| «Открой очи мои, и увижу чудеса закона Твоего. Странник я на земле; не скрывай от меня заповедей Твоих» (Псалтирь 118:18-19) Жизнь пустынных отцов «Жизнь пустынных отцов» Руфина Аквилейского цена тем, что это труд очевидца – Руфин прожил в египетской пустыне 6 лет вместе с учениками Антония Великого. Высокий авторитет «Жизни пустынных отцов» придаёт тот факт, что она, почти вся, внесёна в Лавсаик. «Благословен Бог, Иже всем человекам хощет спастися и в разум истины приити! (1 Тим. 11,2). Он направил стопы наши в Египет, и явил нам много досточудного для назидания грядущих родов, да из созерцания сего породится не только побуждение к спасительным подвигам, но предстанет пред очами всех живой пример спасения и полезнейшее наставление к благочестию. Все это для желающих вступить на путь добродетельной жизни откроет, по доверию к прежним подвигам, обширнейшую стезю. […] Видел я, воистину видел сокровище Христово, сокрытое в человеческих сосудах […] Они обитают в пустыне, рассеянные и разделенные по келиям, но соединенные любовью. Разделяются жилищами для того, чтобы никакой звук, никакая встреча, никакой праздный разговор не возмущали наслаждающихся покоем безмолвия и священной сосредоточенности ума. Собравши ум, каждый в своем месте, ожидают пришествия Христа, как благоносного Отца или как воины в лагере — прибытия императора, или как рабы — прихода господина, обещавшего дать им свободу и награду. Все они нисколько не заботятся о пище или об одежде и тому подобном. Ибо знают слово Писания: всех сих языцы ищут (Мф. 6,32). Они же ищут правды и царствия Божия, и все это, по обещанию Спасителя, прилагается им». Руфин, пресвитер. Жизнь пустынных отцов Пролог. Благословен Бог, Иже всем человекам хощет спастися и в разум истины приити! (1 Тим. 11,2). Он направил стопы наши в Египет, и явил нам много досточудного для назидания грядущих родов, да из созерцания сего породится не только побуждение к спасительным подвигам, но предстанет пред очами всех живой пример спасения и полезнейшее наставление к благочестию. Все это для желающих вступить на путь добродетельной жизни откроет, по доверию к прежним подвигам, обширнейшую стезю. |
| Свидетельства источников не позволяют однозначно определить, каким было численное соотношение между омийскими и никейскими епископами в Иллирике. Ясным остается одно: противостояние между церковными течениями здесь было все еще достаточно острым. В этой связи представляется целесообразным, насколько это позволяют источники, попытаться взглянуть на конфликт глазами обеих противоборствующих сторон. В начале настоящей главы речь пойдет о восприятии церковно-политической ситуации в регионе в конце IV в. сторонниками никейского течения, а также об их попытках добиться здесь окончательной победы. Далее будет предпринята попытка реконструировать представления омиев о своем церковно-политическом положении, своих противниках, традиции прошлого и перспективах своего течения. 3.1. Иллирийский епископат и никейское течение в конце IV в. 3.1.1. Церковно-политическая ситуация в Иллирике в конце IV в. в восприятии кафолических авторов Ни в одном из сочинений никейских авторов не присутствует сколько-нибудь полное и подробное описание церковно-политической ситуации в Балкано-Дунайском регионе в конце IV в. В то же время реконструировать представления никейцев на этот счет можно на основании отрывочных (в первом случае) и косвенных (во втором) свидетельств свт. Амвросия Медиоланского и свт. Никиты Ремесианского. Свт. Амвросий, некоторое время до своего крещения и рукоположения служивший в Сирмии в качестве адвоката, 943 и затем уже во время своего епископства многократно вмешивавшийся в «иллирийские дела», был, вероятно, хорошо осведомлен о ситуации в регионе, однако при оценке его свидетельств необходимо учитывать полемическую направленность сочинений, в которых они присутствуют. Именно этим можно объяснить некоторую противоречивость свидетельств свт. Амвросия о степени «зараженности» иллирийских церквей арианской ересью. В послании к императорам, написанном по поводу осуждения на Аквилейском соборе 381 г. иллирийских омиев Палладия и Секундиана, свт. Амвросий был склонен представлять последних как маргиналов, занимающих периферийные кафедры, 944 и приверженных ереси, которая потерпела поражение уже и на Востоке. 945 Кафедры этих епископов представляются свт. Амвросием как своеобразные «бреши» в непрерывной «зоне» церковного общения (а значит, и согласия в вере), включающей пространство от Фракии до атлантического побережья, т.е. всю западную часть Римской империи. 946 В то же время в своем письме к епископу Констанцию свт. Амвросий указывает на то, что иллирийские беженцы, прибывшие в Италию, представляют, в силу своей приверженности арианству, серьезную угрозу для кафолических общин. 947 Таким образом, можно прийти к выводу, что медиоланский епископ считает еретиками значительную часть населения Иллирика. |
| После того, как в силу сложившихся обстоятельств святитель Григорий оставил Константинопольскую кафедру, а затем и покинул столицу, Евагрий остался служить при новом Константинопольском епископе — Нектарии. Вскоре Евагрий зарекомендовал себя как ревностный проповедник, борец за чистоту нравов и веры. Епископ Нектарий питал к нему уважение. Казалось бы, перед Евагрием открывалась дорога к широкой славе на поприще служения в столице. Между тем, в это самое время случилось событие, которое круто изменило всю его дальнейшую судьбу. Между Евагрием и одной знатной женщиной вспыхнула страсть. Эта страсть была настолько серьёзной, что преодолеть её не мог ни Евагрий, ни полюбившая его дама. Терзаемый угрызениями совести, испытывая неимоверный стыд перед ближними, Евагрий много молился, прося Бога о ниспослании помощи. И вот однажды, в ночном видении пред ним предстал светлый ангел и повелел поклясться на Евангелии, что он оставит Константинополь. После такого небесного вразумления Евагрий, движимый страхом Божьим, без промедления удалился из города, разорвав узы пленительного влечения навсегда. Палестинский период Приблизительно в 382 году Евагрий оказался на территории Палестины. Здесь Промысл Божий свёл его с благочестивой подвижницей: преподобной Миланией Старшей (Римляныней). В своё время Милания, овдовев и потеряв двух из трёх своих сыновей, решила посвятить себя иноческой жизни. Несмотря на сильные протесты со стороны родни она оставила Рим и перебралась в Египет. Здесь, посещая известных подвижников, она обучилась азам аскетического делания, а затем, когда после смерти святителя Афанасия Александрийского местные иноки стали подвергаться притеснениям со стороны ариан, она, вместе с другими изгнанниками, переселилась в Палестину. Около 375-378 года Милания, помощью Божьей, основала на Елеонской горе женскую обитель. Вскоре основанную неподалеку мужскую обитель возглавил Руфин Аквилейский . Руфин, как и Милания, проявил к Евагрию сочувствие. Несмотря на готовность этих подвижников оказать ему духовную поддержку, тот колебался, не торопился вставать на монашеский путь. |
| Вторая разновидность «патериков» – «монашеские повествования» – несколько отличается от первой по своей внешней форме, хотя тесно соприкасается с ней по духу: если «Апофтегмы» представляют собой сочетания отдельных небольших рассказов и изречений, часто не связанных друг с другом одной идеей, то «повествования» являются достаточно едиными по авторскому замыслу и исполнению сказаниями. В конце IV – начале V века возникли три произведения, представляющие эту разновидность «патериков»: анонимная «История египетских монахов» на греческом языке, «История монахов, или О жизни святых отцов» Руфина, написанная на латинском языке, и известный «Лавсаик» Палладия Еленопольского 945 . Все три сочинения тесно взаимосвязаны, и не случайно в позднейшей рукописной традиции греческий текст «Истории монахов» был включен в «Лавсаик», вследствие чего возникла пространная редакция, отличающаяся от краткой (подлинной) редакции 946 . Что же касается своеобразных черт данного памятника, то, по характеристике И. Троицкого , «Лавсаик вовсе – не путевые записки, а почти бессистемный (иногда, впрочем, но только в частных случаях... есть и система) сборник разнообразных нравственно-назидательных сказаний о мужах и женах, – сказаний, заимствованных из нескольких источников: устных и письменных источников и личных впечатлений автора. Или: это исторические мемуары, записки о прошлом, но они имеют своей целью не сфотографировать только действительные факты и явления и их историческую обстановку, а желают тем самым дать еще и назидательную картину, научить. Впрочем, допустим даже, что автор фотографирует, но – необходимо заметить – с весьма большим разбором, направляя свое внимание только на некоторые стороны жизни известного лица, давая доступ в свой труд только тому, что запечатлено характером поучительности» 947 . Значение «Лавсаика» для понимания истории и самого духа древнего иночества, бесспорно, очень велико: автор его «имел весьма широкое знакомство с ревнителями аскетизма в разных странах, и «Лавсаик» заслуживает внимания прежде всего даже с этой чисто внешней стороны, как исторический документ, имеющий не местное только, а большое общее значение, свидетельствующий о чрезвычайно быстром внешнем росте и, так сказать, географических успехах аскетизма: последний – как оказывается – к этому времени, широко раскинувшись, весьма процветал в Египте, у себя на родине – куда, как и естественно, Палладий обращает свое главное внимание, успел уже захватить в сферу своего влияния и несколько областей Азии, а затем проник и в Европу – в Рим, всюду быстро укореняясь и делая большие завоевания. |
| Они обитают в пустыне, рассеянные и разделенные по келиям, но соединенные любовью. Разделяются жилищами для того, чтобы никакой звук, никакая встреча, никакой праздный разговор не возмущали наслаждающихся покоем безмолвия и священной сосредоточенности ума. Собравши ум, каждый в своем месте, ожидают пришествия Христа, как благоносного Отца или как воины в лагере – прибытия императора, или как рабы – прихода господина, обещавшего дать им свободу и награду. Все они нисколько не заботятся о пище или об одежде и тому подобном. Ибо знают слово Писания: всех сих языцы ищут ( Мф. 6:32 ). Они же ищут правды и царствия Божия, и все это, по обещанию Спасителя, прилагается им. А если, в конце концов, многие из них почувствуют нужду в чем-либо необходимом для тела, прибегают не к людям, но, обратясь к Богу с просьбою, как к Отцу, получают просимое, потому что такова у них вера, что могут и горы переставлять. Поэтому некоторые из них молитвою останавливали стремительность рек, угрожающую затопить соседние селения, переходили по воде как по суху, укрощали лютых зверей и совершали многие и бесчисленные чудеса, напоминающие чудотворения пророков и апостолов, так что нельзя сомневаться в том, что их добродетелями стоит мир. И что всего изумительнее: хотя все превосходное редко и трудно, – их и по числу много, и по добродетелям они несравненны. Одни из них живут вблизи городов, другие в селениях, многие рассеяны по пустыне как бы некое небесное воинство, опоясанное на брань, стоящее в лагере, всегда готовое к исполнению повелений царя; сражаясь оружием молитв и защищаясь от ударов врага щитом веры, стараются стяжать себе небесное царство. Они украшены добрыми нравами, миром, тихи, покойны и связаны союзом любви, как бы близкие родные. Они состязаются друг с другом только в стремлении к совершенству. Каждый стремиться быть более снисходительным, кротким, любвеобильным, смиренным и терпеливым. Если из них кто-нибудь мудрее, то он так прост со всеми, что, по заповеди Господа, кажется меньшим всех и слугою всех. |
| От богослова он требует добрых дел, сосредоточенности, благочестия... Жизнь Дидима текла однообразно, — в аскетических упражнениях и ученых трудах. Ученики к нему стекались отовсюду, в частности с Запада: в их числе нужно назвать блж. Иеронима, проведшего впрочем, у Дидима только месяц, (в 386 г.) и Руфина Аквилейскаго. — Самостоятельным мыслителем Дидим не был. Он был прежде всего эрудитом; но свою эрудицию претворял не в спекулятивный синтез, но в исповедание веры. О характере учительной деятельности Дидима мы знаем мало. По-видимому, как учитель, Дидим был прежде всего экзегетом. В богословии он примыкал непосредственно к Оригену, многие мнения которого он разделял. Однако, в учении о Троиде Дидим далек от Оригена и свободен от его нелепостей и неточностей, — даже Иероним категорически признавал это... В Троическом богословии Дидим был под влиянием Каппадокийцев и особенно близок к Григорию Богослову. Знал Дидим, конечно, и творения Афанасия, — по-видимому, еще и Кирилла Иерусалимского, Тертуллиана и Иринея. Был он начитан и в еретической литературе. Современников поражала его начитанность и память. Разносторонними, но не глубокими были его познания в общих науках. Он часто ссылается на античных поэтов. Е философии у него не было особого вкуса, метафизическими проблемами не волновался, — для него (как, впрочем, и для Оригена) философия была только богословской пропедевтикой. Это — только Агарь. Злоупотребление философией Дидим считал корнем ересей, — вряд ли Дидим много занимался философией, вряд ли изучал творения философов. У него много философских мотивов, но он мог усвоить их через богословскую традицию. Из философов он высоко чтил Платона, но к неоплатонизму относился сурово. В общем Дидим был прежде всего ученым Александрийского типа. — Скончался он в мире, в последние годы IV-ro века. И только позже вокруг его имени поднялся спор. На него пало подозрение в оригенистическом неправомыслии. Впервые об этом заговорил блаженный Иероним, — впрочем, с оговоркою о чистоте его Троической веры, — и Дидим всегда оставался для него экзегетическим авторитетом. |
| Превращение В. в крупную морскую державу требовало создания продовольственной и сырьевой баз на континенте (терраферме, terra ferma), привлечения значительных людских ресурсов для флота, войска, ремесла. Не ограничиваясь владениями в Истрии, Албании и Далмации, В. перешла к более активной политике присоединения территорий в Италии. Ведя успешные войны против североитал. сеньоров, в 1339 г. она присоединила Тревизо, в 1404-1405 гг.- Падую, Виченцу и Верону, в 1420 г.- Фриуль, ликвидировав гос-во Аквилейского Патриархата, в 1425-1454 гг.- Брешию, Бергамо, Крему, Равенну. Укрепив владения на терраферме, В. стала могущественным континентальным гос-вом. Мирный договор с Миланом, заключенный в 1454 г. в Лоди, установил границу 2 гос-в по р. Адда. С XV в. основной угрозой владениям и интересам В. являлась экспансия турок-османов в Анатолии и на Балканах. Они захватили Фессалонику (1430), К-поль (1453), Морею (1460), Эвбею (1470), Тану (1475), Модон и Корон (1499-1500). В 1463-1479 гг. В. вела тяжелую войну с Турцией, опираясь на поддержку Римских пап и союз с шахом Персии и Ак-Коюнлу Узун-Хасаном. Уступив ряд островных владений, республика по миру 1479 г. на условии уплаты дани сохранила основные владения в Эгеиде и Адриатике. На первом этапе Итальянских войн (1494-1513) В. использовала разгром Неаполитанского королевства для захвата портов Апулии: Трани, Бриндизи и Отранто. После поражения Миланского герц-ства В. приобрела новые области Ломбардии с Кремоной, присоединила ряд городов Романьи. Успехи В. объединили против нее Папский престол, Францию, Испанию и герм. империю Габсбургов , и в 1508 г. оформилась антивенецианская Камбрейская лига. Несмотря на поддержку населения и городов Сев. Италии, героическую оборону Падуи (1509), крестьянские восстания против немцев и французов, В. потерпела поражение, но, используя искусную дипломатию, разъединила врагов, отказавшись от территорий в Романье в пользу папы Римского и в Юж. Италии в пользу Испании. На 2-м этапе войн (1515-1559) В. выступила под лозунгом объединения итал. гос-в против иностранных захватчиков и заключила союз с папством, Миланом, Флоренцией и Францией, создав в 1526 г. Коньякскую лигу. Лига потерпела поражение в войне с Испанией, но В. сумела сохранить независимость и свои владения. Наемные армии кондотьеров в XV в. играли все большую роль в защите республики и, отмечая их заслуги, им воздвигли конные статуи Э. Гаттамелате в Падуе и Б. Коллеони - в В. |
| блаж. Иероним вместе с Бонозом вернулся в родной Стридон, а затем отправился в Аквилею, где в то время вокруг местного епископа Валериана образовался тесный кружок аскетически настроенных образованных христиан – «хор блаженных», как его впоследствии называл блаж. Иероним 87 , куда входили также Руфин, Гелиодор и пресвитер Хромаций, будущий епископ Аквилейский 88 . Там же блаж. Иероним познакомился с Евагрием – знаменитым Антиохийским пресвитером, который в 362–363 гг. приехал на Запад вместе со ссыльным еп. Евсевием Верцелльским и оставался там некоторое время после смерти последнего в 370 г. Однако вскоре неприятности с родными, которые были глубоко разочарованы тем, что блаж. Иероним оставил светскую карьеру, а также какие-то личные разногласия, возникшие между членами «аквилейского кружка», и все возраставшее у него стремление к уединению побудили блаж. Иеронима покинуть Аквилею и отправиться в паломничество на Восток – на родину христианского аскетизма 89 . Намереваясь достичь Иерусалима как своей конечной цели 90 , блаж. Иероним в конце 372 г. 91 по морю прибыл в Грецию, где посетил Афины 92 ; затем, пройдя Фракию, он прибыл в Константинополь, а оттуда отправился через Понт, Вифинию, Галатию, Каппадокию и Киликию в Сирию, прибыв в Антиохию в конце 373 г., где его с распростертыми объятиями принял уже возвратившийся туда его друг пресвитер Евагрий 93 . Блаж. Иероним пробыл в гостях у Евагрия довольно долго, проводя время в посте, молитве, бдениях и чтении, причем не столько Свящ. Писания, сколько светской литературы, которая тогда еще казалась ему гораздо более изысканной, чем грубый язык библейских пророков 94 . Вскоре жаркий климат и суровая аскетическая жизнь стали причиной частых болезней блаж. Иеронима 95 . Во время одной из них, когда он лежал, охваченный сильной лихорадкой, ему было знаменательное видение, впоследствии подробно описанное им в одном из писем: «Вдруг, восхищенный в духе (raptus in spiritu), я был представлен к престолу Судии, где было столько света, столько блеска от светлости стоявших вокруг, что, упав на землю, я не осмеливался взглянуть вверх. |
| Впрочем, прежде, нежели начну разбирать самый смысл изречений символа, считаю не лишним заметить, что в разных церквах в словах его встречаются некоторый добавления. Но в церкви города Рима таких добавлений не видно. Я думаю, это – потому, что там не рождалось никакой ереси; кроме того, там соблюдается древний обычай, по которому приступающие к благодати крещения читают символ публично, то есть, в слух всего народа, при чем предшественники их по вере, конечно, не потерпели бы ни малейшего добавления хотя бы только в одном слове. В других же местах, как можно предполагать, вследствие появления разных еретиков, допущены некоторый прибавления, которыми, разумеется, имелось в виду отстранить толк новопоявлявшегося учения. При всем том мы будем следовать тому тексту символа, который приняли при своем крещении в церкви Аквилейской. Итак прежде всего – Верую», и т. д. Как ни почтенно выше приведенное рассуждение ученого пресвитера, на полторы тысячи лет ближе нас жившего ко временам апостольским и во время своих путешествий имевшего случай хорошо ознакомиться с местными преданиями разных церквей; тем не менее надобно отличать в нем общие убеждения древних христиан от местных преданий, или даже личных мнений самого автора: Что происхождение символа веры относится ко временам апостольским, это было общим убеждением всей христианской древности. Хотя известные нам формы его дошли до нас в творениях писателей четвертого и пятого века; но они существовали уже не только в третьем столетии, а и во втором, как это всякий может видеть из вероизложенний того времени. Мало того, писатели второго христианского века, как св. Ириней епископ лионский и Тертуллиан , излагая содержание разных форм символа, указывают на них, не как на что-нибудь новое, на их памяти получившее свое начало, а как на предание апостольское как на апостольскую проповедь . В самом деле можно видеть из самых посланий апостольских, что и во времена Апостолов символ веры , в той или другой форме, употреблялся при крещении так же точно, как во втором веке. Так, когда апостол Павел в первом послании к Тимофею пишет подвизайся добрым подвигом веры, емлися за вечную жизнь, в нюже и зван был ecu, и исповедал ecu доброе исповедание пред многими свидетели ( 1Тим 6:12 ); то, обратив внимание на сопоставление им Тимофеева исповедания пред многими свидетелями со временем призвания Тимофея к вечной жизни, то есть, со временем вступления в христианство , не следует ли допустить, что он упоминает здесь именно о том исповедании веры, которое пред лицом многих свидетелей произносилось тогда приступавшими к крещению и которое в последствии обыкновенно стали называть символом веры? Или, когда апостол Петр говорит ( 1Петр 3:21 ) нас спасает крещение, не плотские отложение скверны, но совести благи вопрошение; то не достаточно ли ясно, что приступавшие к крещению и во времена Апостолов должны были отвечать на вопросы о вере исповеданием, или символом веры? |
| Среди произведений Оригена - самые ранние сохранившиеся комментарии на Послания П., в к-рых сделана попытка их систематической интерпретации. Ориген составил комментарии или гомилии на все Послания (кроме 1, 2 Тим; см.: Bammel. 1995. P. 495-497). Комментарий на Послание к Римлянам (CPG, N 1457) известен в сокращенном лат. переводе Руфина Аквилейского; от греч. текста сохранились фрагменты. Др. толкования и гомилии Оригена известны только по греческим и латинским отрывкам. Больше всего фрагментов сохранилось от комментариев на Послание к Ефесянам (CPG, N 1460) и на Первое послание к Коринфянам (Ibid. N 1458). Кроме того, содержание комментариев на Послания к Галатам, к Ефесянам, к Титу и к Филимону можно отчасти восстановить по экзегетическим трудам блж. Иеронима, основанным гл. обр. на сочинениях Оригена. Исследователи XIX-XX вв. оценивали рецепцию учения П. в богословии Оригена как искажение паулинизма. Высказывалось мнение, что Ориген отвергал важнейшие аспекты учения П.- об оправдании верой, о значении благодати, о грехе и об искуплении ( V ö lker. 1930). Тщательно отбирая изречения П., Ориген толковал их в духе греч. философии, пытаясь совместить паулинизм с платонизмом ( Aleith. 1937. S. 96-110). Совр. исследователи определяют оригеновскую экзегезу Посланий как «инклюзивную»; при объяснении высказываний апостола Ориген привлекал тексты из др. книг Свящ. Писания, доказывая отсутствие между ними смысловых расхождений. При этом отмечается «глубокое погружение в тексты Павла», которое оказало существенное влияние на богословские идеи Оригена и способы их изложения ( Markschies. 2004). Ориген воспринимал П. как наставника, учителя мудрости, к-рый создал методы богословского познания. По мнению Оригена, ортодоксальный христианин не мог придерживаться взглядов, которые бы не соответствовали учению апостола; собственное богословие Ориген пытался представить как продолжение и развитие мыслей П. ( Widdicombe P. Origen//The Blackwell Companion to Paul/Ed. S. Westerholm. Chichester, 2011. P. 316-329). |
|
|
