| – Что сталось с тобою, бедный, бедный Филипп. Ужели начальства над киновиею было мало для тебя? Восхотел большого: посмотри же, на что ты променял свою благословенную долю, от такого спокойствия в какие ты предал себя труды, от такой тишины безмятежной в какую устремился пучину корабль души твоей. Но что прошло, то невозвратимо: да будет воля Божия. Вы же, угодники Божий, Савватне и Зосима, не оставьте меня помощиею своею, не дайте мне забывать своих обетов! Он проходил в новопостроенный им храм Зосимы и Савватия и устремлял взор на изображения этих святых, переносясь мысленно далеко-далеко от Москвы, туда, где Студеное море отделяет от мира тихую Соловецкую обитель… В Москве же готовились новые события. – Как от чумы, от нас все в Москве бегают, – рассказывали опричники царю, являясь в Александрову слободу. – Слова ни от кого не добьешься. Видно, на душе нечисто, если говорить боятся. Царь мрачно слушал их. – Добились бояре, поставили на митрополию своего Филиппа да научили еще просить, чтобы опричнины не было, – продолжали они нашептывать, как злые демоны, – народ и думает, что точно опричнине конец пришел. Выдвигали на сцену царского дурака, и тот жаловался, кривляясь: – Ох, и точно конец нам, горемычным, пришел! Царь пинал его ногою и еще более хмурился. С каждым днем все более и более убеждался он, что Филиппа хотели на митрополию бояре, а не он. Западавшие в его больную душу ни на чем иногда не основанные подозрения всегда принимали чудовищные размеры и росли как снежный ком, пущенный вниз с горы. Но чудовищнее всего развивалось в нем теперь одно подозрение, что бояре продолжают замышлять измены против него. Этого он боялся как огня и глубоко был убежден, что боярство еще недостаточно обуздано, что оно по-прежнему способно на все то, что он видел во дни своего печального детства и во дни своей смертельной болезни. Ни вычеркнуть этого из жизни, ни забыть не было возможности. В голове постоянно являлся один вопрос “Что же они, эти вечные крамольнины-бояре, теперь замышляют? Как узнать?” |
| 1949 Cod. Theod. XVI, X, 9: Ne quis mortalium ita faciendi sacrificii sumat audaciam, ut in spectione jecoris extorumque presagio vanae spem promissionis accipiat, vel. quod est deterius, futura sub execrabili contra vetitum praesentium vel futurarum rerum explorare tentaverint veritatem. 1956 О храмах в полях Ливаний прямо выражается, что они составляют душу полей, ‘ Yπρ τν ερν, II, p. 167. 1960 Tillemont (Op. cit. V, 2, стр. 516) относит к 384 – собственно к концу его, Beugnot (Op. cit. p. 359) – к 386–387 гг., Chastel (Op. cit. p. 188) – к 384 или к 386 гг., Rauschen (Op. cit. s. 228) – к 386 г., Готофред – к 385 г., после закона XVI, X, 9. Судя по закону X, X, 19 Цинегий в начале марта 387 г. уже был в Египте; следовательно посольство состоялось никак не позже 386 г. Положительных даных в пользу той или другой даты нет никаких. 1961 Это известие Зосима маловероятно и подозрительно, так как в 387 г. в Александрии подумывали пригласить Максима против Феодосия. См. Liban. Op. cit. I, p. 631; Rauschen Op. cit. s. 228 anm. 3. 1978 Libanii Orat., II, стр. 160–167, ср. – 170, где Ливаний упоминает σοφρωνσιας, под которыми Готофред разумеет просто военный отряд; софронисты, поставленные наблюдать за тем, чтобы язычники не приносили жертв, были деятельными помощниками епископов. 1980 Broglie (Op. cit. VI, p. 100) видит в этом факте отражение веками привитого беспрекословного подчинения высшей власти. 1983 Гиббон Op. cit. III, 292. Theod. (H. E. V, 22) называет Феофила мужем, сильным умом и мужественным духом. 1985 Историю разрушения Сераписа предлагают: Socr. H. E. V, 16, 17; Sozom. H. E. VII, 15; Ruff H. E. II, 22–25. 1989 Tillemont (Op. cit. V, 2, стр. 642–659) все усилия употребляет на то, чтобы рельефнее представить всю высоту подвига Феодосия и Феофила, решивших разрушить храм Сераписа. Он умеет только хвалить своих и порицать язычников, но он забыл, что если язычники и позволяли себе убивать христиан, то это было только следствием подобного же отношения к ним христиан: распря была обоюдная. |
| Совершенно умалчивая о личности Политики и месте её происхождения, документ всё-таки даёт возможность проследить путь, каким она шла в ссылку. Письмо Псеносириса к Аполлону, пресвитеру в Кизисе, может иметь смысл лишь в том случае, если Аполлон лично знал Политику. Значит, Политика прежде, чем достигнуть внутренних частей Оазиса, посетила Кизис и здесь нашла себе приют у пресвитера Аполлона... Практика уголовного римского права помогает здесь несколько пополнить скудные сведения письма. Было уже упомянуто, что по римскому праву ссылке подвергались лишь женщины свободного класса и притом обладавшие более или менее значительным состоянием. Если не допускать влияния каких-либо исключительных обстоятельств, то и в Политике мы должны видеть особу этого общественного положения. Кроме того, согласно римской практике, осуждённые ко изгнанию обыкновенно сопровождались стражей до места их ссылки, но внутри этой местности им предоставлялась свобода движения. Отсюда понятной становится —281— роль, принятая на себя гробокопателями. Вероятно, уже в Кизисе по поручению пресвитера Аполлона они взяли Политику под своё покровительство и доставили её в место служения Псеносириса, который, быть может, сам сопутствовал ей до внутренних областей Оазиса. Письмо Псеносириса уведомляет Аполлона, что Политика находится под охраной верных и добрых людей, доставивших ей много услуг. Её сын Нил скоро придёт и расскажет ему о всём, что они с ней сделали. – Письмо заключается обычным приветствием, христианизированным прибавкой „в Господе Боге“. Письмо Псеносириса к Аполлону, как мы видели, не имеет хронологической даты, но время его написания с достаточною точностью определяется историческими условиями его происхождения. Здесь прежде всего заслуживает внимания то обстоятельство, что большая часть папирусных листков, найденная в архиве гробокопателей в большом Оазисе, относится к 3-му и 4-му веку нашей эры. Если, действительно, Политика была женщиной, наказанной за христианство, то в пределах этих столетий могут быть указаны три царствования, когда христиан подвергали преследованиям: Деция, Валериана и Диоклитиана. Ближайшее рассмотрение исторических обстоятельств, на какие намекает письмо, заставлять признать большую вероятность за последней датой. Письмо показывает, что за время его составления христианство проникло уже в такие отдалённые области Египта, как Оазис, и играло здесь не незначительную роль; во многих местах существовали организованные христианские общины во главе с пресвитерами. К счастью, мы обладаем некоторыми достоверными сведениями, помогающими несколько разъяснить историю распространения христианства в Египте. Как свидетельствуют некоторые мученические акты и в особенности письма Дионисия Александрийского 1870 , первыми провозвестниками христианства в пустынях Египта были отчасти сосланные, а отчасти бежавшие сюда епископы и христиане в гонение Деция и Валериана. Эпоха Деция и Валериана была лишь началом христианства для внутренних |
| —282— областей Египта. То же сравнительное процветание его, какое наблюдается в письме Псеносириса, должно падать не ранее, как на первые годы IV-ro века. С этим выводом совпадают и палеографические наблюдения; все учёные, имевшие случай так или иначе коснуться документа, датировали его приблизительно эпохой Диоклитиана. Так Гренфель и Хунт ещё в первом издании отнесли его к последним годам 3-го столетия т. е. ко времени царствования Диоклитиана, и это суждение тем важнее, что они и не подозревали о христианском происхождение его. Также высказались о нём Вилькен и Кейон 1871 . Исторические сведения, дошедшие до нашего времени о гонении на христиан при Диоклитиане и его соправителях, показывают, что на ряду с представителями мужского пола преследованиям за веру подвергались женщины и даже дети. Случай, передаваемый Евсевием 1872 об изгнании одной христианской дамы Максимином, по конфискации её имущества, конечно, не был единственным в этом роде. Фрагмент мартириума мученицы Феоное рассказывает, что при Диоклитиане наместник Александрии Кулькиан издал императорский эдикт, повелевавший мужей, отказавшихся воздать честь богам, карать смертью, а жён и детей, по конфискации оставшегося после мужа имущества, отправлять в отдалённые области 1873 . Из Евсевиева повествования о Палестинских мучениках видно, что ссылка в рудокопни и каменоломни была одним из самых обычных наказаний для непокорных христиан в это гонение. Судя по обычным порядкам римского уголовного права, таким наказаниям должны были подвергаться лица по преимуществу низшего сословия, соответствующим же штрафом в применении к лицам высшего ранга служила ссылка в отдалённые местности. На основании изложенных сейчас разъяснений дело нужно представлять себе следующим образом. В гонение Диоклитиана или его преемника Максимина высшим —283— правительственным лицом Египта была привлечена к допросу женщина Политика, принадлежавшая к свободному классу и обладавшая более или менее достаточным состоянием. На основании императорского эдикта она должна была отречься от Христа или воскурить фимиам перед статуей императора и принести жертву богам. Политика оказалась твёрдой в вере и, как государственная преступница, наказана была лишением имущества и ссылкой в Оазис. Её дальнейшая судьба, насколько она известна из письма Псеносириса, изложено уже выше. |
| Но со времени Марка Аврелия указанный вопрос быстро овладевает общественным мнением и вызывает богатую литературу. Первым заговорил языческий писатель Цельс, который обвиняет христиан в недостатке патриотизма, в уклонении от военной службы, и высказывает опасение, как бы, с распространением христианства, император не остался без войска, и варвары не завладели бы государством. Одновременно с этим свидетельством и как бы в опровержение его, мы читаем другое известие, – что 12 легион, погибавший от недостатка воды во время войны с квадами, был спасён солдатами-христианами, по молитве которых был ниспослан дождь. И христианские писатели не только не порицали по этому —360— поводу своих единоверцев за участие в войне, но и высказывали радость, что их Бог спас римское войско. Климент Александрийский и Тертуллиан свидетельствуют, что немало христиан было и в египетских и в африканских легионах, причём первый не высказывает по этому поводу порицания, но последний, – правда, только в писаниях, обращённых к христианам, – решительно осуждает военную службу; по его мнению, она не совместима с христианством: христианин не должен идти в солдаты, и солдат не может быть принят в христианскую общину, ибо нельзя служить одновременно Богу и диаволу. Горячие убеждения Тертуллиана не изменили однако же общего положения дел: христиане продолжали служить в войске, и христианская община не отторгала их от себя по этой причине, снисходя к их исключительному положению. Но тон рассуждений Тертуллиана с одной стороны, с другой – тот случай, который заставил его взяться за перо (демонстративный отказ солдата-христианина надеть на себя венок) доказывают сильный подъём христианского самосознания. Ещё резче высказываются против военной службы Ориген , Лактанций и древние церковные каноны ; здесь речь принимает уже прямо революционный характер: „не пойдём на войну, даже если сам император прикажет“. Исторические памятники третьего века и особенно мученические акты дают целый ряд случаев мученической смерти христиан-воинов; рассматривая эти случаи, автор приходит к тому выводу, что число христиан в рядах римского войска было очень велико и что языческая власть принуждена была снисходительно смотреть на них, поднимая преследование лишь в случае обвинения со стороны. |
| XXXI, 34. Ebp. VIII, 11 ); и еще: во всю землю изыде вещание апостольского учения и в концы вселенные глаголы их ( Ncaл. XVIII, 5 . Рим. Х, 18 ). Тем, кого пошлете вы вместо себя и уполномочите представлять ваше священное в преподобное лице, – должна быть вверена полная ваша власть, которую вы во святом Духе имеете; так, чтобы они могли властью апостольского престола и свободно судить и беспрепятственно действовать и касательно сих предметов и касательно других им подобных. Так, например, из пределов Италии получили мы одно соборное послание, исполненное несказанных жалоб. Сии жалобы приносят нам обитатели Италии на своего епископа, и, тяжко укоряя нас, всячески заклинают не смотреть равнодушно на плачевную погибель и угнетение их тяжким и жестоким самовластием, на нарушение законов священства и извращение всех постановлений Церкви. Тоже самое и прежде говорили в слух всех убежавшие оттуда монахи и пресвитеры, как-то: Василий, Зосима, Митрофан и другие с ними: они с плачем жаловались на туже самую тиранию и со слезами призывали к защищению Церкви. Ныне же, как я сказал, получены оттуда из различных мест разные письма, исполненные стенания и многих слез. Это покажут вам точные списки сих писем, представляемые вам по желанию, требованию писавших; ибо эти лица со страшными заклинаниями и убеждениями умоляли нас разослать оные (списки) ко всем архиепископским и апостольским престолам. А в нашем послании мы упомянули об этом для того, чтобы в собрании Святаго и Вселенского о Господе Собора, и касательно этого предмета, было единодушно поставлено угодное Богу и согласное с правилами соборными, и чтобы глубокий мир объял Церкви Христовы. И мы приглашаем сюда не только ваше блаженство, но и предстоятелей прочих архиепископских и апостольских престолов: некоторые из них уже прибыли, а другие, ожидаем, спустя не много времени, прибудут. По сему ваше о Господе братство, своим замедлением и отсрочкою, да не заставит братию ожидать вас дольше надлежащего, ведая, что если, в следствие вашего замедления, что либо совершится не по чину и несовершенно, то не иной кто, а вы сами будете виновны в том. |
| Далее следует у Достоевского пересказ Зосимы об отдаче братьями в рабство Иосифа, а затем Зосима продолжает: «нужно лишь малое семя, крохотное: брось он его в душу простолюдина, и не умрет оно, будет жить в душе его во всю жизнь, таиться в нем среди мрака, среди смрада грехов его, как светлая точка, как великое напоминание. И не надо, не надо много толковать и учить, все поймет он просто. Думаете ли вы, что не поймет простолюдин? Попробуйте, прочтите ему далее повесть, трогательную и умилительную о прекрасной Эсфири и надменной Вастии; или чудное сказание о пророке Ионе во чреве китовом. Не забудьте тоже притчи Господни, преимущественно по Евангелию от Луки (так я делал), а потом из Деяний Апостольских обращение Савла (это непременно, непременно!), а наконец и из Четьи-миней, хотя бы житие Алексея Человека Божия и великой из великих радостной страдалицы, Боговидицы и Христоносицы матери Марии Египтяныни – и пронзим ему сердце его сими простыми сказаниями, и всего-то лишь час в неделю, не взирая на малое свое содержание, один часок. И увидит сам, что милостив народ наш и благодарен, отблагодарит во сто крат; помня радение иерея и умиленные слова его, поможет ему на ниве его добровольно, поможет и в дому его, да и уважением воздаст ему большим прежнего – вот уже и увеличится содержание его. Дело столь простодушное, что иной раз боимся даже и высказать, ибо над тобой же засмеются, а между тем, сколь оно верное! Кто не верит в Бога, тот и в народ Божий не поверит. Кто же уверовал в народ Божий, тот узрит и святыню Его, хотя бы и сам, не верил в неё до того вовсе. Лишь народ и духовная сила его грядущая обратит отторгнувшихся от родной земли атеистов наших. И что за слово Христово без примера? Гибель народу без слова Божия, ибо жаждет душа его слова и всякого прекрасного восприятия». Этими прозорливыми словами наш писатель, один из лучших знатоков природы загадочной русской души, указал верный путь пастырям нашим для плодотворного воздействия на нравственную сторону своих прихожан, и, нам кажется, что устройство таких совместных чтений (Св. Писания и творений св. отцов) священника с некоторыми отзывчивыми людьми из его паствы будет несомненно иметь благие последствия не только в сельских приходах с простолюдинами, но и в городских приходах с более образованным населением, также жаждущим воспринять словеса вечной правды и непреложной истины. |
| Предисловие Хотя отношения наши с Константинополем, как, известно, начались ещё до просвещения России Христианской Верой, после же этого события постепенно развивались и усиливались, и Царьград тогда, как и ныне, служил сборным местом отдохновения для Русских паломников, отправляющихся на Афон и в святой град Иерусалим, но, к сожалению, доселе ещё не открыто ни одного описания святынь Царьграда, не только XI и XII, но и XIII века. Замечательно, что и сам Игумен Даниил, (XII века), оказавший такую незабвенную услугу для топографии Палестины описанием Иерусалима и пути к нему, не упоминает ничего в своём «Страннике» о Цареградских святынях, которые, несомненно, были предметом его благоговейного внимания и поклонения. Одним словом, до взятия и разграбления Константинополя Латинскими Крестоносцами в 1204 году, наша древняя народная письменность не представляет ни одного удовлетворительного сказания для изыскателя Константинопольских древностей. Но зато в течение столетия, протекшего с 1350 года до взятия Константинополя Турками в 1453 году, мы имеем четыре описания Цареградских святынь, которые заслуживают не меньшего внимания, чем «Странник» Даниила, изданный с такой тщательностью и знанием дела нашим известным паломником, А.С. Норовым. Имея, в течение двухлетнего моего постоянного пребывания в Константинополе, недоступную для временных его посетителей, возможность поверить на месте относительное достоинство сказаний наших паломников, и, сличив их, аки между собою, так и с сочинением лучшего знатока Константинопольских древностей, покойного Архиепископа Синайского, Константия, автора известной всему учёному миру «Константиниады» 1 , я пришёл к заключению, что издание «сводного списка» четырёх наших паломников, с объяснительными к нему примечаниями, будет иметь не только частную занимательность для нас, но и общую, по ограниченному числу сочинений специально посвящённых исследованию топографии Константинополя и времён Империи. По тщательном рассмотрении оказалось, что из четырёх наших паломников XIV и XV столетия: Стефана Новгородца (1350 года), Диакона Игнатия (1389), Дьяка Александра (1391–1395), Иеродиакона Зосимы (1420) 2 , первое место, как по времени, так и по внутреннему достоинству, принадлежит Стефану Новгородцу (1350), потому что он, при описании Цареградским, святынь, держался некоторой определённой системы, то есть, обозревал их в течение нескольких дней, сообразно с их расположением на 7 городских холмах, и в таком точно порядке и составил своё описание, не злоупотребляя, подобно другим, выражениями: «ту», или «ту близ», которые другие (например, Иеродиакона Зосима) вставляли иногда лишь для связи речи. |
| Работа на отделении «Духовные начала в творчестве Ф.М. Достоевского» проходила в диалоге исследователей друг с другом и с отцом Александром Ранне, посетившим эту секцию. Н.М. Секулич (Верона, Италия) обратилась к традициям «говорящих имен» репертуарной драмы и раскрыла духовное значение имен и отчеств героев романа «Идиот», обратила внимание, как метафорическое значение имени разворачивается в действии. С.С. Серопян (Шуя) показал, как в творчестве Достоевского отражаются идеи святителя Иринея Лионского, который был борцом против ересей и утверждал, что народ образует на земле духовное единство, в котором люди привыкают вмещать Бога, благодаря таинствам Церкви. Е.А. Гаричева (Великий Новгород) проследила эволюцию положительного героя Достоевского: сохранение в герое «раненого сердца», совести и возрастание в нем любви, смирения, нестяжания, радости бытия, чувства ответственности, прозорливости, открытости к диалогу (Мышкин, Макар Долгорукий и Зосима). Н.Н. Подосокорский (Великий Новгород) на творчестве Достоевского показал разницу между бонапартизмом как явлением политическим и наполеонизмом как явлением духовно-нравственным (осознаваемое героем избранничество). С.С. Шаулов (Уфа) проследил эволюцию эпистолярной риторики Достоевского по способам определения авторской позиции и выделил три этапа: докаторжный (отождествление себя с блудным сыном), конец 60-х годов XIX века (жалобы Иова) и конец 70-х годов (позиция христианского проповедника среди язычников). Д.Е. Расовская (Симферополь, Украина) обратилась к эволюции детских образов в «Дневнике писателя»: от ребенка как воплощения чистоты и невинности до страдающего дитяти, искупающего грехи взрослых. И.С. Ярышева (Петрозаводск) рассказала о благотворительной деятельности А.Г. Достоевской, жены писателя: о том, как Анна Григорьевна помогла старорусскому священнику Иоанну Румянцеву создать школу нового типа, где целью было духовно-нравственное воспитание детей и где педагоги были помощниками священника. Доклад Д.Л. Башкирова (Минск, Белоруссия) касался религиозных истоков идеи «всемирной отзывчивости» в русской культуре и творчестве Ф.М. Достоевского. |
| 51 Связь царской семьи с Саровым современники как почитатели царской семьи, так и ее критики, ощущали очень отчетливо. Приведем характерную цитату из поэмы М. Волошина «Россия» (1924): Царице примеряют от бесплодья В Сарове чудотворные штаны. Она, как немка, честно верит в мощи, В юродивых и в преданный народ [Волошин I: 372]. 52 Признание Гражданской войны бессмысленным братоубийством восходит к светской культуре. Сначала эта тема появилась в эмигрантской литературе. Вспомним, например, известное стихотворение Цветаевой 1920 года: «Все рядком лежат/Не развесть межой./Поглядеть: солдат./Где свой, где чужой?/Белый был – красным стал:/Кровь обагрила./Красный был – белый стал:/Смерть побелила [Цветаева 1971: 73]. С конца 80-х годов эту тему стала развивать и советская литература. 56 Служба была связана с московским Сретенским монастырем, активно боровшимся с церковными реформаторами. 57 Кажется, этот фрагмент указывает на происхождение службы, а именно то, что ее первый вариант создавался в Русской Зарубежной церкви. Рассеяние «людей российских» как беда осознавалась лучше извне, чем изнутри. 62 Приведем характерную зарисовку, сделанную писателями, которые вполне разделяли советскую идеологию: «У белых башенных ворот провинциального кремля две суровые старухи разговаривали по-французски, жаловались на советскую власть и вспоминали любимых дочерей. Из церковного подвала веяло холодом, бил оттуда кислый винный запах. Там, как видно, хранился картофель – Храм Спаса на картошке, – негромко сказал пешеход» [Ильф и Петров 1975: 7]. 63 В народной письменности большой популярностью пользовались лубочные листы «Иов многострадальный» [См.: Плетнева 2013: 174–281; 354–360]. В «Братьях Карамазовых» старец Зосима перед смертью рассказывает о том, какое впечатление произвел на него когда-то текст книги Иова [Достоевский XI: 342–344]. 66 МД 2011 включает общую службу священномученику, священноисповеднику, преподобномученику, преподобноисповеднику, мученику, исповеднику, преподобномученице, преподобно-исповеднице, мученице, исповеднице, а также службу Собору новомучеников и исповедников Российских и святым царственным страстотерпцам. |
|
|
