни и предпочел лекции на немецком языке. Позднее такую же огромную роль в формировании университетской науки, преподаваемой на русском языке, сыграл Ломоносов вместе со своими подвижниками. Еще одно примечательное сходство в судьбах двух ученых и мыслителей – они обладали недюжинными организаторскими способностями. Вольф и Ломоносов, как и многие ученые 18-го века, были в своих странах мыслителями и универсальными исследователями. Причем их объединяла и высокая гуманитарная культура. Надо признать, что Ломоносов в этом плане пошел дальше Вольфа. Ломоносов был еще и видным русским поэтом, ученым-филологом и историком. Несмотря на усиленные занятия в Марбурге немецким языком и точными науками, в свободное время он серьезно работал и в области русской поэзии. Первым его опытом был перевод Фенелоновой оды, а за ней последовало собственное сочинение, подражающее своим размером поэзии Гюнтера. Он следил в Германии за событиями в России. Так, 19 августа 1739 года в ходе русско-турецкой войны сдалась на милость победителям турецкая крепость Хотин на реке Днестр. Ломоносов между сентябрем и декабрем того же года написал в Марбурге " Оду Блаженныя Памяти Государыне Императрице Анне Иоанновне на победу турками и татарами и на взятие Хотина 1739 года " . |
| Петр учредил в Украйне ландмилицкий конный корпус (в полках 10 рот, в роте 150 человек). Петр занялся Малороссией; облегчил подати etc. Решил запросы магистрата касательно капиталов выбывающих из общества купцов etc. Петр отправил турецкого посла с тем же прежним ответом, но предписал генералу князю Голицыну, находящемуся в Украйне, расположить свои 70 или 80 тысяч по границам крымским и турецким (при том подробная инструкция). Указов состоялось множество, касающихся до торговли рыбной, шелковой etc., подтвердительный о полицейских полках etc. etc. Апраксин и Толстой прибыли из Астрахани. Петр благодарил Румянцова и Юсупова за суда etc. (30 апреля). Матюшкину Петр повелел ехать в Баку, кой час суда прибудут. Герцог вейсенфельский назначен был женихом Анне Иоанновне. Петр писал Петру Михайловичу Бестужеву в Митаву, чтоб по смерти Фердинанда (больного в Данциге) избрали бы его, вейсенфельского герцога, а Эртману, генералу-аудитору нашему, по смерти герцога арестовать его имение по претензии ее высочества (16 мая). Петр со флотом поехал до Ревеля (для экзерсиции). Датчане весьма встревожились и вооружились наскоро. Петр пошел в Балтийское море, оттоле приезжал на время в Петербург, издал указы о новой медной монете, о рубке лесов для гуляния etc. 16-го июля Петр опять на море пишет к Дегеннину о Екатеринбургской крепости etc. Матюшкин посадил 4 полка на вновь прибывшие суда, разделив эскадру на 3 части под начальством 1) своим, 2) генерал-майора князя Трубецкого, 3) князя Барятинского. Артиллерию отдал майору Герберу, судами управляли князь Урусов, Пушкин и Соймонов, и 20 июня вышли из Астрахани, а 6-го июля прибыли в Баку. Матюшкин послал в город султану приглашение их принять. Ему отказали. Он велел солдатам высесть на берег. Конница персидская вышла было из города, но была прогнана. Город был бомбардирован. 25 июля определен штурм, но не состоялся по причине бури на море (?). Город сдался и 26-го июля был занят. 80 пушек взято. 700 человек гарнизону и начальник их взят в нашу службу. |
|
|
