| Однако терпел годы, потерплю и еще. Конечно, очень мешает собственная никчемность, которую всегда ношу с собой. Сознаю, что надо делать мне в настоящее время, а не делаю, все отлагаю до будущей перемены условий. Это самая большая причина недовольства собою. Очень всех вас благодарю за вашу непрестанную любовь и заботы обо мне. Как бы мне хотелось еще в этой жизни воздать вам за нее в личном общении. Верю, что это возможно и что это будет. Крепко еще раз целую всех вас в общем и каждого в отдельности. Папа». 26 июля 1936 года окончился срок заключения, протоиерей Роман был освобожден из лагеря и поселился в окрестностях Волоколамска. Затем его перевезли под Москву в поселок Валентиновку к духовной дочери, Маргарите Евгеньевне, муж которой, Александр Андреевич Ветелев, впоследствии стал священником. Здесь отец Роман прожил три месяца. Но туберкулез, которым он болел еще в молодости, за время его заключения усилился настолько, что стал угрожать его жизни, а здешний климат оказался неподходящим для такого рода больных. Один из друзей священника, с которым он несколько лет делил заключение, позвал его к себе в город Черкассы Харьковской области, куда отец Роман и переехал. Но здоровье его и здесь ухудшалось, а отсутствие родных и отдаленность духовных детей создавали дополнительные трудности и беспокойства. Здесь он прожил несколько месяцев. Анна Николаевна в это время подыскивала место, где отец Роман мог бы поселиться, и с помощью протоиерея Зосимы Трубачева такое место было найдено в Малоярославце, где отец Зосима после возвращения из концлагеря был благочинным и служил в Казанском храме. 25 мая 1937 года отец Роман оступился на крыльце домика в Черкассах и сломал пораженную туберкулезом ногу, что до конца жизни лишило его возможности передвигаться самостоятельно. Анна Николаевна перевезла отца Романа в Малоярославец. Здесь за ним ухаживала одна из его духовный дочерей, время от времени приезжали помогать Анна Николаевна с дочерью Ириной, духовные чада отца Романа. Об этом периоде жизни священноисповедника известно из записей его духовной дочери. |
| не на жизнь, а на смерть. Замирающее язычество выставило в боевом порядке все свои силы, годные для борьбы. В своем сочинении «κατα Γαλιλαιων» написанном в Антиохии зимой 362—363-го г., Юлиан в широком масштабе предпринял представить язычество господствующей религией, а христианство как жалкое изобретение, составленное из элементов иудейства и язычества, и в то же время, как заговор направленный против государства. Он восстает прежде всего против Ветхого Завета как основы Нового: он содержит мифы, - далеко правильнее развитые у Платона, - о происхождении мира и человека; представления его о Боге не высоки по своему достоинству, это антропоморфизмы. Его законодательство не может идти ни в какое сравнение с греческим. На Новый Завет Юлиан нападает еще с большим ожесточением. И Иисус не принес ничего нового, великого и не сделал ничего чрезвычайного, он обожествляется только евангелистом Иоанном. Тому что сделал Иисус, древность противопоставляет блестящую эллинскую литературу, мировое господство Рима и, богато развитый, возвышенный культ. Кроме того, учение Иисуса непрактично, опасно для государства и анти социально. Если все люди последовали бы ему, то не было бы ни продавцов, ни купцов, ни народа, ни экономического развития «Ссылка на Матфея 19:21: «Аще хощешь совершен быти, иди продаждь имение твое». - Сочинение Юлиана не сохранилось. Но у Кирилла Александрийского в его полемическом сочинении против Юлиана есть извлечения из его сочинения». Кроме того, неоплатонические философы продолжали борьбу (начатую Порфирием) против христианства. Между ними было заметно двойное течение: 1) одни были абсолютно враждебны христианству, как Прокл, который оспаривал творение мира из ничего, как риторы Ливаний и Гимерий, историки Евнапий и Зосима, которые порицали христианское учение и христиан за их отношение к язычникам. 2) Другие, напротив того, стремились проложить путь к «правильной средине», посредством уравнения и внешнего приспособления, для чего они стирали различия между неоплатоническим и христианским учением. |
| Рассматриваемый собор имел два отдельных заседания: одно in secretario Basilicae Fausti 25, другое in secretario Basilicae Restitutae 30 мая 419 г. Деяния того и другого заседания помещены раздельно в испанском собрании, и образуют два особых собора VI и VII. Баллерины считают этот собор семнадцатым карфагенским, бывшим при Аврелие. Первое засе- дание было посвящено двум отдельным предметам. Это, во-первых, чтение данной папой Зосимой посланным им легатам инструкции (commonitorium) и рассуждение об аппелляции в Рим. Главный предмет этого рассуждения составлял вопрос о Никейских канонах вследствие того, что Зосима в данной им легатам инструкции привел сардикийские каноны с именем никейских. Это обстоятельство заставило отцов собора не только прочитать имевшиеся в Карфагене списки никейских канонов и, между прочим перевод их, привезенный Цецилианом епископом карфагенским, присутствовавшим на Никейском соборе, но и отправить особые посольства в Константинополь, Александрию и Антиохию с просьбой прислать оттуда подлинные списки никейских канонов, чтобы при помощи их еще более убедиться в том, что цитуемые папой каноны не относятся к никейским. Далее тоже заседание было посвящено чтению правил как предшествовавших африканских соборов, т. е. бывших до Аврелия, так и собиравшихся при нем. В собрании Дионисия изложены тот и другой предмет занятий этого заседания. А именно: в самом начале его собрания африканских соборов помещены рассуждения отцов о никейских канонах и затем после этих рассуждений следует изложение канонов, читанных в этом заседании. При этом чтении канонов, предшествовавших Аврелию соборов отделено от повторения правил соборов, бывших при Аврелие. Первое обнимает у Дионисия первые 33, последнее 94 дальнейших канона, т. е. с 34 по 127 включительно. Необходимо заметить, что это чтение канонов происходило не по самым актам или источникам, первоначально содержавшим эти каноны, а по особому собранию или экземпляру, быть может предварительно составленному для этого собора. По крайней мере в этом собрании вместо подлинных актов известного собора и его постановлений, приводятся одни только указания на время собора и на предмет его занятий. Это обстоятельство, удостоверяя факт недостаточности актов рассматриваемого собора и собрания Дионисия для восстановления подлинного числа и состава африканских канонов, и делает этот вопрос особенно трудным для исследования. |
| Преступление не возвышает, а, напротив, понижает энергию жизни. Вот как изображает Достоевский состояние Раскольникова после совершенного им убийства: «с ним совершалось что-то совершенно ему незнакомое, новое, внезапное и никогда не бывалое. Если бы теперь вдруг комната наполнилась первейшими друзьями его ; то у него, кажется, не нашлось бы для них ни одного человеческого слова, – до того вдруг ; опустело его сердце. Мрачное ощущение мучительного, бесконечного уединения и отчуждения вдруг сознательно сказалось душе его. Если бы его приговорили даже сжечь в эту минуту, то и тогда он не пошевельнулся бы, даже вряд ли прослушал бы приговор внимательно. И что всего мучительнее: это было более ощущение, чем сознание, чем понятие, ощущение самое мучительное из всех, до сих пор пережитых жизнью... В нем было какое-то бесконечное, почти физическое отвращение ко всему встречавшемуся и окружавшему, упорное, злобное, ненавистное. Ему гадки были все люди, гадки были их лица, походка, движения. Просто наплевал бы на кого-нибудь, укусил бы, кажется, если бы кто-нибудь с ним заговорил... «Мать, сестра, говорил Раскольников, как любил я их! А теперь, – теперь я их ненавижу, физически ненавижу, подле себя выносить не могу». Это ли избыток жизни? Правда, Раскольников – обыкновенный средний человек, но ведь и для сверхчеловека ничто человеческое не должно быть чуждо. Недаром, отзывчивая сердцем Соня пала на колени пред Раскольниковым, недаром прозорливый старец Зосима поклонился до земли Дмитрию Карамазову: оба они преклонились пред человеческим страданием, потому что нет ничего несчастнее опустошенной души преступника. Ничто так не ненавистно Ницше, как христианское сострадание, которое, дескать, покровительствует неудачным экземплярам человеческой породы и мешает выработке высших типов. Напротив, Достоевский является самым горячим проповедником идеи христианской жалости и сострадания; ни у одного писателя не развита эта идея с такою подробностью, как у него; самые вдохновенные места в его произведениях посвящены именно изображению возраждающей и всеобновляющей силы жалостливой любви. |
| Известный литературовед К. В. Мочульский полагал, что внешний облик старца Зосимы в романе напоминал старца Амвросия Оптинского. Старец Зосима: «Любовью всё покупается, всё спасается... Любовь такое бесценное сокровище, что на нее весь мир купить можешь, и не только свои, но и чужие грехи еще выкупишь». Образы романа «Братья Карамазовы» являются лейтмотивом творчества современного российского художника Ильи Глазунова: «Я полюбил роман всем сердцем еще с 4 курса института. Для меня эта тема бесконечна». Американский писатель Курт Воннегут, высоко ценивший Достоевского, писал о том, что в «Братьях Карамазовых» можно найти «все, что нужно знать о жизни». 7 фактов о Федоре Достоевском На пути к православию Достоевский прошел через бунтарство революционера и атеиста. Возведение на эшафот для казни, как члена революционного кружка петрашевцев, неожиданное помилование и четыре года каторги резко переменили его взгляды. Достоевский получил признание в самых широких слоях русского общества. К нему благоволили Александр II и оберпрокурор Священного Синода Победоносцев. Одно временно круги расшатанной предреволюционным брожением молодежи считали его своим писателем, за щитником униженных и оскорбленных. Мария Исаева и Анна Сниткина Увлечение писателя азартными играми нашло отражение в романе «Игрок». Из-за пристрастий писателя его семья часто находилась на грани разорения. Первый брак с Марией Исаевой был несчастным для обоих супругов. После смерти жены Достоевский обвенчался с Анной Сниткиной, счастливый брак с которой длился почти 14 лет. Писатель излечился от азартной страсти, и за это время им были написаны пять главных романов его жизни, последний из которых — «Братья Карамазовы» — он посвятил Анне. Вскоре после публикации Достоевский умер. Писатель был последовательным критиком европейской цивилизации, несмотря на то, что прожил за границей около 5 лет, скрываясь от кредиторов. Впоследствии Достоевский вспоминал о своих скитаниях в Европе, сравнивая их с годами каторги. |
| И после того, как уже потеряна была всякая надежда дать торжество своему учению, когда противоположное учение было санкционировано вселенским собором (3-м), Юлиан остался верен себе. – Богатые природные дарования духа, развитые основательным образованием, еще в юношеских летах выдвинули Юлиана из толпы и доставили ему славу замечательного церковного учителя (Просп.), так что в очень молодом возрасте Юлиан был удостоен высокого епископского сана. Еще при жизни своего отца Юлиан, будучи уже клириком (в должности чтеца), вступил в брак с девицей знатного происхождения, из рода Эмилиев, по имени Ией 147 . В 408 или 409 году, когда Августин писал к Мемору, Юлиан был в сане диакона; здесь, между прочим, Августин называет Юлиана юношей и приглашает побывать у него. При папе Иннокентии Юлиан в очень раннем возрасте был посвящен в сан епископа Экланского (Экуланумского, в Капуе, близ Беневевта); в каком году это было и когда Юлиан овдовел, неизвестно. Был ли Юлиан лично знаком с Пелагием и Целестием, неизвестно, но сочинения их, конечно, знал и сам разделял мнения их. Однако на защиту последних он выступил не прежде, как потерял всякую надежду на торжество их в западной церкви, после того как оно было решительно осуждено как гражданскою, так и церковною властию на западе. Достоверно известно то, что в 418 году, когда Зосима потребовал от италийских епископов подписи к своему окружному посланию, в числе других епископов отказался от подписи и Юлиан. С этого времени Юлиан становится во главе пелагианствующих епископов и начинает энергичную агитацию в защиту уже пораженного пелагианства. Как мы видели, большинство италийских епископов отказалось от подписи окружного послания Зосимы. Но когда они за это подверглись лишению своих кафедр, то очень многие из них предпочли подчиниться Зосиме, за что и получили снова свои кафедры. Твердыми остались только 18 епископов, число не незначительное для Италии. Из них, кроме Юлиана, известны – Турбанций, Флор, Оронций. Фабий, Персидий и Марцеллин 148 . |
| Оба в один день получили посвящение, первый от трех, а последний от девяти епископов. Наместник Рима, Симмах, письмом от 29 декабря 418 года известил о случившемся императора Гонория, жившего в Равенне, и высказал свое мнение в пользу Евлалия. Тогда Гонорий рескриптом от 2 января 419 года предложил Бонифацию оставить Рим, угрожая в случае противодействия насильственной высылкой. Бонифаций не послушался и был изгнан из Рима. Евлалий вступил в исполнение епископских обязанностей. Тогда партия приверженцев Бонифация подала Гонорию петицию с изложением обстоятельств избрания Бонифация. Рескриптом от 13 января Гонорий приказал Симмаху вызвать Евлалия и Бонифация к 8-му февраля в Равенну для рассмотрения их дела при императорском дворе. Сюда были призваны италийские епископы, за исключением тех, кои участвовали в посвящении того и другого претендента на папскую кафедру. Но так как судьи не могли прийти к единодушному решению, то император отложил дело до 13 июня, причем разослал не только италийским, но и галльским и африканским епископам предложение явиться в этот день на собор в Рим, а Евлалию и Бонифацию строго приказал не являться до этого времени в Рим, в избежание могущих возникнуть раздоров. Приближалась пасха. Пасхальную службу в Риме Гонорий приказал совершить Ахиллу, еп. Сполеттскому. Но когда наступил праздник, Евлалий, вопреки строгому приказанию императора, явился в Рим, запер ворота Латерана пред Ахиллом и сам совершил службу. Император так был разгневан этим поступком Евлалия, что немедленно рескриптом от 3 апреля на имя Симмаха приказал изгнать Евлалия из Рима, а Бонифация ввести в управление епископией. Так «милостию императора» Бонифаций стал папою 177 . Бонифаций был человек благочестивый, справедливый, чуждый той высокомерности, какою отличался Зосима. В отношении к пелагианам он старался сохранить тот порядок вещей, какой установился и старался препятствовать распространению пелагианских идей. Неизвестные ревнители православия передали Бонифацию два обширных письма пелагиан: одно написанное Юлианом к тем из римских жителей, кои тайно сочувствовали пелагианству, а другое – представляющее копию с письма, посланного 18-ю пелагианскими епископами к Руфу Фессалоникскому. |
| Аминь 13 . Иеромонах Серафим (в миру Л. М. Чичагов). 1 Не потому ли крестьянки носят на могилу старца Зосимы своих больных детей, веря, что он особенно покровительствует юношеству. 2 Примечание. Источниками нам служили: 1) Н.С. Стромилова: Зосимова пустынька. Владимир 1879 г. 2) бывшего наместника Троице-Сергиевой Лавры о. Архимандрита Леонида. Зосимова пустынька и ее основатель блаженный старец Зосима. Оттиск из журнала «Воскресный День» Москва 1888 г. 3) Профессора И. Корсунского . Зосимина пустынь, Лавра 1895 г. 4) тетрадь рукописная: описание пустыни, находящейся во Владимирской губ., в Александровском уезде, в приходе села Никульского, писанное со слов старца Симеона, который был сторожем несколько лет в этой пустыни при часовне и запомнил многие из рассказов его предков. 5) две рукописные тетради о позднейших событиях в Зосимовой пустыньке, составленные иеродиаконом Гурием. 6) записная книжка иеромонаха Прокопия – попечителя Зосимовой пустыни. 7) Д.С. Дмитриева Очерк жизни схимонаха Филиппа. Сергиев Посад 1892 г. издание 5-е. 3 Дело это хранится во Владимирской духовной Консистории, озаглавливается: «О самовольном построении часовни в Александровском уезде, в лесных дачах генерал- майорши Волковой» и значится по общей описи (по 2 столу) под 149, а по архиву 129, 763. Этим делом пользовался Н. С. Стромилов в своем описании Зосиминой пустыньки. 4 Эти догадки можно видеть изложенными у Н.С. Стромилова на стран.13–14 его брошюры о Зомининой пустыньке. 6 Н. С. Стромилов при сем замечает (стр. 15), что В. И. Барыков был не исправником, а предводителем дворянства (уездным) в то время, когда И. А. Тимонов был дворянским заседателем в земском суде; исправниками же были (за время с 1815 по 1820 год, когда Барыков был предводителем дворянства) П. И. Казаринов и Н. В. Бибиков. 7 Напр. они указывали, с голоса народной молвы, что находящийся в Лукьяновой пустыни больших размеров Нерукотворенный образ Спасителя принадлежал первоначально Зосимовой пустыни и из нее взят в пустынь Лукьянову. |
| Но прилежно ли мы ищем духовных наставников? Охотно ли следуем их советам? В высоких и глубоких предметах верования, не довольствуются ли многие собственным только мудрованием, или немногими поверхностными понятиями, в детстве приобретенными? В образе жизни не следуют ли, вместо Закона Божия и заповедей Христовых, обычаям и примерам? Духовное бдение над своими делами и помышлениями, умерщвление плоти, подвиги внутреннего самоисправления, не почитают ли преувеличением набожности? Не живут ли в нравственном заблуждении, с мечтой о своем достоинстве и о праве на вечную награду только за то, что не сделали явно бесчестных и законопреступных дел? Смиренный и искренно желающий спасения, со вниманием слушает и посредственного наставника и успевает в добре; а кто по самонадеянности или рассеянности пренебрегает обыкновенного наставника, тот едва ли воспользуется превосходным (т. V, 246). Вернемся же к повествованию благочестивого старца Симеона Ермолаева. Богоносный инок, схимонах Зосима, был награжден Господом великим даром – совета или старчества. К нему обращались за наставлением тысячи народа, благочестивые жители Москвы, Александрова и окрестных сел. Ермолаев продолжает так: «В одно из своих посещений Императрица Елизавета Петровна нашла старца Зосиму очень больным, сильно огорчилась и просила келейника его Иону дать ей знать в Москву в случае кончины пустынника Зосимы. «Я приеду к нему на погребение», – сказала она. Вскоре после Ее отъезда, это было в половине июня, старец скончался. Есть предание будто бы он завещал, что он желает, чтобы его похоронили без всяких почестей, а если не исполнять его просьбы, он более ста лет не явится. Насколько это завещание справедливо неизвестно, но известно, что сейчас, после его преставления, отправили гонца в Москву к Императрице Елизавете Петровне. Известие о кончине старца, застало Ее больной; она не могла приехать, но будто бы пожертвовала десять тысяч рублей (т.е. по тогдашнему курсу) на погребение и прислала Владимирского архиерея и певчих, чтобы похоронить его со всеми почестями. Три недели лежал усопший не похороненным и, несмотря на сильную жару, не изменился и не было ни малейшего запаха. Могилу ископал он сам себе и выложил кирпичом. Погребение, как передали предки, было великолепное; народу стеклось очень много». «Это было, по исследованию других летописцев, в 1710–1713 годах (см. брошюру Арх. Леонида стр. 8) и, в виду того, что царевна Наталья Алексеевна скончалась в 1716 году, когда ближайшая Переславль-Залесская епархия еще не была учреждена (учреждение ее относится уже к 1721 году), а Владимирско-Суздальская была далеко по своему Стольному городу, то естественнее всего предположить, – говорить профессор И. Корсунский (см. стр. 9), – что хоронил схимонаха Зосиму не Владимирский архиерей, а, или Крутицкий, живший в Москве, на Крутицах, или, что еще вероятнее, Ростовский архиерей, как ближайший». |
| Пасхалию владыка Геннадий составлял с благословения митрополита Зосимы. В послании новгородскому духовенству он писал, что митрополит прислал к нему свою Пасхалию, составленную на 20 лет, и «велелъ к себе прислати так же написав Пасхалью, на колко лет възможем. И мы послали к своему отцю митрополиту, написав Пасхальи на седмьдесят лет, вывед изо альфы 91 по границам; и отец наш Зосима митрополит к нам отписал, что нет розни никакиа нашей Пасхальи с его Пасхальею» 92 . Святитель Геннадий говорит, что он использовал труд своего предшественника архиепископа Новгородского Василия (1331–1352; пам. 3 июля): «И что есмя обрели в владычне в Васильеве книге алфу на пять сот лет и 30 и 2 лет... и мы из тое алфы вывели на осмую тысящу Паскальи рядовые с толком десять седмиц, на седмьдесят лет» 93 . Таким образом, Новгород по праву можно назвать русской Александрией. Как Александрия в древности была известна своими пасхальными расчетами, так и в древнем Новгороде заметна устойчивая традиция изучения данного вопроса. В XII в. пасхальными расчетами занимался инок Кирик Новгородец. Архиепископ Геннадий в своих трудах использовал «альфу в владычной Васильеве книге», т. е. он имеет в виду Пасхалию, написанную в XIV в. при архиепископе Василие Калике. Наконец, сам архиепископ занимался этим вопросом – это конец XV в. Еще не закончилась геннадиевская Пасхалия, как новгородский священник Агафон написал Пасхалию на всю восьмую тысячу лет 94 . Святитель Геннадий объясняет, почему его Пасхалия написана на этот срок: «...занеже та седмьдесят лет прообразует век человеческаго живота. О сем бо писал пророк Давид: «дние лет, наших, в них же седмьдесят лет». Да сиа времена к человеческому житию обхожение имут, а век скончаниа не приемлет; такоже и алфа бесконечно имать обхоженье Пасхальи» 95 . И далее, в послании новгородскому духовенству он пишет: «И вы бы те Пасхалии переписывали, всем священником так же бы есте и всему православному христианству велели списывати, дабы им о том мятежа не было: понеже в сем написании въкратце изъявлено нашиа Провославныа христианьскиа веры исповедание, оттоле утвердися устав же и обычай дадже и доныне в христианех» 96 . |
|
|
