| На этой прощальной Вечере перед Своим страданием, которое явится непосильным испытанием для учеников, Господь предваряет их об этой их немощи и о духовных поражениях, их ждущих. Ко всем ученикам говорит Он: «Все вы соблазнитесь обо Мне в эту ночь» ( Мф.26:31 ; Мк.14:27 ), а в ответ на прекословие апостола Петра говорит ему, что в эту ночь трижды он отречется от Него ( Мф.26:34 ; Мк.14:30 ; Лк.22:34 ), причем неведение апостола Петра простерлось так далеко, что и на эти слова Господа он отвечает заверением: «Хотя бы надлежало мне умереть с Тобою, не отрекусь от Тебя. Подобное говорили и все ученики» ( Мф.26:35 ; ср. Мк.14:31 ). В ряду этих скорбных слов о человеческой немощи было сказано и о предательстве Иуды, и разве могло быть об этом не сказано, могло быть дано предательству тешить себя еще своей сокровенностью? Своим словом Господь обнажает язву Иуды перед его совестью, подавая тем ему руку помощи в душевной борьбе. Согласно синоптикам, свидетельство Господа о предательстве было единократным, во время Вечери. 190 Иоанн к этому прибавляет еще два: в начале Вечери и в конце ее. Первый раз при умовении ног ученикам Господь говорит Петру: «И вы чисты, но не все», и тут же евангелист прибавляет: «Ибо знал Он предателя Своего, потому и сказал: не все вы чисты» ( Ин.13:10–11 ). В таком виде это указание не было принято учениками, оно залегло лишь в душе Иоанна, для которого позднее раскрылось это предведение, и, конечно, в совести Иуды, на тот час, когда постигнет его раскаяние. Господь называет его нечистым. Это указывает, что Иуда вступил на путь не заблуждения только, но и греха, сатана осквернил его своим приближением. В Иуде поднялись низшие чувства, и он загрязнил себя принятием денег. Главное и центральное свидетельство о предательстве, рассказанное у синоптиков и у Иоанна, имело место в середине Вечери. У Иоанна оно рассказывается в более широком контексте, в связи с речью о значении омовения ног, которая кончается словами: «Не о всех вас говорю; Я знаю, которых Я избрал. |
| Настроения печали и безнадежности соприродны Агасферу, обречённому на безысходную вечную кару. Рудин – в агасферовском ключе – призрачный блуждающий огонёк. Рудинский свет сопоставим со слабым свечением светлячка. Неслучайно в романе упоминается о другом насекомом – божьей коровке, которая с усилием взобралась «на конец былинки и сидит, сидит на ней, всё как будто крылья расправляет и полететь собирается – и вдруг свалится и опять полезет» (6, 358). Сходный рисунок поведения – в предсмертных мгновениях Рудина на парижской баррикаде: он лез, «карабкаясь кверху и помахивая и знаменем, и саблей» (6, 368). Тело бесславно погибло, но душа вознеслась в небо, как в фольклорных заклинаниях о «божьей коровке»; ко Христу – истинному пастырю «божьих коровок» – душ человеческих. В тургеневском романе актуализирована внутренняя параллель с Агасфером, понесшим справедливую кару за то, что не знал сострадания, любви к Богу и человеку. Вечный жид нарушил главные заповеди, о которых Христос возвестил искушавшему Его законнику-фарисею: «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостью твоею. Сия есть первая и наибольшая заповедь. Вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф. 22: 37 – 40); «иной большей сих заповеди нет» (Мк. 12: 31). Неприкаянные странствования Рудина вызваны не столько внешними причинами, сколько его внутренним состоянием: безлюбовным отношением к жизни, за которое неизбежно наступает расплата. Неспособный к любви, Рудин несёт агасферовское наказание: «Маялся я много, скитался не одним телом – душой скитался» (6, 356). В эпилоге появляется мотив скитальческой судьбы как устрашающей кары, возмездия, таинственного проклятия Вечному жиду: «едва успею я войти в определённое положение, остановиться на известной точке, судьба так и сопрёт меня с неё долой… Я стал бояться её – моей судьбы... Отчего всё это?» (6, 364). В финале романа даётся ответ на роковой вопрос, наступает запоздалое прозрение. Герой тоскует по не реализованному им идеалу деятельной любви: «Слепую бабку и всё её семейство своими трудами прокормить Вот тебе и дело» (6, 365). На возражение Лежнева: «но доброе слово – тоже дело» – Рудин «тихо покачал головой» (6, 365). Его слово не стало делом. Он не исполнил завета о слове-служении: «Говорит ли кто, говори, как слова Божии; служит ли кто, служи по силе, какую даёт Бог» (1-е Петра. 4: 11). Блистая «музыкой красноречия», Рудин самолюбиво забывал о Божественной сущности Слова: «и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Ин. 1: 1); «слово Твое есть истина» (Ин. 17: 17). Творящее, творческое слово, равнозначное делу, должно приближать к Богу, а не отдалять от Него. Облекаясь в роль оратора, Рудин пренебрёг новозаветной заповедью: «Более же всего облекитесь в любовь» (Колос. 3: 14). |
| Но был ли он, по крайней мере, гласно заявлен Святейшему Синоду? Нет, и это не было сделано, так что многие из самых влиятельных членов Синода слышали о нем, как об одном лишь темном намерении, лишенном всякого существенного значения и цели; в этом я сам могу лично удостоверить вас. Какой же мог быть дан ответ? Я знаю, что ответ мог бы быть вами получен, ежели бы вы обратились с прошением своим прямо к одному из членов Синода 618 , избрав из них для этой цели такого, в ком бы достало усердия взять на себя все бремя дела и сделаться вашим защитником и водителем. Вам это не посчастливилось. Я не знаю и знать не хочу, кто был избран вашим уполномоченным; ибо, не будучи призван к тому Господом, не хочу строго судить и осуждать кого бы то ни было. Бог, конечно, будет судить холодных и честолюбивых, неблагонамеренных и трусливых, не исполнивших своей обязанности по отношению к вам и к Церкви православной. Но я, однако, могу поручиться, что один из самых ревностных, деятельных, просвещенных и влиятельных членов Синода 619 не знал ровно ничего обо всем этом деле и горячо благодарил за первые сведения о нем, им от меня полученные; прибавлю еще и то: некоторые лица крепко сердились и даже доныне еще продолжают гневаться на меня за то, что я хотел дать всему делу вашему надлежащую известность и движение. Я не хочу никого осуждать и не хочу возбуждать сомнений, может быть и несправедливых, но я должен сказать в защиту Церкви и даже Синода (хотя я вовсе не призван быть его заступником), что в этом случае ни Церковь , ни Синод не заслуживают ни малейшего порицания. Все дело было ведено тайным и секретным образом, недостойным ни Церкви, ни искренних и благочестивых людей, желающих воссоединения своего с нею. Я уверен, что ни вы, ни друзья ваши не заслуживаете упрека; но вы шли незнакомым вам путем и встретились с мертвым формализмом (признаваемым за таковой всеми нами) там, где уповали найти жизнь и движение. И тем не менее Церковь все-таки ни в чем не виновата; она ни о чем не знает, ни о чем не слыхала и потому не была призвана решать и действовать. |
| Но в нем он был особенно резко выражен: среди других апостолов, мирных поселян и рыбарей, имевших среди себя лишь одного бывшего мытаря, он являлся горожанином-революционером по преимуществу. И может быть, то последнее место, которое он занимает в списке апостольском, несомненно, в связи с его предательством, и первоначально выделяло его как особливого и тоже первого, хотя и с конца. Во всяком случае, из общего отношения всех апостолов ко Христу вытекало, что вся двенадцатерица составляла тесный дружеский союз, жила единой общей жизнью – ο δδεκα (двенадцатеро (греч.) – Прим. ред.). Хотя и в пределах ее были оттенки в различной близости ко Христу (Петр и Иоанн, Иаков и Андрей), но ко всей ней нераздельно говорится Господом: «Вам дано ведать тайны Царствия Божия, а тем внешним все бывает в притчах» ( Мк.4:11 ). Всем им одинаково дается апостольская власть: «И призвав двенадцать учеников Своих, Он дал им власть над нечистыми духами, чтобы изгонять их и врачевать всякую болезнь и немощь» ( Мф.10:1 ; Лк.9:1 ). Все они посылаются на проповедь, напутствуемые поучением ( Мф.10 ), в котором содержится как бы сокращение всего Евангелия: «Се Аз посылаю вас как овец среди волков: итак, будьте мудры, как змии, и просты, как голуби» ( Мф.10:16 ), «...и волосы у вас на голове все сочтены» ( Мф.10:30 ). Апостолам заповедуется: «На путь к язычникам не ходите и в город Самарянский не входите, а идите наипаче к погибшим овцам Израилевым. Ходя же проповедуйте, что приблизилось Царствие Божие. Больных исцеляйте, прокаженных очищайте, мертвых воскрешайте, бесов изгоняйте» ( Мф.10:5–8 ), и «...не успеете обойти городов Израилевых, как приидет Сын Человеческий» ( Мф.10:23 ) (что на языке тогдашней апокалиптики, исходившей от видений пророка Даниила, означало наступление мессианского царства). Правда, здесь же говорится и о гонениях, и о предании на смерть, но как должно было звучать в сердцах учеников и, в частности, Иуды, это посланничество к Израилю и это обетование близкого царства, и как много им оставалось еще пережить до того дня, когда они имели услышать приговор над избранным народом: «Се, оставляется вам дом ваш пуст» ( Мф.23:38 ). |
| Но к вечеру того же дня Он оставил Иерусалим с тем, чтобы в следующие дни речами Своими довершить Свой разрыв с законными вождями того народа, во главе которого Он должен был бы стать. Мечта, приблизившись на мгновение, обманула. Каплей, переполнившей чашу, явились впечатления на вечере в Вифании в доме Симона Прокаженного. Предательство Иуды Согласно Матфею ( Мф.26:1–13 ) и Марку ( Мк.14:1 ), эта вечеря происходила за два дня до праздника Пасхи 183 накануне Тайной Вечери Христовой ( Мф.26:7–13 ). Приступила к Нему женщина с алавастровым сосудом мира драгоценного и (разбивши сосуд: Мк.14:3 ) возливала ему возлежащему на голову. Увидевши это, ученики его вознегодовали и говорили, у Мк.14:4 : «...некоторые же вознегодовали и говорили», у Ин.12:4 : «Тогда... Иуда Симон Искариот, который хотел предать Его, сказал», «...к чему такая трата? ибо можно было бы продать это миро за большую цену и дать нищим. Но Иисус, уразумев сие, сказал им: что смущаете женщину? она доброе дело (красоты: ργον δ καλν – красивый, прекрасный поступок) сделала для Меня: ибо нищих всегда имеете с собой, а Меня не всегда имеете; возложивши миро сие на тело Мое, она приготовила Меня к погребению. Истинно говорю вам: где ни будет проповедано Евангелие сие, в целом мире сказано будет в память ее и о том, что она сделала» ( Мф.26:8–13 – Прим. ред.). Сердца всего христианского мира источают вместе с этой женщиной миро любви к Спасителю, вдохновляясь красотой дела ее, но у учеников оказались закрыты глаза на красоту и на смысл душевного движения этой женщины. Они оставались в прозаически моралистическом недоумении перед этой расточительностью и перед нерасчетливой нецелесообразностью этой траты, которая должна была бы быть обращена для нищих. Они были даже правы со своей ограниченной точки зрения, поскольку неспособны были постигать происходящее и зреть красоту – характерный случай столкновения между моралистическим и художественным восприятием жизни. Смущение и вопрошание у Матфея приписывается вообще ученикам (ο μαθητα), у Марка – некоторым (τινς), у Иоанна же – Иуде; не в том, конечно, смысл, чтобы он был единственный, но он явился здесь выразителем общего настроения (причем евангелист уже прибавляет, что он намеревался (μλλων) предать Христа, тем свидетельствуя, что трагический процесс раздвоения в душе Иуды начался ранее. |
| Но нет – не дано нам такого сверхестественного священного текста. Пройдя по линии наибольшего сопротивления, рассмотрев наиболее острые из наших сомнений, можно было удостовериться, что аналогия «ЕВАНГЕЛИЯ – ИКОНЫ» в общем верна и она-то единственно и приемлема для современного сознательного христианства. Но в заключении считаю нужным остановиться и на таких моментах, когда в Евангелиях видится совсем не иконописная изобразительность. Например. черты человеческого характера Иисуса, отмеченные выше на стр. . Или эпизод с динарием Цезаря, когда в ответ на злую провокацию Учитель предложил платить государству налоги, но не отдавать ему душу (по Матвею, гл.22, по Марку, гл.12, по Луке, гл.20). Или вот это место в Евангелии по Марку: «…И сказал ученикам Своим, чтобы готова была для Него лодка, по причине многолюдства, дабы не теснили Его» (гл.3). И дальше изображается, как Учитель проповедует, сидя в лодке, а народ слушает Его на берегу (гл.4). Читаешь, и вдруг – уверенность; а ведь кто-то ВИДЕЛ это… Еще пример – когда Учитель, говоря по-нашему, горько пошутил: «…Но кому подобен род сей? Он подобен детям, которые сидят на улице и, обращаясь к своим товарищам, говорят: «Мы играли на свирели, и вы не плясали; мы пели вам печальные песни, и вы не рыдали». Ибо пришел Иоанн, ни ест, ни пьет, и говорят: вот человек, который любит есть и пить, друг мытарям и грешникам». И оправдана премудрость чадами ее» (по Матвею, гл.11). Где-то я читал или слышал, что в новом (парижском) русском переводе слова Христа звучат даже так: «вот человек – любитель поесть и выпить»… Кстати, до крайности странно, чтобы не сказать иначе, толковал эту евангельскую шутку протоиерей о. Сергий Булгаков : «…Слова Господа в конце Его речи о Предтече: «оправдися Премудрость (София) от чад своих» ( Мф.11:18 ) прежде всего относятся к Богоматери («Купина Неопалимая», Париж, 1927). Почему? ! А потому видите ли, что слово «ПРЕМУДРОСТЬ» по-гречески звучит «СОФИЯ», а «Богоматерь софийна… Это на» поминает того средневекового монаха, который в каждом латинском слове «МАРИА» (моря) усматривал пророчества о Марии. |
| Но теперь «они пошли и проходили по селениям, благовествуя и исцеляя повсюду» ( Лк. 9:6 ), «изгоняли многих бесов и многих больных мазали маслом и исцеляли» ( Мк.6:13 ). Этим начинается жизнь двенадцати со Христом, причем в евангельском изображении эта двенадцатерица составляет духовную единицу, в своей совокупности общающуюся со Христом: «Он проходил по градам и весям, проповедуя и благовествуя Царствие Божие, и с Ним двенадцать», ο δδεκα σν ατ. ( Лк.8:1 ). Они являются свидетелями Его чудес и проповеди , они исповедуют устами Петра веру в Него как во Христа, Сына Бога живого, на пути в Кесарию Филиппову ( Мф.16:13–16 ), и им начинает Господь все настойчивей и определенней возвещать о предстоящем страдании и крестной смерти ( Мф.16:21; 20:17 : «...отозвал двенадцать учеников Своих одних «τος δδεκα κατ’ ιδαν Мк.10:32 ; Лк.9:43–45 ). Им всем без всякого ограничения дано обетование в ответ на вопрошание Петра «что же будет нам», оставившим все и последовавшим за Христом: «Истинно говорю вам, что вы, последовавшие за Мною, – в пакибытии, когда сядет Сын Человеческий на престоле славы Своей, сядете и вы на двенадцати престолах судить двенадцать колен Израилевых» ( Мф.19, 27–28 ; у Лк.22:29–30 , уже на Тайной Вечере). Даже когда колебалось это единство двенадцати, как, например, когда Иаков и Иоанн, сыновья Зеведеевы ( Мк.10:35–40 ), вместе с матерью своей ( Мф.20:20 ) просили у Учителя для себя первых мест в царстве Его, тем нарушая союз любви, остальные десять ο δκα. ( Мк.10:41 ; Мф.20:24 ), стало быть, и Иуда, вознегодовали против двух братьев. Но эти мимоходящие раздоры устраняются, и единство двенадцати снова пребывает нерушимым. Таковым оно является на пути в Иерусалим ( Мк.10:32 ), при торжественном входе Господнем, когда «все множество (παν τ πλθος) учеников начало в радости велегласно славить Бога за все чудеса, какие видели они» ( Лк.19:37 ). После сего Иисус «вышел в Вифанию с двенадцатью» ( Мк.11:11 ). Они созерцают проклятие смоковницы ( Мф.21:20 ) и внемлют последним речам Господа ( Мф.23:1 ), завершающим разрыв с иудейским народом, присутствуют с Ним на горе Елеонской, слышат Его последнюю весть о предстоящем Ему пропятии в эту Пасху ( Мф.26:2 ) и, наконец, присутствуют на вечере в доме Симона прокаженного. Заслуживает внимания, что относительно его апостольства нет в Евангелиях никаких сведений о его искушениях, каковые имеются о самых главных апостолах, как о Петре, Иакове и Иоанне. Можно сказать, что на протяжении всего Евангелия у трех синоптиков не только отсутствуют указания на какие-либо черты, отличающие Иуду от других апостолов и выделяющие его из единства двенадцатерицы, напротив, мы имеем здесь положительное свидетельство о равноапостольности Иуды, который входил в лик апостольский органически, разделяя его общую жизнь около своего Учителя. И это положительное, хотя и молчаливое, свидетельство Евангелия в высшей степени важно и для понимания природы его предательства. |
| (О Шлаттере). Тогда если кто скажет вам: вот, здесь Христос, или там: не верьте. Ибо восстанут лжехристы и лжепророки, и дадут великие знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных. Вот, Я наперед сказал вам. Итак, если скажут вам: вот, Он в пустыне, не выходите; вот, Он в потаенных комнатах, не верьте. Мф. 24. 23–2:6 . Возлюбленные! не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они: потому что много лжепророков появилось в мире. 1Ин. 4, 1 . Давно, давно в языческом мир люди провозгласили признаком истинной мудрости nil admirari. Удивление есть признак невежества или непонимания, мудрец должен все понимать, все предвидеть и, следовательно, быть ко всему готовым. Здесь нет места удивлению. Но если люди, желавшие прослыть мудрыми, издавна находили неловким обнаруживать свое удивление, то также издавна все постоянно стремились находить что-нибудь такое, чему должно бы было удивляться. Невероятное, необычное, чудесное всегда имело и имеет в глазах людей особую прелесть. К рассказам о чудесном, человеческое внимание всегда направляется точно также, как магнитная стрелка к полярной звезде. Это внимание жадно насторожилось несколько времени тому назад, когда в некоторых русских газетах появились статьи, сообщающие, что по ту сторону океана появился пророк и чудотворец, совершающий исцеления совершенно подобные тем, о которых нам повествует Евангелие, и, хотя оказалось, что чудотворец исчез ранее, чем о нем заговорили, о нем продолжают – правда, уже не так горячо и много – говорить и спорить и теперь. Светские люди заинтересовались странным чудотворцем и от богословов начали требовать, чтобы они высказали о нем свое мнение. Настоящая статья и представляет собою удовлетворение этого требования. Две большие русские газеты посвятили две большие статьи американскому пророку. Прежде всего о нем заговорило «Новое Время». Парижский корреспондент газеты поместил в ней статью «Американский пророк», 1 представляющую сокращение статьи Фино в «Revue des Revue» – «Шлаттер – человек чудес. |
| Однако изменение предполагает и единство, самотождество изменяющегося, при этом остается то же самое человеческое существо, которое не изъемлется из мира, хотя и преображается, вместе с самим миром, становящимся «новым небом и новой землей». Отсюда следует, что с Христовым человечеством в мире живет вознесшийся Христос. Эта жизнь Христа в человечестве («живу не к тому аз, но живет во мне Христос» – Гал.2:20 ) есть Церковь , Тело Христово. Это есть общение духовное, в Духе Христовом, который есть Дух Святой, пришедший в мир в Пятидесятницу. Действие и откровение Духа Святого в людях состоит в том, что Он являет, осуществляет в них Христа: «...кто Духа Христова не имеет, тот и не Его» ( Рим.8:9 ), «содействием Духа Иисуса Христа» ( Флп.1:19 ). В этом свете становится понятной та связь и, можно даже сказать, то отожествление Вознесения и Пятидесятницы, которое составляет отличительную черту прощальной беседы: «...лучше для вас, чтобы Я пошел, ибо если Я не пойду, Утешитель не приидет к вам; а если пойду, то пошлю Его к вам» ( Ин.16:7 ), «Он прославит Меня, потому что от Моего возьмет и возвестит вам» ( Ин.16:14 ), «Не оставлю вас сиротами; приду к вам. Еще немного, и мир не увидит Меня, а вы увидите Меня, ибо Я живу, и вы будете жить» ( Ин.14:18–19 ). (И эта антиномичность мысли нарочито усиливается самим Христом по поводу совершенно естественного недоумения учеников ( Ин.16:17–18 ): «о том ли спрашиваете один другого, что Я сказал: «вскоре не увидите Меня, и опять вскоре увидите Меня? " » ( Ин.16:19 ).) В сущности здесь уже отрицается понимание Вознесения как удаления из мира (хотя в то же время антиномически говорится и об оставлении мира: «Я исшел от Отца и пришел в мир; и опять оставляю мир и иду ко Отцу» ( Ин.16:28 )), причем это удаление преодолевается пришествием Утешителя и через Него общением со Христом. Итак, Вознесение хотя и есть удаление Христа из мира в смысле возвышения Его прославленного человечества до невместимости Его в мире, но оно не есть удаление Его из мира, прежде всего в смысле Его присутствия в нем духовно, в Духе Святом, через Третью Ипостась. Это присутствие является даже более непосредственным, нежели телесное присутствие, ибо оно не ограничено пространственностью и образом пребывания: «Дух дышит, где хочет, и голос Его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рожденным от Духа» ( Ин.3:8 ). Однако этим духовным присутствием также не ограничивается присутствие Христа в мире по Вознесении: есть еще и телесное Его явление, хотя и таинственное, Евхаристическое. Но есть ли оно единственное и исчерпывающее? Вот вопрос, который обычно даже не ставится, но он встает перед нами во всей силе, когда открываются наши глаза на значение Ин.19:34 . |
| Одно из них и составляет предмет настоящего очерка. Это небольшой трактат «О воскресении», занимающий fe 67–75 в известном кодексе Парижской Национальной библиотеки 507 . Сама рукопись уже описана подробно в собрании произведений Геннадия Схолария , великолепно изданном тем же L. Petit вместе с М. Jugie и X. Xideridès 508 . Ниже мы объясним, какого рода интерес может представлять, с нашей точки зрения, это произведение. 2 1 . Автор ставит своей целью доказать разумность христианского догмата о воскресении. Ибо, хотя этот догмат имеет свое несомненное основание в Воскресении Самого Господа и в Его словах: «Воля Пославшего Меня есть та, чтобы всякий, видящий Сына и верующий в Него, имел жизнь вечную; и Я воскрешу его в последний день» ( Ин.6:40 ), есть утверждающие, что «невозможно, неблагочестиво и уж во всяком случае совершенно не нужно, чтобы это сгнившее и разложившееся тело снова было призвано к жизни». А поскольку они утверждают это, «следуя противоречивым рассуждениям» (ντινος λογισμος πμενοι, то есть на основании философской диалектики), то и защиту догмата нужно обосновать, «исходя, насколько возможно, из рассуждений», ибо было бы стыдно «заключать противоразумный союз с уверовавшими». 2 . Определив таким образом цель и метод трактата, автор берет исходным пунктом своих доказательств классическое в византийском богословии (он ссылается на св. Иоанна Дамаскина и «на многих других святых») учение о Боге как о совершенной простоте, или несложности (τ κυρως πλον). Отсюда непосредственно следует, что все «то, что от Бога произошло, по причине отпадения подвержено сложности, так как ему недостает простоты». Сложность, таким образом, есть онтологическое свойство всего тварного, и для него само «умаление простоты есть избыток вещества (λη)». 3 . Здесь попутно св. Марк касается ангелологии 509 . Хотя у ангелов нет тела и мы называем их бесплотными, это не означает, что они обладают простотой, свойственной одному Богу. Мы различаем в их сущности субстрат (ποκεμενον) и вид(εδος), и это «различие вещественно», почему ангелы «и описуемы и разновременно занимают разные места». |
|
|
