| Тени к родимой влекли стороне. Звали Эдема воздушные жители В царство, где Роза цветет у Креста. Вот уж я с ними… в их тесной обители… «Где же я медлил» – шептали уста. В черном На деревне, далеко, прерывный напев петухов. Скоро будет к заутрени благовест литься тягучий. Я устал размышлять о сплетенье лучей и грехов. Как ни есть, я таков. Я в неслышащем мраке певучий. Помолиться хотел. Я не знаю молитв никаких. Отче Наш. Богородица. Детская. Светы лампадки. А откуда же посвисты вражьи набегов лихих? Будет детям в беде только Мачеха строить загадки. Загадает, как можно волков накормить, сохранив Серебристых ягнят. Как построить твердыню из праха. Как поднять золотые колосья растоптанных нив. Как убийство убить, не коснувшись всеокого страха. Я горю и не сплю. Неоглядна бездонная ночь. Колокольная медь задрожала растущею силой. Всескорбящая Мать, или ты мне не можешь помочь? Дай увидеть твой взгляд, и в мгновениях черных помилуй. 9 сентября ( 1921 ) Алтарь И. С. Шмелеву Доброму другу от чистой души, Крепкое слово: Дыши и пиши, Все твои чувства – как Русь, хороши. Если судьбинно тоскуешь ты, – пусть: В слове – в лампаде – лучистая грусть, Русь, как молитву, тверди наизусть. Если пронзен острожальной стрелой Долю свою и в недоле открой, Срезан камыш? – ты в тростинку запой. Порознь мы молимся – близко – всегда, Та же нам вечером светит звезда, Нетовцев нет в нас, в нас вечное Да. Ранен и я острозубой стрелой, Молния в часе, затянутом мглой, Любящим, нам вся земля аналой. Русь позовет нас, опомнясь в судьбе, Тронутся льды в многогудной гурьбе, Вскликнем мы к Вышнему: Слава Тебе! Час поджидая, в котором заря, Будем как свечи, спокойно горя, Место твое – пред лицом алтаря. Паломники Когда паломники, пустынники святые Еще ходили по земле, В их лицах, в старости, светились молодые Глаза, как звезды в синей мгле. И голос их звучал таким успокоеньем, Что в Море умирялся вал, И птицы в их уют летели с звонким пеньем, С поклоном голубь ворковал. В то время, как в миру дела свершались злые |
| Протодиакон: Благослови, Преосвященнейший Владыко, благовестителя: Архиерей: Бог, молитвами: Протодиакон: Аминь. Второй Диакон: Премудрость, прости: Архиерей: Мир всем. Лик: И духови твоему. Протодиакон: От (имя рек) Святаго Евангелиа чтение. Лик: Слава Тебе, Господи, слава Тебе. Первый Диакон: Вонмем. Протодиакон читает Евангелие. В начале чтения Евангелия, оба диакона целуют Престол, идут под благословение к архиерею, целуют его руку и полагают Апостол и омофор на их места. Иереи слушают чтение Евангелия с непокрытыми главами, архиерей – в митре. Лик по прочтении Евангелия поет: Слава Тебе, Господи, слава Тебе. Аналой убирают, рипиды уносят в алтаръ. Архиерей сходит с горнего места, проходит чрез Царские врата на амвон, целует Евангелие, которое держит протодиакон, и осеняет дикирием и трикирием народ при пении ликом: Ис полла: Протодиакон отдает Евангелие первому иерею, и тот поставляет его на горнее место Престола. Иподиаконы ставят дикирий и трикирий на их места, молятся к востоку и кланяются архиерею. Иереи становятся на свои места. Протодиакон или первый диакон произносит сугубую ектению: Помилуй нас, Боже: При прошении: Еще молимся о Господине нашем: диаконы, иподиаконы, пономари становятся за Престолом на горнем месте. После прошения: и о Господине нашем Преосвященнейшем: все поют трижды: Господи, помилуй, молятся к востоку, кланяются архиерею и отходят на свои места. В это время два старших иерея помогают архиерею раскрыть антиминс на три стороны. Диакон продолжает ектению: Архиерей: Яко милостив: Диакон, поклонившись архиерею, исходит чрез северные двери на солею и произносит ектению об оглашенных: Помолитеся, оглашеннии: При прошении: Открыет им Евангелие правды: третий и четвертый священники открывают верхнюю часть антиминса, молятся к востоку (один поклон) и кланяются архиерею. При возгласе первого иерея: Да и тии с нами славят: архиерей творит крест губкою над антиминсом, целует ее и полагает вверху, на правой стороне антиминса. Протодиакон и первый диакон становятся в Царских вратах. |
| Дорога по лесу, местами еще покрытая снегом, была ужасна. Пять-шесть верст мы ехали около двух часов. Вот уже действительно пустыня – ни пешком, ни на колесах не добраться: болота, кочки, заросли, дороги никакой. Наконец показались башни и белые стены монастыря. Подъехали к святым воротам. Монастырский двор-кладбище был необширен, тих и пустынен. В центре стоял небольшой белый храм, окруженный намогильными крестами, кое-где с горящими лампадами. По мосткам прошли к игуменскому корпусу, где меня встретила маленькая согбенная старая монахиня, ласковая и приветливая. В корпусе стоял какой-то давний, уютный запах древней мебели, печеного хлеба, ладана. Тикали часы, и стояла ничем не нарушимая тишина. Монахиня пригласила меня к столу откушать, а сама пошла доложить игумении о моем приезде. Попросили меня к ней не вдруг. Я, что называется, был прилично выдержан. Ну а затем, поднявшись на второй этаж по внутренней лестнице, я увидел на белоснежной постели, у чудесного ковра на стене, красавицу игумению в белом апостольнике, большеглазую, черноокую, не молодую, но и не старую, нет, а очень моложавую, с прекрасным цветом лица. Держалась она величаво-спокойно, говорила чуть-чуть нараспев, с низкими контральтовыми нотами. Ближайший угол и стена были заняты образами. У большого Распятия горела лампада и стоял аналой. И тут я себе ясно представил сцену, о которой мне рассказывали раньше. Игумению Афанасию пригласили быть на заседании уездного исполнительного комитета. Происходило заседание в клубе, на сцене. Игумения пришла в сопровождении своей келейницы, строгая, стильная в своем монашеском одеянии и красивая. Кто-то из исполкома, нарушая неловкость, внесенную ее появлением, стараясь шутить, сказал, указывая на портрет Маркса: «А вот, матушка игумения, Маркс. Он является, собственно, учеником первого социалиста – Христа». Мать Афанасия обвела неторопливо сцену глазами и ответила: «Вот портрет ученика вы поместили здесь, а почему же нет портрета учителя?» Здоровье игумений оказалось в очень плохом состоянии. |
| Облик отца Егора в старой, заношенной ризе, обвисшей на его высокой, сухощавой фигуре мятыми складками потертой от времени парчи; его темные с большой проседью волосы, закинутые со лба назад непослушными, мелко вьющимися, точно крепированными прядями, с одной прядкой, непокорно сбившейся на дивный, высокий лоб; реденькая бородка, небольшие усы, открывающие характерный, сильный рот, в котором так и отпечатлелся характер стойкий, точно вычеканенный из железа; небольшие глаза, горящие каким-то особенным ярким внутренним огнем, и взглядом, глубоко, глубоко устремленным внутрь себя из-под глубоких, резких складок между бровями — вся фигура отца Егора поразила меня сходством с тем, кто по преданию рисуется нашему верующему представлению, как «глас вопиющего в пустыне». Та же пустыня окружала отца Егора, но только не та знойная берегов Иордана, а наша холодная, снежная… Правда, со времен Крестителя успел остыть и огонь души человеческой!… Привычной, твердой рукой батюшка поставил мою свечку и, не глядя на меня, не глядя ни на кого, пошел оправлять и зажигать сам лампадки перед образами. Я стал у правого клироса, где было немного посвободнее от толпы, прижавшейся ближе к левому. Глаз не мог я оторвать от отца Егора. Вихрем в голове моей проносилась вся история Христовой Церкви на земле, вся история ее младшей дочери, Православной Русской Церкви, исполненная дивных образов ее верных воинов, несших ей победные венцы в борьбе с внутренними и внешними врагами, с врагами земными и врагами злобы поднебесной… Передо мною, очевидно, был один из таких воинов. Порывистой, быстрой походкой отец Егор вошел в алтарь. Через минуту он вышел оттуда, неся в руках аналой и толстую книгу в старинном кожаном переплете… Толпа почтительно и бесшумно подалась назад и открыла доступ батюшке к левому клиросу, сзади которого перед иконой Царицы Небесной уже горели бесчисленные свечи. Все молящиеся как-то насторожились в благоговейном молчании… Тихо, проникновенно и вместе властно раздался призыв отца Егора: — Три поклона Божией Матери! И вся толпа, как один человек, во главе с батюшкой, разом опустилась троекратно на колени. |
| Второй проблемой оказываются неработающие лифты. Вернее, работают они по расписанию – с семи утра. Комнатка же, выделенная под храм, находится в полуподвальном помещении. Формально – это что-то среднее между первым и нулевым этажом – из-за перепада ландшафта. На этом этаже нет отделений, они все выше. И поэтому мамы с пациентами, а практически все пациенты здесь на колясках, могут попасть сюда только на лифте. К началу литургии подходят только те, кто может принести ребенка на руках. Начать богослужение позже нельзя, с восьми у пациентов уже начинаются процедуры, и литургию нужно закончить до этого времени. Больничный храм представляет собой небольшое помещение с двумя окнами. В углу комнаты – алтарь, в другом – аналой и уголок для певчих. Напротив туалет, уборщица заканчивает мыть пол. Пока священник достает из сейфа богослужебные сосуды: «Знаете, один раз я пришел, а того, что нужно, просто не было, теперь прячу в сейф», – и начинает литургию, волонтеры обходят палаты, чтобы позвать желающих на богослужение и помочь тем, кому нужна помощь. Женщины-волонтеры нестройно поют. Первой приходит мама с малышом – потому что малыш на руках, завернут в одеяло. Коляски нет, спустились по лестнице. Следом приходят Ирина и Максим. Они лежат в НПЦ два-три раза в год и каждый раз стараются попасть на богослужение. Мама оставляет коляску в коридоре, садится в храме на скамейку. Но во время чтения Евангелия встает. Она держит сына на руках, видно, что ей тяжело, спина напряжена. Но она не садится. Когда в семь часов начинают работать лифты, в коридоре у храма появляются мамы с детьми. Дети сидят в колясках. Кто-то спокоен, кто-то волнуется. В храм мамы не заходят: во-первых, в тесном помещении коляски не поместятся, а держать на руках довольно больших детей не каждому под силу, во-вторых, в комнате душно, она не предназначена для скопления народа. Ангелоподобную девочку с огромными глазами начинает тошнить. Мама охает, вытаскивает откуда-то заранее приготовленный пакет, разворачивает коляску и устремляется к лифтам. |
| Эдо — 137 Эдская семинария — 109 Япония — 74, 75, 77, 78, 80, 82–87, 89–91, 95–101, 104, 105, 107–110, 112–114, 117, 119–125, 128–130, 132, 134–136, 138, 140–142, 144, 145, 147, 150, 151, 153, 157, 158, 159, 161, 163, 166, 167, 169–176, 178, 180, 183, 187, 188, 191–193, 195–197, 200–202, 206, 208, 210–215, 217–219, 221, 223, 224, 228–231, 234, 236–238, 244, 246–249, 251, 252, 254–257, 259, 262, 263, 265, 268, 271–273, 278–280, 284–286, 288, 290, 294, 295, 298–300, 305, 307, 312–314, 316, 321, 322, 324–326 Японская православная Духовная миссия (образована в 1870 г.) — 78, 80–98, 100–103, 107–110, 113–116, 118–120, 122–125, 128–130, 132, 133, 138, 139, 142144, 152, 153, 156–159, 162, 163, 165, 170–173, 175, 184, 186, 187, 189, 190, 194, 196, 202, 203, 212, 215–221, 223, 229, 238, 240, 242, 244, 245, 248–257, 260, 261, 263–265, 267, 271, 274, 275, 281–283, 286–288, 290, 293, 298–302, 312–314, 317, 319, 321, 324–326 Японское посольство Петербурге — 229 В Указателе комментируются реалии, функционально значимые для публикуемого дневника — К. К., А. К. Церковные православные термины Агнец — одно из наименований Христа; второе значение; вырезанная на литургии четырехугольная часть большой служебной просфоры для приготовлении Святых Даров (см.: Проскомидии ). Акафист — церковное хвалебное песнопение в честь Спасителя, Богоматери и святых угодников. Алтарь — восточная часть православного храма, отделенная иконостасом и царскими вратами. Амвон — полукруглый выступ, примыкающий к солее (см. ниже); кроме обычного амвона в православной церкви имеется еще и так называемый архиерейский амвон, — возвышенное на две ступеньки место посреди храма. Аналогий, аналой — высокий столик с покатым верхом для чтения стоя во время службы. Анафема — церковное проклятие, отлучение от церкви. Антидор — оставшаяся часть большой служебной просфоры, после того, как из нее вырезан агнец (см. выше), которая преломляется и раздается частицами прихожанам в конце литургии. Антиминс — освященный плат с частицей мощей и изображением положения во гроб Иисуса Христа, на котором совершается приготовление и освящение Святых Даров. |
| #lx_706553 #lx_706553 .lx_home_button #lx_706553 .lx_home_button svg #lx_706553 .lx_home_button svg path #lx_706553 .lx_home_button:hover #lx_706553 #lx_706553 .lx_close_button #lx_706553 .lx_close_button .lx_close_button_text #lx_706553 .lx_no_click #lx_706553[data-height="" ] .lx_close_button @import url( " http://fonts.googleapis.com/css2?family=Fira Sans:wght@400;500;700&display=swap " );@import url( " " );@import url( " " );@import url( " " );@import " " #ya-site-form0 .ya-site-suggest#ya-site-form0 .ya-site-suggest-popup#ya-site-form0 .ya-site-suggest__opera-gap#ya-site-form0 .ya-site-suggest-list#ya-site-form0 .ya-site-suggest__iframe#ya-site-form0 .ya-site-suggest-items#ya-site-form0 .ya-site-suggest-items li#ya-site-form0 .ya-site-suggest-elem#ya-site-form0 a.ya-site-suggest-elem:link,#ya-site-form0 a.ya-site-suggest-elem:visitedhtml body #ya-site-form0 .ya-site-suggest-elem-link,html body #ya-site-form0 .ya-site-suggest-elem:link#ya-site-form0 .ya-site-suggest-elem:hover,html body #ya-site-form0 .ya-site-suggest-elem_state_hover#ya-site-form0 .ya-site-suggest-elem_nav:hover,#ya-site-form0 .ya-site-suggest-elem_nav .ya-site-suggest__link#ya-site-form0 .ya-site-suggest-elem_translate .ya-site-suggest__link#ya-site-form0 .ya-site-suggest-elem .ya-site-suggest__info#ya-site-form0 .ya-site-suggest-elem_selected#ya-site-form0 .ya-site-suggest__fact#ya-site-form0 .ya-site-suggest__highlight Закрыть Восстанавливая храм души Инна Самохина 11:11 01.12.2016 1057 Время на чтение 7 минут Сельский храм начала XX века постройки: стены со следами ядовито-синей советской краски и облупившейся штукатуркой, обнажающей кирпичную кладку; окна, забитые досками; мыши, беззастенчиво снующие туда-сюда, и неотвратимо пронизывающий холод, а на месте алтаря - сцена (в закрывшемся храме сначала было зернохранилище, а потом совхозный клуб). Но ощущения полной богооставленности все же нет: в середине церкви аналой с иконой, на возвышении сцены - богослужебный престол: здесь вновь возрождается живая жизнь - совершается Литургия. Таков сегодня храм Александра Невского в селе Афанасьевка Воскресенского района. И очень похожи на свой храм основные прихожане - подопечные местного православного реабилитационного центра для алко- и наркозависимых и лиц без определенного места жительства и занятий... |
| По окончании «причастного» 1-й диакон открывает Царские врата; получает от первого священника св. чашу; произносит слова: «Со страхом Божиим и верою приступите». Он же относит на главе дискос на жертвенник, кадит св. чашу с св. Дарами, несомыми на жертвенник перв. священником. 1-й диакон читает ект. «Прости приимша»... Во время чтения «заамвонной» молитвы, диакон, имеющий употребить св. Дары, получает от 1-го священника благословение на это и слушает чтение установленной на то молитвы, после чего уходит к св. жертвеннику. 1-й диакон держит орарь в правой руке до окончания заамвонной молитвы и входит в алтарь после входа в алтарь священника, прочитавшего заамвонную молитву. По окончании литургии, в торжественных случаях, обыкновенно совершается молебен. Этот молебен совершается так. Во время пения «Благочестивейшаго» все священники (старшие впереди) выходят на средину храма, где установлен аналой с иконой праздника. Диаконы шествуют за 1–м священником. (Употребляющей св. Дары в это время может и не выходить, как занятый приведением в порядок жертвенника. Он может выйти и немного позже). 2-й (свободный) диакон становится за первым священником, а 1-й диакон становится перед иконой (немного вправо), и, поклонившись по установленному порядку, произносит: «Благослови Владыко». После возгласа священника произносит: «Слава Тебе Боже наш слава Тебе» и поют «Царю Небесный». 1-й диакон идёт к настоятелю и 2-му диакону. «Святый Боже» и пр. читает 3-й диакон, впереди иконы. (И 1-й диакон всегда должен стоять перед иконой, немного вправо). «Бог Господь» и стихи произносит первый диакон. Он же произносит и краткую сугубую ектению после третьей песни канона. После шестой песни малую ект. читает 2-й диакон, а третий заблаговременно (пред началом чтения. малой ект.), а если третьего нет, то 2-й диакон (уже после малой ект.) идёт за Евангелием в алтарь. Порядок входа в алтарь, выноса Евангелия, провозглашения возгласов и пр. тот–же, что и на утрени (см. выше указание из утреннего богослужения); после 9–й песни другую сугубую ектению читает первый диакон, 1-е прошение этой ектении «Помилуй нас», второе прошение «Еще молимся» и пр., 3-е прошение: «Еще молимся о еже услышати;..» Следует возглас первого священника: «Услыши ны Боже», хотя эту ектению можно уступить другому диакону, так как 1-й произносит заключительное «премудрость» и многолетие. Как и где произносится многолетие, думается, что многим известно. На 1-е многолетие хор поёт «многая лета» три раза; должен прибавить, что первый диакон должен иметь лучший голос. М) Что требуется от псаломщиков |
| Разделы портала «Азбука веры» ( 35 голосов: 4.6 из 5) Мелочи приходской жизни 1. Свеча горящая Утреня. Я выхожу на амвон для чтения воскресного Евангелия, кладу его на аналой. Пономарь Саша в стихаре, замешкавшись, как обычно, выносит из северных врат алтаря свечу. Я не оборачиваюсь, но слышу справа какой-то странный звук, потрескивание. Вдруг все стоящие передо мной в храме ахают и, кто изумленно, а кто испуганно, смотрят на солею. Я гляжу вправо. Саша степенно выступает из врат, держа свечу перед собой. При этом и сам чувствует — что-то не так. Приостанавливается, смотрит по сторонам. А голова у него горит. Буквально. Пышная копна густых волос занялась от выносной свечи и горит на макушке факелом, дымя и потрескивая. Однако благодаря мощной термоизоляции жара он явно не чувствует, но — треск… И еще запах жженных волос. Саша смотрит вверх, в конце концов что-то понимает, ставит свечу на пол, обеими руками хлопает себя по голове. Огонь мгновенно гаснет. По храму прокатывается вздох, улыбки. Свеча водружается перед аналоем. С амвона я вижу голову Саши немного сверху: шар волос срезан удивительно ровной горизонтальной плоскостью, и еще слегка курится дымок. Я начинаю чтение Евангелия. 2. Безумные тигры В конце 90-х годов прошлого века появилась у нас традиция: во время ночных крестных ходов после завершения Рождественского богослужения запускать фейерверк. В том году Саша купил новые, еще не испытанные батареи китайских салютов под названием «Безумные тигры». На название я внимания не обратил, и, как оказалось, зря. Ночью Саша, по обычаю, расставил батареи по периметру церковной ограды и, когда народ под колокольный звон вышел с иконами, хоругвями, свечами и пр. на дорогу, подпалил шнуры. Уже через несколько секунд я понял, что произошла катастрофа. «Тигры» действительно оказались «безумными». Фейерверка как такового не получилось — ракеты в небе были почти не видны. Зато — слышны. Петарды сложными траекториями носились в поднебесье, издавая дикий вой и свист. Но что уж делать? Дотерпели, пока последний «тигр» не исполнил свою «безумную» миссию, и пошли дальше. Прихожане отнеслись с пониманием, а вот что подумали селяне?.. |
| — Ну, иди с Господом. — шепчет Горкин и чуть поталкивает, а у меня ноги не идут, и опять все грехи забыл. Он ведет меня за руку и шепчет: «Иди, голубок, покайся». А я ничего не вижу, глаза застлало. Он вытирает мне глаза пальцем, и я вижу за ширмами аналой и отца Виктора. Он манит меня и шепчет: «Ну, милый, откройся перед Крестом и Евангелием, как перед Господом, в чем согрешал... не убойся, не утаи.» Я плачу, не знаю, что говорить. Он наклоняется и шепчет: «Ну, папашеньку-мамашеньку не слушался.» А я только про лапку помню. — Ну, что еще. не слушался. надо слушаться. Что, какую лапку?.. Я едва вышептываю сквозь слезы: — Гусиная лапка... гусиную лапку... позавидовал. Он начинает допрашивать, что за лапка, ласково так выспрашивает, и я ему открываю все. Он гладит меня по головке и вздыхает: — Так, умник... не утаил... и душе легче. Ну, еще что?.. Мне легко, и я говорю про все: и про лопату, и про яичко, и даже как осуждал отца протодьякона, про моченые яблоки и его живот. Батюшка читает мне наставление, что завидовать и осуждать большой грех, особенно старших. — Ишь ты, какой заметливый. — И хвалит за «рачение» о душе. Но я не понимаю, что такое — «рачение». Накрывает меня епитрахилью и крестит голову. И я радостно слышу: «...прощаю и разрешаю». Выхожу из-за ширмочки, все на меня глядят, — очень я долго был. Может быть, думают, какой я великий грешник. А на душе так легко-легко. После причастия все меня поздравляют и целуют, как именинника. Горкин подносит мне на оловянной тарелочке заздравную просвирку. На мне новый костюмчик, матросский, с золотыми якорьками, очень всем нравится. У ворот встречает Трифоныч и преподносит жестяную коробочку «ландринчика»-монпансье: «Телу во здравие, душе во спасение, с причастимшись!» Матушка дарит «Басни Крылова» с картинками, отец — настоящий пистолет с коробочкой розовых пистонов и «водяного соловья»: если дуть в трубочку в воде, он пощелкивает и журчит, как настоящий живой. Душит всего любимыми духами — флердоранжем. Все очень ласковы, а старшая сестрица Сонечка говорит, нюхая мою голову: «От тебя так святостью и пахнет, ты теперь святой — с молока снятой». И правда, на душе у меня легко и свято. |
|
|
