| Конъюнктура времени многое меняет. Не только в смысле конкретных высказываний, но и в смысле таких глобальных понятий, как гуманизм. Ведь когда Тарковский снимал свои фильмы, под спасительной крышей этого понятия — общечеловеческих ценностей — сходились все, кто так или иначе противостоял советской рутине и основополагающим принципам позднейшего пролетарского гуманизма «кто не с нами — тот против нас» или того хуже — «если враг не сдается, его уничтожают». Должно было пройти время для того, чтобы сознание религиозное и гуманистическое окончательно разграничились так же определенно, как они разграничены в вашем вопросе. Надо было многое прояснить, чтобы понять про гуманизм то, что уже в середине XX века понял замечательный немецкий философ Романо Гвардини. В своей вышедшей в 1950 году работе «Конец нового времени», посвященной анализу гуманистических идей, он писал: «… новое время, заявив претензию на личность и мир личных ценностей, освободилось от их гаранта — христианского Откровения». Гуманизм Тарковского, конечно же, сильно отличался от гуманизма Марлена Хуциева или гуманизма Григория Чухрая — знаменитых режиссеров-шестидесятников. С самого начала он был заинтересован прежде всего в проблемах внутренней жизни человека и был достаточно далек от актуальных в ту пору общегуманистических надежд, скажем, на торжество «социализма с человеческим лицом». Но он был далек и от того ясного ответа на свое духовное вопрошание, которое дает христианское Откровение. Кадр из фильма " Андрей Рублев " (1966) — А как же христианская символика, которую Тарковский начал использовать уже в своей дебютной картине «Иваново детство»? Главные герои этого фильма — военные разведчики — даже жили в подвале разрушенной церкви… — Именно разрушенной. И это важно. На полу там еще лежал колокол, который Иван подтягивал к потолку и бил в набат, мысленно сражаясь с фашистами. А потом начинался артобстрел, и комья земли обрушивались на кусок фрески, изображающей Богоматерь с младенцем. Колокол появляется у Тарковского и в заключительной новелле «Андрея Рублева», которая так и называется — «Колокол». Но и в «Рублеве» это не колокол на колокольне, созывающий на службу, а новый колокол, звучание которого еще надо опробовать. |
| Вот все, что мы знаем о жизни прославленного мастера. Позднейшие источники характеризуют Андрея Рублева как выдающегося иконописца и человека необычайного ума и большого жизненного опыта, подчеркивая одновременно его смирение. В источнике XVII в. («Сказание о святых иконописцах») сообщается, что Андрей Рублей жил «в послушании» у Никона и что по его заказу он написал икону «Троица» «в похвалу отцу своему святому Сергию Чудотворцу». Так как от Рублева не сохранилось ни одного подписного произведения, а в его эпоху иконописные работы производились артелями, дружинами мастеров, то трудно выделить среди безымянных икон учеников и последователей мастера его собственноручные произведения. В иконостасе Благовещенского собора, выполненном под руководством Феофана Грека в 1405г., довольно четко обозначаются 3 стилистические группы: деисусный чин в основной своей части, несомненно, принадлежит Феофану; праздничный ряд, состоящий из 14 икон, распадается на 2 группы – от «Благовещения» до «Входа в Иерусалим» и от «Тайной вечери» до «Успения». Последние 7 «праздников» выполнены в более живописной манере, тяготеющей к искусству XIV в., тогда как первые 7 сцен обнаруживают руку мастера, который явно принадлежал к более молодому поколению. Он прибегает к сплавленной фактуре с постепенными переходами от света к тени, он избегает сочных бликов и движек. Напрашивается вывод, что если автором 2-й группы был представитель старшего поколения, иначе говоря, Прохор с Городца, то автором первых семи сцен праздничного цикла был более молодой мастер, т.е. Андрей Рублев. Прохор – превосходный иконописец, но ему недостает художественного темперамента. Его краски красивы, письмо добротно, все его композиции глубоко продуманы (ср. «Сошествие Св. Духа» и «Успение»). Пишет он еще довольно свободно. Он любит резкие высветления, сочные блики, быстрые движки. В типах его лиц, с остренькими носиками, в маленьких изящных руках есть нечто стереотипное. По общему характеру своего искусства он выступает как убежденный грекофил, хорошо знавший образцы византийский живописи XIV в. Вероятно, Прохор был прямым продолжателем традиций Гойтана, Семена и Ивана, являвшихся, по свидетельству летописца, «греческими учениками». |
| Рассказ «Шумит луговая овсяница» – один из лучших в мировой литературе! Запевается он так: «В середине лета по Десне закипали сенокосы. Перед тем стояла ясная недокучливая теплынь, небо высокое, емкое, и тянули по нему вразброд, не застя солнце, белые округлые облака». Самое главное в этом чудесном отрывке, что облака не застят солнце. Это Носов здорово подметил, что летние облака плывут по небу вразброд и солнце не застят. И здесь не просто глаз большого художника, здесь уже заложено зерно всего рассказа. Что «закипали сенокосы» и летние облака не застят солнце. В эпилоге рассказа об этом невольно вспоминаешь… И накануне сенокоса прошел июльский ливень, от которого «пили травы, пила земля», и, «опустив голову, покорно и охотно мокла среди лугов стреноженная лошадь». Какая поэзия в этой опущенной голове, в этих «покорно и охотно»! Андрей Тарковский, наверняка читавший «Луговую овсяницу», в фильме «Андрей Рублев» в самом конце, когда черно-белое кино закончилось и началось вдруг цветное – потому что Русь начала подниматься с колен и повеяло уже победным ветром с поля Куликова, и жизнь заиграла всеми чудесными красками икон Андрея Рублева среди ангельских ликов вмонтировал кадр «покорно и охотно мокнущей в лугах под ливнем лошади…» Его невозможно забыть! Малюсенькая деталь, таких по рассказам Евгения Ивановича Носова рассыпано великое множество: «засыпали лошадям вдоволь полные телеги свежескошенной травы, по которой еще прыгали кузнечики». Свежее травы не бывает – по ней еще прыгают кузнечики! Какая сразу картинка лета! А купание в реке перед сенокосом! Сначала коротко, как ныряют парни. И на девчат у Носова хватило одного предложения: «визжали от ласки воды, неистово колотили ногами, взбрызгивая белые пузыристые столбы, полоумно шарахались от змеиных извивов водорослей». О стариках, правда, тоже немного, но в один абзац столько уместилось: «перекрестясь, сползали на костлявых задах в реку старики, бледнотелые, с темными, непомерно большими кистями рук и темными, будто из другой кожи, шеями. У иных на синеватой ребристой наготе багрово проступали старые солдатские отметины… плескали на себя бегучую хрустальную теплынь. Потом долго намыливались, пуская шапки пены по струе, ласково разговаривая с пескарями, что доверчиво тыкались в ноги. Мылись обстоятельно, на весь год, до следующего сенокоса, если еще приведется…» В нескольких предложениях писатель рассказал всю их жизнь: работали так, что кисти рук стали непомерно большими и темными навсегда; что защищали от врагов Родину – солдатские отметины на теле; что руки-то у них темные, зато души настолько светлые – пескари им доверяют, а они с пескарями ласково разговаривают. Моются как перед смертью, «если еще приведется». Мудрые и добрые люди перед нами! |
| До сих пор помню то необыкновенное чувство от этого фильма - чувство светлое, сопричастность Андрею Рублеву, он стал моим героем, а Анатолий Солоницын - любимым актером. Да, отдельные эпизоды видеть тяжело, и при многократном просмотре фильма уже на видео-пропускаю, но сказать, что этот фильм наговор на русский народ и искажение нашей славной истории, нет, такого сказать нельзя. Сколько боли за народ, жалости и одновременно вера и гордость за него - в лице Бориски,ослепленных строителей,скомороха... Простите, гордость - это греховно, но мне так виделось. А дебаты Андрея с Феофаном Греком - глоток чистого воздуха... И в молодые годы, и сейчас считаю, что все в этом фильме реально, - смутное время XVII века и гражданская война - это ведь тоже наш народ и наша история. Царствие небесное Андрею Арсеньевичу и всем создателям фильма, ушедшим в мир иной. Светлана/Фотиния 12 февраля 2016, 16:24 Хочу ещё добавить, что, думаю и не сомневаюсь, что в моём детском сознании фильм " Андрей Рублёв " стал одной из точек на пути к православию. Очень значимой, существенной вехой. Вот и судите, антирелигиозный ли это фильм. Ведь заканчивается всё в фильме чудесным возрождением, появлением нового творца, отлившего удивительный колокол. Виктор 12 февраля 2016, 15:43 Простите. Возможно, лет через много о нашем времени будут вспоминать только потому, что оно дало отдельных гениев. Один из них Тарковский. Он смог выразить свое понимание мира языком кино. И выразить так, как никто до него, да и после (пока) не смогли. Возможно, в этом и есть смысл жизни. Возможно, таким и должно быть служение Богу. Всем понимать его совсем не обязательно. У каждого свой путь. Простите. Елена Киев 12 февраля 2016, 10:52 Мы смотрели все фильмы Тарковского в маленьком кинотеатре на Крещатике в 80-годах. Фильм " Андрей Рублев " потрясающий... Светлая память Андрею Тарковскому. Лия 12 февраля 2016, 10:48 Согласна с Антоном Дранищевым - Европа хочет видеть Россию во мраке и грязи. А талантливые журналисты распишут всё так, что ахнешь. |
| Федор Михайлович сердцем чувствовал свое предназначение в жизни. Важно определить это назначение, или, лучше сказать, призвание, которое и есть смысл твоей жизни. Важно и не изменить ему, а идти тропой, порой тернистой, но которая зовет тебя следовать зову своей души. Ни в коем случае не хочу сравнивать масштаб дарования великого писателя с теми режиссерами, актерами, которые в театре и кино решились на постановку спектаклей и фильмов по произведениям писателя. Но стремление в своем творчестве выразить то сокровенное, тайное, что заложено в его великих романах, было и остается заветной мечтой многих. В том числе и у такого кинорежиссера, каким был Андрей Арсеньевич Тарковский. После фильмов «Иваново детство» и «Андрей Рублев», которые принесли ему мировую известность, он написал расширенную заявку на экранизацию «Идиота». Приближалась юбилейная дата – в 1981-м году предполагалось широко отметить столетие со дня кончины Достоевского и 160-летие со дня его рождения. Тарковский задумал снять многосерийный телефильм. В своих «Дневниках» он написал: «Солоницын идеально подходит на роль Достоевского». В заявке было обозначено, что роль рассказчика должен вести сам автор романа, то есть Достоевский. Этому же актеру, то есть Анатолию, доверялась роль Лебедева, того самого изолгавшегося человечка, который клянется в любви к «сиятельному князю» и в то же время пишет про него «разоблачительную» статейку. Мышкина должен был играть Александр Кайдановский, Настасью Филипповну – Маргарита Терехова. Дух захватывало, когда мы с братом говорили о предстоящей работе. Толя готов был даже сделать пластическую операцию, чтобы быть больше похожим на любимого писателя. – Как же ты будешь другие-то роли играть, если сделаешь операцию? – спросил Тарковский. – А зачем мне другие роли, если я сыграю Достоевского? – ответил брат. Операцию делать не пришлось, так как заявку Тарковского отклонили. Но все же Анатолию выпало счастье воплотить на экране образ великого писателя, хотя и в фильме совсем другого масштаба. |
| Понимание истоков всегда очень-очень важно, а потому повторю проникновенные слова поэта Алексея Ивантера (Москва): «Когда произносят имя Арсений Тарковский, мне хочется встать». Действительно, в образе и судьбе этого прекрасного человека, значительного русского поэта ХХ века, сошлось многое: и большой литературный дар, и внешняя и внутренняя красота, и тот мученический факт, что он лишился ноги в Великой Отечественной войне, будучи молодым офицером. Напомню его поразительные строки: «Я снова пойду за Великие Луки,/Чтоб снова мне крестные муки принять». Размышляя об Арсении Тарковском, следует ясно понимать, что речь идет об одном из крупнейших русских поэтов ХХ века, величину и значение которого пока еще не смогло оценить в полной мере русское культурное сообщество. Возможно, причиной тому – особенность и глубинность поэтического голоса Арсения Александровича, коего затруднительно втискивать в литературные обоймы и когорты, ибо и в литературе, и в жизни он существовал преимущественно в стороне от тенденций и «направлений», сам по себе, словно выполняя пушкинский наказ: «Ты царь: живи один». Кадр из фильма «Жертвоприношение» Примечательно, что отец и сын вышли к публике практически одновременно: первая книга Арсения Тарковского – «Перед снегом» – появилась в продаже в том же году, когда фильм его сына «Иваново детство» получил Гран-при Венецианского фестиваля, то есть в 1962-м. Для людей культурных это было одновременное явление поэта и режиссера. Хотя, конечно, сиюминутный общественный эффект сравнивать невозможно, поскольку кино прошло по экранам всего мира. Поэт и филолог Светлана Кекова (Саратов) резонно считает, что Арсений и Андрей – это воплощение одного мироощущения путем разных искусств. В слове и в кинематографе. С. Кекова находит совпадения даже на уровне их зрительных рядов. Например, со строкой Арсения «И птицам с нами было по дороге» (из стихотворения «Первые свидания») исследовательница соотносит – как визуальный аналог строки – кадр в фильме «Зеркало», где мальчик стоит на горе, перед ним расстилается брейгелевский пейзаж – и ему на плечо садится птичка. Или еще, из «Титании»: «Мне грешная моя, невинная/Земля моя передает/Свое терпенье муравьиное/И душу крепкую, как йод». А в фильме «Андрей Рублев» – Феофан Грек сидит, запустив ноги в муравейник. |
| Это отрывок уже цитировался в главе I. 242 Там же, 182. 243 Ф. М. Достоевский, Братья Карамазовы, 262, 270. 244 Я уже цитировала этот отрывок на страницах, посвященных эпизоду «Колокол» в фильме «Андрей Рублев». 245 «Всё как океан, — говорит старец Зосима в Братьях Карамазовых, — всё течет и соприкасается, в одном месте тронешь, а в другом конце мира отдается» (указ. соч., 290). Подобное переживание не раз описывалось в духовных текстах. В числе прочих см. Antony Bloom, Body and Matter in Spiritual Life, в Essays on the Christian Understanding of Man, London, 1967, 40-41. 246 О спешке свидетельствует и одежда: пальто и платки поверх ночной рубашки. На мой взгляд, важно, что первыми выходят ребенок и собака, то есть те, кто эмоционально наиболее близки видящему сон. Мария видит их на улице, открыв дверь дома. 247 Подобным образом Доменико носит в себе чувство вины за страдания, которые он причинил своей семье. 248 Привязанность, которая слышится в слове «Андрей», произнесенном женой, свидетельствует о том, что любовная связь по- прежнему жива, несмотря на разлуку. 249 Арсений Тарковский, Избранное, Смоленск: Русич, 2002, 342. 250 Горчаков, читающий текст по памяти, прерывает его после первого стиха последней строфы и завершает первым стихом. 251 Итальянские ботинки могли иметь такое очарование для советского человека восьмидесятых. 252 Арсений Тарковский, Избранное, 400. 253 Глагол «светятся» вводит тему света, которая будет центральной в следующем восьмистишии. 254 Предпоследняя строфа подсказывает, что поэт пишет не только для русского читателя, но для любого человека, нуждающегося в его словах и могущего их понять («И под сенью случайного крова/Загореться посмертно, как слово»): 255 Уже в 1926 году Арсений Тарковский написал стихотворение на эту тему — Свеча: «Мерцая желтым язычком,/Свеча все больше оплывает./Вот так и мы с тобой живем,/Душа горит, и тело тает» (А. Тарковский, указ. соч., 12). 256 Б. Пастернак Доктор Живаго, в Собрание сочинений в пяти томах, т. 3, М.: Художественная литература, 1990, 526. Образ свечи впервые появляется в главе Елка у Свентицкихи в финале, в воспоминаниях Лары: «И она стала напрягать память,., но ничего не могла припомнить, кроме свечи, горевшей на подоконнике, и протаявшего около нее кружка в ледяной коре стекла. Могла ли она думать, что лежавший тут на столе умерший видел этот глазок проездом с улицы и обратил на свечу внимание? Что с этого, увиденного снаружи пламени, — свеча горела на столе, свеча горела, — прошло в его жизни его предназначение» (там же, 401). 257 |
| Это заставило Тарковского снять «Ностальгию» и «Жертвоприношение». Именно это толкнуло и меня на создание данной книги. Это мой скромный вклад, чтобы не «быть хористом, который открывает и закрывает рот, но сам не издает ни звука». Глава 1. «Андрей Рублёв» Фильм «Андрей Рублев» (1966) ищет в духовной и культурной традиции России ответ на тяжелые условия современности . Вопросы и субъективные ответы, выражаемые главным героем и режиссером через сильные и многозначные кинематографические и живописные образы, близки к вопросам и ответам великих поэтов, писателей и богословов русской традиции. Одновременно они актуальны не только для Советского Союза 1960-х годов, но и для современного мира. Хотелось бы обратить внимание на два тесно связанных между собой аспекта этого фильма. Один — путь Рублева, который, как и герои Достоевского, ищет смысл своего существования и причину присутствия в мире зла, открываемого им во власть имущих, в своем народе и даже в себе самом. Второй аспект, связанный с традицией, идущей от Ломоносова, Державина и Пушкина до Пастернака и Арсения Тарковского, — это тема роли искусства, имеющего целью открыть и выразить благодать мира, скрытую за обыденностью больших и малых проблем повседневной жизни. В негармоничном мире, где господствуют борьба за власть, бездуховность и эгоизм, хвалебный гимн Добру, Истине и Красоте оплачиваются художником унижениями и даже собственной жизнью. Из наиболее значимых имен следует назвать Пушкина, Мандельштама, погибшего в сталинском лагере после нескольких лет ссылки и страданий, Пастернака, подвергавшегося обвинениям и нападкам, и в более недавнем времени — самого Андрея Тарковского. Восемь новелл «Андрея Рублева», неразрывно связанные между собой как элементы мозаики , повествуют об основных моментах пути художника, идущего против течения в равнодушном и враждебном окружении, о порывах, колебаниях, периодах отчаяния, мучительной борьбе с собственной слабостью и, наконец, о полной самоотдаче. После живописного и словесного мастерства Рублева, Пушкина, Достоевского и Пастернака Тарковский обращается к кинематографическому языку, чтобы обнаружить самые тонкие и тайные особенности внутреннего мира своих героев, а также мучительной и одновременно светлой реальности, в которую они погружены. |
| Самое главное в этом чудесном отрывке, что облака не застят солнце. Это Носов здорово подметил, что летние облака плывут по небу вразброд и солнце не застят. И здесь не просто глаз большого художника, здесь уже заложено зерно всего рассказа. Что «закипали сенокосы» и летние облака не застят солнце. В эпилоге рассказа об этом невольно вспоминаешь... И накануне сенокоса прошел июльский ливень, от которого «пили травы, пила земля», и, «опустив голову, покорно и охотно мокла среди лугов стреноженная лошадь». Какая поэзия в этой опущенной голове, в этих «покорно и охотно»! Андрей Тарковский, наверняка читавший «Луговую овсяницу», в фильме «Андрей Рублев» в самом конце, когда черно-белое кино закончилось и началось вдруг цветное - потому что Русь начала подниматься с колен и повеяло уже победным ветром с поля Куликова, и жизнь заиграла всеми чудесными красками икон Андрея Рублева среди ангельских ликов вмонтировал кадр «покорно и охотно мокнущей в лугах под ливнем лошади...» Его невозможно забыть! Малюсенькая деталь, таких по рассказам Евгения Ивановича Носова рассыпано великое множество: «засыпали лошадям вдоволь полные телеги свежескошенной травы, по которой еще прыгали кузнечики». Свежее травы не бывает - по ней еще прыгают кузнечики! Какая сразу картинка лета! А купание в реке перед сенокосом! Сначала коротко, как ныряют парни. И на девчат у Носова хватило одного предложения: «визжали от ласки воды, неистово колотили ногами, взбрызгивая белые пузыристые столбы, полоумно шарахались от змеиных извивов водорослей». О стариках, правда, тоже немного, но в один абзац столько уместилось: «перекрестясь, сползали на костлявых задах в реку старики, бледнотелые, с темными, непомерно большими кистями рук и темными, будто из другой кожи, шеями. У иных на синеватой ребристой наготе багрово проступали старые солдатские отметины... плескали на себя бегучую хрустальную теплынь. Потом долго намыливались, пуская шапки пены по струе, ласково разговаривая с пескарями, что доверчиво тыкались в ноги. |
| Арсений Тарковский и Анатолий Солоницын Знал ли Тарковский об этом ошеломляющем успехе своего фильма? Знал, хотя и отрывочно, из переводов французских статей, которые попадали ему в руки. И тем мучительней для него было переносить те унижения, сознательные проволочки с выпуском картины на экраны в родной стране. Тем более с его характером – жестким, независимым, но глубоко ранимым, защищенным лишь внешним спокойствием при тяжелых ударах власти. Тем не менее он не был врагом советской власти, не был диссидентом, как стараются его представить некоторые авторы. Он старался быть выше политики и в жизни, и в творчестве, сторонился тех, кто писал «романы с направлением», по выражению Ф. Достоевского. Его интересовали проблемы жизни и смерти, места человека в жизни, то есть вопросы сущностные, религиозные. Власти понимали это скорее интуитивно, чувствуя в нем «не своего человека», а чужака, который старательно прячет свою «идеалистическую философию». Да, талантлив, да, умен, но слишком самоуверен, рано зазнался, надо его «обломать», заставить снимать правильные, идеологически «выдержанные» фильмы. Чтобы прояснить свою позицию, Андрей Тарковский решает написать письмо Л. Брежневу. Но и после этого мытарства режиссера не заканчиваются. Как уже говорилось, фильм вышел «ограниченным показом» только через пять лет – в 1971 году. Как же и здесь не подумать о том, что только через страдание лежит путь к спасению души! Об этом и говорит фильм. Вспомним финал картины, который идет после эпизода с Бориской, описанного выше. Фильм черно-белый, но последняя его часть, где показаны иконы Рублева, – цветная. И перед изумленным зрителем возникает чудо – «Праздничный чин» из Благовещенского собора в Кремле, «Шествие праведников рай» из Успенского собора во Владимире, бессмертная «Троица» и наконец образ Спасителя. Звучит вдохновенный хорал, звучит гимн во славу Божию, во славу Творца Вседержителя. Но и это еще не конец. На экране появляется образ Спасителя. Божественная музыка прерывается грозовым ударом. Молния озаряет лик Христа. Как после распятия и смерти на Голгофе, как сказано в Евангелии, гремит гром, и завеса разодралась . Но в фильме на землю обрушивается не ливень, а теплый дождь. Он мягко шумит, стекает по листьям деревьев у излучены реки. Здесь же мирно пасутся кони, изредка сбрасывающие с себя капли дождя. Вот она, краса земли моей. |
|
|
