| 4742 Этим цифрам соответствуют в русском переводе книги Шантени де ля Соссея цифры: 430, 546 и 30. 4743 Об анимистической теории см. на русском языке проф. А.И. Введенский, Вера в Бога, ее происх. и основ., его же, Религ. созн. языч. 108 слл., Э Ланге, Мифология, М. 1901, 64 слл.; проф. А.М. Клитин, История религии, Од. 1910, 89 слл.; проф. А.В. Смирнов, Курс истории рел., 28 слл.; проф. Т.И. Буткевич. Рел., ее сущн. и происх. 379–426; Евг. Кагирова, Мифол. очерки, 50 слл. 4744 В русской богословской науке крайности анимистической теории встречают себе единодушное осуждение. Но правильно понимаемый анимизм может и не стоять в противоречии с учением Церкви. Некоторые наши богословы, поэтому, допускают анимизм в качестве одной из древнейших форм естественного (языческого) религиозного сознания. Так, проф. прот. А.В. Смирнов (цит. соч. 72слл.) признает фетишизм и тотемизм только особым видом анимизма. Проф. С.С. Глаголев пишет: «Начало жизни народа в религиозной сфере обычно характеризуется развитием натурализма и анимизма». (Греческая религия, Часть 1, Верования, Сергиев Посад 1909. стр. 49). Также и проф прот. А.Л. Клитин замечает: «Первоначальные религиозные верования индейцев состояли в анимизме и натурализме» (цит. соч. стр. 220). Из представителей светской науки в России сторонником анимистической теории был напр. покойный московский этнограф Н.Н. Харузин и мн. др. 4746 Н.П. Петерсон. Н.Ф. Федоров и его книга «Философия общего дела» в противоположность учению Л.Н. Толстого о «непротивлении» и другим идеям нашего времени. Верный – 1912 г. 4748 Опыт построения философской системы на понятии хозяйства. (Вопросы Филос. и Псих. 1913 г. Ноябрь–декабрь). 4771 Даже при моем кратковременном знакомстве с этим переводом и без специально-корректорских целей, мной замечены следующие неисправности: гл. I. Ο τατ μνον – «и не поэтому только», надо: не сегодня только, – μφιδξιοι –«угодные», надо: искусные. III. πρς τν Ρμης – «в Рим», надо: к Римскому (папе), – μπρπων «восседавший», надо: блиставший, – κε λειτουργσοντα κτλ – «чтобы там, внутри скинии истинной совершать служение... |
| По мере развития родовой общины и перехода от примитивного собирательства к начаткам хозяйственной деятельности человек начинает интересоваться составом вещей, их строением, их смыслом. Тогда-то человек и научился отделять т. н. идею вещи от самой вещи, а т. к. вещами являлись фетиши - отделять его идею от самого фетиша, т. е. отделять магическую силу даймона вещи от самой вещи. Так совершается переход сначала к преанимизму , а затем к анимизму . Как и фетишизм , анимизм (animus - дух, anima - душа) имел свою историю. Вначале существовало представление, что даймон вещи настолько неотделим от самой вещи, что с ее уничтожением он тоже прекращает существование (подобно нимфам дерева - гамадриадам, умирающим вместе с порубкой самого дерева). В дальнейшем возникло представление о самостоятельности этих даймонов, к-рые не только отличаются от вещей, но и способны отделяться от них и сохраняться в течение более или менее длительного срока после их уничтожения (нимфы дерева - дриады, уже остающиеся в живых после уничтожения дерева). Первоначальный анимизм связан с представлением о даймоне как о некой силе, злой или (реже) благодетельной, определяющей судьбу человека. У Гомера имеется много примеров именно такого, безымянного, безликого, внезапно действующего, неожиданного и страшного, даймона. О нем человеку ничего неизвестно, его законченного образа еще не существует, но он уже не является фетишем. С момента, когда даймон получает ту или иную индивидуализацию, происходит переход от преанимизма к анимизму. Даймоны, а затем и божественные существа мыслятся обычно в мире материальном, телесном. Но их тела возникают из разных видов материи. Если древние греки представляли себе, что самая грубая и тяжелая материя - земля, вода же нечто более разреженное, а воздух еще тоньше, чем вода, и тоньше воздуха огонь, то и даймоны состояли из всех этих стихий. Боги же состояли из материи еще более тонкой, чем огонь, а именно из эфира. Древнейшее анимистическое представление греков четко выражено в мифе о Мелеагре. Жизненная сила этолийского героя Мелеагра была заключена в тлеющей головешке, спрятанной его матерью в ларце. Во время охоты на калидонского вепря Мелеагр в спорах о первенстве отдал предпочтение прекрасной охотнице Аталанте и убил братьев своей матери, претендовавших на шкуру вепря. Тогда мать героя, Алфея, прокляла сына и бросила головешку в костер, с уничтожением к-рой в огне погиб в муках и Мелеагр. |
| Если рассуждать серьёзно, то искушение — это испытание, которое по сути всегда предполагает выбор: или человек ему поддаётся, или преодолевает его. А потому жалобы на лукавого — не что иное, как стремление переложить на него ответственность за собственные ошибки. Всё тот же ложный стыд прародителей мешает признаться самому себе и окружающим в отсутствии профессионализма, должной квалификации, элементарного прилежания, наконец, в собственной греховности и в собственном несовершенстве. Подобный образ мышления решительно осуждает апостол Иаков: В искушении никто не говори: Бог меня искушает; потому что Бог не искушается злом и Сам не искушает никого, но каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственною похотью (Иак 1:13–14). Но самое странное, что жалобы на проделки бесовские чаще, чем где бы то ни было, слышатся в храме Божием. Например, на московских дорогах, где можно услышать всё что угодно, бесов вспоминают гораздо реже. В самом деле, сложно представить водителя, который выполнил разворот через две сплошные линии и тем самым грубо нарушил правила дорожного движения, объясняющего гаишнику, что “это его бес попутал”. А вот храм Божий уже давно в нашем представлении стал вместилищем разнообразных искушений, специфических бесов и тому подобной нечисти. Конечно, начитанный человек возразит, что-де и у Гоголя в “Вие” храм становится местом, где бушуют бесы. Но ведь там же напрямую сказано, что храм был заброшен, в пренебрежении, что в нём не служили, а у нас этого по Божией милости нет. Надо отметить, что подобные околоцерковные представления подкрепляются суевериями, имеющими истоком своим язычество, которые зачастую становятся нормой жизни. Самым распространённым “заболеванием”, которое мы, как водится, в себе не замечаем, является анимизм — вера в то, что окружающий нас мир наполнен духами, как правило, злыми. Куда не глянь — везде они. В свою очередь анимизм, как и любое другое суеверие, порождает в человеке страх перед тёмными силами. Страх, который вовсе не способствует спасению человеческой души, а наоборот, отдаёт её во власть демонов, травмирует психику человека (до сих пор в ходу анекдот про семинариста, который носки крестил, прежде чем их надеть). И получается, что боимся мы совсем не того, чего следует бояться — Страшного суда, последнего суда, после которого мы уже не сможем исправить нашу жизнь, а того, против чего имеем непобедимое оружие мира — Крест Христов 2 . Иными словами, бесов боимся и забываем о главном… Впрочем, обратимся к Писанию. |
| Вначале человек начинает обожествлять явления природы. Действительно, многие из них превосходят человека своей мощью. Скажем, он думает, что Бог – это солнце, которое может дать жизнь, а может дать ему смерть, как в засуху. Человеку кажется, что Бог – это молния, которая мгновенно уничтожает то, что этому Богу неугодно. Ему кажется, что Бог – это море бесконечное, бескрайнее и т.д. Но для того, чтобы что-то обожествить, как совершенно правильно говорил профессор МДА Михаил Юрьевич Кудрявцев-Платонов, нужно всегда иметь понятие о Боге. Никакая материалистическая теория познания, на каком бы принципе абстрагирования она не обосновывалась, не позволяет дойти до того, что из небытия, из ничего, если Бога нет, вдруг возникает понятие об этом существе. Для того чтобы обожествить явления природы, для того чтобы населить мир божественными духами, у человека должно уже быть понятие о Боге, иначе он попадает в замкнутый круг, о котором я говорил, рассказывая о теории евгемеризма. Дальше, как говориться, больше. Люди начинают задавать себе все больше и больше вопросов. Они видят богов за животными, за растениями. Возникают различные виды первобытных религий. Возникает тотемизм – поклонение тотему. У каждого племени есть свой тотем – животное или растение. Возникает анимизм – обожествление духов. Это форма познания, следующая по очереди. Человек понимает, что у него у самого кроме тела есть некая душа, и тело приводится в движение посредством этой души. А значит и в природе, которая также должна осуществить движение: ветер дует, молния сверкает, море волнуется – все это тоже должно приводиться в движение некими духами. Возникает анимизм, т.е. концепция, согласно которой мир населен духами. Но все это, опять же повторяю, предполагает неосознанное, смутное, неправильное, искаженное познание Бога. И, обращаю ваше внимание. Какие бы древние книги вы ни читали, высококультурных народов типа древнегреческого или самых забитых африканских племен – всегда у этих народов существует представление о некотором неименуемом, всепроникающем Боге. Не только о Зевсе или Гефесте, Посейдоне, Афродите, а о некоем Боге, как говорили древние греки, – о некоем Хроносе, о некоей судьбе, которой подчиняются все боги. Даже Зевс не всемогущ, как говорили древние греки. Всем управляет Хронос – Бог времени, т.е. представление о некоем едином истинном Боге, пусть искаженное, пусть в неправильном виде все равно сохраняется в любом народе. |
| Такому превращению культа умерших в культ природы могли способствовать те наименования и прозвища, которые носили умершие при жизни. Пусть какой-нибудь вождь племени именовался при жизни Громом, Утренней Зарей, Тигром или быстроногой Ланью; после смерти он сначала сам делается предметом религиозного культа, но потом, когда память об этом историческом лице утрачивается и остается только его имя, религиозное почитание переносится с забытого умершего на тот физический предмет, название которого ему было усвоено. Таким образом возникает религиозное почитание грома, утренней зари, тигра или лани. Напротив, Тэйлор объясняет происхождение религиозного культа природы и ее явлений вышеуказанной склонностью дикаря переносить свои собственные состояния на предметы и явления окружающей природы. Признавая в самом человеке существование помимо тела особого двойника или духа, дикарь предполагает и во всех явлениях внешней природы наличность такого же духа, способного влиять на окружающую среду, и в частности на человека и его судьбу. Если первобытный дикарь способен был прийти к обоготворению и религиозному почитанию душ умерших людей, то, естественно, он мог остановиться и на обоготворении тех мощных и таинственных духов, которые, по его мнению, обитают в разнообразных предметах и явлениях природы. Так возникает почитание природы, а также демонов, леших, русалок, домовых и прочих всевозможных таинственных духов, которыми грубый ум дикаря наполняет всю природу. И здесь цель религиозного поклонения чисто утилитарная: этим поклонением дикарь хочет задобрить духов природы и оградить себя от их зловредного влияния 5 . Что анимизм, понимаемый в смысле верования в существование духов или разнообразных демонов, способных влиять на человеческую жизнь, составляет едва ли не всеобщее явление у диких и некультурных племен, – это факт, не подлежащий сомнению. Но есть ли этот анимизм первичная форма религиозного сознания, или же он представляет собою дальнейшую уже стадию в развитии и переработке более простейших, так сказать, зародышевых религиозных представлений – это вопрос и до сих пор спорный. |
| Глава двадцать первая. Способность некоторых лиц к обнаружению так называемых медиумических явлений, т. е. анимизмических и спиритических 1. Разнообразные медиумические явления вообще, по рассказам и наблюдениям разных учёных Для точного разграничения я, – говорит А. Аксаков, – предлагаю обозначать вообще словом анимизм (ох слова anima – душа), все умственные и физический явления, заставляющие признать в человеческом организме способность производить какие-либо действия на расстоянии, без обычного посредства внешних органов, и в особенности все медиумические явления, которые могут объясниться действием живого человека за пределами его тела 334 . Слово же спиритизм будет обозначать только те явления, которые, не объясняясь всецело ни одной из всех предшествующих гипотез, представят достаточно данных для обращения к гипотезе взаимообщения с отшедшими. Если притязания этой последней гипотезы оправдаются, то слово анимизм будет прилагаться к специальному виду явлений, производимых началом анимическим (душевным, – как самостоятельно мыслящим и организующим), поколе оно связано с телом, а под словом спиритизм будут разуметься явления, приписываемые действию того же самого начала, отрешённого от тела. Слово же медиумизм будет обнимать все явления, анимические и спиритические, без специализации гипотез. Объективность силы, действующей при медиумических явлениях, проявляется не одним стуком, а и другими совершенно наглядными и осязательными результатами. Я не буду говорить о различных видах прямого приложений этой силы к движению внешних предметов без всякого видимого к ним прикосновения кого бы то ни было; – если же проявления этого движения бывают иногда и вполне разумны (как в случаях непосредственного письма), то мы точно также допустили, что они могут быть отнесены к нашей собственной разумной деятельности, хотя и бессознательной; но укажу на ещё более интересные и сложные явления, когда эта сила делается настолько конкретной, что сама принимает видимые образы, сама творит временное вещественное тело для произведения подобных движений. Видимое и осязаемое появление рук на сеансах началось очень скоро после так называемых «рочестерских стуков» и продолжается и по сию пору. Исписано об этом масса. Но совершенно достаточно обратиться хоть к свидетельству Крукса, исследования которого в области спиритизма считаются, и не без оснований, авторитетными. |
| священник Николай Карасев Раздел I. История оккультизма Первобытный оккультизм Большинство современных ученых считают, что первобытной формой религии был культ природы, в частности: анимизм, тотемизм, фетишизм. Суть этого культа состояла в том, что человек верил в некую высшую силу, которая управляет Вселенной и всеми процессами и явлениями, происходящими в природе и в обществе. Эти силы персонифицируются или же остаются безликими. Так, анимизм предполагает веру в духов, которые наполняют природу во всей ее полноте и влияют на процесс и характер общения человека с природой. Тотемизм и фетишизм – это конкретное совмещение той или иной личности человека, или животного, или даже любого неодушевленного предмета с личным духом. Из характера этих верований можно сделать вывод, что первобытный человек имел определенное представление о природе духовного мира. Он видел разницу между миром видимым и невидимым, для него реальное существование духов было непреложным фактом. Но он был мало знаком с законами духовного мира, у него было достаточно искаженное представление как о сущности духовного мира в целом, так и об отдельно взятых духах. Так, он верил, что за видимыми предметами и явлениями стоит мир духовный, но различить мир духов не мог и поэтому часто творил поклонение злым духам или же деперсонализировал их. Современная наука, основывающаяся на эволюционной теории, считает такие представления человека ошибочными по существу, мифическими по характеру представлениями и объясняет их недоразвитостью человеческого сознания и несовершенством логического мышления. Христианское видение представляет это в ином ракурсе. Сыны Человеческие, та часть потомков Адама, которая не восприняла раскаяние своего праотца, извратила истинные принципы жизни и правильный образ мышления, что отразилось в первую очередь на форме и содержании их веры в Бога. Род этот был в большинстве, поэтому и наследие их религиозных верований в вещественных доказательствах доходит и до сего дня, поэтому и создается представление, что их религиозные воззрения были единственными. |
| По его мнению, во всех попытках разрешения этого вопроса есть доля правды. Он ставит вопрос таким образом: что должно было находиться в первобытной душевной жизни человека, из чего произошло то, что должно быть названо началом всякой религии, и в какой связи находится с ним то, что еще уяснило бы происхождение религии? Для решения этого вопроса Раувенгоф считает необходимым, насколько возможно, обратиться мыслью к отдаленнейшему прошлому людей, чтобы понять, что могло происходить в голове и сердце родоначальников нашего поколения. Этому может послужить будто бы некоторым образом то, что мы находим еще и теперь у наименее развитых народов, а иногда, для объяснения можно воспользоваться и аналогией первого развития дитяти. В настоящее время пользуются особенною популярностьюгипотезы натуризма и анимизма, представители которых утверждают, что дикарю свойственно каждое явление природы, которое обратило на себя его внимание, считать существом одушевленным, произвольно двигающимся и действующим, благодаря сокрытой в нем силе. Я, говорит Раувенгоф, не отрицаю, что может быть натуристическая или анимистическая религия, в смысле религий, которые имеют своим объектом явления природы или духов. Но я возражаю против того, что натурам и анимизм сами по себе уже должны быть понимаемы как религиозные представления. Совершенно верно утверждает Тиле (Tiele): «анимизм не есть сама религия, а вид первобытной философии, господствующей не только в религии, но и во всей жизни первобытного человека». Как скоро человек достигает известного сознания, первое, что возбуждает его фантазию, говорит Раувенгоф, есть, без сомнения, впечатление, которое он получает от некоторых явлений природы, и притом главным образом таких, которые по-видимому имеют нечто непостоянное, капризное. На них легче всего могло быть переносимо представление, которое так близко дитяти- человеку, что вещи вне его подобны ему самому. И каким образом иначе он мог их мыслить? О силе природы и действии природы он еще не имел никакого предчувствия, и когда он поэтому видел движение и изменение, то для него единственно возможным объяснением этого являлось то, что в этих вещах происходит то же, что и в нем самом. |
| 279 Два таких случая приводит г-жа Гардиндж Бриттен (History of Modern American Spiritualism). В первом (стр. 224) медиум письменно воспроизвел первый вопрос из списка, но попросил, чтобы на остальные отвечали стуки. Второй случай (стр. 257) – из вторых рук, и против него можно сделать и другие возражения с точки зрения доказательности. 283 Spirit Communion: a record of Communications from the Spirit Spheres, pages 41–48. By J. B. Ferguson. Nashville 1854. 284 См. также показания доктора Декстера в предисловии его к сочинению Spiritualism (Эдмондса и Декстера) и рассказ достоп. А. Э. Ньютона о беседе чрез посредство медиума с умершим его отцом, приводимый Гером, op. cit. p. 330. 292 О нем см. Анимизм и Спиритизм стр. 404 и др. Одним из результатов исследований, предпринятых в 80-хъ годах американскою «Сейбертскою Комиссиею», было его полное изобличение. Прим. перев. 295 О случаях писания и речи на языках медиуму (будто бы) неизвестных см. «Позитивизм в области спиритуализма» Аксакова, стр. 106–135, и «Анимизм и Спиритизм» его же, стр. 380–399. Прим. перев. 299 Известный свободный мыслитель и политический деятель; родился в Англии; эмигрировал в Америку, потом во Францию, где играл некоторую роль во времена конвента (1737–1809). Прим. перев. 301 Некоторые из них приведены в приложении к I тому Spirimualism’a Эдмондса и Декстера. Интересно отметить, что, по словам Дж. Бови Додса, они носили «изрядный отпечаток возвышенного интеллекта» покойного сановника (Spirit Manifestations examined, p. 129). 302 The Healing of the Nations, p. 504, by Charles Linton. New York 1858. Талльмедж говорит, что курсив – принадлежит духу. 303 The Educator, being Suggestions theoretical and practical designed to promote Man-Culture and Integral Reform with a view to the ultimate establishment of a divine Social State on Earth, etc. Boston, 1857. 304 Это представление часто встречается у алхимиков. См. напр.: Fludd, The Mosaicall Philosophy, p. 221: «Эфирный сперм или астральные влияния – свойства гораздо более тонкого, чем оболочка видимого света. Да, воистину они столь тонки, столь подвижны, столь всепроникающи и столь живучи... что постоянно проходят даже в центр или всемирное лоно земли, где порождают металлы различных родов; это доказывают древние философы». |
| Подробно излагать содержание книги Тэйлора значило бы снова повторять то, что было уже высказано Спенсером. Собственно говоря, Тайлору принадлежит только изложение, а не содержание его книги. Если в сравнении с тем, что высказано Спенсером, у Тэйлора и есть что-либо новое, то оно только еще более запутывает и без того полную противоречий гипотезу Спенсера. Так, Тэйлор в значительной степени затемняет самое понятие об анимизме, под которым он разумеет и почитание предметов внешней природы, которые представляются как бы одушевленными существами (натурализм), и почитание независимых от этих предметов духов или демонов (демонолятрия), и, наконец, почитание душ умерших людей или духов предков (анимизм в собственном смысле). Но натурализм, демонолятрия и анимизм имеют такие существенные отличия одно от другого, что их смешивать можно только по незнанию или в интересах какой либо предвзятой тенденции – умышленно. Затем, – Тэйлор уверяет, что первобытные люди прежде образования понятия о душе составили себе представление о жизни, как о существе, совершенно отдельном от человека и его тела, дающем ему возможность чувствовать, мыслить и действовать, и что только из соединения этого существа с другим самостоятельным существом – призраком или образом человека в сознании человека получилось представление о призрачной душе, хотя эта призрачная душа у первобытных людей продолжает признаваться единственным началом и источником жизни. Нужно, очевидно, быть слишком доверчивым, чтобы приписывать первобытным людям такую сложную комбинацию мыслительной деятельности, без всякой надобности и без всякого фактического основания. Что для нас важно в учении Тэйлора, так это скорее его отрицательная сторона, чем положительная. Так, Тайлор уже не хочет вместе с Спенсером указывать на отображения людей в воде, превращения, эхо и т. п. как на явления, на основании которых будто бы возникла идея двойственности вещей, вера в невидимое и духовное бытие и, наконец, представление о человеческой душе. Этим он, очевидно, произносит хотя и молчаливый, но суровый приговор над ненаучными приемами своего учителя – Спенсера. |
|
|
