| Однако как ни мимолетна была деятельность Юлиана, как ни бессильна была она вдохнуть живой дух в отмертвевшие части язычества, она не прошла бесследно в истории язычества. Дело возрождения язычества Юлиан открыл возвращением на путь паритета религий, возвещенного Миланским эдиктом, который, хотя еще и не был отменен официально ни одним государем, однако со времен Констанция пришел уже в достаточное забвение. Правда, свобода совести обусловливалась видами хитрой политики Юлиана, имевшей целью дискредитировать христианство пред язычеством, и существовала только в начале его царствования 1869 , тем не менее работа Юлиана на поприще веротерпимости, как она ни была кратковременна, дала более чем блестящие результаты, о которых Юлиан, быть может, и не мечтал. Оживший дух веротерпимости снова становится руководящим принципом в отношениях к язычеству всех последующих до Феодосия императоров. Ураган, налетевший на жестокую политику Констанция, выбросил ее из русла жизни, предоставив ее место веротерпимости и создав, по выражению некоторых историков, «период свободы совести» 1870 , длившийся около двадцати лет. Преемник Юлиана Иовиан по мотивам религиозным и политическим не сократил границ Миланского эдикта для язычества. Для всех одинаково он признавал свободу вероисповедания ( θελοθρησκεαν) 1871 , стремясь только уничтожить те несправедливости, которые некогда допустил Юлиан к христианам 1872 . Таким образом Иовиан, сам того не замечая, укрепил веротерпимость в том виде, как представлял ее себе Юлиан в начале своего царствования, и преградил путь к репрессалиям. Политика веротерпимости принесла хорошие плоды. Солдаты скоро перешли в христианство 1873 , многие языческие храмы закрылись сами собой, а не в силу распоряжений императора 1874 . Так свобода совести, объявленная Иовианом, возвратила дело в то положение, в какое поставил его Константин В.: язычеству не было отказано в официальном признании; христианство вновь делалось верою императора и большинства его подданных, а в недалеком будущем имело стать и религией всего государства 1875 . Спокойная, без резких выпадов, политика Иовиана встретила сочувствие у христиан и вполне удовлетворила язычников, довольных уже тем, что им дали возможность спокойно верить в своих богов 1876 . |
| Дел, наши законы ясно и точно определяют признаки господства Церкви. Заглянем, прежде всего, в „Основн. Законы». Здесь мы находим главнейшие признаки первенствующего положения Православной Церкви в Государстве, – это: 1) Император, Престолом Всероссийским обладающий, не может исповедовать никакой иной веры, кроме Православной (ст. 63-я); 2) Император, яко Христианский Государь, есть верховный защитник и хранитель догматов господствующей веры, и блюститель православия и всякого в Церкви святой благочиния (ст. 64-я); 3) все не принадлежащие к господствующей Церкви поданные Российского Государства и т. д... пользуются каждый повсеместно только „свободным откровением их веры и богослужения, по обрядам оной“ (ст. 66-я) 4 , при чем, что особенно важно, – „Основные Законы» даже в последней редакции их 23 апреля 1906 г. нарочито подчеркивают в особом примечании к ст. 68-й, что „правила охранения веротерпимости (по отношению к гражданами инославных исповеданий и иноверцам в Империи Российской) и пределы ее подробно означены в Уставах по принадлежности». Отсюда понятно, что „пределы веротерпимости и правила охранения ее“, начертанные в других законодательных актах, санкционированы силою „Основных Законов» и, посему, без почина Государя, изменению не подлежат. Иначе, странною являлась бы ссылка „Основных Законов» на такие законодательные акты, которые в части, указываемой „Основными Законами», не отпадали бы приведенным свойством „Основных Законов». Ведь в противном случае может статься, что „Основные Законы» найдут в Уставах, о которых они говорят, вместо подробных указаний на пределы веротерпимости и правила, охраняющие ее одно только пустое место! Разве это не будет упразднением „Основных законов»? Но, быть-может, нам скажут, как говорил в Думской комиссии Маклаков, что примечание к 68-й ст. „Основных Законов» требует только указания „пределов веротерпимости» и „правил охранения ее в Уставах по принадлежности, но что самые «правила» и „пределы» могут издаваться в общем порядке для издания законов, за исключением „основных“. |
| 8. Церкви не должны относиться враждебно к лицам, к ним не принадлежащим (Иноверцы на Руси. 1900. С. 185-192). В конце книги К. выражает надежду на то, что соединение Церквей «будет снова восстановлено», однако не уточняет, на каких условиях оно могло бы произойти. В брошюре «Положение неправославных христиан по действующему законодательству» (1901) К. отмечает, что инославные Российской империи свободно исповедуют свою веру и публично отправляют обряды, при этом они лишены права проповеди своего вероучения, поскольку «государственная власть не может равнодушно относиться к совращению из Православия» (Положение неправославных христиан. 1901. С. 13). В публикации «Границы веротерпимости» (1905) К. приводит многочисленные примеры веротерпимости русских к инославным в исторической перспективе. При этом он убежден в том, что «принцип христианской терпимости отнюдь не требует равного отношения государства ко всем признанным и терпимым им обществам». Религ. вера, будучи личным делом каждого человека, вместе с тем сильно влияет на общее мировоззрение человека, на его общественную и индивидуальную деятельность, поэтому гос-во не может относиться безразлично к вероучениям, не только к тем, к-рые очевидным образом несовместимы с принятой моралью (скопчество, мормонство), но и к тем, чьи убеждения «идут вразрез с охраняемыми государством принципами морального и общественного порядка». «Принцип справедливости не есть принцип абсолютного равенства. Христианская терпимость не есть равнодушие к своей истине и к чужим религиозным заблуждениям». Индифферентизм, по мнению К., это самая опасная форма враждебности религии (Границы веротерпимости. 1905. С. 6-8). В публикации «Новейшее законодательство по делам Православной Русской Церкви» (1909) К. обращал внимание читателей на продолжавшееся законотворчество гос-ва, в частности, на новые законы о браке и разводе, об укреплении начал веротерпимости, о порядке открытия новых самостоятельных приходов и общин старообрядцев и сектантов, о положениях, выработанных Предсоборным присутствием, и о составе «предстоящего чрезвычайного Собора Русской Церкви». |
| Локк (1632–1704), также сторонник сенсуализма, основные свои работы посвятил изучению процесса познания. Однако волновали его и религиозные вопросы. Прежде всего, он был озабочен религиозной нетерпимостью, приводившей к многочисленным столкновениям сторонников разных религиозных напрввлений. Локк выступает как яркий сторонник веротерпимости и пишет «Опыт о веротерпимости», а затем более развернутые «Письма о веротерпимости». Кроме вышеназванных, перу Джона Локка принадлежит «Разумность христианства» (1695), написанная по просьбе короля обосновать разумность англиканской религии. В отношении к религии Локк был деистом (хотя считал себя христианином), но в отличие от многих современников, исповедовавших деизм по научным соображениям, Локк был больше озабочен социальной ролью Церкви. Локк убежден, что все люди имеют право исповедовать различные религии, и принадлежность человека к другой религии не является поводом для его преследования. Ведь такие положения христианской религии, пишет Локк, как вера в Троицу, царство Христово и др. есть личные мнения людей и не затрагивают их отношения с другими людьми. Следовательно, ни один человек не в состоянии влиять своим разумом на мысли другого человека. Тем более что, как пишет Локк в «Послании о веротерпимости», «терпимость по отношению к тем, кто в религиозных вопросах придерживается других взглядов, настолько согласуется с Евангелием и разумом, что слепота людей, не видящих при столь ясном свете, представляется чем-то чудовищным» (6, т. 3, с. 93). Понятие Бога не врождено человеку, но прийти к выводу о Его существовании вполне возможно путем размышлений: «…самые верные и лучшие понятия о Боге не запечатлены, но приобретаются размышлением и обдумыванием» (6, т. 1, с. 144). Знание о существовании Бога можно получить из простого размышления о своем собственном существовании: если человек понимает, что он существует, то он должен прийти к выводу о том, что должна быть причина его существования. Если «есть нечто реально сущее и… от небытия не может произойти реально сущее, то это есть очевидное доказательство того, что нечто было от вечности. |
| Между тем г. Тихомиров, забывая свое собственное признание, снова и снова выставляет христианский принцип справедливости как нечто внешнее, чуждое и чуть ли не враждебное христианству. Так, приводя мои слова, что вопрос о веротерпимости, будучи по существу вопросом между–церковным или между–исповедным, может быть окончательно решаем только на основании общеобязательного принципа справедливости, он замечает: Надо полагать, г. Соловьев и сам понимает, что предлагает решать вопрос о веротерпимости на основании отрешения от христианской точки зрения» . Не только я этого не понимаю, но ясно понимаю противное, как, надеюсь, поймет и г. Тихомиров, если только вспомнит свои собственные слова. Ведь этот общеобязательный принцип справедливости им же самим признан как христианский и при том минимальный, т. е. абсолютно–необходимый, безусловно–обязательный; каким же образом решение известного вопроса на основании этого христианского принципа может означать отрешение от христианской точки зрения? Не отрешение очевидно, а прямое и необходимое приложение христианской точки зрения. Читаем дальше: «Действительно, для христианина вопрос о веротерпимости есть вопрос религиозных обязанностей его собственных и его церкви. Все таковые вопросы христианин решает на основании той воли Божией, которая ему открыта в вероучении. Если же мы признаем, что вопрос веротерпимости должен быть решаем не на основании вероучения, но лишь на основании принципа справедливости, то–есть изберем принцип низший, то очевидно мы это сделаем только потому, что в принципе высшем разочаровались. Г. Соловьев предлагает государству стать ешь вероучения, предлагает ему признать, что учение Христа, учение Будды, учение Магомета и т. д. одинаково проблематичны, одинаково недостаточны для твердого решения (руководства?) вероисповедной политики. В таком положении, конечно, не остается для руководства ничего, кроме принципа справедливости» . По какой же, однако, логике можно противопоставлять волю Божию одному из требований этой самой воли и при том требованию безусловно–обязательному? С помощью какого оборота мысли можно предполагать выбор между известным вероучением и основною заповедью того же вероучения? Каким образом, наконец, нарушение христианской справедливости, или хотя бы только пренебрежение в ней совместимо с исполнением чего–то «высшего»? Все это похоже на то, как если бы кто–нибудь сказал: исполняйте строго правила русской грамматики, но требования, чтобы сказуемое согласовалось с подлежащим и чтобы прилагательное было сообразно своему существительному в роде, числе и падеже — эти «низшие» требования вы бросьте; они ни к чему. Думаю, что усвоивший такую точку зрения сделаться великим грамматиком не сделается, зато безграмотным окажется наверно. |
| Уже в манифесте 26 февраля 1903 г. «О предначертанях к усовершенствованию государственного порядка», подчеркивлась необходимость «укрепить неуклонное соблюдение властями, с делами веры соприкасающимися, заветов веротерпимости, начертанных в основных законах империи Российской». 39 Подобное требование косвенно било по политике, проводимой К. П. Победоносцевым , и направленной на учерждение полной гегемонии главной конфессии страны, зачастую в ущерб всем остальным (борьба обер-прокурора с «расколосектанством», с ростом влияния Католической Церкви и т. д., была слишком известна). Мнение К. П. Победоносцева о том, что «никакой Вселенской Церкви первого тысячелетия не существует», 40 делало его глухим ко всем призывам по-иному посмотреть на идею сотрудничества Церквей, и изменить отношение к «неправославным исповеданиям» и к «учению старообрядцев». Его боязнь раскола 41 парализовала любые попытки цивилизовано подойти к разрешению вопроса о веротерпимости, что было невыгодно, в первую очередь, самой Православной Российской Церкви, игравшей роль «государственного придатка» самодержавной монархии. Таким образом, рассмотрение вопроса о соблюдении властями «заветов веротерпимости» в контексте манифеста 26 февраля, не могло не обеспокоить К. П. Победоносцева , тем более что и положение самой Православной Цркви даже такими консервативными деятелями, как министр внутренних дел В. К. Плеве, стало признаваться несоответствующими реалиями действительности. 42 Стоит, видимо, иметь в виду и тот факт, что назначенный после убийства В. К. Плеве на пост министра внутренних дел князь П. Д. Святополк-Мирский, уже при своем представлении царю (25 августа 1904 г.) выдвинул программу реформ-уступок, где помянул, среди прочего, и о веротерпимости. 43 В этих условиях появление 23 сентября 1904 г. записки К. П. Победоносцева «О присвоении должностям обер-прокурора Св. Синода и его товарища чинов по чинопроизводству и разрядов по шитью на мундире», 44 может рассматриваться как явление вполне закономерное, вызванное тревогой руководителя ведомства православного исповедания за судьбу своей политики, с жесткой последовательностью проводившейся им в течение почти четверти века. За формальными доводами о необходимости приведения в соответствие должностных мундиров и «чинов по производству», скрывалось более существенное требование, которое на рассмотрении Государственного Совета и не выдвигалось, но о котором, тем не менее, записка К. П. Победоносцева открыто заявила: «Обер-прокурор Святейшего Синода по существу лежащих на нем обязанностей и принадлежащих ему прав, должен быть признан равным министрам и главноуправляющим отдельными частями» 45 (выделено мной – С. Ф.). |
| Замечательно еще, что приведенные нами статьи стоят в «Уставах по принадлежности» после изложения в них текста «Основных Законов» о вере, чем неоспоримо свидетельствуется, что именно они «подробно означают пределы веротерпимости», согласно указания «Основных Законов». Здесь было сказано в возражение мне, что как из 84 ст. «Основных Законов»: «Империя Российская управляется на твердых основаниях законов, изданных в установленном порядке» не следует, что все действующие ныне законы не подлежат рассмотрению Думы без почина Государя, так из примечания к ст. 68 «Осн. Зак» не следует забронированности от почина Г. Думы статей Уставов о пределах веротерпимости. Но в этом возражении мне г. Караулова кроется глубокая ошибка. В ст. 84-й нет указания на определенные законы, а ею требуются лишь наличность законов и издание их в установленном порядке. Нарушение одного из этих требований явится нарушением «Основных Зак». Так точно и нарушение указанного в примечании к ст. 68-й Осн. Зак., которая определяет и источник, откуда надо почерпать подробные сведения о веротерпимости, и иметь в виду и самые «правила охранения веротерпимости и пределы её“, подробно, или определенно и ясно означенные в Уставах по принадлежности, – не может входить в область законодательных прав Г. Думы. В силу приведенной же ст. 84-й для пересмотра «Основных Законов» установлен порядок иной, – это «единственно почин Государя». Моя мысль о неизменяемости вышеприведенных статей из «Уставов по принадлежности» без почина Государя, в силу указания на них «Основных Законов» ясно подтверждается и волею Государя Императора, явленною в Высочайше утвержденных 17 апреля 1905 г. журналах Комитета Министров. Там читаем: «обращаясь к обсуждению изменений в действующем законодательстве, которые должны осуществить провозглашенную Указом 12 Декабря терпимость в делах веры, Комитет считает необходимым высказать прежде всего решительное убеждение свое, что изменениями этими не должно быть поколеблено устанавливаемое Основными Законами Государства положение, признающее первенствующею и господствующею в Российской Империи веру христианскую православную кафолическую восточного исповедания. |
| Различие между прежними и нынешними братствами заключается в том, что тогда они должны были действовать при иноверном правительстве (католическом), ввиду явной опасности православию и русской народности от латинян и домашних изменников православию. Нынешние братства существуют при покровительстве церковной и гражданской власти, призваны на дело, составляющее предмет заботливости той и другой. Правда, в настоящее время, с изданием указа о веротерпимости 17 апреля текущего года, положение братств изменяется в сравнении с тем, какое они имели до этого времени: необходимо более энергичное действие самих братств, ввиду свободы исповедания глаголемых старообрядцев и сектантов, теперь с особенным энтузиазмом старающихся об увеличении числа своих последователей на счёт православных. Не много сравнительно прошло времени после издания указа о веротерпимости, а уже в повременных изданиях появляются такие известия, как например, в постановлениях «областного съезда миссионеров южных епархий текущего года». В этих постановлениях сообщается, что «среди сектантов (после указа) обнаруживается сильный подъем духа», что «сектанты сильнее организуются: устраивают всероссийские и местные съезды с сильной помпой, значительно увеличивают состав специальных платных проповедников, проектируют открытие специальных проповеднических школ, усиливают прежние сношения с заграничными братьями по вере, молитвенные собрания обставляют с блеском, при участии своих братий со стороны», и вообще усиливается внешняя организация сектантских обществ. Правда, отмечается в рассматриваемых постановлениях, что с изданием указа о веротерпимости «миссия освободилась от глубоко несправедливых, но упорных нареканий общества в наклонности к сыску, репрессии и соучастии с полицией», что «сектанты, возможно, будут относиться к миссии откровеннее, прямее» и что «ореол мученичества гонимых за веру снят с сектантства»; но, тем не менее, в 1-м пункте постановлений заявляется, что «освобождение сектантов от ограничительных мер Правительства должно вызвать большой подъём энергии среди миссионеров». |
| Неужели еще в наши административные и законодательные сферы не проникло сознание, что истину нельзя внушать кулачными мероприятиями? Какое жалкое неведение! Чего же ждать, однако, от той недальновидной и близорукой в своей оппортунистической политике правящей бюрократии, которая под напором общественных требований сочла нужным пойти на временные уступки и согласиться на словах на раскрепощение от прежней религиозной кабалы в убеждении, что с успокоением умов удастся вернуться к испытанным уже порядкам полицейского государства. 14 июля 1905 г. VII. Правительственная веротерпимость и административная практика Из всех реформ, обещанных русскому обществу, доныне, казалось бы, осуществлена лишь одна: провозглашена веротерпимость. Но едва эта реформа, совершенно не затрагивающая прерогатив верховной власти, столкнулась с жизнью, как к ней применены были обычные приемы еще всесильной бюрократии: на первых же порах указ 17 апреля подвергся существенным урезкам. Выше был уже отмечен циркуляр министра внутренних дел, предписывавший местным административным властям сохранять в прежней силе стеснения по отношению к сектантам, раз только налицо будут мотивы «особливой важности». Прошел еще месяц, и появилось новое административное распоряжение. Указ 17 апреля предоставил адептам господствующего вероисповедания менять по желанию веру; в виду этого Министерством Внутренних дел ныне выработаны особые временные правила, регулирующие отступления от православия. По министерским правилам, православные, желающие перейти в одно из инославных христианских исповедании, должны предварительно подать об этом заявление местному губернатору, на которого возлагается обязанность выяснить чрез православное духовное начальство, какими причинами вызывается предполагаемый переход и приняты ли были меры увещания по отношению к отпадающему; затем уже, в случае безуспешности увещания, заявлению дается дальнейшее движение. Для лиц, только номинально числящихся в православии, в действительности же издавна исповедующих другое исповедание, вопрос разрешается несколько проще: губернатор, удостоверившись теми средствами, которые он находит наиболее целесообразными, что означенные лица действительно в данное время принадлежат к уклонившимся от православия и что сами они или предки их исповедовали инославную христианскую религию или то нехристианское вероучение, к которому они желают быть причислены, передает заявление на усмотрение подлежащей инославной или иноверной духовной власти. |
| разделы рассылка распечатать Александр Трифонов " Завещание " митрополита Андриана Последнее интервью митрополита Русской Православной Старообрядческой Церкви Андриана (Четвергова) В июле 2005 года, когда автор портала " Религия и СМИ " Александр Трифонов записывал это интервью, никто не предполагал, что оно станет последним. Митрополит Андриан всего на несколько дней приезжал в Москву между поездками по России. Многое из сказанного тогда читается сегодня как завещание митрополита. Предстоятель видел старообрядчество 21 века заметным и понятным для общества. – Ваше Высокопреосвященство, в этом году в России широко отмечается 100-летие Именного Высочайшего указа Императора Hukoлaя II " Об укреплениях начал веротерпимости " . Какое участие в торжествах по этому поводу принимает РПСЦ? – Действительно, с начала этого года ведется подготовка и празднование столетия распечатания алтарей, которое последовало после выхода Указа о веротерпимости. Прошли конференции и выставки. У нас торжественные мероприятия состоялись на праздник Жен мироносиц. В этот день была торжественная служба, с крестным ходом, а закончился день выступлениями церковных хоров. Этим наши празднования не ограничились, они будут продолжатся в течение всего года. – Не могли бы Вы рассказать о значении Указа для русского старообрядчества? – Это было фактически началом свободы древней православной Церкви, которая в течение почти двух с половиной веков подвергалась преследованиям. К тому же, Указ стал началом политики веротерпимости не только в отношении старообрядчества, но и по отношению к другим российским конфессиям. А у нас, поскольку Указ коснулся, прежде всего, старообрядческой Церкви, на своем трагическом опыте ощутившей те несправедливости и гонения, которые были до того, всё происходящее было воспринято с особенным воодушевлением. После обнародования Указа было построено много новых храмов, возрождалась духовная жизнь древлеправославной Церкви в целом. Стали выходить старообрядческие издания, журналы, газеты, открылся институт и множество приходских школ. А самое главное, были распечатаны алтари, которые были запечатаны почти в течение пятидесяти лет. Это событие у нас до сих пор вызывает чувство радости. |
|
|
