| 861 (Jötunheimr) – страна ётунов, т. е. илистых великанов. Согласно древнескандинавским представлениям, граничил с Гардарики и Бьярмаландом с севера и с запада (Metzenthin 1941. S. 53). См. также ниже примеч. к Х.6.11. 862 Алуборг – реальный г. Алуборг расположен в Ютландии (Дании), однако, в сагах о древних временах, этому топониму омонимично название Алуборга, главного города 864 Хрольв Стурлаугссон – сын Стурлауга, норвежского ярла из области Рингерики, названный, по словам автора саги, в честь Хрольва Носатого, персонажа «Саги о Стурлауге Трудолюбивом», который совершил путешествие в Бьярмаланд за рогом Урархорн (см. примеч. 809 к Х.5.2). Прозвище «Пешеход» Хрольв получил из-за того, что он был настолько рослым и крупным человеком, что ни одна лошадь не могла его носить. Персонаж саги Хрольв Стурлаугссон отождествлен исследователями с норвежцем Ролло, который в 911 г. в устье р. Сена основал герцогство Нормандия. В саге, однако, представлены легендарные рассказы о Хрольве, не связанные с его деятельностью на севере европейского континента. 865 О том, как в семью Хрольва попал волшебный плащ Вефреянаут, рассказывается в «Саге о Стурлауге Трудолюбивом». См.: Глазырина 1996. С. 133. 867 Имеется в виду то, что Хрольв легко тратил те деньги, которые ему доставались при дележе добычи. 871 Название Северные страны (Norðrlönd), обычно, обозначает Скандинавские страны (Metzenthin 1941. S. 76). Однако, автор «Саги о Хрольве Пешеходе» употребил этот топоним в определении Ингигерд, происходившей из Гардарики (Древней Руси), и причисляет, таким образом, Гардарики к странам Северного региона. 873 Имеется в виду тот курган, который был насыпан над конунгом Хрегтвидом, отцом Ингигерд из Гардарики, и в котором были сложены его волшебные доспехи. 875 Альдейгьюборг (Aldeigjuborg) – Старая Ладога. Из Ютландии через Швецию Хрольв и Вильхьяльм идут на Русь в Ладогу. В саге оговаривается, что они передвигались по суше на лошадях. 877 Таттарарики (Tattarariki) – Государство татар. В. И. Матузова отмечает, что в средневековые западноевропейские источники название татар проникает, в связи с монголо-татарским нашествием (Матузова 1979. С. 10–11). |
| 826 Только в «Саге о Стурлауге» конунг бьярмов носит имя Раундольв (Raundolfr, вариант: Röndólfr), которое, согласно Линду, получило распространение в Скандинавии лишь в позднем средневековье (Lind 1911. Sp. 865) и может свидетельствовать о позднем сложении текста. 830 Идентификация Ингвара из Гардов, включение которого в сюжет «Саги о Стурлауге Трудолюбивом» сложно мотивировать, может быть проведена с существенными оговорками. Сюжет произведения может условно датироваться концом IX – началом X века на том основании, что в данном тексте встречаются имена нескольких скандинавских исторических персонажей. В частности, имя Инголъв (Ingólfr) хорошо известно в древнескандинавской традиции, поскольку его носил богатый норвежец Ингольв Арнарсон (ок. 850 – ок. 900 гг.), один из первых переселенцев из Норвегии в Исландию в конце IX века, обосновавшийся со своей семьей и рабами на месте современного Рейкьявика. Другое имя – Асгаут (Asgaut) – также хорошо известно в Скандинавии. Его обладатель, ярл конунга Харальда Прекрасноволосого, пал в битве при с. Сольскель в 869 г. По-видимому, и имя Ингвара из Гардов является датирующим элементом в произведении. В таком случае, мы можем предположить, что под именем Ингвара из Гардов в данном тексте имеется в виду русский князь Игорь (ок. 875–945 гг.), сын Рюрика, великий князь киевский с 912 года, совершивший в 941 и 944 гг. походы с войском в Константинополь (во время последнего, он дошел только до Дуная) и заключивший в 944 году договор с Византией. 831 Гарды (Garðar) – один из ряда топонимов, обозначающих Древнюю Русь в произведениях древнескандинавской письменности. Употребленный в ранних памятниках (см. примеч. к III.1), он, по-видимому, является древнейшим названием Древней Руси. Введение его в контекст, в котором упоминается «конунг Ингвар» (см. предыд. примеч.), может свидетельствовать о древности рассказа об Ингваре/Игоре. Вероятно, этот вставной сюжет был почерпнут автором «Саги о Стурлауге Трудолюбивом» из устной традиции. 834 |
| Не одно, как знаете, значение слова: «созда». «Созда» здесь должно принять вместо: «поставил» над делами, Им сотворенными и сотворенными чрез самого Сына. Но не в значении: «сотворил» употреблено теперь слово: «созда»; потому что есть разность в словах: «сотворить» и «создать». «Не сам ли сей Отец твой стяжа тя, и сотвори тя, и созда тя», — говорит Моисей в великой песни во Второзаконии (Втор.32:6)? И им скажет иной: какие безрассудные люди! Ужели тварь — Перворожденный «всея твари» (Кол.1:15), Рожденный «из чрева прежде денницы» (Пс.109:3), как Премудрость, Изрекший: «прежде всех холмов рождает Мя» (Притч.8:25)? И во многих местах Божественных Словес найдет всякий, что Сын называется рождением, а не сотворенным, и этими местами ясно изобличаются составляющие ложные понятия о Господнем рождении и осмеливающиеся Божественное и неизреченное рождение Его называть творением. Итак, не должно чудную и Божественную Единицу разделять на три божества, и словом: «сотворение» устранять достоинство и всепревосходящее величие Господа; напротив того, надлежит веровать в Бога, Отца, Вседержителя, и во Христа — Иисуса, Сына Его, и в Духа Святого, веровать, что Слово — в единении с Богом всяческих; ибо говорит: «Аз и Отец едино есма» (Ин.10:30) и: «Аз во Отце и Отец во Мне» (Ин.14:11). Таким образом соблюдутся и Божественная Троица, и святая проповедь о Единоначалии». 27) О том же, что Слово — вечно соприсуще Отцу и есть собственность не иной, но Отчей сущности, или ипостаси, как изрекли это бывшие на Соборе, можно еще вам слышать и у трудолюбивого Оригена. Что писал он в виде спора и состязания, то пусть принимают не за его собственно образ мыслей, но за мудрование тех, которые усиливались с ним спорить. А что излагает в виде определения, то есть собственный образ мыслей сего трудолюбивого мужа; по крайней мере, после сказанного в виде состязания с еретиками, он тотчас присовокупляет свою мысль, говоря так: «Ежели есть образ Бога невидимого, то и образ — невидимый. А я осмелился бы присовокупить и о подобии Отца, что не возможно когда-либо не быть ему. |
| Мы знали трудовую честь точно такой, как та, что в Средние века водила руками и сердцами. Она была все та же, сохраненная невредимой в глубине. Мы знали эту тщательность, доведенную до совершенства, и в целом, и в последней мелочи. Мы знали это благоговение перед хорошей работой, доведенное, поднятое до самой крайности требовательности. Все мое детство я видел, как плетут соломенные стулья точно с той же мыслью и с тем же настроением и той же рукой, как тот же самый народ возводил свои соборы. Что остается сегодня от всего этого? Как удалось из самого трудолюбивого народа на земле, и может быть, из единственного трудолюбивого народа на земле, из, может быть, единственного народа, который любил труд ради груда, и ради чести, и чтобы трудиться, сделать этот народ саботажников, как удалось сделать из него народ, который на рабочем месте всю свою изобретательность вкладывает в то, чтобы пальцем о палец не ударить? В истории это будет одна из величайших побед, и без сомнения единственная, буржуазной интеллектуальной демагогии. Но надо признать, она заставляет с собой считаться. Эта победа. Была христианская революция. И была современная революция. Вот те две, с которыми надо считаться. Ремесленник моего времени был ремесленником любого христианского времени. И несомненно любого античного времени. Нынешний ремесленник больше не ремесленник. В этой прекрасной чести ремесла сливались все самые прекрасные, все самые благородные чувства. Достоинство. Гордость. Никогда ничего ни у кого не просить, — говорили они. Вот в этих идеях мы были воспитаны. Потому что просить работы не означало просить. Это была самая обычная вещь на свете, самая естественная просьба, и даже не просьба. Это означало стать на свое место в мастерской. В трудолюбивом граде это означало спокойно стать на поджидавшее тебя рабочее место. В те времена рабочий не знал, что такое клянчить. Это буржуазия клянчит. Это буржуазия, сделав из них буржуа, научила их клянчить. Сегодня в самой этой наглости и грубости, в той бессвязности, которые они привносят в свои требования, совсем нетрудно уловить глухой стыд за то, что их заставили просить, что их событиями экономической истории вынудили клянчить. Да, теперь они чего-то у кого-то просят. И даже просят всего у всех. Требовать — это тоже значит просить. Это тоже значит быть на службе. |
| На правительстве – нравственное обязательство указать законный выход крестьянской нужде, каждому трудолюбивому работнику создать собственное хозяйство, приложить свободный труд, не нарушая чужих прав. Немедленною уступкою крестьянам части казённых, удельных, кабинетских земель (9 миллионов десятин тотчас же – указ об этих 9 миллионах был подписан в самый день взрыва на Аптекарском острове, при дружном семейном сопротивлении великих князей, не желавших отдавать удельную землю всю и не желавших безвозмездно); облегченьем продажи земель заповедных, майоратных (для примера и сам Столыпин продал своё нижегородское имение Крестьянскому банку); понижением платежей по ссудам, увеличением кредита, – но главнее: свободою выхода из общины. Невыносима дальше необходимость всем подчиняться одному способу ведения хозяйства, невыносимо для хозяина с инициативой применять свои лучшие склонности к временной земле. Постоянные переделы рождают в земледельце беспечность и равнодушие. Поля уравненные – это поля разорённые. При уравнительном землепользовании понижается уровень всей страны, и сельскохозяйственный, и общекультурный. Занося руку разрушить земельную общину, ещё бы Столыпин не знал, сколько государственных актов перед тем были направлены – общину сковать и заморозить. Даже Николай I настойчиво вёл земельную программу, не отличимую от мечты нынешних эсеров: равномерное (по дворам, по сёлам, по волостям, по уездам и даже по губерниям) наделение землёй и периодические переделы по переписям. Попытки в конце его царствования в виде опыта расселять государственных крестьян на семейно-подворных участках были остановлены при Александре II. При освобождении крестьян от помещиков хотя и видна была несуразность оставить их в зависимости от общины, но сделали именно так (сохраня теоретический выход: выйти единовольно после уплаты всех выкупных платежей; но почти никто не нашёл сил выкупиться так, а в конце царствования Александра III и этот выход запретили – пока все выкупы были прощены царским махом осенью 1905). Русские цари один за другим таили недоверие к самому трудолюбивому и обширному классу, на котором зиждилась страна. Не доверял крестьянам и Александр III, запрещая даже простой раздел крестьянского двора без согласия общины, специальными указами напоминая неотчужденье надельных земель (и как раз после голода 1891, когда ожидался бы вывод противоположный!), стесняя робкие права деревенских сходов властью дворянских начальников – властью штрафов, арестов и даже розог. |
| (Перевод Г. В. Глазыриной по Воег 1888. 194, 196) Х.5. «Сага о Стурлауге Трудолюбивом Ингольвссоне» Сага создана около 1300 г. неизвестным автором и относится к числу наиболее популярных древнескандинавских произведений, о чем свидетельствует большое число дошедших до нас рукописей – сорок три списка от рубежа вв. до первых десятилетий XX века. Сюжет «Саги о Стурлауге Трудолюбивом» («Sturlaugs saga starfsama Yngolfssonar») динамичен. Действие происходит на севере Европы – от Норвегии до Бьярмаланда. По тексту прослеживается кропотливая работа ее авторов по согласованию сведений, почерпнутых из произведений различных жанров. Ими были использованы многие саги «Круга Земного» Снорри Стурлусона, «Сага о Торстейне, сыне викинга», «Сага о Хрольве Пешеходе», «Сага о Карле Великом», популярные в средневековье труды Исидора Севильского , Адама Бременского, Саксона Грамматика. Текст саги сохранился в двух редакциях: пространной редакции А и краткой редакции В. Древнейшая рукопись редакции А – AM 335 4to, 1v-11r, датирующаяся рубежом вв., – долгое время считалась непригодной для публикации из-за ее плохого состояния. Новый метод анализа с использованием фотографии в ультрафиолетовом свете, позволил издателю этой рукописи О. Зитцельсбергеру (Zitzelsberger 1969) восстановить и прочесть, казалось бы, навсегда утраченные фрагменты текста древнейшей рукописи. Редакция В была создана не ранее конца XVI века. В ней сюжет изложен более лаконично и последовательно. Основная рукопись этой редакции – AM 567 XXI 4to, датирующаяся рубежом вв. Переводы выполнены на основе редакции А. Фрагменты 2, 3, 4 приведены по обеим редакциям. Издание: Sturlaugs saga starfsama//The Two Versions of Sturlaugs saga starfsama/A Decipherment, Ed. and Transl. of a Fourteenth Century Icelandic Mythical-Heroic Saga by Otto J. Zitzelsberger. Dusseldorf, 1969. P. 8–29, 358–376. Переводы: Рыдзевская 1978. С. 85 (фрагмент); Глазырина 1996. С. 121–173. Литература: Zitzelsberger 1969. S. 1–6; Simek, Hermann Pálsson 1987. S. 338; Zitzelsberger 1993. P. 614–615; Глазырина 1996. X.5.1 805 |
| 711 Вот свидетельство Афанасиево: «что Слово – вечно, соприсуще Отцу и есть собственность не иной, но Отчей сущности, или ипостаси, как изрекли бывшие на соборе, можно еще вам слышать и у трудолюбивого Оригена . Если он нечто писал в виде спора и состязания, то нужно принимать это не за его собственный образ мыслей, но за мудрование тех, которые усиленно с ним спорили. Собственный же образ мыслей этого трудолюбивого мужа (нужно искать) там, где он излагает их в виде определений» (De decret. Nic. synod, n. 27). 713 Каким образом учители церкви так легко переходили от резкого обособления лиц божеских к признанию полного их единосущия, это объясняется тем, что им всегда присуща была мысль о нераздельности божеских лиц, даже и тогда, когда их слишком резко обособляли и разграничивали. Замечательный образчик в этом отношении представляет образ воззрения Зенона веронского , жившего около времени Оригена . Отца и Сына он сравнивал с двумя морями, но представлял эти моря соединенными между собой проливом (De Genes, serm. 1. in Bibl. maxim. T. III. ed. Lugdun. 1677, p. 359). 726 Ibid. n. 19. Нужно заметить, что и другие учители этого времени, будучи в духе православными, употребляли подобные же выражения о Сыне, которые могли быть истолкованы в смысле арианском, но это делалось ими чисто случайно и ненамеренно, вследствие только недостатка установленности в терминологии, а также недостатка той осторожности в употреблении терминов, которой впоследствии научила всех упорная борьба с арианами. Так, по свидетельству Фотия, Феогност, когда говорил о Сыне, называл Его κτσμα (Bibliothec. codex. 106). Но св. Афанасий считал его вовсе неповинным в арианском иносущии Сына, и в пользу его веры в единосущие указывал на следующее место в его сочинении Υποτυπσεων: «Не вовне создана сущность (οσα) Сына, и не из несущего произведена она (ουδ κ μ ντων ποιχθη), а из сущности Отца (αλλ κ τς του Πατρς ουσα), подобно сиянию от света, или пару от воды» (Athanas. De decret. nicen. Synod, n. 25). Другой ученик Оригенов , Пиерий, по свидетельству Фотия же, говоря об Отце и Сыне, выражается, что Они суть две субстанции и натуры (οσας δο κα φσεις δο), но это он делал, как видно из предыдущего и последующего, с целью обозначить два лица, употребляя только слова ουσα и φσις вместо πστασις, а не как делали это ариане (Bibliothec. codex. 119). |
| Как дар Божий, вода эта имела сладкий и приятный вкус, и, в благодарность за нее, принесены были тотчас же «жертвы благодарения». «О сем повествуют, добавляет Иосиф, св. книги, в Иерусалиме хранимые, что Бог подлинно все сделал так». Приближаясь к земле Ханаанской и готовясь из необитаемых пустынь перейти в населенные местности, Евреи скоро должны были столкнуться с их воинственными и задорными обитателями. Правда, большинство из них чувствовали вначале страх пред Израилем, внушенный известиями о последнем, уже дошедшими до них после гибели Фараона со всем войском в волнах Чермного моря ( Исх.15:14–15 ), но этот же самый страх, чем он был больше, вызывал и лежал в основе тем большего отчаянного и сопротивления, потому что затрагивал столь могучий инстинкт самосохранения. Общность угрожавшего от Евреев несчастия сплотила доселе разбредшиеся туземные племена, которые успели быстро обменяться переговорами и посольствами и порушили учинить общее нападение на выходцев из Египта. 268 Иосиф называет зачинщиками в этом деле Амаликитян, обитателей Говолиты и Петры, храбрейших из всех своих соседей, – которые придумали для своих союзников самый зажигательный, но в то же время и небезосновательный мотив для вооруженного нападения. Они выставляли именно на вид, что выходцы из Египта, усилясь более войском и имением и ободрясь их медлительностью, все равно нападут сами, и лучше предупредить это, чем положиться «на-авось», чтобы потом раскаиваться в непредусмотрительности и излишнем доверии к неведомым пришельцам. Для Моисея это было предметом неожиданности и печали; тем более смутились сами Евреи, мало подготовленные к такой борьбе, и изнуренные опасностями пути. Тем не менее, Моисей скоро нашелся. Он подкреплял всех упованием на Бога, доселе с очевидностью являвшего им во всем Свою помощь; напоминал, что «брань» с голодом, жаждой и морем была гораздо хуже и труднее: наконец, собрал начальников и в короткое время одушевил их так, что они сами просили вести их не врагов. Моисей выбрал Иисуса Ефремлянина – мужа, по словам Иосифа храброго, трудолюбивого, красноречивого, мудрого, находчивого, набожного, послушного Моисею, – и поставил его во главе сформировавшегося войска, в состав коего вошли все способные к войне, за исключением слабых, служивших, впрочем, для прикрытия жен, детей и стана. |
| Я же ни наказаний в здешней жизни не осмелюсь относить во всяком случае к пороку, ни спокойного состояния — к добродетели. Правда, бывает и здесь такое мздовоздаяние, и конечно, для некоторых полезных целей, дабы, с одной стороны, бедствия злых людей останавливали стремление порока, а с другой, благоденствие добрых облегчало путь добродетели, но это бывает не всегда и не вполне. Полное мздовоздаяние принадлежит единственно будущей жизни, где одни получат награды за добродетель, а другие — наказания за порок. Восстанут, ибо сказано, «эти в воскресение жизни», эти «же в воскресение осуждения» (Ин.5:29). А для настоящей жизни — другой закон, другое ведение. Впрочем, и в настоящей жизни все направлено к будущей. И что кажется нам неровным, — без сомнения, выравнивается у Бога. Подобно этому в теле есть части выдавшиеся и впалые, великие и малые, также на земле есть места возвышенные и низкие; но все это, во взаимном соотношении, образует и представляет нашим взорам прекрасное целое. Равно и у художника, сначала нестройное и неровное вещество, потом является весьма искусно обделанным, когда из него устроится какое-нибудь произведение; после чего и мы, увидев это произведение в совершенной красоте его, понимаем и признаем искусство художника. Так не будем же почитать Бога таким несовершенным художником, каковы мы; не будем находить неустройства в управлении миром потому единственно, что нам неизвестен образ управления. Но мы, — если нужно представить в подобии состояние нашего духа, — мы немного отличаемся от людей, страждущих на корабле тошнотой и головокружением, которые, кружась сами, думают, что и все кружится. Точно таковы те, о которых мы говорим. Они не хотят, чтобы Бог был мудрее их, когда у них кружится голова от недоумения о каком-нибудь происшествии. Вместо того, чтобы или самим потрудиться в изыскании причины его, в той надежде, что, может быть, трудолюбивому исканию откроется истина, или посоветоваться об этом с людьми, которые мудрее и духовнее их, так как и мудрость есть (одно из дарований, «и не у всех такое знание» (1Кор.8:7), или чистотой жизни уловить ведение и поискать премудрости у истинной Премудрости; они — какое невежество! — хватаются за то, что ближе к рукам, клевещут, будто все в мире делается без причины, потому только, что сами ее не видят и, таким образом, от своего невежества делаются мудрецами или от излишней, так сказать, мудрости, становятся лишенными мудрости и несмысленными. |
| А теперь, здесь все мы, труждающиеся и обремененные, плаваем по житейскому морю, обуреваемые множеством всяческих зол и бедствий, не находя себе нигде верного пристанища. Вражда и раздор между людьми, внутренний разлад людей с самими собою, кровавые войны, голод, мор, и болезни, плачевное социальное положение миллионов людей, влачащих самое жалкое существование, без всякой надежды на улучшение своего положения, – вот картина человеческого счастья, с тех пор, как запомнят себя люди! «Каждое столетие, может быть, каждое десятилетие человечество развивается более и более обогащается новыми знаниями, новою опытностью, изобретает множество новых средств против того или другого из физических и нравственных зол, удручающих его. Но что же – зла в мире действительно становится меньше? Нужды, болезней, страданий в наше время меньше, чем было за 100, за 200, за 1000, за 5000 лет назад? Едва ли какой-либо серьезный и искренний мыслитель и наблюдатель человеческой жизни стал бы с решительностью отвечать на этот вопрос утвердительно. Зло человеческой жизни – горе и страдание всякого рода как будто растет со средствами, изобретаемыми против него» 62 . Среди этих бедствий и зол жизни нас стараются утешить тем, что если страдают и мучаются отдельные личности человеческие, за то целое человечество идет вперед, развивается, совершенствуется, и ценою частных страданий покупается общее благо человечества, которое и достигнет некогда всеобщего благоденствия. Таким образом каждый из нас – страдальцев может сказать вместе с трудолюбивою пчелою: И моего тут капля меду (правда, пока еще будущего) есть! Печальное утешение! «Цель истории заключается не в личном удовлетворении, а в общем благе; общее же благо состоит в разнообразии и гармоническом единстве частей, а не в равном для всех развитии и распределении жизненных средств. Всеобщее равенство никогда не может быть для нас идеалом, потому что оно противоречит природе вещей и человека. Если бы мы даже представили себе, что человечество достигло наконец идеального блаженства, равно простирающегося на всех, то все же позднейшие поколения были бы привилегированными в сравнении с предыдущими. |
|
|
