| В стихах св. Григория звучит призыв к добродетельной жизни и аскетизму, в них часто говорится о благодати и о церковных таинствах. Они нередко проникнуты чувством любви и отеческой заботы о близких ему людях. Особую важность и значительность поэзии св. Григория мы видим в том, что она позволяет нам приблизиться к пониманию личности одного из величайших греческих богословов. Ни один из восточных отцов не раскрывал до такой степени внутренний мир своих переживаний и сомнений, разочарований и надежд 8 . А.Б. Кайо (а следом за ним и Минь) подразделяет стихи св. Григория Богослова на две книги. Первая содержит «Богословские стихотворения» и в свою очередь разделяется на две части (sectiones) – «догматическую» и «нравственную». В первую из них включены гимны Богу Отцу, Сыну, Святому Духу, а также стихотворения, касающиеся вопросов онтологии, антропологии и действия промысла Божия; ко второй части принадлежат стихотворения преимущественно дидактического характера, они посвящены аскетической проблематике, вопросам христианской этики и морали 9 . Вторая книга, по объему значительно превышающая первую, содержит так называемые «Исторические стихотворения», и разделена на две части: «Стихи о себе самом» и «Стихи к другим». Первая часть весьма автобиографична и исполнена живого чувства; ко второй же относятся стихотворные произведения, написанные по особому случаю, как, например, «Советы Олимпиаде», сочиненные по поводу ее свадьбы. Далее следуют 128 коротких эпитафий и 94 эпиграммы, написанные в традиционном эллинистическом стиле Греческих антологий, несомненно, имевших влияние на св. Григория-поэта. Адресаты этих последних произведений по большей части нам неизвестны, и можно предположить, что в эту часть корпуса св. Григория вошло некоторое количество неподлинных, приписываемых ему стихов. В виде приложения к стихотворному корпусу, изданному А.Б. Кайо, была помещена трагедия «Страждущий Христос»: этот текст, который на протяжении долгого времени без достаточных оснований приписывался св. Григорию, представляет собою центон, составленный из стихов, взятых из произведений Еврипида, и предположительно атрибутируется XI или XII столетием 10 . |
| – Спокойно жили, оттого и подолгу. Да и климат здоровый. А знаешь, как от цинги они лечились? Мне Иринарх рассказывал: еловый отвар пили и, взяв увесистое бремечко дров, раз по пятнадцать в день на колокольню поднимались… «Крови разгоняли», говорит… И помогало. Вот и конец монастырских могил. На краю несколько новых, одни с крестами, другие без крестов. Дальше, впереди, никогда не закрывающийся, отверзлый зев «общей»: свалят мертвецов, слегка засыплют землей и известкой и снова добавляют на следующий день… В «шестнадцатую роту» всегда идет пополнение. – Посмотрим, кто крайний в этой очереди, кого последнего похоронили с крестом? Вот он, на углу общей. Читай, есть надпись. На простом кресте, сбитом из неоструганных еловых обрубков с уже окаменевшими смолистыми слезами, была прибита дощечка, а на ней выжжено раскаленным гвоздем: Генерального штаба полковник Даллер. (умер) 17 ноября 1923 года Я не первый воин, не последний, Будет долго Родина больна. Помяни за раннею обедней Мила друга верная жена. – Ишь, из Блока эпитафию взяли… Думал ли он, Александр Александрович, что сюда эти строки попадут? А? Вряд ли… Только ведь это, пожалуй, попочетнее, чем в «Весах» и в «Аполлоне» напечатанным быть… Как думаешь? Кто писал, интересно? – Свои, генштабисты, надо полагать. – Вряд ли. Они дальше «земли пухом» не раскачались бы. А, впрочем, разный теперь народ пошел. Ты его знал? – В Бутырках вместе в 78-ой сидели. И приехали сюда вместе. Тебя еще не было тогда. Его Ногтев на приемке из карабина шлепнул. Я за ним третьим стоял. Вторым – Тельнов. – Значит, теперь твоя очередь. Тельнова вчера израсходовали. – Что ты врешь! Я с ним вчера вместе ужин брал! – Ну, и брал… А после ужина его взяли. По предписанию Москвы. А в расход вывели вечером, когда мы у Мишки Гайдна слушали… Очень просто. Так ты говоришь, за Даллером тогда стоял? Страшно было? – Было. – Очень? – Очень. – А хочешь, я тебе самое страшное расскажу? Такое, что пострашнее самой шлепки? Идем. Сесть бы где-нибудь… На гроб разве? |
| Поливанов родился 28 февраля (12 марта) 1891 года. 25 января 1938 года он был расстрелян. Посмертная реабилитация пришла к ученому лишь в 1963 году. Вениамин Александрович Каверин написал о Поливанове такие строки: «И сам Е.Д. Поливанов, и то, что он сделал, и его судьба – необыкновенны и должны войти в историю русской науки». Слова эти звучат как эпитафия. Но нет могилы, на которой мог бы быть установлен памятник Е.Д. Поливанову, а на нем – начертаны эти строки Каверина… Забегая вперед, хочу сказать, что несмотря ни на какие преграды и противодействия неосталинистов, неомарристов (противодействие это – не миф, знаю о нем на своем личном опыте, чуть не ставшем горьким…), истина все же торжествует. И легендарный профессор Поливанов занимает ныне одно из наиболее почетных мест в истории нашей филологии (хотя огромный его вклад в науку до конца еще не оценен и даже не полностью известен, а многие рукописи безвестно канули в бездонные подвалы НКВД или уничтожены их хозяевами). И я просто по долгу совести обязан самым добрым словом вспомнить и назвать тех советских ученых, которые способствовали торжеству справедливости в отношении Евгения Дмитриевича: это – В.М. Алпатов, Ф.Д. Ашнин, В.П. Григорьев, В.К. Журавлев, С.И. Зинин, Вяч.Вс. Иванов, Л.Р. Ройзензон, А.Д. Хаютин и другие. Конечно, совсем особая роль в исследовании научного наследия Поливанова принадлежит нашему уважаемому современнику Вячеславу Всеволодовичу Иванову, другу Пастернака, лауреату Ленинской премии, народному депутату СССР, академику. Он был не только «подписантом» 60-70-х годов, не только был изгнан из МГУ в 1959 году «в рамках антипастернаковской кампании»; это именно Вячеслав Всеволодович, движимый вечной идеей справедливости, заставил неуклюже оправдываться бывшего генерального прокурора СССР А.Я. Сухарева прямо во Дворце съездов Кремля при ответе на вопрос об участии Сухарева в гонениях на советских диссидентов… Хочу подчеркнуть, что еще до официальной реабилитации Евгения Дмитриевича Вяч.Вс. Иванов опубликовал в журнале «Вопросы языкознания» 3 за 1957 год) статью «Лингвистические взгляды Е.Д. Поливанова» (замечу также – с первой библиографией трудов Е.Д. Поливанова). |
| Вот такое письмо было, почти под Есенина. И когда я пришёл в институт, то уже не боясь, со сцены читал Блока, Шолохова, какой-то свой набор. И так мне повезло, что преподаватели мои, видя, что я совершенно первобытный парень, ставили мне хорошие оценки только за то, что на их вечерах я хорошо выступал. Вот вам курьёзный случай: на экзаменах, то ли по марксизму, то ли по языкознанию- уже не помню, я долго нёс какую-то чушь, глупость полную. А преподаватель мне говорит: «Вы совсем ничего не знаете, но вчера вы хорошо читали Твардовского». Это меня спасло. Как ни странно, но то, что я меньше всех знал и был очень любознательный, живой, но мало образованный, очень помогло мне шагнуть вперёд, потому что я видел, что очень сильно отстаю. От той же Гали Арбузовой, про которую ребята шутили, что два её папы дают ей крупные деньги на мелкие расходы. А два папы- это Паустовский и Арбузов. Но её это нисколько не портило, она была очень простой и красивой девчонкой. — А каков был мир Литинститута той поры? -Очень насыщенный. Сегодняшним студентам, извините, до нас далеко. У нас выпускалось на курсе три газеты. Общая институтская газета называлась «Мастерство», и две – только нашего курса. Названия уже стёрлись, а вот стихи остались. Лёнька Завальнюк написал как-то: « Плачьте солдаты, Плачьте, матросы- Погибла Галя,….. Отрезала косы» Это Арбузова появилась с короткой стрижкой. И про всех нас там были смешные и остроумные вещи. Например, мы писали друг на друга эпитафии. Была у нас такая девочка- Лора. Про неё написали : «На камне лира- Под камнем – Лора». Тот же Завальнюк. И потом Лев Ошанин – у которого я учился, задавал нам темы стихов. И у кого-то промелькнуло: «осторожно-листопад!» Это стало темой, и Завальнюк написал хорошую песню, ставшую популярной: «Ну, а если я женат? – Осторожно – листопад!» У нас было очень трогательное отношение к ребятам, писавшим музыку. Нас посылали на картошку, и там очень ценилась самодеятельность. Тогда ректором был Серёгин – человек суровый. |
| Шишков прочувствовал фактуру суворовского чуда – в его эпитафии присутствует солдат-богомолец, стоик и любимец славы. Ключом к разгадке суворовского феномена у Шишкова становится «непохожесть» полководца на других смертных, контрастные образы, царапающие читательское воображение. Каждая строка стихотворения раскрывает новую грань этой «непохожести». Думаю, что создатели кинобиографии Суворова в своей фактической неправоте оказались правы психологически: Суворову бы понравилось шишковское стихотворение, он поставил бы его в ряд со своими любимыми творениями Державина, античных поэтов и макферсоновского Оссиана, которого Суворов любил по переводу Ермила Кострова. Заслуживает внимания и шишковская «Надпись к памятнику Суворову на Царицыном лугу» (заметим, что Хвостов после установки памятника Суворову написал, ни много ни мало, оду скульптору Козловскому): Для обращения всея Европы взоров На образ сей, в меди блистающий меж нас, Не нужен стихотворства глас; Довольно молвить: се Суворов! Мы не сумели, не посмели забыть про Суворова. Только в русской культуре мы встречаем всеобщее преклонение перед героями прошлых веков, которые остаются для нас уроком и сокровенной притчей. Почитание Суворова в народе – это настоящее чудо. Александр Васильевич окрыляет, вдохновляет и превращает в победителей тех, кто открывает ему сердце. Для современных русских людей Суворов значит больше, чем, скажем, Нельсон для англичан. Его не затмили герои стадионов, блокбастеров и рекламных роликов… В начале XXI века хорошие стихи памяти Суворова написал Алексей Коровин: Мая шестого дня Колокола соборов Жаловались, звеня. Так умирал Суворов, Воин, всю жизнь в строю Родине прослуживший, Ни перед кем в бою Знамени не сложивший. Шестого дня – это, конечно, по старому стилю. А в наше время панихиду по Александру Васильевичу Суворову служат 18 мая. Вознесутся к небу молитвы и из московского «суворовского» храма Феодора Студита, что у Никитских ворот, и из десятков других церквей по всей России… |
| Правда, объем сведений уже таков, что на какую-то творческую работу, на историческую (а подчас и редакторскую, хотя это пока только редкие исключения) правку времени не остается. Вот почему я не раз предлагал начать издавать книги по собранным на сайте материалам. Подготавливая книги можно было бы заняться и правкой, и редактурой, и проверкой, и дополнениями. Но гораздо важнее другое. Википедия формируется также, как формируются обычные печатные энциклопедии. Некая группа людей решает, что важно, а что - нет. Кто достоин упоминания, а кто - нет. Никто не будет включать в энциклопедию простого, ничем не отличившегося священника, или монаха, или сторожа при церкви. А я включаю в свою базу. На сайте есть такие биографии: " родился тогда-то, работал, скончался тогда-то, был православным " (сын недавно прислал такую биографию своего отца). Более того, это главное, чем я хотел и хочу заниматься на сайте. Меня лично гораздо меньше интересуют биографии людей известных. О них есть кому писать. Знаете почему я не люблю заниматься биографиями известных людей? Их достижения закрывают их жизнь. А у людей " простых, обычных " только и есть, что их жизнь. И то удивительное, прекрасное, если хотите даже нравоучительное, что есть в жизни большинства людей, у них лежит на поверхности. 4. Но ведь от таких людей чаще всего остаются только две даты и больше ничего? А тут надо уметь видеть. Даже если две даты и эпитафия. Если ходить по старому кладбищу, знаете сколько историй можно увидеть за простыми датами? Вот лежит муж, а вот жена, умершая через день, вот ребенок, а вот пережившая на многие годы его мать. Роман можно написать! 5. Как же Вы тогда собираете биографии? База данных " РП " состоит из пяти частей - святые, архиереи, монашество, белое духовенство, миряне. Самые большие части - раздел архиереев (3187 имен) и раздел белого духовенства (3600 имен). С 1998 по 2008 год в базу персоналий введено около девяти тысяч имен. Всего в базе сейчас более 11 тысяч человек. Абсолютное большинство биографий взято из книг, рукописей, архивов, периодических изданий. Кроме того, по весьма приблизительным данным: из Интернета взято порядка 400 биографий, более 300 прислано мне посетителями сайта. Большая часть этих биографических сведений - о предках, которые были священниками в 19 - начале 20-го века. Есть люди, которые сами формируют свои биографии и вносят в них изменения. |
| – Н-ну? – изумился молодой человек и икнул. – Почему же это, хотел бы я знать? – Потому что не пустят. Скажут: куда, пьяная морда, лезешь? – Это кто же морда-то? Скажем: две пьяные морды. – Да еще по шее накладут, – ехидничал старик. –О? – Да протокол составят. –О? – все больше таращились глаза молодого человека. – Да в титы. Посиди, голубчик, охладись, а то чувствителен больно. Молодой человек задумался и торжественно провозгласил: – Я с вами больше незнаком, потому что вы вредный человек. Несмотря на то что эту торжественную формулу он заключил новой звучной икотой, видно было, что он огорчился и весь как-то потускнел, точно по его блаженству прошлись сапожной щеткой. Я понял теперь и причину этого омраченного блаженства: оно было тем отпечатком, который накладывают на человека ласки и поцелуи любимой женщины. Но на что злился старик? – Какой мрачный господин, – сказала шепотом девушка, очевидно, намекая на меня. Мне было приятно, что я замечен и что, главное, замечена моя мрачность. Пусть хоть пожалеют меня эти милые люди, – меня, у которого нет любви. – Бабушку схоронил, – предположил юноша. Это предположение было поразительно глупо. Кто бывает так мрачен, схоронив бабушку, и почему именно бабушку, а не дедушку? – Ха-ха-ха! – звонко рассмеялась девушка, но сейчас же, с своим обычным переходом к милой серьезности, добавила раскаивающимся голосом: – Быть может, он болен, а мы смеемся. Это была эпитафия, с которой меня снова опустили в пучину небытия, откуда извлекли на одну минуту, чтобы моя мрачность ярче оттенила их светлое счастье. И снова повелся ими серьезный, деловой разговор о загранице, о медицинском институте, о правилах приема в него, о книжках прочитанных и тех, которые нужно еще прочесть, а в этот разговор врывалась шаловливым лучом милая и пустая болтовня, легкая и красивая, словно белая пена на поверхности золотистого крепкого вина. Весь мир казался им пустяком, и каждый пустяк был целым миром. Чувствовалось то благоговейное внимание, с которым эта высокая, красивая девушка ловила каждое слово, которое скупо, как драгоценность, выпускал длинноволосый юноша. |
| Многие исследователи в нем видят некоторую срытую политику пренебрежения к греческому. Что, мол, для автора это было последним средством. Однако, как это часто происходит, читая между строк текста, забывают о самом тексте. А в самом тексте черным по белому написано, что автор не смог найти никого, кто бы писал на “еврейском”!!! Это написанное на хорошем греческом письмо – еще одно свидетельство проникновения греческого даже в националистическую иудейскую среду. Кроме всего этого, нельзя не отметить еще один (на мой взгляд, более чем показательный факт). Профессор Питер Ван дер Хорст провел изучение более 1600 еврейских надгробнных эпитафий (периода 300 до РХ. – 500 после РХ). В одном из самых авторитетных журналов, занимающимся вопросами библейской археологии Biblical Archaeological Review от подводит удивительные выводы своей работы – из всех эпитафий – 70% на греческом языке, 12% на латинском, 18% на арамейском или иврите. В Палестине – две трети эпитафий на греческом языке. В Иерусалиме более 40 % эпитафий на греч языке («Jewish Funerary Inscriptions -- Most Are in Greek,» Pieter W. Van Der Horst, BAR, Sept.-Oct.1992, p.48). Сегодня есть возможность познакомится с монографией Ван дер Хорста по этому же вопросу в сети 11 . Вообще очень интересная работа, касающаяся вопросов языка, стилистики и содержания еврейских эпитафий. 2) Внутренние свидетельства текста. Как ни парадоксально, но в Евангелии от Иоанна (при всем богатстве содержания) самый простой и самый бедный греческий язык из ВСЕХ книг Нового Завета. В совокупности используется только 1100 лексических единиц (для сравнения это столько же, сколько по программе школьник должен выучить английских лексических единиц в шестом классе). По соотношению количества лексических единиц к количеству написанного текста Евангелие находится на последнем месте из всех Новозаветных книг (наиболее богатый язык – Лука-Деяния, а так же отдельные Послания ап. Павла). В Евангелии используются самые простые грамматические конструкции по сравнению со всеми остальными книгами Нового Завета (Наиболее сложные опять-таки в Деяниях и у ап. Павла). Самым распространенным способом связи является сложносочиненная связь (Это, кстати, вообще один из показателей того, что язык не является родным. Даже когда люди осваивают лексику и фонетику чужого языка, преимущественным способом связи в предложениях остается сложносочиненная связь). О принципах цитирования Ветхого завета мы уже говорили, можно еще отметить наличие в речи гебраизмов (слов, имеющих явно еврейское (или арамейское) происхождение). |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла ИУЛИАН [итал. Giuliano] (V-VI вв.), св. (пам. зап. 23 нояб.), еп. г. Лаус-Помпея (ныне Лоди-Веккьо, Италия). Основной источник сведений об И.- хроника мон-ря св. Петра в Лоди-Веккьо, составленная вскоре после 1222 г. мон. Ансельмо да Вайрано, в которой сообщается о погребенных в монастыре древних епископах Лаус-Помпеи. Согласно хронике, И. был «3-м епископом в Лаусской Церкви до блаженного Бассиана, управлял... немного менее 19 лет, как значится в его эпитафии, что находится над его алтарем». Далее в хронике приведен сильно искаженный текст эпитафии, известный также по копии антиквария Оттавиано Виньяти (XVI в.). Согласно реконструкциям Ф. Савио и А. Каретты, в эпитафии содержится призыв от лица покойного не скорбеть о его кончине, а также хронологические указания (И. пребывал на кафедре 18 лет, 6 месяцев и 10 дней, скончался в возрасте 82 лет, похоронен 25 сент., индикта 13). Исследователи признают достоверными сведения о епископе Лаус-Помпеи по имени Иулиан, однако время его жизни трудно определить. Указание Ансельмо да Вайрано на то, что И. был 3-м епископом в Лаус-Помпее до Бассиана (fuit tercius episcopus in ecclesia Laudensi ante beatum Bassianum), допускает различную интерпретацию: И. был либо 3-м по счету предшественником св. Бассиана (кон. IV - нач. V в.), либо 3-м епископом Лаус-Помпеи. До кон. XIX в. исследователи полагали, что И. жил при св. имп. Константине I Великом (306-337). Так, согласно А. Чизери, И. был 4-м епископом Лаус-Помпеи и занимал кафедру между 305 и 324 гг. Он «уничтожил идолов, воздвиг священные храмы, рукоположил священников, распределил приходы, утвердил благие уставы для управления Церковью». От свт. Сильвестра I , папы Римского (314-335) и имп. равноап. Елены († после 327/28, ранее 337) И. получил богатые дары для базилики св. Петра в Лаус-Помпее. Попытку критического анализа предания об И. предпринял в XVIII в. болландист Корнель де Би (ActaSS. Oct. T. 6. P. 59-64), однако первоисточники сведений были ему неизвестны. В кон. XIX - нач. XX в. Ф. Савио, А. Манцини и др. исследователи доказали недостоверность средневек. традиции, согласно к-рой 1-м епископом Лаус-Помпеи был Иаков, иногда отождествлявшийся с ап. Иаковом. По их мнению, 1-м известным епископом Лаус-Помпеи был св. Бассиан, сподвижник свт. Амвросия Медиоланского, тогда как деятельность И. следовало отнести к более позднему периоду. Савио датировал эпитафию И. V-VI вв., предположив, что святой скорее всего жил в это же время (Archivio Storico Lombardo. Ser. 4. 1906. Vol. 5. P. 366-369). Ф. Ланцони согласился с предложенной Савио датировкой эпитафии, но воздержался от попыток уточнить время деятельности И. С т. зр. А. Каретты, в эпитафии содержатся указания на варварские вторжения и др. бедствия, что позволяет отнести возведение И. на кафедру к 427 г., а кончину святого - к 12 окт. 445 г. |
| Недолгий период настоятельства Г. отмечен продолжением каменного строительства в Воскресенском мон-ре. 17 июля 1682 г. в юж. части храма Воскресения Христова, близ колокольни, «благоусердным тщательством» царевны Татианы Михайловны был заложен придел во имя свт. Николая Чудотворца и водружен крест на месте буд. престола. (Г. особо почитал свт. Николая и в бытность строителем посвятил ему 2 духовных песнопения. Кроме того, создание этого придела, посвящение к-рого связано с седмичным кругом богослужения, явилось продолжением замыслов патриарха Никона о храме Воскресения Христова как о соборе Всех святых с 365 престолами, соответствующими годичному кругу богослужения.) В период настоятельства Г. шло строительство также на московском подворье. Г. просил царя о передаче подворью кирпича, свай и извести, приготовленных для сооружения в Москве уличных каменных оград. Все материалы были отданы обители «безденежно». В последние месяцы жизни Г. присутствовал на архиерейской хиротонии (5 февр. 1682), участвовал в чине венчания на царство Иоанна и Петра Алексеевичей (25 июня того же года) - вместе с архимандритом Саввина Сторожевского мон-ря Г. нес на блюде шапку Мономаха. Настоятельство Г. ознаменовано драгоценными вкладами в обитель. В 1681 г. Иоанн Шушерин , ученик и жизнеописатель патриарха Никона, пожертвовал серебряный вызолоченный крест с частицами мощей мн. святых, украшенный алмазами, изумрудами, рубинами и жемчужной обнизью. 30 нояб. 1682 г. цари Иоанн и Петр Алексеевичи дали вкладом в мон-рь серебряное панихидное блюдо (ныне в Историко-архитектурном и художественном музее «Новый Иерусалим»). Белокаменная плита с эпитафией архим. Герману (ц. Всех святых в Новоиерусалимском мон-ре). Фотография. 2005 г. Белокаменная плита с эпитафией архим. Герману (ц. Всех святых в Новоиерусалимском мон-ре). Фотография. 2005 г. Перед кончиной Г. написал завещание (ГИМ. Вахром. 451), в к-ром молил братию и буд. настоятеля сохранять в обители чин, установленный патриархом Никоном. Свои келейные книги, среди к-рых были киевские издания стихотворений Черниговского архиеп. Лазаря (Барановича) «Аполлон христианский» (1670) и «Лютня Аполлонова» (1671), а также книги на греч., лат. и польск. языках, Г. завещал иеродиак. Дамаскину и Шушерину. Г. был погребен под колокольней Воскресенского собора, в ц. во имя ап. Андрея Первозванного (переосвященной в 1690 в честь Всех святых), внутри к-рой в зап. стену была вмурована белокаменная плита со стихотворной эпитафией Г., сочиненной его духовным другом, настоятелем Воскресенского мон-ря в 1686-1698 гг. архим. Никанором. Ревновавший «всех житию святых», Г. описан в эпитафии как «присный отец» духовного стада, «рачитель писания хитроученый». |
|
|
